— Эй, — Рэйибе ощутимо ткнул его локтем под рёбра, — Спорим, я убью больше человек, чем ты?

Джулиан хмыкнул надменно, не отрывая взгляда от раскинувшейся в долине деревушки. Люди перекатывали бревна великанских деревьев к лесопилке, шумевшей лопастями водяного колеса и пилами. Работа шла с самого рассвета, и они с Рэйибе, посланные на разведку, уже порядком подустали.

— Хочешь напасть на них прямо сейчас? — Он послал другу коварную полуулыбку из-за плеча.

— Ну а что? — Рэйибе вальяжно откинулся на набросанные горкой великанские листья. — Какое веселье убивать их во сне? Мы ведь должны отпраздновать твоё совершеннолетие, малыш Джулиан… Славная драка, — его губы блаженно расслабились, — человеческие женщины...

По позвоночнику пробежала сладкая дрожь. Самые сочные дырки, по мнению Джулиана, были у самочек-орков, но человечки тоже были ничего.

— Рано праздновать, — отмахнулся он однако. — К тому же, Йогар запретил нападать.

Рэйибе фыркнул.

— Тебе не наплевать, розочка? Ты всё равно бессмертный.

— Назовёшь меня розочкой ещё раз и сам станешь вместо человеческой женщины.

— Я всё Йотлю расскажу, — осклабился Рэйибе.

Джулиан усмехнулся по-доброму. Он отвернулся от эльфа и скучающе поглядел на копошение людей, убивающих их лес. После того как Лойгу поколдовал над его глазами, Джулиан уже не испытывал проблем со зрением. Даже наоборот: теперь его глаз был острым почти наравне с эльфийским, а при свете дня он и вовсе превосходил их всех. Он видел людей в долине до самой мельчайшей чёрточки. Там были крепкие мужчины, их полные жёны и даже несколько ребятишек. У этих людей были русые волосы и коренастые тела, а ещё светлые глаза. Те, что были до них, были совсем другими. И их они тоже убили, и тех, кто был до. И этих тоже убьют. И следующих, если появятся.

Джулиан достал из кармана сухую плетёнку, подготовленную Йотлем для похода, и начал лениво её жевать.

— Думаешь, справимся? — спросил он у Рэйибе.

— Знаю, розочка.

— Фейское говно! — Джулиан пнул его в бедро.

Рэйибе охнул, схватившись за ногу, а потом захохотал, совершенно не боясь, что люди в долине услышат их.

— Догоняй, крысья морда, — Джулиан весело оскалился и выпрыгнул из укрытия, выбрасывая плетёнку в кусты.

Тонкие подошвы заскользили по неровной каменистой почве, холодный ветер ударил в лицо и в уши. Джулиан размахивал руками, удерживая равновесие, пока летел вниз, периодически хватаясь за выступающие корни и крепкие горные кустарники.

Не прошло и полминуты, как Рэйибе с визгами и улюлюканием обогнал его, прыгая вниз по отвесному склону.

Джулиан подавил в себе зачатки зависти. Он не был рождён эльфом, а значит и эльфийская ловкость была ему неподвластна. Вместо того чтобы предаваться зависти, Джулиан подхватил визг товарища. Он уже видел, как ступор на лицах работников лесопилки сменился страхом. Люди побросали все свои дела и поспешили взяться за оружие.

Жадность битвы, ещё не начавшейся, охватила всё тело покалывающим возбуждением и громкой эйфорией.

Они двое против пятнадцати взрослых мужчин и их женщин, некоторые из которых уже схватились за вилы да палки, готовые защищать свою честь и своих детей. Как всегда женщины оказались куда расторопнее. Наверное, это оттого, что им не нужно искать свои мечи. Человеческие женщины всегда просто берут то, что под руку попало.

Джулиан оскалился зло, наблюдая за тем, как Рэйибе внизу уже отделил чью-то голову от тела в красивом диком прыжке.

Коррас за плечами обнял его бьющей под дых ослепительной прохладой. Он всегда наблюдал, если Джулиан шёл в бой, но не помогал. Не было надобности. Только отвлекал поначалу своими разговорами и советами, из-за чего Джулиан и получил свои первые серьёзные травмы. Пока не научился раздваивать внимание. Нужно было и рубить врага, и слушать эльфийского принца-убийцу. Коррас был поразительно красноречив всегда, когда решал поделиться с ним своими мыслями.

Джулиан прыгнул, рассчитывая приземлиться на голову одного из людей, но внезапно зацепился за торчащий корень и мешком полетел вниз, больно ударяясь то там, то тут, и в итоге оказался на траве, едва успев увернуться от человеческого клинка.

Человек — низкорослый мужчина с горящими глазами — громогласно выругался на него знакомым языком, но у Джулиана не было времени анализировать сказанное. Он взмахнул лёгким клинком со всей стремительностью, на которую был способен, и разорвал мужчине живот. Зря что ли эти дровосеки не носят брони?

Остальные подоспели через несколько минут, заслышав звуки боя, а возможно просто ощутив их с Рэйибе ярость.

Когда всё было закончено Йогар отвесил Джулиану такую затрещину, что его развернуло вбок и повалило оземь.

— Это за Рэйибе, — зарычал воин ему на ухо, а затем ударил сапогом по рёбрам.

Джулиан задохнулся от боли, но сопротивляться не посмел. Несмотря на то, что они с Рэйибе приняли это решение вместе, он всё равно был виноват. И он видел, как вилы пронзили спину молодого воина.

— Он будет жить, — крикнула Эола Йогару.

Йогар сплюнул Джулиану под ноги.

— Два малолетних идиота.

Эола помогла ему подняться с земли и отряхнула от пыли. Их глаза встретились.

— Тебе рядом нужен кто-то добрый, — сказала она Джулиану, глядя на него снизу вверх. — Этот дух, которого ты подобрал в погребальных пещерах, слишком яростен для тебя.

— Я справлюсь. — Джулиан смахнул пот со лба и утёр кровь с разбитой губы. — У меня есть Йотль.

— Йотль — слабак, — фыркнула Эола презрительно, — а добро всегда со стрежнем.

Джулиан пожал плечами.

— Думаешь, он разрешит мне взять женщину?

— Кто? — Эола усмехнулась. — Йотль или Йогар?

— Йогар.

Она хмыкнула.

— Сегодня придётся заправлять собственный кулак, Солнечная Роза. — Эола подмигнула ему. — Йогар слишком зол на тебя за ваше самоуправство.

Джулиан понимал. Он и сам расстроился, что Рэйибе получил травму, и боялся, что друг может не выжить.

Он направился к реке, разделся и прыгнул в холодный, резвый поток.

На эту луну ему исполняется двадцать пять лет. Когда они вернутся в Йилийсэ, ему предстоит пройти инициацию. Если он справится, то станет взрослым, равным другим членам клана. Если не справится, будет ждать следующего жизненного цикла, который повторится через двадцать пять лет.

Джулиан не мог позволить себе провалиться на инициации. Он не эльф, и в пятьдесят будет далеко не так силён и ловок, как сейчас. Его век короток, и в пятьдесят он уже начнёт угасать.

Джулиан ухватился за ветви плакучей ивы и взмахнул отросшими до бёдер тугими косами.

Через двадцать пять лет начнётся его старение, в то время как Йотль и все его друзья ещё будут молоды. Да даже старуха Тиянит вполне может пережить его. Эта мысль печалила. Он останется всего лишь кратким мигом в жизни любимых. Запомнят ли они его?

— Я чуть не помер от зевоты, пока наблюдал, как ты сражаешься, — призрачно рассмеялся Коррас. — В битве против орочьего клана ты был куда свирепее. И мне понравилось то, что было после. — На лице древнего мертвеца отобразилась липкая похоть. И неудивительно, ведь после того, как они разгромили противника тогда, было много крови, своей и чужой, много пыток, много насилия и секса.

Джулиан до сих пор помнил то чувство, что накрыло его с головой. Это была его первая война и тогда ему ещё было мерзко. И всё же противиться всеобщему безумию не было сил.

Долгая грызня с общиной орков на востоке вылилась в итоге в кровавое месиво. Весь клан объединился тогда в одну верещащую армию, чтобы задать зелёным жару.

Первая война, первое настоящее убийство, первый раз испытанная жажда до насилия. Они с Йотлем в ту ночь всё делали вместе. Убивали вместе, всё время вылавливая друг друга взглядом, насиловали вместе, а потом вместе сидели у обрыва, когда всё закончилось, пока Джулиан блевал и плакал от отвращения к себе.

Конечно же, Коррасу это представление пришлось по душе.

Джулиан сорвал себе несколько великанских листьев для постели и подозвал призрака жестом.

— Расскажи мне про Дворец Перламутра.

Древне-эльфийский принц закатил глаза, но обосновался неподалёку, навевая прохладу.

— О Перламутровом Дворце я мало что знаю сам, милый шиповник. Его строил мой предок из династии Долгоцветущих. Но я видел духов в его развалинах так же, как ты сейчас видишь меня...

***

Человек открыл глаза за пару мгновений до полуночи. Он проснулся внезапно, словно молнией ударенный, и в его глазах не было ни капли усталости, хотя до этого он, кажется, ходил на совет. А Йотль знал, как эти воины любят ухайдакать друг друга в круге. Джулиан, к счастью или к сожалению, был таким же, как и они: охочим до доброй драки, бесстрашным и молчаливым. Его человек и раньше-то не любил чесать языком, а после того, как Смимар, пусть его муравьи сожрут, взял мальчика в оборот, и вовсе перестал разговаривать, если не по делу.

Йотль заметил, что его человек изменился, ещё тогда, когда Тиянит привела его, грязного, пахнущего грибами, плесенью и чем-то, о чём Йотль даже думать не хотел, домой. Он был таким потерянным, каким Йотль не видел его никогда. Даже в тот день, когда они встретились впервые, и человечина чуть не померла на его руках. Джулиан жался к Хранителю и дрожал от холода. Он был страшно худ и усыпан синяками. Йотлю стоило большого труда привести человека в то состояние, в котором он был до ритуала.

Джулиан не сразу набрал вес и не сразу стал спокойно спать. Он даже не сразу начал реагировать на ухаживания, хотя до того заводился с пары прикосновений.

Йотль пытался расспрашивать человека о том, что произошло в погребальных пещерах, но тот или не хотел, или не мог говорить. Для эльфа до сих пор оставалось тайной, как прошли эти две луны для его пары. Он мог бы подумать, что молчаливость человека связана с тем, что произошло в пещерах, но предпочитал скидывать вину на воинов. Чем дальше, тем больше времени его человек проводил в своём товариществе, и это было правильно и верно. Йотль знал, что так будет после посвящения, и всё же ревновал. Человек был его. Половой орган человека, мягкие губы человека, всё его тело принадлежало ему, но участием и дружбой человека владело воинство.

Как и любой член клана вне зависимости от пола, Йотль участвовал в войнах наравне с воинами, особенно в первое время, когда Джулиану, как новоиспечённой части их общности, нужна была поддержка и чуткое руководство, которого не могла оказать горюющая по пропавшей паре Туруфь. Но даже совместные походы не сделали с ними того, что смогло сделать воинство. Они были рядом, когда пускали кровь, они кутались в один лист, если оказывались на орочьих пустошах, они делили самок поверженных кланов на двоих и, казалось, стали намного ближе, чем Йотль мог мечтать когда-либо. Однако воинство тянуло Джулиана в свои объятия куда сильнее, чем что-либо другое.

Йотль смахнул мягкие пряди, которые без влияния солнца уже не были столь золотыми, с лица человека и поцеловал его в лоб.

— Ты проснулся, моя любовь...

Джулиан сел и потёр глаза. На его щеке красовалась ссадина поверх тёмного синяка: это Йогар ударил человека в последнем походе и, кажется, за дело. Лайр рассказывал, что они с Рэйибе вместо того, чтобы спокойно сидеть в разведке, помчались резать человеческое поселение вдвоём. Последствия их необдуманного юношеского поступка решать приходилось Йотлю и ещё нескольким сильным магам: Рэйибе вернулся домой на носилках, серый от потери крови, придерживающий выпадающие внутренности рукой.

Йотль был уверен, что не человек стал инициатором этой глупой выходки, однако он всё же и не воспротивился ей. И Йогар ещё мягко поступил с ним. Видимо оттого, что человека пока не признали по-настоящему совершеннолетним.

— Здравствуй, — человек слабо улыбнулся, словно бы мыслями был где-то далеко, и потрепал Йотля по щеке. — Уже пора?

Йотль кивнул. Ему хотелось остановить своего человека, оставить при себе ещё на один цикл, но, пожалуй, он не мог так поступить с тем, кто делил с ним самые лучшие и самые худшие моменты.

Он помог Джулиану одеться, расчесал и заплел в две косы густые побледневшие волосы. Теперь, после стольких лет без солнца, никто бы уже не сказал, что эти локоны золотые. Они теперь были почти что лунными, как и бледная, почти прозрачная кожа его пары. После того, как человек вышел из погребальных пещер, он с каждым днём походил на человека всё меньше. А ещё он всё меньше походил на ребёнка, и теперь, если ему удастся пройти испытание кровью и плотью Богини, его Джулиан станет совсем зрелым...

Йотль не знал, чего в нём больше: гордости или тревоги. Будет ли он нужен человеку, когда тот перейдёт последний рубеж на пути к свободе?

В простых одеждах он выглядел едва ли не лучше, чем в праздничных. Брюки и плотная рубаха скрывали его тугое, изящное тело, но так было даже слаще: неизвестность манила и разжигала воображение, а по непоколебимой осанке человека было видно, что неизвестность эта просто не может разочаровать, когда будет раскрыта.

Они вышли к площади, где их уже ждало племя. После гибели Ярри Туруфь так и не вернулась в племя, но она тоже была здесь, мрачная и сухая, как хворост. И такая же тонкая. Надави — и сломаешь.

«Интересно, прибежала бы она ко мне сейчас, если бы я был свободен?»

Йотль зло усмехнулся жрице. Конечно, прибежала бы. Туруфь из той породы, которой нужен кто-то рядом.

Туруфь оскалилась ему в ответ, но к Джулиану уже подошла со спокойствием на лице. После пещер, после того, как пропал Ярри, она словно бы смягчилась к его человеку. Хотя больше это походило на то, что жрица просто размякла от своей слабости.

Йотль не слышал, о чём они шептались, стоя посреди лунной поляны у всех на виду. Ему хотелось бы знать, конечно, но пришлось утихомирить любопытство и ревность и встать в толпу к остальным, кто пришёл поглядеть на зрелище.

Раз уж он всё равно ничего не слышит... Йотль достал инструмент и принялся играть.

Те, кто хотел подойти к нему, чтобы поболтать, остались в стороне и слушали. Он не хотел разговоров. У него был свой личный траур.

Тиянит погладила Джулиана по щеке и тоже что-то ему сказала. Тиянит теперь была куда ниже его человека, а Туруфь лишь на пару кос выше. Его человек рос быстро и также быстро остановился, не достигнув и двадцати. Зато его мускулы становились всё сильнее до сих пор.

Вот если бы он навсегда остался тем испуганным, зависимым от него детёнышем...

Джулиан скрылся в лесу, а они остались на поляне и зажгли большой костёр.

Йотль играл очень долго, без перерыва, пока Луна не опустилась вниз и не стала совсем крупной, как диск, и жёлтой, почти как солнце. Тогда он отпустил струны и усмехнулся. На совершеннолетие Джулиана и не могло быть другой луны.

Кто-то из эльфов слушал его мелодии, кто-то совокуплялся у костра, кто-то основал круг. Йотль видел и Смимара, мрачно прогуливающимся вдоль стонущих тел, но не присоединяющимся ни к одному из них. Кузнец словно бы ждал чего-то, и Йотль лишь надеялся, что этот воин устанет слоняться без дела раньше, чем вернётся человек.

— Как он? — Заметив, что он больше не играет, к нему подошла Эола. До её совершеннолетия оставалось ещё три года, но она уже могла дать фору старикам, сильная, хитрая и высокая. И очень преданная его человеку.

Йотль сморщил нос.

— О ком ты?

— О Рэйибе.

Йотль пожал плечами. Всё, что он мог, он сделал.

— Если он погибнет, Джулиану будет больно.

— Он это переживёт.

Эола хмыкнула.

— Ты всегда был таким, — сказала она, скаля зубы.

Услышав неприязнь и угрозу в её голосе, Йотль медленно убрал инструмент за спину.

— Каким же? — он прищурился зло.

— Тебе плевать на всех, кроме себя, — Эола почти рычала. — Даже на свою пару.

Ещё немного, и Эола бы устроила драку, но Йотль только рассмеялся. Эта девчонка надеялась уязвить взрослого эльфа, который и сам всё про себя знает. Если бы не Джулиан, он бы уже давно валял её по земле, но сейчас лишь отмахнулся.

— Я не отлыниваю от своей работы, — сказал он. — Все мои навыки принадлежат клану. Я сделал всё, что мог, чтобы ваш дружок жил. А вот что сделала ты? Попыталась ли их остановить? Ты ведь знала, что их нельзя отправлять на разведку вдвоём. И что сделала ты? — Йотль соскользнул со ствола дерева, на котором сидел, встал, возвышаясь над жрицей почти на две головы. Его голос понизился, рождая утробное рычание: — Он тоже мог пострадать. — Йотль смотрел в глаза Эолы, сверкавшие двумя пустынными лунами на её красивом лице. — В этом случае я бы убил тебя. И Рэйибе.

Эола зарычала.

— Старый дурак.

Они расцепились. Не стоило портить другим праздник своей ненавистью и презрением.

Пока Йотль прохаживался по поляне, наполненной чужим весельем, Луна ещё гуще ушла в золотой цвет, почти алый, а потом и вовсе побледнела. И вот, задребезжал рассвет за стволами деревьев, а Джулиан так и не явился.

***

Смимар вздрогнул, когда он позволил эльфу услышать свои шаги.

Джулиан усмехнулся, изгибая ледяные губы. Лет пять назад этот эльф лишь отмахивался от него и смотрел свысока, а сейчас почти что дрожит при его приближении. И не такой он теперь высокий и мощный, как казалось раньше. И далеко не такой сильный. В борьбе они могли бы посоперничать теперь.

Смимар сидел у зеркала. Ярко-зелёные глаза посмотрели на Джулиана снизу вверх. Красивые, большие, человеческие...

«У детей от эльфов и людей нет будущего. Они бесплодны, как земли пустыни», — так говорил ему Сатурн в ту ночь в пещерах, когда он чуть не погиб сначала от лап неупокоенных, потом от ножа товарища, а потом... а потом вверил своё сознание в руки Тиянит. Сатурн сделал ему лучший подарок, на который он только мог рассчитывать, лучший подарок из тех, что мог бы придумать заботливый дедуля своему внуку на совершеннолетие.

Джулиан подошёл ближе, не пытаясь скрывать улыбку, и мягко взял Смимара за подбородок.

— У тебя холодные руки, — сказал тот, однако и не подумал отстраниться.

— Я замёрз, — прохрипел Джулиан, оглаживая тяжёлую челюсть эльфа. Он плохо помнил испытание, помнил лишь свои ощущения: холод, режущую боль во всём теле и напряжение в мышцах. А ещё помнил, как из леса вышел его подарок. За этот подарок он будет благодарить Сатурна всю свою жизнь. Благодаря ему он не стал марионеткой в руках эльфийского хранителя Тиянит.

Смимар отвернулся к своему зеркалу, и рука Джулиана соскользнула с его щеки.

— Я поздравляю тебя, — сказал воин. — Ты справился с испытанием. Но зачем ты здесь?

Джулиан улыбнулся с умилением. Разумеется, Смимар знал зачем. Иначе для чего ему было уходить с праздника и прятаться в своём лагере на холме? Для чего заплетать шикарные чёрные волосы, блестящие в лунном свете, вплетая синие ветряницы и леску с речным жемчугом? Для чего надевать лучшие одежды?

Смимар хотел поиграть в незнание, и Джулиан был не против тоже.

— Мне сегодня исполнилось двадцать пять лет, — сказал он мягко. — Я хотел тебя все эти годы. Я пришёл, чтобы быть с тобой.

Лицо Смимара в зеркале прорезал оскал. Он раздумывал. Сидя здесь, перед ним, в одеждах, которые носили лишь имперские бляди и то по праздникам, видя, как топорщится желание Джулиана в его брюках, несмотря на холод, он всё равно раздумывал и что-то решал.

А может просто ждал.

Джулиан медленно провёл рукой по его макушке, а затем резко намотал на кулак блестящую косу, запрокидывая голову Смимара назад.

Когда-то тот ответил бы на такое действие оскалом и оплеухой, от которой Джулиан бы летел до соседнего дерева. Но сейчас просто усмехнулся. Зелёные глаза опустились вниз, на его губы.

Джулиан провёл по ним языком. И наклонился вниз.

Он целовал Смимара медленно, глубоко, почти нежно, но крепко держал за волосы. На вкус, на запах он был словно смородина. Он был вопиюще ярким, кислым, сладким, шипучим.

Джулиан надавил и опрокинул эльфа на спину. Он лёг сверху и принялся вылизывать ему шею там, где запах смородины был особо острым.

Смимар сжал в руках его плечи до острой боли, выгнулся под ним, рыча где-то на уровне диафрагмы, запрокинул свою черноволосую голову, раздвинул ноги. Он был одним из сильнейших в клане, он был его учителем, он был его другом и боевым товарищем, и он готов был лечь под него.

От этой мысли кружилась голова.

— Ты знал, да? — выдохнул Джулиан ему в шею, проникая руками под одежду и ощупывая железные мышцы. — Ты ждал меня, верно? Ты хотел меня с самого начала.

Смимар раскрыл глаза ему навстречу.

— Я знал, — сказал он, не отводя взгляда. — Что если ты станешь таким... то мне ничего не останется, кроме как быть твоим.

— Никому из нас... — добавил он шёпотом, едва слышно, когда одной рукой обнимал Джулиана за шею, а другой тянулся к пуговицам на его брюках.

Джулиан замер, ощущая эту хватку на шее. Смимар мог бы раздавить его играючи, и это волновало кровь. Его сила будоражила. Джулиан даже согрелся лишь от одной возни на великанских листьях, хотя мёрз всю ночь.

Его член был больше, чем тогда, когда он только прибыл в Йилийсэ, а член Смимара был меньше, чем у обычного эльфа-воина за счёт человеческой крови в его жилах. Они были на равных. Почти.

— У тебя есть?..

Смимар молча потянулся рукой и достал откуда-то лист с жирным желе на нём. Джулиан забрал этот лист из его рук и размазал желе по своему члену, подёргивающемуся от напряжения, и у Смимара между ягодиц.

Он был очень красив, пока вздыхал на его пальцах. Он был красив со сморщенным носом и морщинкой между бровей, когда Джулиан наполнил его собой. Он был красив и после, когда захрипел, кончая себе на грудь.

Он был совершенен. Сильный, гибкий. Похожий одновременно на сказочного эльфа и на человека, на реального человека из прежней жизни. И всё же Джулиан ощутил очередное разочарование. Ему было хорошо. Лучше, чем с Йотлем или кем-либо из жриц, но даже со Смимаром он не чувствовал себя так, как желал бы чувствовать.

Смимар был очень похож на Элтыр Дара, но, к сожалению, не был им.

— Помнишь, я обещал рассказывать тебе о людях, если ты будешь учить меня?

Они смотрели на светлеющее небо, развалившись на мягких листьях, и коса Смимара покоилась на голой груди Джулиана.

— Я помню. — Смимар коснулся его руки тёплым поглаживанием.

— Я ведь не сдержал обещание. И ты всё равно учил меня.

— Да.

Джулиан приподнялся на локтях и заглянул в чистые зелёные глаза. В них был лишь покой и удовлетворённость.

— Почему? — спросил он.

— Матушка попросила меня.

— Она не сказала тебе, почему я не смогу рассказать тебе о людях? — Джулиан усмехнулся.

Смимар покачал головой.

— Я бы учил тебя в любом случае. Ты ведь один из нас. — Он провёл ладонью по безволосой груди любовника и остановился на уровне сердца. — Ты — часть Йилийсэ. Но если ты готов рассказать мне...

— Я готов, — Джулиан кивнул, а затем по-мальчишески усмехнулся: — Учитель.

Смимар не улыбнулся в ответ. Большим пальцем он надавил под ключицей, укладывая Джулиана обратно на их постель.

— Ты расскажешь мне то, что хотел, Солнечная Роза, — сказал он, нависая сверху, — но чуть позже.

Обладать этим сильным телом было несказанно прекрасно. Смимар не был так высок, как Йотль, не был он и так же тонок, он весь был соткан из физической силы и животной энергии. И сверху он смотрелся ещё лучше, когда его крупные бёдра и рельефный торс двигались, впуская и выпуская член Джулиана.

После они вновь лежали рядом, и Джулиан наконец заговорил. Потребность поделиться с кем-то, кто мог бы его понять грызла изнутри, отравляя то сладостное успокоение, что приходит после оргазма.

Его лишили части памяти — почти что части жизни — ради общины, чьим гостем он являлся. Его использовала эльфийка, что в последние годы заменила мать, которой никогда не было у него...

Он рассказал Смимару о своей жизни до Йилийсэ, о том, как попал в Великие Леса и что пережил в погребальных пещерах: о призраках давно почивших эльфов, о неупокоенных, о Сатурне и даже о Галактионе, которому он продал своё тело в обмен на жизнь. Он рассказал ему о Ярри.

— Я правда уважал его, — сказал Джулиан, бездумно водя пальцами по чужой груди, крепкой и бледной, как луна. — Даже больше, чем тебя.

— Ярри был сильным воином, — ответил ему Смимар. — Не таким способным к битве, как многие другие. Но он был мудр. Его смерть — великая потеря для клана, но для тебя победа над ним — большая честь.

Джулиан усмехнулся горько.

— Его убили пещерные чудища. Не я.

Смимар схватил его за запястье и сжал до боли. Джулиан поморщился, но руку высвободить не смог.

— Чувствуешь это? — спросил Смимар, сверкая короткими клыками. — Ты никогда не будешь так же силён, как эльф-воин.

Он отпустил руку Джулиана, и тот поморщился от боли и немного — от унижения.

— Твоё главное оружие — твоя хитрость, — продолжил говорить Смимар, заглядывая ему в лицо. — И этим ты гораздо лучше любого, кто полагается лишь на свои мускулы. Ты смог выжить. Ярри — нет. Ты победил честно.

Он отвернулся и уставился на звёзды, а Джулиан задумался над его словами. Как бы ему не было жалко Ярри, тот должен был погибнуть. Иначе участь Джулиана могла бы быть куда хуже смерти. А выжив, он помог племени, да что там... он помог всему клану. Ради Йилийсэ он уничтожил десятки поселений, человеческих, орских, фейских... Никто бы не укорил его тем, что смерть Ярри не была оплачена верной службой сполна.

И всё же Ярри был ему товарищем, почти старшим братом. Воспоминания о нём ранили очень глубоко.

— Тиянит стёрла мою память в тот день, — сказал он, и в своём голосе услышал горечь.

Смимар повернулся к нему.

— Ты зол теперь?

— Нет. Не знаю. Мне больно...

Широкая ладонь легла на его грудь.

— Всё что матушка делает, она делает ради клана, — сказал Смимар серьёзно. — Если она избавила тебя от воспоминаний... значит, так было нужно. Ты знаешь, что она любит тебя, почти как собственное дитя... Она даже вернула тебе воспоминания обратно, когда настало время...

Джулиан поморщился и отбросил его руку.

— Не она вернула мне мою память. — Он поднялся с земли и начал одеваться. — Пойдём, я покажу тебе.

Джулиан вёл кузнеца через лес к ручью. Они молча спустились с холма, оба напряжённые и тихие, как совы, пересекли Сухую Поляну, пристанище искуалев, а затем и сам ручей, текущий едва заметной голубой струйкой по гладким камням. Ручей в этот день громко пел, в отличие от остального леса, почти полностью затихшего в рассветном мареве: едва видимый туман стелился между обвитых лианами крон и был подсвечен первыми лучиками солнца.

Джулиан остановился на миг, пытаясь поймать эти невидимые лучи на пальцы.

— Золотые... — прошептал Смимар за его спиной, касаясь растрепанных кос.

Джулиан повернулся к нему со счастливой улыбкой на губах. Эта улыбка не предназначалась эльфу. Он улыбался белому свету, природе, каплям росы на ногах.

— Уже близко, — тихо сказал он в ответ.

Им понадобилось несколько минут, чтобы добраться до того места, где Джулиан оставил Порока.

— Это мой якорь. — Джулиан с улыбкой провёл рукой по шее коня, радостно пофыркивающего от скорой встречи.

Порок был весь грязный, грива свалялась, а на подковы он и вовсе побоялся смотреть, однако Смимар воззрился на коня, как на настоящее чудо. Он проморгался так, словно не мог поверить своим глазам и сказал какое-то слово, которого Джулиан не слышал от эльфов, а если и слышал то, вероятно, не придал ему значения и забыл.

— Каолан не встречали в наших местах уже многие тысячелетия... — произнёс Смимар.

Он рукой потянулся к Пороку, но тот агрессивно всхрапнул, и Смимар отдёрнул пальцы.

— Оно заставило тебя вспомнить?

— Да. — Джулиан внимательно наблюдал за эльфом. — Старый гоблин послал его ко мне.

Когда Джулиан увидел Порока в лесу, где проходил испытание, он сначала подумал, что спит наяву. Но к гриве коня была привязана вырезанная из дерева косуля. Эту косулю ему смастерил Йотль много лет назад. С ней он шёл в погребальные пещеры и потерял её там, когда купался в ледяной воде.

Смимар поглядел на него как-то одновременно обречённо и решительно.

— Ты ведь не останешься, верно?

Джулиан не ответил, хотя его рот приоткрылся. С губ сорвался тихий вздох. Вопрос Смимара всё перевернул в его душе. Он и не думал о том, что будет делать дальше. Его полностью захватили наполнившие разум воспоминания... Отец. Братья. Библиотека в восточном крыле, где он прятался от Адама и его друзей. Таинственные сказки и жизнеописательные труды, которые он там прочёл. Эстебальд и беседы за кружкой разбавленного вина. Мамин портрет, завалявшийся между досками в пристройке для наложниц. Имперский генерал и его непонятная ненависть, и не менее непонятная нежность. И снова Эстебальд. Позволивший ему самому выбирать свою судьбу.

Он вернётся ради брата и вопреки давлению Тиянит. Он вернётся, потому что он никогда не принадлежал эльфам. Он — королевский сын, а значит, ему уготовано нечто иное, отличное от той жизни, которой он жил последние годы.

Джулиан сомкнул губы и сжал их. Лицо Смимара, почти человеческое, пылало в лучах солнца. Он был единственным из эльфов, кто хорошо видел днём. Он научил его, как драться, как взывать к подземным божествам и как надо ждать нужного момента. Туруфь научила его обращаться с метательным оружием, ненавидеть всеми фибрами души, научила единению с миром. Йотль научил его принимать и отдавать, веселиться, дружить и праздновать, он научил его выживать в лесу и воевать. А Тиянит... Тиянит, кажется, дала ему одни из самых ценных уроков в его жизни. Она заменила ему мать, она же предала его ради благой цели.

   Эльфы дали Джулиану то, что он бы никогда не получил, живя в поместье брата. Теперь, если он вернётся... когда он вернётся, он будет готов ко всему, что может преподнести родная сторона.

   Джулиан покачал головой, отвечая на вопрос. Он посмотрел на любовника несмело из-под золотистых в свете солнца ресниц.

   Смимар коснулся его щеки.

   — Если бы мы были старше... — сказал он, оглядывая лицо Джулиана с восхищением в глазах, — я бы предложил тебе перейти от Йотля ко мне.

   Джулиан хмыкнул. У эльфов это было равносильно признанию в любви.

   — Ты бы не побоялся опасного мага?

   Смимар оскалился, сжимая его подбородок, как в тисках.

   — Ты куда опаснее.