Киета сидела в кресле напротив врача. Он был не намного старше её лежащей докторки. Женщина нервно оглядывалась, избегая смотреть на него.
— Госпожа Кайсей, — произнёс он спокойно.
Киета посмотрела на него неожиданно скучающе:
— Мне не нужен психотерапевт.
— Доктор Катогари компетентная специалистка: если она посчитала, что есть основания, значит, они действительно были.
Женщина никак не отреагировала.
— Сессия вам всё равно назначена, — ровным тоном произнёс доктор, — так что давайте начнем. Я Чжичан Косума.
— Обо мне вы и так знаете, — Киета демонстративно закинула ногу на ногу, надменно оглядывая мужчину.
— О вас, но не вас саму, — он не терял самообладания.
— Вам недостаточно ЭЭГ, рентгена и кучи жёлтых газетонок со слухами, чтобы поставить мне диагноз по-быстрому и начать пичкать таблетками?
— Боюсь, я не психиатр.
— Тогда просто залезьте мне в голову, раз уж не можете ставить диагнозы, — иронически отозвалась женщина.
— Лоботомию не проводят в наше время, — отшутился он, — Я представился. Теперь вы.
— Сайко Кайсей, — раздражённо ответила Киета.
— Раз уж вы утверждаете, что я о вас много знаю, значит, нужно это проверить, — его улыбка не предвещала ничего хорошего, — если не ошибаюсь, это ненастоящее имя?
— И как же я тогда записана в истории болезни? — тон был взбешённый, но героиня сохраняла холодность.
— Извините, ошибся. Тогда, выходит, вы меняли имя? — доктор Косума вёл себя учтиво, но нарочно лез в больные темы самым наигранно наивным образом.
— Да.
— У этого была причина?
— Да.
— Вам не нравилось ваше имя?
— Да.
В голове всплыло воспоминание: семейный ужин. Мама удивлённо смотрит на неё. Отца, конечно же, нет дома. Айто ещё маленький. Айто на стороне отца. Мать на его стороне.
— То есть как, сменить имя? — с трепетом произносит она.
— Оно мне не нравится, — утаивает дочка причины.
— Но папа так долго его выбирал, — аргумент, который ещё больше убеждает, что нужно поменять имя, и тут же другой, не дающий возможности для компромисса, — мне так нравится твоё имя, Киета.
— Имя Сайко Кайсей значит что-то?
— Дословно? Да. Старейший из образов или вроде того, — она отмахнулась.
— Для вас, — уточнил доктор Косума.
— Мам, а как звали бабушку? — ещё маленькая Киета стоит рядом с матерью. Её плечи дрожат в беззвучном рыдании. На деревянной табличке выжжено «Сайко Кайсей».
— Морико, — отвечает она, отвернувшись.
«Красивое имя. И почему они все Сайко?» — думает девочка, осматривая семейный алтарь Кайсей. Тут захоронены только женщины. Они все погибли молодыми. Но пятилетней Киете кажется, что пройдёт целая вечность, перед тем, как она станет Сайко. Девочка слышала, как взрослые говорили, что имя на табличке защищает от злых духов.
— Хорошо, — прерывает молчание доктор Косума.
— Кики, — в комнату забегает младший брат, — папа приехал.
— Ага, классно, — бросает девочка, отворачиваясь.
— Она отказала? — мальчик обеспокоен.
Киета кивает, шмыгая носом.
— Ну чего ты, будет ещё куча этих Хацу, — брат берёт её руку и тянет, — папа привез подарки!
— Ладно-ладно, — она идёт за Айто.
Отец сидит за столом, пока мать обхаживает его. Девочка поджимает губы. У матери был приступ утром. А он этого даже не замечает.
— Мама, — Киета обеспокоенно подходит к ней, — отдохни, я сама.
— Спасибо, Кики, — женщина улыбается, целует дочь в лоб, — осталось только смешать рис с мясом.
Девочка смотрит на неё сочувственно. Киета идёт на кухню. Мясо шипит на сковороде в соусе. Рис отварен и стоит в горячей воде. Девочка выдыхает. Она так злится на отца. Но пока ничего не может сделать.
— Расскажите об отношениях с близкими, пожалуйста, — попросил доктор Косума.
— То есть?
— Близкие люди.
Женщина опустила взгляд.
Воспоминание об отце. О смерти матери. Об Айто, кричащем на неё. Звонок из полиции. Она срывается с задания. Она летит домой. Но врачи уже констатировали смерть. У Айто истерика. Он только поступил в университет. Отец в другом конце страны.
Девушка не может плакать. Она смотрит на врачей и полицейских затуманенным взглядом. Месяцы, как в тумане. Она без слез смотрит на семейный алтарь. Пытается работать, но раз за разом проваливает задания. Часами разглядывает потолок в полном молчании. Она не слышит ни звонков, ни стука в двери. Она больше ходит на работу. Только кошка заставляет её подниматься с постели.
— Сайко, — слышится голос из коридора, — я принёс тебе еды. Мы с Томо не знали, что ты любишь, так что… В общем, я оставлю в холодильнике.
Шаги Такаши. Она не видит его, закутавшись в одеяло, но он не в первый раз так приходит.
«Кики, я написал заявление об отпуске на твоё имя, — приходит сообщение от Сейруме. Так непохоже на него: нарушать правила, — Я могу прийти?»
Но она не отвечает. Такари узнаёт обо всём во время своего отпуска. Она возвращается домой. Но Киета не хочет говорить с ней. Она не говорит ни с кем.
— Спасибо за заботу о Сайко, — Такари благодарит Икитаи.
— Не стоит.
Масацу названивает. Даже Гунчи пишет слова поддержки.
Киета задумалась о последних годах.
Она изредка навещает мать. Уже годами не общается со школьными друзьями. Гунчи так и не ответил на вопрос: друзья ли они? С Масацу точно не подруги. Отношения с Такари едва ли хорошие. А Сейруме? Сейруме уже нет в живых.
— Этот вопрос сложен для вас? — вновь заговорил мужчина.
Киета задумчиво покачала головой, но ничего не ответила.
— Вам диагностировали реактивную депрессию в 25 лет, — доктор посмотрел на неё.
— Да, было такое, — женщина пожала плечами.
Ей 24. Мать умирает в результате приступа. Несколько месяцев, как в тумане. Кошка начинает болеть. Девушке исполняется 25. Она водит Октопусю по ветеринарам. Но прогнозы неутешительные. Любимая кошка умирает на глазах. Киета винит себя. Такари пытается возобновить отношения, но каждый раз всё заканчивается руганью. На работе дела идут лучше: девушка погружается в неё с головой, желая забыться. Сейруме спрашивает об её состоянии. Просит Красного Грача направить Эскейп на психологическое обследование. Ей диагностируют депрессию, выписывают таблетки. Киета их почти не принимает. Она работает усердней, берётся за любые миссии. Жизнь начинает обретать краски. Девушка забирает кота из приюта. Наконец решается официально сменить имя. Даже ходит на свидания. И всё так же много работает.
Киета схватилась за голову.
Она обездвижена. Злодея ослепляет Сейруме. Он кидается на героя. Эскейп видит, как его внутренности вываливаются из живота. Всё в крови. Он падает. Он не поднимется. Эскейп плачет. Сейруме уже не может плакать. Но тумана перед глазами больше нет. Есть дом и работа. Работа и дом.
Кровавая картинка мелькает с голове. В груди защемило, что невозможно дышать. Киета резко поднялась.
— Слушай, ты, — дрожь в голосе сменилась криком, — если тебе так хотелось довести меня до панической атаки, то молодец, довёл!
— Вы принимали прописанные антидепрессанты? — так же спокойно, как и в начале ответил доктор Косума.
— Нет! Я справлялась сама! Я не могла позволить себе раскисать, — Киета осеклась. Крик стал бормотанием. К горлу подступил ком, — больше! Если я героиня, то я должна ей быть…
— Для чего вам быть героиней?
— Потому что люди нуждаются во мне! Потому что я сильная! — Киета то кричала, то бормотала себе под нос, отступая к своему креслу, — Потому что я он хотела быть лучше…
«Отца, — про себя договорила она, — лучше отца…»
Дрожь в теле и боль в груди выместили из головы страх показаться слабой. Но психотерапевт никак не реагировал:
— В чем проявляется их нужда?
Киета уже не могла слыхать.
«Я не лучше… Нет, я бросила Такари, чтобы она не страдала. Я помогала людям. Я была героиней… Была… Была, — одними губами произнесла она, — я лучше. Я боролась. Я борюсь. Я… Я…»
Киета посмотрела на доктора Косума.
— Ты должен знать, что мне делать? Как разгрести эту кашу, — голос дрожал. Женщина едва сдерживала слезы.
— Есть ли у вас кто-то, на кого вы можете опереться сейчас? — мужчина вёл себя так, будто перед ним не билась в истерике пациентка.
— Я не об этом! — Киета схватилась за голову.
Опора… Опора… Опора! В средней школе Хацу помогает ей завести разговор с другими одноклассниками.
— Ребят, хватит, — громко произносит девочка, — если она не хочет говорить о своём папе, значит, не нужно заставлять.
Но её нет рядом.
— Извини, ты мне не нравишься, — в голове её образ в школе меняется на Хацу сейчас; взрослая женщина с работой и такой же прекрасной улыбкой, — Прости.
— Киента, да? — голос Масацу сливается с голосом Гунчи:
— Слушай, тут всем тяжело в первый день.
— Хана, я ухожу в отставку, — новость, как гром среди ясного неба.
— Герой Эктоплазм серьёзно пострадал после нападения неизвестной группы злодеев, — говорит по телевизору ведущая.
Мысли о Такари вызывают злость, но приятное чувство, будто кто-то коснулся руки, отрезвляет.
— О чем же вы тогда хотите поговорить? — вкрадчивый голос доктора впервые за сессию успокаивает.
Мысль обрывается. Перед глазами Кан. Он сидит на неё рабочем столе:
— Ага, ужасная, — на его губах улыбка, — Киета.
Схожее воспоминание. Такая же уютная тишина. Такой же тёплый тон говорит ее имя:
— Сайко, у нас с Такаши для тебя подарок, — Томо бледная. У неё недавно была менструация, и она всю неделю пролежала в постели с серьёзным кровотечением. Она очень боится, что лейкемия может проявиться и у будущих детей.
Друг выносит рыжую кошку:
— Это твоя мамочка, — говорил он и переводит взгляд на подругу, — Как назовешь котёночка?
— Китикити, — после паузы произносит она.
Друзья улыбаются. У них появляется ребёнок. Они мирно живут, пока Такаши не приходит в слезах. Он ничего не говорит. А потом Киета узнаёт о Бабуру. Отвращение к Томо сменяется пониманием, когда и женщина рассказывает ей историю расставания.
И снова неясно, кто может помочь. Остаётся только Китикити. И она убегает через пару лет, оставляя хозяйку в полном одиночестве.
— Здравствуй, Киета Хана, — ужасное имя, от которого она всю жизнь пытается отвязаться, так легко произносит родной голос, не способный больше прозвучать.
И тот, кто только недавно появляется снова. У него успешная карьера. Есть семья. И причуда. Он правильный. Она — нет.
— Госпожа Кайсей, — её лежащая врачиня возникла из ниоткуда. Её ласковый весёлый голос не подарил покой, — доктор Косума сказал, что вам стало плохо во время консультации.
— Когда меня выпишут? — женщина удивлена своему голосу; он не дрожит.