Лучи солнца больше не жгли, пробиваясь сквозь полупрозрачные занавески в хижине лесного дозорного. Они мягко скользили по блестящим черным ушам, отчего лис встряхивал ими, когда чувствовал жар. Даже испытывая легкий дискомфорт, Тигнари не мог отказать себе в удовольствии, не изменяя своей привычке с детства: он всегда любил нежиться под солнцем. Кончик пера скрипел по желтоватому листу пергамента, выписывая мелким почерком заметки о дневном патруле. Травяной чай в расписанной золотыми узорами чашке уже остыл, потеряв свой аромат. Дозорный устало вздохнул, вытерев со лба капельки пота. Он отложил перо, пробежавшись глазами по первым строкам, при этом машинально потянувшись за чаем, но стоило ему коснуться губами холодного напитка, как он резко отдернул руку. Травы, которые он использовал, полностью меняли свой вкус после остывания, становясь горькими, так что даже сахар не спас бы этот чай.

Кончик хвоста начал раздраженно подрагивать, но его выражение лица оставалось спокойным. Разве что бледность на щеках выдавала усталость лиса, ночь которого прошла в дозоре, а днем он просто не мог себе позволить сон даже на пару часов. Последние несколько дней плесенники совсем осмелели и выходили слишком близко к дорогам, проходящим через лес Авидья, нападая на нерасторопных ученых, слишком увлеченных своими исследованиями. Ничего нового, для дозора это — обычные будни, но все же порой Тигнари выматывала рутина. Вечно попадающие в передряги слабаки ученые, считавшие, что их должен спасать весь мир, или наивные студенты, игнорирующие предупреждения об опасности лесов, вызывали нервный смех, если лис забывал об отдыхе, игнорируя свое состояние.

И эту ошибку он повторял вновь и вновь, желая в такие моменты только тишины и покоя.

Размяв затекшие от долгого письма пальцы, Тигнари вновь взял перо, обмакнул его в чернила и придвинул к себе пустой лист. Теперь он мог заняться не только работой. Травы, собранные во время дозора, уже успели подсохнуть от жгучего солнца на подоконнике, при этом источая сладковато-терпкий аромат. Лис вдохнул его поглубже и приступил к беглой зарисовке ярких цветков, уйдя в процесс с головой, пока тонкий слух не уловил приближающиеся шаги босых ног. Тигнари остановился, переменившись в лице: сейчас он никого не хотел видеть, тем более его. Стоило ступеньке у самого входа в хижину скрипнуть, как дозорный встретил гостя едким вопросом, опережая любые возможные глупости:

— Сегодня ты пришел от лица Генерала Махаматры или просто Сайно?

— Если ты не рад моему появлению, то, может быть, ты ждал подлеца? — голос позади звучал чересчур серьезно, так что сначала было сложно понять, что вообще имелось в виду.

Тигнари вздохнул, резко опустив уши, словно не хотел слышать очередной шутки своего гостя.

— О, Архонты... избавь меня от своих выходок, Сайно. Зачем ты пришел?

Генерал Махаматра так и не решался войти, пусть и холщовая шторка за ним уже закрылась, скатившись с его плеч. Он стоял, не двигаясь, даже побаиваясь вздохнуть, чтобы лишний раз не разозлить Тигнари еще сильнее, потому что чувствовал, как усталость и опустошение, витавшее вокруг лиса, загустило воздух в хижине.

— Это лишь дружеский визит, — голос уклончивый, будто Сайно старательно подбирал слова, не зная, как объяснить свое присутствие.

— Дружеский? — недоверчиво переспросил Тигнари, так и не обернувшись. — Тогда, друг, будь добр, лучше молчи.

Не услышав ответа, дозорный расслабленно выдохнул и вернулся к своей зарисовке растения, практически мгновенно забыв, что уже не один. Даже Сайно в этот момент почувствовал облегчение, потому что атмосфера в хижине сразу стала спокойнее. Он улыбнулся одними только уголками рта, скользнув взглядом по пушистому хвосту лиса, который сейчас размеренно покачивался. Генерал постарался как можно аккуратнее присесть на дальний край кровати, следя за тем, как уши слегка повернулись в сторону тихого скрипа матраса.

Насыщенный запах трав никогда не покидал эти стены, и его уже давно перенял сам Тигнари. Вся его одежда, рукописи, даже книги были пропитаны терпкими ароматами, по которым Сайно всегда чувствовал, что лис где-то рядом. Наверное, сам он этого даже не замечал, но в его хижине было спокойно. Любые тревоги исчезали, а в теле появлялось ощущение сонливости. Влияли ли так загадочный травы, от которых ломились полки и шкафы дозорного, или нечто другое, генерал не пытался понять. Он просто довольствовался теми мгновениями, что были ему даны в свободное от работы время. Пусть Тигнари и запретил ему говорить, но не замечать его присутствие было невозможно. Сайно так и продолжал наблюдать то за ушками, то за хвостом дозорного, ловя мельчайшие перемены в его настроении, неосознанно пытаясь угадать, что сейчас чувствовал перед ним парень, увлеченный своими цветами. Который, между тем, не мог отвлечься ни на что другое, кроме назойливого ощущения чужого взгляда на спине, отчего плечи напряженно приподнимались. Линии становились жестче, от чернил появлялись кляксы, потому что Тиг слишком сильно давил на перо.

Он был готов поклясться, что мог назвать, как именно по нему ходил взгляд Сайно, касаясь то кончиков ушей, то рук. Ему начинало казаться, что генерал Махаматра ловил каждый его взмах кистью, ни капли не заинтересованный в том, что дозорный рисовал.

Шорох, заставивший едва заметно вздрогнуть. Тигнари упрямо не хотел оборачиваться, но знал, что его гость подсел ближе. Он слышал его дыхание: спокойное и глубокое, даже биение сердца будто бы доносилось до него. Работать с таким наблюдателем было просто невозможно.

— Что ты делаешь? — резко спросил Тиг, когда Сайно коснулся его хвоста. Он не заметил, как начал нервно вилять им, чем, наверное, и привлек внимание.

Но ответа не последовало, в то время как сухая горячая ладонь нежно поглаживала мягкую шерсть, перебирая ее кончиками пальцев, совсем чуть-чуть накручивая, так что напряжение, скопившееся в пояснице, стало само собой проходить.

Генерал Махаматра ухмыльнулся, видя, как расслабляется Тигнари от его движений, и потому позволил себе начать гладить хвост по всей длине. Медленно, тягуче, иногда будто расчесывая шелковую шерсть пальцами. И упрямство Тига начинало веселить его: дозорный так и продолжал свои попытки закончить зарисовку цветка, но движения его рук становились рваными. Кисть подрагивала, так что приходилось несколько раз промокать кончик пера от излишек чернил, которые уже успели оставить пару мелких клякс на готовом изображении. Глубоко вздохнув, лис сам не заметил, что сделал это громко и немного сдавленно. Дав себе несколько секунд, чтобы сосредоточиться, Тиг повел плечами и продолжил, аккуратно взяв с подоконника второе растение.

Но теперь он практически ощущал на себе горячее дыхание Сайно. Парень сидел так близко, что жар, исходящий от его тела, передался дозорному. Лис всякий раз не переставал удивляться тому, что генерал Махаматра был для него живым воплощением пустыни: в нем были и жгучие пески, и холодные ночи, поразительным образом уживающиеся в одной личности.

Но стоило Тигнари вновь отвлечься, как его опалило жаром. Не от тела гостя, но его приближение было этому виной. Сайно стоял позади, начав поглаживать напряженные, слегка подрагивающие уши. Дозорный от неожиданности впился когтями в листок бумаги перед ним, оставив на нем царапины, после которых уже было невозможно восстановить драгоценную страничку для дневника.

— У-убери... — шумный вдох: Сайно начал понемногу массировать уши, спускаясь к волосам, переходя на голову. От его пальцев по коже проходили импульсы, словно он использовал свой глаз Бога, чтобы усилить расслабляющий эффект от массажа. — Дружеский визит, да? — с легкой паникой в голосе саркастично переспросил Тигнари, прикрыв глаза от удовольствия.

Он сдался слишком быстро, откинувшись на спинку стула, когда Сайно перешел на его плечи и шею, нагло спустив ворот водолазки. Его прикосновения вызывали мурашки по всему телу, а тонкие, немного огрубевшие пальцы, скользили вдоль позвоночника, а потом возвращались к ушкам, и каждый раз лис вздрагивал. Ему стоило многих усилий сдержать просьбу не останавливаться, потому что Сайно слишком хорошо знал, как сильно Тигнари расслабляют прикосновения к ушам, и насколько чувствительны они были.

И все же генерал Махаматра остановился, вновь ухмыльнувшись от разочарованного вздоха дозорного. Он был слишком доволен собой и своим поступком, потому что устоять перед такой напускной наглостью и притворной неприступностью лиса он не мог. Если ему нельзя говорить, то это не значит, что он полностью скован в действиях. Сейчас были не нужны шутки, Сайно мог проявить заботу и от лица генерала, показывая не меньшую упрямость в ответ. Одним резким движением он отодвинул Тига от стола, обойдя его боком. Дозорный только и успел заметить, как парень быстро наклонился к нему, прижавшись своими сухими, обветренными от пустынных ветров губами. Поцелуй был не менее горячим, чем касания генерала. Нежная, всегда ухоженная и смягченная маслами кожа Тигнари каждый раз слишком резко отзывалась на жар, и лис словно ощущал мелкие покалывания. Будто в знак собственного упрямства или в наказание за вольность Сайно, лис прикусил его остренькими клыками и следом углубил поцелуй, не позволяя парню отстраниться так быстро. Тепло, источавшее его тело было по истине опьяняющим для дозорного в такие моменты, когда он оказывался слишком слаб, чтобы контролировать себя.

— Мы ведь все еще просто друзья, верно? — вполголоса колко спросил генерал, когда дозорный наконец отпустил его.

— Друзья только за пределами спальни, — Тигнари одарил Сайно самой настоящей лисьей ухмылкой, обнажившей его хищные клыки. А хвост между тем игриво покачивался, намекая, что это было только начало их долгого вечера.