— Я обязательно вернусь, — шепнул родной голос на ухо, коснулся волос поцелуй.

Пахло сиренью, ветер шумел листвой и громко резвился ручей. Сердце стучало. Он знал, что это обман. Предатель…

— Живым… — губы сами размыкаются против его воли, а на глазах пелена, но он знает, кто перед ним, в его тесной комнатушке в этой башенке посреди бескрайнего леса… предатель. Перед ним предатель, что так и не вернулся к нему. И хочется кричать самому себе, чтобы… чтобы что-то изменить, но душа словно раздвоилась, и та её часть, что правит, хочет только одного. Она хочет верить и доверять. — Я люблю тебя больше жизни, — имя искажается громким вздохом. — Я не вынесу, если ты не вернёшься.

— Я вернусь, — говорит он. Джулиан. Каштан волос спускается на голые плечи. — Дождись.

Элтыр Дар открывает глаза. Он видит плотную серую ткань шатра. Одеяло липнет к телу: он вспотел. Пахнет шиповником. Это любимая ягода Джулиана. Предателя.

Элтыр поворачивает голову и видит его. Золотые ресницы чуть подрагивают, губы приоткрыты. Спит к нему лицом. Высокий сильный мужчина, один из лучших в его лагере, а во сне выглядит таким беззащитным.

Он касается щеки, покрытой лёгкой золотой пылью — щетиной, испытывая одновременно и любовный трепет, и ярость — следствие сна. Был ли этот сон вещим? Или он снова переживал то, как мальчишка оставил его впервые? Сбежал, не дав опомниться.

И хочется сжать белую шею до синяков, но Элтыр только прикрывает глаза и вздыхает тяжело. Его дорогая змея. Если он не будет хорошо с ней обращаться, она может вознамериться сбежать снова. А этому не бывать.

Смуглые на фоне светлокожего Джулиана пальцы мягко скользят по гладким волосам. Вчера Хаун постригла их, и ему идёт. Ему к лицу всё от наготы и до самых скромных одежд. Его змея самая красивая. Самая нежная. Самая ядовитая.

Элтыр Дар мягко касается губами его виска. Неясная тревога до сих пор теснит грудь, как и тоскливая нежность. Он вдыхает запах этих шёлковых золотых волос.

— Я люблю тебя, — прошептал едва слышно в тёплый висок, — как никого и никогда… Можешь предавать меня и обманывать. Но не смей больше оставлять одного…

Он одновременно боялся и надеялся, что его принц проснётся и услышит. Но разозлился, когда ощутил, как по груди скользит тёплая ладонь. Сердце забилось в неясной тревоге. Он ощутил себя — теперь уже в полной мере — выпотрошенным. Раскрытым. Обнажённым. Беззащитной плотью под разомкнутыми створками некогда крепкой раковины. Трепещущим перед злобным хищником, что может погубить одним касанием. Одним словом. Он всегда боялся своего принца, а вот принц никогда не боялся его.

Джулиан вяло прижался влажными губами к его плечу, а потом поднял глаза, блестящие со сна, полуприкрытые.

— Зачем мне оставлять тебя, мой мраи? — спросил мягко, потёрся лицом о грудь. — Я тоже люблю только тебя.

Элтыр Дар ощутил, как на короткий миг свело судорогой лицо. Прямо вслед за болезненным уколом посередине груди.

— Ты врёшь, — зло прошептал он, касаясь острой скулы с нежностью. — Лучше молчи…

Лицо Джулиана, до того сытое, безмятежное, пошло злой рябью.

Принц грубо откинул его ладонь. Впился яростно грозовыми глазами, как во врага серпом.

Элтыр знал, что Джулиан ударит ещё до того, как тот сам понял. И всё же не ожидал такой силы. Он схватил его за запястье, едва предупредив касание, но не предвидел, что тот нападёт всем телом, так отчаянно и стремительно.

С грохотом они свалились с постели, таща за собой призрачный полог, что всю ночь защищал их от насекомых, и Джулиан оседлал его, до боли сжимая коленями рёбра.

— Как может такой человек, как ты, быть так беспощадно слеп? — процедил, кривя тонкие губы. — Как ты можешь не доверять мне… — пальцы запутались в волосах, потянули резко, что Элтыр зашипел сквозь зубы, — когда всё, что я делал, это отдавал? Я был твоим с первого взгляда. — Джулиан приблизил к нему своё лицо, злое, раскрасневшееся, прекрасное.

В груди защемило неясным чувством. Элтыр не мог сопротивляться, не мог говорить. Он только смотрел во все глаза на своего возлюбленного, сияющего в гневе, словно гора драгоценностей. Никто, кроме него, не должен видеть его таким…

Его молчание Джулиан понял по-своему. Отстранился лишь на несколько мгновений, чтобы сплюнуть на его член.

— Элтыр… — шепнул он, насаживаясь болезненно и туго. Откинул голову назад так, что был виден соблазнительный изгиб шеи. Он весь такой. От пальцев ног и до кончиков волос. Соблазнительный, как сам Шимса.

Элтыр вздохнул, ощущая, как его обхватывает несмазанное, нерастянутое… засасывает внутрь по самые яйца, до дна, до конца. С острым возбуждением подумал о том, как ему сейчас больно, его любимому принцу, его сокровищу. О том, что терпит, потому что хочет его в эту секунду, в этот момент до потери рассудка.

— Джулиан… — Он скользнул ладонями по жёсткому, сухому торсу, сжал за ягодицы, разводя под себя. Почему он вообще начал этот разговор? Почему не мог промолчать, проснуться, забыть этот кошмар и просто любить его так, как он этого заслуживает? Ласково загонять в его гостеприимную щель, растянутую под него долгими ночами, по гладкой мази… полировать его губы поцелуями, дразнить до жалобной мольбы…

Джулиан встал неожиданно, резко потемнел до того затуманенный взгляд. Подполз ближе и направил текущий смазкой член к его рту.

— Сделай мне приятно, — приказал.

И Элтыр покорно раскрыл рот, ловя взглядом туманные серые глаза. Солёное скользнуло на язык и в горло. Он втянул щёки, ласково поглаживая языком, откинул голову, принимая глубоко. Он бы сделал не только это. Они оба знали. Как знали и то, что Джулиан не захочет. Джулиан совал свой член ему в рот, только когда был зол. Отбирал немного власти, которая не была ему нужна. Которой на самом деле и не желал. Отбирал, чтобы что-то себе доказать, а, по сути, просто брал то, что ему готов был уступить Элтыр.

Когда Джулиан не желал самоутверждаться, он обычно бывал настолько послушен и пассивен, насколько не каждая женщина захочет. С ним можно было делать практически что угодно, лепить, как угодно. От его неги затмевало разум. Отчего-то главнокомандующий не ревновал. Отчего-то он чувствовал, что ему единственному досталось такое послушание. Он был готов и сам дарить нечто подобное, насколько мог. Не из благодарности даже — из желания сделать приятное. Уж если его любимый принц настроен вымещать на нём свою ярость, пускай. В конце концов, они были созданы сильными, выносливыми мужчинами словно бы друг для друга. Ломай — не сломаешь.

Когда на языке осело терпким, Джулиан жадно впился в Элтыр Дара взглядом, коснулся большим пальцем уголка губ.

— Проглоти, — сказал тихо.

Элтыр Дар проглотил. И собирался хорошенько отыграться на нём за это.

— Не знаю, что на меня нашло, — сказал он позже. — Мне приснилось, что ты оставляешь меня.

Джулиан поморщился. То ли от раздражения, то ли оттого, что они всё же закончили со слюной вместо привычной мази.

— Забудь о своём сне, — холодно отрезал он, хмуря брови. — Я здесь и не собираюсь никуда бежать.

Элтыр отрывисто усмехнулся. Ведь и правда. Вчера они подошли к Лус Улану — точнее к перевалу, отделяющему их от Лус Улана, — и остановились на ночлег под сенью холодных скал, спасаясь от жары и зноя. Всю эту неделю Джулиан был покладист и даже нежен, хотя казалось, он обитает далеко, где-то в своих нескончаемых мыслях, и только и делает, что размышляет, размышляет, размышляет. О чём? Элтыр не имел понятия, но видел, что не о побеге, не о мести, даже не о своей обиде. И, хотя его разум часто оставался недоступен и далёк от всего реального, что их окружало, зато тело было отзывчивым и послушным. Элтыр не мог не наслаждаться этим, с каждым разом чувствуя, как растёт в груди светлое восхищение и желание оберегать своё. Он немного пугался собственных эмоций. Их сила приводила в состояние трепета.

Когда Джулиан оборачивался в толпе, легко находя его взглядом, хотя Элтыр был, в отличие от него, так же темноволос и смугл, как и прочие воины, что совершали с ним этот переход, и не надевал на себя ярких одежд, кроме алого шагомера, сплетённого принцем на ночном привале, его светлые глаза блестели на солнце лукавой радостью, а высохшие губы трогала едва заметная ухмылка, и что-то в груди заходилось такой отчаянной радостью, что глаза увлажнялись, как при взгляде на солнце. Главнокомандующий был занят своими собственными чувствами, их новизной и силой, что захватила его с головой, и обращать внимание на что-либо кроме этих чувств было сложно. Даже сам их источник словно подёрнулся дымкой. Остались лишь ощущения от его тепла рядом, от взглядов и голоса, но он сам стал ещё большей загадкой, разгадывать которую не было желания. Элтыру хотелось просто наслаждаться, забыться от проблем. Он должен был переварить эти чувства, что атаковали его без меры.

Гархан говорил ему, что он идиот, но без особой охоты, скорее лениво. Он и сам не верил, что принц станет плести интриги в их лагере, однако был не слишком доволен отстранённостью главнокомандующего. Шихар же наоборот был абсолютно спокоен, а если спокоен Шихар, спокойны и остальные берсерки, что, вопреки собственному физическому превосходству, не могли не воспринимать его мудрости.

— Я знаю, — шепнул Элтыр Дар, мягко притягивая к губам тонкие пальцы, — я знаю. Ты похудел.

Джулиан раздражённо вырвал свою руку.

— Нет аппетита, — сказал он, поморщившись. — Хватит, Элтыр, иначе мы снова задержимся с выходом. Мы и так идём уже слишком долго. Ты обещал мне купальни и драгоценности, а пока что я вижу только конские жопы и грязные лужи. — Он улыбнулся примирительно. — Хочу этой ночью быть с тобой на настоящей постели.

— Ладно, — твёрдо ответил Элтыр, разочарованно провожая взглядом фигуру Джулиана, вставшего с пола и отходящего к тазу с водой. — Будет тебе <i>настоящая </i>постель этой ночью.

Джулиан слабо улыбнулся ему в ответ, а затем плеснул себе на лицо.

— Я грязный, как сборщик трупов, — пробормотал он. — Скорее бы этот твой Лус. Или хотя бы какая река. Мне подойдёт даже болото.

Элтыр рассмеялся, поднимаясь. Он подобрал с сундука свои вещи и принялся одеваться, посматривая на голую спину и ягодицы, на которые упала широкая полоса золотого света из приоткрытой полы шатра: Джулиан пытался помыться целиком. Он проделывал это каждое утро и каждый вечер, и на него уходило воды больше, чем на десятерых человек. Элтыр бы не стал возражать, даже если бы ему было жалко воды. Вид искупал затраты сполна. И ему нравилась брезгливость Джулиана: чистый любовник — это всегда приятно, особенно если страсть настигает внезапно. Слушать брюзжание принца нравилось тоже — оно забавляло.

— За перевалом почва плодороднее, — сказал Элтыр, закрепляя тонкие ремешки на куртке из мягкой кожи. Переход через перевал должен быть тяжёлым, но, если верить Шихару, их не ожидает никакая засада, а потому было решено отказаться от брони. — А недалеко от Лус Улана — Байдак. Озеро, — пояснил он, поймав недоумевающий взгляд. — От Байдака и почти до Лус Улана — заболоченные поля. На них Империя выращивает рис.

— И он так просто отдал тебе эти земли? — удивился Джулиан.

— Ым Хагал? Нет, не просто. Он отдал их за помощь в ликвидации партии его отца.

Джулиан усмехнулся.

— И самого отца.

— Не только его. — Элтыр Дар приблизился и зачарованно провёл пальцами по светлой коже, всё ещё нежной там, где её не коснулись шрамы. — У Хагала было двое старших братьев. — Он сжал в ладони твёрдую мышцу, а затем резко отпустил. Принц прав, у них ещё будет время, а сейчас им нужно выдвигаться и прибыть в Лус Улан как можно скорее.

Он вдохнул едва слышимый терпкий запах у шеи. Джулиан был прав, когда назвал его слепцом. Сны не обязаны быть вещими. Сны иногда — это просто сны.

Джулиан издал облегчённый вздох, когда Элтыр Дар вышел из шатра, не заботясь о том, слышит ли его главнокомандующий или нет, и принялся скоро собираться. За всё то время, что они в сопровождении личной дружины неспешно преодолевали расстояние между столицей и землями, отданными Элтыр Дару, не случилось ни одного нападения и ни одной серьёзной потасовки. Чудесная магия Шихара, которой так завидовал Джулиан, уберегала их от многих опасностей. Каким-то образом этот человек узнавал, что их ждёт на пути. Они обошли шакалье логово, разорили остановившееся на ночлег кочевое племя, забрав с собой всех молодых женщин, и обставили шайку бандитов, поджидавших на проторенной дороге, по которой часто возили в столицу рис. У одного из бандитов Джулиан, даже не успевший вступить в бой, нерасторопный после того, как Элтыр, не иначе чем-то упившийся, объезжал его долгие три раза, не позволяя ни на миг сомкнуть веки, отобрал занимательное украшение из гладких серых бус и нанизал их на алого цвета кожаный шнур, что взял у одной из пленных женщин. Элтыру подарок понравился. Он даже нацепил его себе на бедро и, хотя Джулиан сам считал это глупостью при таком то количестве охраны, иногда отмерял количество пройденных шагов. Иногда Джулиану даже чудились оранжевые всполохи магии между его пальцами, любовно ласкающими побрякушку, абсолютно бесполезную в этом походе, но, как ни странно, хорошо генералу подходящую.

Он сильно скучал в этом походе и даже начинал раздражаться на пустом месте. Раздражали его невозможность искупаться, хоть бы и в ледяной воде, Элтыр Дар с его любовью к настойкам и привычкой молча подминать под себя, Хаун, вечно бегающая за ним собачкой, Хаун, бегающая собачкой за Гарханом, сам Гархан и воины в целом, эта дурацкая, иссушенная степь… Он шёл и вспоминал волшебные леса, влажные великанские листья, на которых так сладко спать. Вспоминал свободные нравы и дух сопричастности к чему-то большому, чему-то важному. В Йилийсэ ему было не до скуки, ведь были тренировки, были войны и были советы и праздники, на которых он мог излить свою энергию в доброй драке в кругу. Джулиан не был уверен, что вернётся когда-либо, как не был уверен в том, примут ли его обратно, сможет ли он вновь стать своим. Он скучал по Великим Лесам здесь, в степи с Элтыр Даром, а в Великих Лесах он скучал по нему. И то было смешным, ведь Элтыр Дар никогда бы не смог проникнуть через Элар Ийльмар.

Они пришли к вечеру, уставшие и пыльные, но Джулиан чувствовал себя довольным. Крепость Лус Улан была не похожа на крепости риддийские и, хотя он уже и видел столицу, шикарную, изящную, яркую, не ожидал, что таковым окажется и городок на отшибе, окружённый с одной стороны горной грядой и лесостепью, а с другой — рисовыми полями, что Элтыр показывал ему и Хаун с утёса, когда они только-только пересекли перевал.

Узоры рисовых полей тогда показались ему галлюцинацией или видением, настолько они были необычны для взора человека, проведшего две трети жизни в лесистой Риддии, где на золотых полях выращивали пшеницу и ячмень, и одну треть — во владениях эльфов, поросших влажными лесами.

Он уставился на этот пейзаж. От неровных плавных полос, следующих на отдалении от крепости и почти вливающихся в рябящее и голубое — озеро, баюкающее по краю садящийся круг ярко-белого солнца в обрамлении оранжевых облаков, — рябило в глазах. Он пытался проморгаться, полагая, что станет легче, но легче не стало. Некоторые полосы на поле были светлее, некоторые темнее по цвету и оттого чувство нереальности захлёстывало с головой даже больше, чем когда он бродил по пещерам своих предков, надышавшись и наевшись грибов, голодный и изнывающий от жажды и холода.

— Ты видишь то же, что и я?.. — спросил он, оглядываясь на главнокомандующего.

Элтыр щурил глаза, в свете закатного солнца казавшиеся совсем уж светлыми, яркими, как плоды великанских деревьев. Хаун стояла чуть поодаль, и видно было, что ей не до рисовых полей, не до отца и вообще ни до чего нет дела.

Не знавшая до этого лишений и физического труда, тонкая и изнеженная, дочь великого военачальника, бывшего кочевника, очень тяжело переносила их медленное шествие. Под глазами Хаун, чёрными, как сапфиры, залегли усталые тени. Сама она всё время молчала и лишь отмахивалась от желающих вести с ней разговоры. Такой она существовала до утра, и лишь с утра можно было застать её дружелюбной и полной сил. Джулиан порою удивлялся, как вышло, что Элтыр так запустил воспитание собственной наследницы. Хаун была дамой из высшего света, хоть и не аристократкой по праву рождения. Этикет, манеры и умение вести беседы — всё это было вымуштровано в ней, как некогда и в самом Джулиане, однако, и он заметил это ещё в столице, тренировки давались ей с большим трудом. И сейчас, спустя целый день спорой дороги, она стояла с ними на утёсе, по-видимому, думая о чём-то своём, а, скорее всего, и не думая вовсе, и Джулиана это полностью устраивало. Ещё немного, и Хаун вежливо извинится перед отцом и отправится мучить Гархана, а они с Элтыром останутся практически наедине.

— А что ты видишь? — ответил тот вопросом на вопрос. Блеснули зубы в лукавой улыбке. Сегодня утром он признавался ему в любви, но то было минутным порывом, следствием плохого сна, и сейчас они оба делали вид, что этого не было, и Джулиану оставалось только бросать на любовника победоносные, многозначительные взгляды.

— Я вижу чудо, — сказал Джулиан серьёзно. — Земля передо мной плывёт, как краска по холсту.

Тёплая ладонь скользнула по его пояснице, не привлекая, просто касаясь, словно обозначая своё присутствие. Джулиан не обернулся, рассматривал «видение», пытаясь понять.

— Это рисовые поля, — сказал Элтыр. Большой палец мягко погладил поясницу. — Здесь много холмов, поэтому землю возделывают уровнями, чтобы вода не оттекала. Линии, которые ты видишь — земляные валы. Вблизи всё не так красиво.

— А я думал, что сошёл с ума, — хмыкнул Джулиан. Он посмотрел на Элтыр Дара. — Пока что здесь мне нравится больше, чем в столице.

— В столице ты только пил и торчал в купальнях, — отметил главнокомандующий. Ладонь с поясницы переместилась на лицо. — Здесь развлечений ещё меньше.

Джулиан придвинулся ближе, краем глаза отмечая, что Хаун не смотрит на них, а вежливо отошла к раскидистому дереву, и обнял Элтыра за шею локтем.

Прикосновения любовника, даже не ведущие к постели, заставляли его плавиться от лучистой нежности и странного желания, зачастую не связанного даже с желанием плоти.

— В таком случае, пока есть вино и вода, мне будет, чем заняться. — Джулиан улыбнулся. — А вот чем планируешь заниматься ты?

— Ты удивишься, — хмыкнул Элтыр Дар, покрепче прижимая его к себе. — Я планировал только пить и укладывать тебя на постель.

— Неужели будешь укладывать меня весь день? — Джулиан рассмеялся, но глаза главнокомандующего лишь сверкнули хитро.

— Ты же хотел попробовать, каков я, когда объят магией, — сказал он. — Тогда будь готов провести подо мной весь день.

— Нет уж, — фыркнул Джулиан, отстраняясь. — Забудь об этом, генерал.

Конечно, он бы не забыл.

Когда они достигли стен старой крепости, уже совсем стемнело. Сами стены казались уже совершенно негодными к обороне, скорее обозначающие крепость, чем действительно защищающие. Элтыр, ехавший почти вплотную, рассказал ему о том, что когда-то, ещё во времена деда нынешнего императора, Лус Улан стоял на границе страны и защищал её от набегов степняков, которые позже были безжалостно вырезаны.

— Почему не построили замок на перевале? — поинтересовался Джулиан. — С того утёса всё просматривается отлично.

— Как ты можешь заметить, замок не выстоял и ста лет. Его строили криворукие собаки, и страшно представить, что было бы, строй они на высоте.

Джулиан пожал плечами и отъехал к Шихару, как раз освободившемуся от своих обязанностей. Шихар выглядел разбитым, но решительным.

— Что ты думаешь по этому поводу? Почему крепость не построили в горах?

Шихар улыбнулся, глядя куда-то вдаль.

— Нирами очень суеверны, — сказал он. — Их плохие боги живут в горах. Степняков они считали посланниками нечистых сил.

Комнаты, в которые они заселились, на взгляд Джулиана были весьма малы для главнокомандующего и так же просты в убранстве.

— Такое чувство, что это комнаты прислуги, — сказал он, проводя ладонью по посеревшей древесине.

— Это и есть комнаты прислуги, — ответил ему Элтыр. — Хозяйских спален у купальни нет. Я попросил переделать несколько, но здесь довольно мало толковых людей. Они ещё готовятся. Пока что спим здесь.

— А кто спит в хозяйских покоях? — Джулиан поглядел на Элтыра, севшего на придвинутую к стене, хлипкую на вид кровать, застеленную, однако, дорогими изысканными тканями алых расцветок.

— Хаун повезло, — хмыкнул Элтыр Дар.

Джулиан улыбнулся. Он подошёл к любовнику и взял его лицо в ладонь. Кольнула кожу жёсткая неровная щетина.

— Нам нужно опробовать эти твои купальни, — сказал он. А затем улыбнулся, когда Элтыр схватил его за зад так, словно не трахал буквально с утра. — Будь нежен в этот раз.

— Я буду, — заверил он, обхватывая талию руками. — Буду таким, как ты хочешь.

— Тогда будь собой.

Они разделись в небольшой комнате без окон. Высокая, как для имперки, служанка неопределённого возраста сначала помогла снять одежду с хозяина дома, а затем и с Джулиана. Привыкший всегда заниматься этим самостоятельно, принц зажмурился от удовольствия, когда тонкие и прохладные, но очень ловкие и сильные женские пальчики в несколько щекочущих движений избавили его от лишних тканей, а затем с нажимом прошлись по затёкшим мышцам.

— Советую тебе запоминать имена прислуги в этот раз, — сказал Элтыр, когда женщина вышла. Он взял с деревянной полки большой таз воды, от которой шёл пар и запах свежих листьев. — Я хочу, чтобы это был и твой дом.

Джулиан неопределённо повёл плечом. Дом у него был только один, и он затерялся далеко в Великих Лесах, однако он прекрасно понимал, к чему ведёт Элтыр Дар, поэтому лишь улыбнулся скромно.

— Если ты того желаешь. Как, в таком случае, зовут эту?

— Аджа.

Элтыр облил его водой, и мягкой тряпкой стёр с него грязь. С дороги они оба были, как два бродяги, особенно главнокомандующий. После того, как сам оказался достаточно чист, чтобы ступить в купальни, Джулиан обтирал литое загорелое тело долго и с удовольствием. Ему нравились редкие шрамы, глубокие и не очень, длинные и совсем точечные. Джулиан мягко целовал эти отметины, облизывал солёную кожу, прихватывал зубами.

Большой член главнокомандующего смотрел прямо на него, и Джулиан не смог отказать себе в том, чтобы ласково вобрать его в рот.

На язык легло солёное, терпкое, но Джулиан не обратил внимания на вкус. Они весь день были в пути. Его мраи заслужил это. Заслужил за свой тяжёлый труд и за то, что позволил ему быть хозяином на своей земле. Джулиан ласкал каменный член вдохновенно и с наслаждением. Чужие пальцы путались в чуть отросших, вьющихся от влаги волосах. Чужие тихие выдохи грели самолюбие. Элтыр Дар сходит по нему с ума. Элтыр Дар сделал его своим единственным любовником и потакает всем его желаниям. Тот самый Элтыр Дар, знаменитый полководец из книг, берсерк, командир армии Императора, плавится от любви и удовольствия в его руках.

— Ты её трахал? — спросил Джулиан, снимаясь с его члена и поднимая голову. Взгляд Элтыр Дара, мутный и отрешённый, немного прояснился.

— Да, — сказал он.

— Она хороша? — Джулиан вновь заглотил головку и, не мешкая, скользнул, плотно втягивая щёки, дальше. Пока не уткнулся носом во влажные вьющиеся волоски цвета пыльного угля. Горло распирало, и это ощущение приводило его в экстаз. «Это он. Это его член я ласкаю своей глоткой и своей задницей каждую ночь и каждое утро».

— Да, — ответил Элтыр Дар хрипло и низко, любовно перебирая его волосы. — Но никто не хорош так, как ты.

— Льстец, — шепнул Джулиан, выпуская тяжёлый орган из своего рта. Слюна стекла ему на подбородок, и принц утёр её тыльной стороной ладони.

— Нет, — отрезал командующий мягко. — Мне не нужен никто, кроме тебя.

— Запомни эти слова. — Джулиан улыбнулся, поднимаясь с колен. — Хочешь кончить мне в рот или в задницу?

Элтыр Дар улыбнулся в ответ.

— Хочу дать тебе насладиться водой.

— Показывай. — Джулиан ухмыльнулся. — Мне не терпится это увидеть.

Элтыр Дар молча открыл двери смежной комнатушки, и Джулиан распахнул глаза.

Перед ним была пещера. Огромная пещера, соединившаяся с каменной кладкой помещения. С двух сторон большие окна выходили на ночное небо, и из них лился благородный лунный свет. От воды шёл пар.

— Горячие источники?.. — шепнул Джулиан, застывший в дверях.

— Верно. — Элтыр Дар кивнул. — Это место, как и сам малый дворец, построили уже в имперский период. Мастера готовили его для одного из принцев.

— А отдали кочевнику… — шепнул Джулиан в восхищении.

— Неправда. — Элтыр тихо рассмеялся. — Один принц тут уже есть. Вам нравится, ваше высочество?

— Нравится? — Джулиан хохотнул нервно, отходя к окну. Деревянная стена, округлой формы отверстия. Вид на весьма запущенный, но всё же сад. — Я остаюсь тут жить.

Элтыр Дар хмыкнул и зашёл в воду с того края, где на камнях был оставлен небольшой столик с чаем, закусками и глиняной бутылкой, в которой, судя по всему, находился веселящий напиток.

— Я бы не советовал читать здесь книги.

— Здесь будет невозможно читать, — улыбнулся Джулиан, резво опускаясь рядом. Вода была горячей, камни под чувствительными ступнями гладкими. — Невозможно не отвлекаться на красоту.

Мозолистая ладонь погладила его по щеке так ласково, что глаза прикрылись сами собой.

— Ты привыкнешь…

Джулиан поймал ласкающую руку в свои и посмотрел на командующего с пристальным интересом.

— Мраи… — Поцелуй лёг на внутреннюю часть ладони. Сухая, даже жёсткая кожа приятно колола губы. — Спасибо, мраи.

Он видел, как Элтыр Дар задыхается чувством. В глазах его стояло столько эмоций, что, казалось, не перечесть, а главными были нежность и страх. Этот мужчина, что был старше его на много лет и некогда брал силой, как невольника, приглянувшегося мальчишку, практически второй человек в мире, безжалостный берсерк, боялся собственной любви и был не готов испытать её силу. Настолько боялся, что Джулиан уже не мог припоминать ему их первые разы, что для него самого прошли под знаменем боли, ненависти и разочарования.

Джулиан, уловив эту волну замешательства, приник к нему ближе. Пусть всё, что он чувствует, перейдёт на тот уровень, который понимают оба, на уровень плоти.

Джулиан жадно скользнул в чужой рот языком, как хозяин, как полноправный владелец, он и был им по сути, тем, кто властен над знаменитым воеводой, потёрся ноющим тяжёлым членом о не менее тяжёлый член. И всё же он был не в силах остановиться говорить.

— Всё, что говорят обо мне, забудь, — сказал он на языке наштым с акцентом, который даже Хаун перестала замечать, оторвавшись от губ командующего. Их глаза встретились, и во взгляде Элтыр Дара было столько восхищения и жажды, что сердце заколотилось, как бешеное. — Я всегда буду за тобой и за тебя. Я был твоим с первого взгляда. Просто знай… что я сделаю всё… — Он заглянул в глаза командующему с проникновенной искренностью, но в ответ по решительному лицу Элтыр Дара пробежала тень разочарования.

— Ым Хагал дал нам два месяца.

Джулиан моргнул.

— О чём ты?.. — спросил он тихо. А затем криво оскалился, осознав. — Хочешь сказать, — ладонь, словно действуя отдельно от него, легла на шею — пока что невесомо, просто чтобы сдавить, ежели ответ окажется неверным, — что верному императорскому псу велено натрахаться со своей восточной зверушкой вдоволь, а затем отбросить её подальше и вернуться обратно к ноге?

Лицо Элтыр Дара на миг стало каменным, отстранённым, как лицо мачехи. А затем глаза гневно прищурились. Запястье руки, что лежала у командующего на шее, предупреждающе сжало.

— Я притворюсь, что не слышал этого, — сказал Элтыр Дар холодно, отодвигая его руку от себя. — Но если ещё раз назовёшь меня императорским псом, то сильно пожалеешь.

Джулиан усмехнулся горько. Ещё с утра этот мужчина ласкал его с нежностью, на которую не каждая женщина способна, и признавался в любви, словно нет никого дороже него. А теперь он обещает наказать его за правду.

— Придётся совсем молчать. Но два месяца я как-нибудь переживу без болтовни.

— Перестань, — поморщился Элтыр, крепко хватая его за талию. Жёсткий, холодный взгляд смягчился. — Неужели ты думаешь, что я способен оставить тебя?

— Ты мне скажи, — Джулиан отвернулся, — что ты собираешься делать?

Поцелуи, мягкие, щекочущие, коснулись шеи, ключицы, плеча.

— Я должен буду вернуться ко двору с окончанием срока. Но это не значит, что я собираюсь оставить тебя насовсем, Джулиан. Я думаю, что Ым Хагал… вероятно, не желает видеть меня живым.

Джулиан усмехнулся. «Ым Хагал, вот же хитрая тварь».

— С чего ты решил?

— Всего лишь предчувствие, но я должен понять. Не хочу подставлять тебя под удар. — Его пальцы скользнули между ягодиц и нажали на сухое отверстие. То поддалось, нехотя впуская в себя два пальца, и Джулиан поморщился, грубо отталкивая от себя чужие руки. — Не будь холоден со мной. Я придумаю, как решить этот вопрос.

— Ты его не решишь. — Джулиан отплыл от него подальше. — Его решу я.

Элтыр проводил его тело взглядом, а затем пристально посмотрел в глаза.

— Как? — спросил он.

— Через два месяца, — Джулиан ухмыльнулся дерзко, — езжай к своему хозяину. Я выжду время и поеду следом.

На скулах Элтыр Дара проявились желваки, а на радужках заплясали алые искры, однако он только попросил голосом холодным как сталь на морозе:

— Продолжай.

— Это будет выглядеть как каприз отвергнутого любовника, — сказал Джулиан. — Он не посмеет меня убить, потому что иначе Эстебальд не даст ему жизни. А вместе нам будет легче противостоять ему… кому угодно.

Элтыр кивнул молча.

— Я благодарен тебе, — сказал он наконец, когда пауза совсем затянулась. — Я бы хотел иметь рядом такого союзника, как ты, во дворце. Но за свой длинный язык ты позже поплатишься, не сомневайся.

Джулиан ощутил, как дёрнулась щека. То ли от гордости за то, что его признали равным, то ли от раздражения: этот человек до сих пор считал, что владеет им, как рабом.

— Что же, всыплешь мне плетей?

Элтыр Дар усмехнулся, и в этой усмешке скользнуло жестокое предвкушение.

— Только посмей, и у тебя не будет даже этих двух месяцев со мной. — Джулиан приблизился, приникая почти вплотную. Плоть соприкоснулась с плотью.

— Куда ты денешься от меня, — рассмеялся Элтыр, мягко обнимая. — Ты примешь всё, что я с тобой сделаю. А что-то… — он влажно коснулся кромки уха языком, — что-то, я уверен, попросишь повторить.

Джулиан вздрогнул и прикрыл глаза, отдаваясь волнующей ласке. Сердце странно билось в немом предвкушении и немом гневе. Главнокомандующий был прав. Он позволит ему всё. Хуже убийства друга ведь уже ничего не может быть?..

— Твой наштым очень хорош, — похвалил Элтыр Дар мягко, чуть отстраняясь и заглядывая в глаза. — Ты действительно талантлив в этом.

— Я рад, что сумел доставить тебе удовольствие.

— Не глупи… ты и есть моё удовольствие.

Они поцеловались медленно и нежно, словно впервые изучая друг друга.

— Мало кому известен наштым, — сказал Элтыр, когда поцелуй разорвался. — Мы можем использовать его.

Джулиан покачал головой.

— Ты так безрассуден, главнокомандующий. Мы должны использовать по-настоящему редкий язык…

— Хочешь научить меня языку остроухих?

— Буквально паре фраз. Меня зови своим ийльтан.

— Что это значит?

— Это значит пара. — Джулиан уложил голову ему на плечо. От жара, идущего с источника, она уже начинала кружиться. А может быть, то был жар иного рода.

Элтыр Дар издал короткий смешок. В волосах вновь задумчиво запутались его пальцы.

— Так ты называл <i>его</i>?

Джулиан поморщился, но не отстранился. Воспоминание кольнуло чувством потери. Словно потеряв Йотля, он потерял огромную часть своей жизни, да и самого себя. Он старался не помнить, что было в том помещении, куда Элтыр Дар пригласил его, после того как они договорились быть вместе, но каждое упоминание, каждый намёк на те события выбивали всю почву из-под ног.

Кисти рук сами сжались в кулаки и так же быстро безвольно опустились на влажные камни позади спины командующего.

— Я называл его по имени, — холодно ответил Джулиан. — Я не хотел становиться ийльтан. Ни его, ни кого-то другого. Для нас это особая клятва. Эльфы проводят несколько столетий, пытаясь сделать дитя. Неважно от кого. Когда их фертильность падает, они ищут себе того, с кем проведут лучшие годы своей жизни.

— Ты о старости? — Элтыр Дар хмыкнул.

— Эльф относится к старости иначе… старость означает, что ты уже отдал свой долг перед общиной и можешь жить для себя. Она означает, что ты набрал достаточно знаний и опыта, чтобы быть счастливым.

— В этом есть что-то… Я буду для тебя лучшим мужем, чем был он.

— И это говорит человек, который обещал заставить меня страдать за то, что было сказано в гневе.

— Хватит, принц. Не пытайся вывести меня из себя пустыми разговорами. Лучше выпей.

— Я не хочу уснуть.

— Тогда я налью тебе чай. В этой местности в него добавляют рисовую муку.

Джулиан заинтересованно приподнял брови и отлип от любовника. Он чуть глубже погрузился в горячую воду, скрывая себя почти по подбородок.

— Я хочу попробовать. Это вкусно?

— На любителя.

— Тебе он нравится, моя любовь?

Элтыр, разливающий чай, мелко вздрогнул — зазвенел фарфор. Джулиан скрыл ухмылку ладонью.

— Нравится, — ответил Элтыр после паузы.

— Тебя так просто вывести из равновесия, главнокомандующий. Нужно лишь сказать то, что ты знаешь и так. Хочу быть единственным, кто заставляет тебя чувствовать смущение.

— Ты и есть единственный, — сказал Элтыр. — И иногда очень хочется поставить тебя на место. Пей.

— Я слишком хорошо знаю своё место. — Джулиан поднялся и забрал чашу. Пахло молоком и маслом. Он сделал осторожный глоток и перекатил вкус на языке. — Это необычно. Но я бы не стал пить каждый день. С теми цветами… — он глотнул ещё, уже смелее, — мне нравится больше.

— Я знаю. Мы везли два ящика цветов с собой.

Джулиан улыбнулся мягко и отставил чашу на поднос.

— Спасибо. А если они закончатся?

— Будет повод доехать до столицы. Вдвоём мы управимся быстро.

— Звучит заманчиво. Честно говоря, я бы с удовольствием куда-нибудь уехал. Мне хватило недели бездействия в городе Хагала. Только без стражи. И без Хаун.

Элтыр Дар хмыкнул.

— Чем тебе не угодила Хаун?

— Ей тяжело выдерживать долгие нагрузки. Она будет нас задерживать. К тому же… дерётся она пока что так себе.

— И чья же это вина? — Командующий допил чай залпом, не отрывая от него хитрого взгляда.

— Твоя, разумеется. — Джулиан сладко улыбнулся. — Ей уже за двадцать, а она только научилась держать меч.

— Теперь ты учишь меня воспитывать детей. — Элтыр хмыкнул весело и притянул Джулиана ближе за талию. — Ты самый наглый из тех, кто был в моей постели.

— Это ты, генерал. Самый несносный из моих любовников.

Они провели за разговорами полночи. Чай давно остыл, прикосновения делались всё настойчивее и приятнее, а в голове засел сонный туман. Лицо Элтыр Дара и без того почти лишённое глубоких морщин, распаренное и порозовевшее, казалось лет на пять моложе, а его взгляд был так лукав, что казался и вовсе взглядом мальчишки.

Джулиан оттеснил любовника к кровати и навис сверху, мягко целуя.

После купален они добрались до спальни прямо так, голыми, даже не обтёрлись полотенцем. Снаружи доносился свист насекомых и тянуло холодом. Холодным был и пол, и простыни, на которые они легли.

— Куда они положили наши мази? — Пока они развлекались на горячих источниках, прислуга разобрала их вещи.

— Лаон должен был распорядиться изготовить новые, — сказал Элтыр. — Посмотри в верхнем ящике.

Джулиан так и сделал. Фарфоровая баночка алой и розовой раскраски уютно легла в ладонь. Он снял крышечку и удивлённо распахнул глаза. Пахло розовым шиповником. Резкий аромат оттенял какой-то другой, делая его более мягким, более терпким. Сама субстанция была прозрачной, приятной на коже.

— Подумал, что тебе должно понравиться, — сказал Элтыр, заметив его взгляд.

Джулиан ощутил, как дрогнул уголок губ. Он наклонился на несколько мгновений, чтобы увлечь его в благодарный поцелуй.

— Мне нравится, — сказал он, окуная два пальца и зачерпывая прохладной мази, но Элтыр Дар внезапно остановил его.

— Позволь мне.

— Хорошо. — Джулиан кивнул и лёг на спину. Излишек мази на пальцах он размазал о собственный член.

Элтыр Дар за бедро отвёл его ногу в сторону, раскрывая, а затем медленно засунул в него смазанные пальцы.

Джулиан простонал гортанно. Пальцы внутри неспешно двигались, двигалась и ладонь главнокомандующего на члене. Он подвёл Джулиана к самой грани, а затем и ласкающая ладонь, и проникающие пальцы исчезли. Джулиан скривился.

— Не трогай себя, — шепнул Элтыр. Лицо его лучилось азартом и голодом.

Джулиан сунул руки под подушку.

— Мраи, — позвал он и обнял себя под коленями, выставляя напоказ, когда Элтыр, нанеся на себя мазь, поднял взгляд. — Заполни меня.

— Заполню, — кивнул Элтыр Дар. — Перевернись.

«Что он опять задумал?»

Джулиан безмолвно встал на четвереньки. Что уж говорить, это была их любимая поза. Его так точно.

— Раскройся.

Он недоверчиво взглянул на Элтыра через плечо — тот посмотрел в ответ твёрдо, пристально — и повиновался. Пришлось лечь грудью на простынь и развести себя в стороны пальцами.

— Ещё, — приказал Элтыр. — Хочу видеть тебя изнутри.

Они занимались любовью ежедневно и сегодня утром тоже, но после тяжёлого дня в пути отверстие успело поджаться. Джулиан попытался открыться, но долго продержатся не смог.

— Ты должен помочь мне, любимый, — сказал он на наштым голосом низким от волнения.

Плавный толчок без предупреждения вырвал из его груди блаженный крик. Элтыр обещал, что будет нежен, и исполнял своё обещание: принц не испытал ни толики боли, лишь удовольствие и едва заметный дискомфорт от первого толчка, который случался каждый раз в разной степени. Он бы даже предпочёл более тесное проникновение, но Элтыра, кажется, заводило, что он всегда готов и раскрыт под него, поэтому трахали его почти без перерывов на восстановление.

Дальше Элтыр замер в нём.

— Не убирай руки. — Легче было сказать, чем сделать. Следующий толчок, хоть и плавный, едва удалось выдержать, не съехав животом на постель.

Это длилось недолго. Элтыр совершил лишь несколько фрикций, а затем Джулиан услышал, как тот в быстром темпе ласкает сам себя, и задрожал. Он стоял на коленях, гостеприимно открыв раздолбанную дырку, не получая никакого удовольствия кроме удовольствия от осознания собственного подчинения этому человеку. Джулиан почти задыхался от необычного чувства, что обуяло его: не любви, не наслаждения, а странной, заставляющей трястись похоти.

Элтыр Дар с хриплым стоном закончил прямо на его отверстие.

— Глотай, — приказал тихо, и Джулиан сжался, принимая в себя липкую сперму. А затем ещё.

В конце Элтыр Дар перевернул его на спину, коснулся пальцем оголившейся головки, собирая обильную смазку, и Джулиана тряхнуло на постели от избыточных ощущений.

— Прости, что назвал тебя Хагаловским псом, — шепнул он, наблюдая, как Элтыр слизывает его соки с пальца.

— За что ты просишь прощения? Я ведь и правда всего лишь пёс Императора.

Джулиан ухмыльнулся.

— За то, что сказал это вслух. Позволь мне кончить.

На лице Элтыр Дара появилась загадочная улыбка. В глазах его пылали алые искры.

— Ты ведь и без моего разрешения можешь закончить в любой момент. Почему же не делаешь этого? Разве я связал тебя? Удерживал насильно?

Джулиан нахмурился, понимая, к чему он ведёт.

— Нет, — ответил он. — Нет, мраи. Кем бы ты ни был, я всегда желал быть в твоей власти.

— Вот и я, — сказал Элтыр, глядя ему в глаза, — только в твоей власти.

***

Ему нравилось в новых покоях. Аскетичность их комнат даже вдохновляла. По ночам было прохладно, но тем больше тянуло прижаться к пышущему печкой главнокомандующему, всегда недовольно ворчащему что-то сквозь сон, а соприкосновения эти — всем телом — отдавались каким-то несравненным счастьем и умиротворением. Окон в их комнатах не было, и оттого пропадало желание подолгу возлежать на грубоватых льняных простынях, зато желание сразу же встать и бежать к крытым источникам, а затем завтракать вместе с Элтыром вдвоём или же, что случалось чаще всего, втроём с Хаун, а иногда и целой компанией, состоящей из берсерков Элтыра — его приближённых воинов.

Они веселились на тренировочной площадке, и Джулиану доставалось столько же, сколько доставалось в бытность его учеником Туруфь. Он вечно ходил, украшенный расплывшимися сиреневыми синяками, будто татуировками, на которые Элтыр, бывало, любил надавить пальцем во время любовных утех, вызывая грудные вскрики болезненного удовольствия.

А после утренних тренировок были сады и рисовые поля, и крестьяне на них оглядывали светловолосого и светлоглазого Джулиана, раскрыв от удивления рты. Он сам, в компании Лаона, управляющего в Лус Улан, обошёл все сады во дворце и распорядился восстановить их прежний вид. А, может быть, не совсем прежний, скорее с налётом риддийского строгого духа.

К вечеру становилось совсем не до хандры: в большом зале собирались все воины, которых Элтыр брал с собой, маленькая личная армия, и устраиваемый пир был всегда достаточно оживлён и весел, особенно когда вносили крепкие настойки.

К концу первой недели Джулиан даже до того утомился от веселья и дел, что на целый день заперся в богатой библиотеке, занявшей всё левое крыло дворца. У него, словно у нищего, попавшего на королевский обед, разбегались глаза, но он запретил себе жадничать и начал с малого.

В тот день он взялся за историю Империи, и замысловатый, образный язык нирами до того увлёк его, что он сам едва замечал, как на низком столике появляются горячий чай из рисовой муки, которым Элтыр Дар поил его в первый день здесь, какие-то закуски, орехи, пирожки. Да и сам столик явно возник неспроста. Скорее всего, позаботилась Ылам, приставленная к нему служанка, но Джулиан не мог вспомнить, видел ли её вообще.

Он дочитал первый том до половины, когда ощутил боль в шее и то, как затекли мышцы от долгого сидения в одной позе. За причудливой формы окном уже были видны звёзды — кто-то зажёг свечи. Ему не было холодно — кто-то растопил камин.

Он подошёл к огню и пошевелил поленья изящной кочергой. Смимар никогда не обращал внимания на внешний вид изделия. Если делал, то делал просто и практично, а здесь, в Империи, красоте придавалось действительно огромное значение.

— Господин…

Джулиан вздрогнул, за день привыкший к тишине и одиночеству, и обернулся.

— Ылам… что у тебя?

Несколько неказистая, уже давно не молодая Ылам — седина в чёрных волосах, квадратная фигура и шрам, пересекающий нос — подошла ближе и низко поклонилась. Джулиан был почти уверен, что Элтыр намеренно подбирал некрасивую служанку для него. Вряд ли боялся, что он осмелится удовлетворять потребности плоти с кем-то другим, скорее не хотел видеть направленные на прислугу взгляды. То было неизбежно в любом случае — Джулиан заглядывался и не только на прислугу — но с личным слугой всегда возникает особая симпатия, особая близость.

— Вам пришло письмо. Обычно Лаон или Болор просматривают их, но я сумела достать для Вас… — Ылам подняла взгляд и запнулась. Просто подала письмо, всё не разгибаясь полностью.

— Спасибо, Ылам, — сказал он, забирая письмо из её рук. — Можешь взять что-то из моих украшений… кроме колец.

— Что Вы, господин…

— Просто возьми. Сможешь выгодно продать.

— Благодарю Вас, господин…

Он знал, что именно возьмёт Ылам: длинную цепочку из речного жемчуга — даже не подарок Элтыра, так, безделушка из Риддии, которую он когда-то собирался отдать жене. И не продаст. Есть вещи, которые не продают, как бы сильно не хотелось. И Джулиан бы отдал эту цепочку Ылам в любом случае. Эльфы научили его, что вещь может просто принадлежать кому-то, даже если приобрёл или сотворил её ты сам. А значит, хранил ты её именно для этого.

Когда Ылам удалилась, он оглядел письмо, и на лицо скользнула чуть робкая, слабо контролируемая и очень глупая улыбка. Печать королевского двора.

Он вскрыл письмо и погрузился в чтение. Эстебальд весело рассказывал о том, что увёл его жену, о том, как тяжело на троне, о слугах, с которыми Джулиан был близок в детстве, а в конце рассказал про родившегося породистого жеребёнка.

Джулиан бы никогда не обратил на это внимание, Эстебальд любил забивать письма глупостями, если бы слово «жеребёнок» не было написано на сарском диалекте, на котором могло обозначать сразу два понятия.

«Жеребёнка назвали в честь его венценосного деда».

Джулиан вздрогнул, тупо уставившись на округлые закорючки витиеватого аккуратного почерка, а затем скомкал письмо в руках и бросил в камин.

Его сына зовут Илисио.