Звезды падали с неба. Во всяком случае, ей так казалось.

Аглая сидела у костра со стороны степи, чтобы ни одна живая душа не смогла увидеть ее в этот миг.

Кажется, она влюбилась. Грустным, светлым, трепетным чувством подростка. Она вспоминала встречу с Артемием, когда он, немного стесняясь, прошел мимо трагиков, сопровождавших ее, и резко сунул ей в руку приглашение.

- Вы хотели меня видеть.

Она остолбенела от изумления: Лилич всегда была хорошим Инквизитором, способным видеть сущность людей, чтобы манипулировать ими. И его сущность открылась ей в коричневато-желтых, как степь, глазах.

Бурах, скрываясь под маской грубости и жесткости, был добрый и мягкий. Он любил возиться с местными детьми, понимал слабых и приглядывал за беззащитными. Он так мило смущался, отводя взгляд от нее: видимо, в своих университетах, женщин он особо не видел.

Она с злым отчаянием посмотрела на свое отражение в бутылке твирина, который ловко стребовала с Бакалавра час назад. Языки пламени от костра играли на ее лице причудливыми бликами. Как ни посмотри, она не красива, не добра и долго не проживет.

Таких, как она, не за что любить. Таких боятся и ненавидят. А люди, подобные Гаруспику, обходят за километр.

Она отхлебнула твирина, морщась от его горечи. Звезды над ней дрожали, степь дышала в спину, прогоняя ее обратно в Собор. В груди болело, отчего хотелось либо броситься с Многогранника, либо петь до хрипоты.

Аглая смеялась сквозь слезы: любовь, столь презираемая Инквизиторами, все-таки пришла к ней. Почти перед самой смертью. Узнал бы Карминский - умер бы со смеху.

Гаруспик сидел на кургане и смотрел вдаль. Туда, где раскинулась бескрайняя степь. Ноги гудели от постоянной ходьбы. Но она попросила его помочь. Она рассчитывала на него. Осознание этого заставило его до глубокой ночи, не боясь волков и детей Бодхо, бродить в поисках трав.

Он точно справится с ее поручением: найдет хотя бы временное решение, любое лекарство, которое способно замедлить или убить Чуму. Бурах осознал, что в принципе готов даже помириться с Рубиным и сойтись с мечтателем Данковским.

Ее присутствие этим днем заставило почувствовать себя неуклюжим и грубым верзилой. Она была такая худенькая, такая сильная и решительная, ее глаза так горели, когда она смотрела на него... А в ответ на ее честное предложение он смог сморозить лишь колкость. Бурах с силой ударил по земле. Еще и идиот Данковский отзывался о ней так тепло. Кажется, они даже подружились.

Бурах рывком встал и пошел домой. Завтра стоило прийти к ней с результатом.

А еще надеть что-то поприличнее. И причесаться, чтобы не выглядеть таким степным идиотом. А еще... а еще...

На небе поднималась холодная и светлая луна. Он чуть остановился, вдыхая ночной аромат.

Видимо, голова у него совсем помутилась.

Тоже мне, Гаруспик и Инквизитор. Уж кому-кому, а не ему точно стоять рядом с такой утонченной женщиной. Ей, с ее красотой, огненным взором, с ее талантом к порядку и силой воли мог подойти Бакалавр. Они смогут понять друг друга. А все эти мечты и домыслы стоило отбросить прямо сейчас. Пока эти надежды не разобьют его сердце на куски.

Оспина с силой кинула стакан об пол. Мутное стекло разбилось на сотню мелких осколков.

Если бы одним желанием можно было убить человека, то Аглая Лилич была бы мертва.

Она видела ее в щель окна этим утром: как Инквизитор без плаща, сапог и даже повязки на лице шла через чумной район от Боен к кладбищу. Сабуров и Ольгимский подобострастно рассказывали ей о ситуации. От нее пахло гарью, какими-то резкими духами, машинным маслом и большим городом. А еще холодностью, злобой и... силой. Такой, что способна уничтожить целый Город. Лилич было все равно: она беспристрастно вершила расправу, от которой Город корчился от боли.

Ей неведома была жизнь: она умела лишь приносить смерть. Хотя... если бы Аглая просто делала то, ради чего ее прислали в Город, Оспина, может быть, и не была бы столь рассержена. Но пятью часами позже к ней зашел с потерянным видом Гаруспик, что-то бормоча про трупы и Рубина. От него пахло гарью, теми резкими духами, а еще в нем чувствовалась та сила, которой Инквизитор подчиняла себе людей.

Этого Оспина решительно не могла терпеть. Она была причудливое дитя Степи, дитя сказок, легенд и песен. Ее тело было создано из песка, савьюра и солнца. Она не могла отдать этой мертвой молодого менху.

Женщина ещё мгновение смотрела в окно на ненавистного Исполнителя у дверей, пока все её тело перестало создавать лишь иллюзию связности и рассыпалось как песок, проникая сквозь щели в полу, через ставни и дымоход.

Ей, шабнаг-адыр, ну и ещё чуме не страшны были преграды: жизнь все равно сильнее стальных оков.

На улице уже было очень холодно - по степи шёл морозный туман, сплетаясь с блеском Луны. Ветер услужливо подбросил её до заводов. Она ненавидела себя за то, что делает, но не могла иначе. Когда её тело вновь приобрело человеческие формы, то они до боли были похожи на Аглаю Лилич. В её теле Оспина чувствовала себя в разы выше, красивее и смелее.

Непривычным жёстким шагом она прошла к двери Бураха и легко проникла сквозь щели. Гаруспик, увлечённый опытами, не спал и шарахнулся от входа, когда внезапно увидел её.

Он точно помнил, что закрыл дверь. Он и представить не мог, что в неясном свете его ночлежки она так хороша и испугана. Её волосы чуть завились, а глаза смотрели с такой надеждой и страхом... Боги, ему это не снится.

- Артемий... - Оспина не успела озвучить предлог, как вдруг оказалась в кольце его крепких рук. Он прижимал её к сердцу, сминая и причиняя боль. Он целовал её голову, лицо, шею, бормоча какие-то глупости.

Бурах признавался ей в любви, прикасаясь к её губам, как к святыне, удивляясь, куда пропал этот запах дыма и терпких духов: Аглая пахла теперь твирью и савьюром, домом и сказкой. Словно в её крови на степном языке звенели легенды о прелестных твириновых невестах, что так хороши и недоступны...

Даже её тело казалось ему близким и слишком горячим, почти нечеловеческим.

Инквизитор была слишком молчалива и послушна, улыбаясь ему загадочно и вызывающе. Он хотел оставить след в её памяти, стереть тех, кто был до него. Гаруспик чувствовал себя глупцом, но от этой надежды он совсем сошёл с ума.

На утро, когда Артемий задремал на постели, обессиленный и счастливый, Оспина поднялась к входной двери, последний раз оглядываясь на его жилище.

Женщина торжествовала. Эта Инквизитор никогда не получит его. То, что дала Степь, то и заберёт Степь. А пусть эта мертвая охотится за такими же мертвыми, как и она сама.