Пробуждение было пренеприятнейшим из всех, какие только доводилось испытывать. Несмотря на довольно слабый толчок в плечо, Кавех, очевидно, обессиленно уснув в первой попавшейся беседке, не удержал равновесие и свалился на холодную, пыльную плитку лицом, едва успев остановить падение руками, и то рефлекторно. От удара прошлась колючая волна боли, выбившая из легких звук, напоминавший шипение. С трудом разлепив глаза, мужчина раздраженно поджал губы, обнаружив, что практически уткнулся носом в до боли знакомые ботинки, которые сейчас, казалось, чересчур нагло поблескивали от дотошной чистоты.

— Не моя вина, что ты уснул на скамье, — словно останавливая грядущую лавину обвинений, заговорил Аль-Хайтам, отступив на шаг назад.

— Можно подумать, тебе было обязательно меня будить.

Не без труда Кавех поднялся, тут же схватившись за шею. Он зажмурился, начав ее осторожно массировать. От одного вида архитектора возникало сильное желание, как минимум, дать ему немного моры, потому что выглядел он не лучше бродяги. Перо почти выпало из волос, безвольно и будто бы грустно повиснув на одной прядке, рубашка помялась так сильно, что напоминала упаковочную бумагу для посылок, а под глазами Кави зияли темные синяки от явного недосыпа. Хайтам не то раздраженно, не то от неприязни повел щекой, едва слышно цыкнув. Он скептически оглядел с ног до головы своего соседа, а после легким движением извлек из кармана ключи.

— Да как...!? — Кави стал судорожно хлопать себя, словно не веря, что при нем не было его собственных ключей! — Где ты их нашел?

— На тумбочке, там, где ты всегда их оставляешь.

— Но я точно помню, как брал их вчера с собой.

— Взять их в руки — не означает не забыть в доме в конечном итоге, — сухо парировал Хайтам, не настроенный слышать в сотый раз одно и то же упрямство, вместо признания очевидного факта: его сосед был неряшлив и рассеян.

— О, Архонты, перестань, просто отдай их!

Кавех всегда вспыхивал в те моменты, когда оказывался перед кем-то в долгу, а потом еще и выслушивал наставления, будто бы они значили для него хоть что-то. Архитектор потянулся вперед, намереваясь вырвать ключи и закончить этот бессмысленный разговор, но Хайтам ловко отдернул руку, не позволив это сделать, чем заставил мужчину буквально подавиться от нахлынувшей злости. Он только и мог, что ошарашенно сверлить взглядом изумрудные, поблескивающие ответной агрессией глаза, но она хотя бы была контролируемой, что не скажешь о закипающем Кавехе: его ночь прошла на улице, еще и проспал он от силы пару часов, а пробуждение было далеко не из приятных, не говоря о том, что все тело ломило после жесткой скамейки, а его наглый сосед окончательно потерял совесть.

— Отдам при одном условии.

— Условии? Смерти моей хочешь? — архитектор возмущенно сложил руки на груди, но все же замолчал, быстро осознав, что у него нет иного выбора, и придется согласиться, что бы Хайтам от него не потребовал. Он прекрасно видел, как на его лице уже было написано раздражение похлеще, чем у Кави. Вечно идеальный и сосредоточенный секретарь Академии сейчас и сам казался измотанным, тень усталости тронула его лицо, а брови были заметно нахмурены. Такой явной эмоциональности мужчина обычно был обделен.

Хайтам помолчал еще пару секунд, желая убедиться, что взбалмошный сосед не начнет его перебивать, успев придумать еще несколько злостных обвинений в его сторону, а после спокойно продолжил:

— Ты закончишь свой проект за месяц.

— Что!? — Кавех возмущенно всплеснул руками, будто услышал самую наглую дерзость во всем Тейвате. — Я думал, что у человека, закончившего Академию, должно быть понимание серьезности работы архитекторов! Я приступил к проекту только полтора месяца назад, у меня едва готов чертеж!

— Готов, я видел его прошлой ночью. Ты опять забыл потушить лампу на столе, — казалось, в любом споре Хайтам будет спокойно парировать нападки собеседника, даже не реагируя на повышенный тон.

— Это первый чертеж! Я даже не отдавал его заказчику, а строители? Ни правок, ни проверки. Ты же знаешь, где именно нам выделили место для застройки: это болото! И ты еще рассчитываешь, что с этой проблемой возможно так быстро управиться?

— Ты мог отказаться от этого проекта.

— Вот еще, — Кавех оскорбленно задрал голову, нарочно отворачиваясь от Аль-Хайтама. — Как, по-твоему, я буду еще зарабатывать? — и прежде, чем мужчина успел услышать ответ, его будто осенило. — Погоди, а чего это тебя так волнуют сроки моей работы?

На мгновение мужчина задумался.

— Ты приносишь с собой слишком много грязи в дом.

Архитектор даже потерялся, не зная, что на это ответить. Фраза, звучавшая, как сухой факт, несла в себе тонкий подтекст оскорбления, либо же Кавеху это просто показалось. В груди отчего-то неприятно кольнуло: Хайтам делал ему одолжение, смотря свысока, хотя в тот момент, когда мужчина задумался, в мыслях проскользнула надежда, что его ответом будет нечто отдаленно напоминающее понимание. Нет, не заботу, это было уже чересчур. Но проект был действительно сложным, и архитектор бы охотнее взялся его закончить, если бы услышал подтверждение от коллеги, что что-то в этом заказе было подозрительно, чем получил смачный плевок в лицо.

Тяжело вздохнув, Кавех понял только одно: сейчас ему было просто жизненно необходимо попасть домой, а значит придется принять условия наглого соседа, даже если и для вида.

— Хорошо, твоя правда. Я закончу с проектом через месяц, а теперь отдай мне ключи.

Мужчина не успел протянуть руку, как в него полетел массивный брелок со львом. Он рефлекторно увернулся, поморщившись от звонкого и жалобного звука падения металла на холодный бетон. Проводив взглядом удаляющуюся фигуру, Кавех вымученно выдохнул и покачал головой, подняв ключи. На морде животного осталась тонкая, почти не заметная, но все же бросающаяся в глаза хозяина царапина.

***

Горячая вода приятно расслабляла болезненно ноющие мышцы, давая наконец возможность вздохнуть полной грудью. Впервые за все утро на лице мужчины заиграла слабая улыбка. Уголки губ лишь слегка приподнялись, но даже от этого Кавех уже выглядел намного свежее, чем утром. Освежающий аромат мыла с любимыми травами, бодрящий шум падающих капель на плитку, сквозь который пробивалось пение птиц, доносившееся через открытое окно. От легкого ветерка по коже прошлись мурашки. Он поежился, шагнув прямо под струю горячей воды, а затем опустил взгляд на свои руки: кожу неприятно пощипывало, будто на ней были мелкие ранки. Надо же, на пальцах и правда появились мозоли. Кави даже не заметил этого, как и не замечал, что на ногах и предплечьях практически въелась грязь.

Раздраженно взяв в руки уже влажную мочалку, архитектор стал осторожно тереть кожу, даже не почувствовав, как подрагивали от усталости пальцы. Он глубоко вздохнул, начиная вновь испытывать раздражение. А грязь между тем все никак не смывалась, так что мужчина начал остервенело шоркать плечи, пока они не покраснели.

— И что в этом болоте может быть таким марким!?

Прошедший месяц был весь, как в тумане. Кавех исправно мыл пол, обувь, принимал ванну, но никогда не был так внимателен к деталям. Возможно, все привычные действия он выполнял машинально, не предавая значения тому, что, возможно, требовалось чуть больше усилий с его стороны. Вполне вероятно, что и его постельное белье теперь в пятнах, пусть и выстиранных несколько раз. А его обувь? О, Архонты, это были его любимые туфли! Не могли же и они безвозвратно запачкаться!

От досады Кавех брызнул водой в разные стороны, всплеснув руками. С мочалки даже капнуло немного пены, растекшейся по коврику на полу. У него точно не было денег на новую пару обуви, а отстирывать вещи... Мозоли — не самое страшное, ему не привыкать, но все же не было никакого желания содрать руки в кровь, пытаясь угодить этому самодовольному...!

Кавех замер. На пару секунд даже его взгляд был бесцельным, он будто бы мысленно повторял одну и ту же фразу, вникая в ее смысл, а после — смех сам вырвался из груди. Сдавленный, совсем тихий. Архитектор покачал головой и затем запрокинул ее назад, с нажимом проведя руками по мокрым волосам. Прохладные капли скатились по щекам, попав на уголки рта. Парень засмеялся громче, сам не понимая, от каких чувств. Просто вся эта ситуация казалась ему до абсурда смешной.

Он — Кавех, знаменитый архитектор, сейчас стоял и мылся, судорожно думая о том, как бы ему почистить свою одежду, и сколько грязи он приносил с работы в дом. А из-за кого? Из-за наглого, перешедшего все границы соседа, решившего, что имеет право указывать, какие проекты принимать, и как долго над ними работать? Что вообще Аль-Хайтам имел в виду? Это была искренняя просьба или одолжение, чтобы за что-то поддеть?

Это уже не важно. Что бы то ни было Кавех поддался на его провокации, даже не удосужившись разобраться в истинных мотивах. Наверное, слишком устал или просто не видел смысла. Все равно он не справится с проектом раньше срока, и Хайтам это понимал. Он будто бы... пытался придумать оправдание? Или сам не понял, зачем поставил условие. Ключи за работу — это даже глупее, чем повод для смеха Кавеха.

И все же Аль-Хайтам непредсказуем, сам себе на уме, будто уличный кот, важно разгуливающий вдоль людной площади, а все прохожие обязаны расходиться перед ним в стороны. Нет смысла угадывать его мысли: рано или поздно нарвешься на болезненное поражение, и Кави это знал, попросту начав соглашаться со всем, что говорил его сосед. Архитектор усмехнулся тому, как все еще его называл. Насколько это было правдиво по отношению к ним? Ни капли и одновременно самое точное обращение, какое только можно было использовать.

Тонкий шелковый халат приятной прохладой отзывался на коже. Мужчина позволил себе немного свободы, пока весь дом был в его распоряжении. Сегодня жаркий день, даже слишком для Сумеру. Солнце пекло так, что прохожие на улице иногда ойкали от боли, ступая на слишком разгоряченную плитку. Не желая привлекать лишнее внимание, Кавех задернул шторы на окнах и скрылся на кухне: ему было плевать, что Аль-Хайтам запретил прикасаться к алкоголю во время рабочих проектов. Его ведь не было дома, и он ему не сердобольная мать, чтобы указывать.

Одуванчиковое. Даже слаще, чем виноградное. Цветочный нектар идеально подходил для такой погоды. Он бодрил, освежал, нисколько не разгорячая тело, в отличие от обычного алкоголя. Монштадцы явно знают толк в выпивке, этого не отнять у города Свободы.

Босые ноги с наслаждением ступали по прохладной плитке на полу, а полумрак от занавешенных окон навевал сонливость и приятную усталость. Веки тяжелели, так что Кавех с блаженством потянулся, уже чувствуя под щекой пуховую, мягкую подушку. Прикрыв глаза, он смаковал вино. То ходил по кухне, то стоял, оперевшись поясницей на край стола, пока ноги, почувствовавшие легкость после тяжелой рабочей ночи, сами не понесли в гостиную, к дивану, на котором вечно запрещал сидеть Хайтам с напитками или едой. Усмехнувшись от нахлынувших воспоминаний, Кавех устало опустился на мягкое сиденье и откинулся на спинку, поудобнее устроившись. Еще один глоток вина, и этот день вновь обретет краски.

— Прикройся.

От неожиданности мужчина дернулся так сильно, что все содержимое бокала чуть ли не фонтаном выплеснулось на диван, забрызгав при этом еще и шелковый халат.

— Что ты здесь делаешь!?

Аль-Хайтам одарил скептическим взглядом своего соседа, оторвавшись от книжки, которую, видимо, читал уже долгое время. Кавех же запахнул полы своей тоненькой накидки, но от этого стало не многим лучше. Ткань была настолько нежной, что практически просвечивала и слишком явно облегала контур тела.

— Кажется, я запретил тебе пить на диване, — взгляд, такой беглый и будто бы случайный, скользнул по полуобнаженной груди архитектора, а кадык слишком выразительно двинулся, когда Хайтам проглотил вязкую слюну. Секунда, и он снова обращен в книгу, но этого было достаточно, чтобы оказаться замеченным.

Кавех со звоном поставил на кофейный столик уже пустой бокал, а сам наклонился вперед, ближе к своему собеседнику, настырно всматриваясь в его ровное, лишенное эмоций лицо.

— Указываешь мне с самого утра. Незаметно подкрадываешься, пугаешь. Что дальше? — голос ехидный. Мужчина не был настроен так легко простить выходки наглеца перед собой.

— Оденься, — ответ запоздалый, будто бы Хайтам был отвлечен на книгу.

— Почему? — Кавех нагло придвигается ближе. Шелковая ткань соскальзывает с плеча, почти полностью оголяя торс. Пара капель воды скатилась по его шее, не успевшая высохнуть после душа. — Из-за тебя испорчен халат. А стоил он не дешево.

— Разве я виноват в твоей рассеянности? — колко ответил собеседник, не отрывая глаз от пожелтевших страничек, но архитектор услышал в его тоне излишнюю саркастичность. Может, он был взволнован? — Постирай, вино еще не успело высохнуть и въесться в ткань.

Кавех не смел ни на секунду отвести взгляд от Аль-Хайтама, следя за каждым его случайным жестом. За тем, как он дышит, как быстро читает, насколько спокойно перелистнул страницу. И увиденного мужчине было достаточно, чтобы впервые за день победно ухмыльнуться. Он поднялся с дивана, и халат полностью соскользнул с его тела, так что архитектор подхватил его за самый край в последний момент. И вновь на мгновение, но пальцы его помрачневшего собеседника дрогнули от напряжения, хотя сам он оставался недвижим. Прошло слишком много секунд с того момента, как он начал читать страницу, ее давно пора было перевернуть. Тем более, что на ней был напечатан портрет ученого, а не текст. Кавех молча развернулся, горделиво расправив плечи, на которых так отчетливо чувствовался чужой взгляд, и все же парень не хотел оборачиваться. И только стоя в дверях ванной комнаты он в пол оборота бросил Хайтаму:

— В следующий раз придумывай оправдания своим выходкам правдоподобнее. И не прячь свой взгляд, я почувствую его, даже не увидев этого.

«— Если хочешь проявить внимание, самодовольный идиот, перестань устанавливать бездумные запреты и прикрывать свое волнение ханжеством», — Кавех медленно выдохнул, закрыв за собой дверь. — Я и так знаю, что ты чувствуешь, Аль-Хайтам, прозвучал шепот, который мог услышать только сам мужчина. И был он настолько грустным, что весь задор за миг померк в глазах архитектора. Потому что сам не могу найти силы признаться.