Я застыла, забыв даже как дышать. Колючий мороз пробежал по затылку, заставив непроизвольно поежиться. Липкий страх до боли сжал сердце когтистой рукой. В ушах загудело. Я медленно закрыла и открыла глаза, ощущая, как дико начинает болеть голова.

— Так понимаю, ты меня узнала, — ухмыльнулся в трубку Константин.

Мозг отказывался верить, что вожак нашёл Жана, и сейчас бедному, вступившемуся за меня оборотню придёт конец. Словно страшная сказка, которая никак не хотела заканчиваться хорошо. Меня мутило, в висках пульсировало. Я присела на краешек негромко скрипнувшей под моим весом кровати и сжала свободной рукой одеяло. Нужно было успокоиться. Я не хотела, чтобы Жан пострадал из-за меня, поэтому собрала волю в кулак и наконец заговорила холодным, ничего не выражающим тоном:

— Узнала. Где Жан?

— О волчонке беспокоишься? — презрительно хмыкнул Константин. — Он там, где и должен быть: готовится к справедливому суду.

— Отпусти его, ублюдок! — прокричала в телефонную трубку. — Ты меня слышишь?!

— Слышу, Татьяна, но слушать не стану, — твёрдо проговорил Константин. — Жан нарушил наши законы и, считай, плюнул мне в лицо, после всего, что я для него сделал. Такое оставить безнаказанным невозможно.

— Ты мерзкий подонок, — сквозь зубы процедила я.

Константин вздохнул:

— Жаль, что ты такого мнения обо мне, однако за каждым преступлением следует наказание, у каждого поступка есть своя цена.

— Да?! — выпалила я. — Тогда какова цена того, что ты со мной сделал, тварь?! Или то, что произошло сегодня, тоже глупое стечение обстоятельств?! — Он молчал. — Я поверила тебе! Я готова была подумать, а ты… Да ты просто мразь последняя, вот, кто ты! Слышишь?! — кричала дрожащим от слёз голосом.

— Прости… Я опять всё испортил.

— Простить?! Ты предлагаешь мне просто взять и простить тебя?! — вскочив на ноги, выплюнула я, судорожно вытирая слёзы. — Да я в жизни тебя не прощу, сволочь! Говори, где вы!

— Мы там, где и должны быть. Суд произойдёт сегодня после заката, когда взойдёт полная луна, — холодно произнёс Константин. — Если хочешь присутствовать, сначала успокойся и…

— Успокоиться?! — перебила его я. — Ты хочешь, чтобы я успокоилась?! Да как ты…

— Молчать! — гаркнул он так, что я потеряла дар речи и от страха села обратно на кровать. — После заката к тебе подъедет мой человек и отвезёт в нужное место. Но будь добра прийти в себя. Истеричкам здесь не место.

Звонок прервался. Я отложила телефон и взглянула на дрожащие от испуга руки. Никто и никогда не позволял повышать на меня голос. Даже отец этого не делал. Это было очень странно, и это было… непривычно? И, наверное, я действительно истеричка, раз начала кричать на него перед тем, как узнала, где именно держат Жана. Следовало выдохнуть и проанализировать ситуацию. Я упала спиной на кровать, раскинув руки в стороны, и прикрыла глаза.

Так. Думай, Таня, думай. Если суд состоится после заката, а Константин меня туда пригласил, значит, до моего прихода Жану ничего не угрожает. И дураку понятно, что вожак решил сделать образцово-показательное представление в мою честь, чтобы таким образом наглядно продемонстрировать, в чьих руках находится власть в этом городе. И он, скорее всего, считает, что я покорно соглашусь с его зверской расправой над неповинным волком-одиночкой. Но Константин меня совсем не знает. Я — дочь своего отца, и как Волкова не собираюсь терпеть беззаконие. Бабушка не раз рассказывала мне в письмах, каким отважным и непреклонным был её сын, и как она надеется, что я пойду по его стопам.

Я открыла глаза и посмотрела на потолок. Закатные лучи окрасили его в оранжево-красные, местами лиловые цвета. Красиво, но любоваться времени не оставалось, я должна была подготовиться, смыть с себя запах вожака и обязательно переодеться. Погода не располагала, чтобы щеголять в юбке. К тому же этот импровизированный суд мог закончиться для меня чем угодно, даже изнасилованием. А испытывать судьбу, дразня Константина чулками, было не лучшей идеей.

Как показала практика, у него на сексе со мной какой-то пунктик. Не знаю, чем это вызвано, возможно, он зацикленный маньяк, но у меня нет ни малейшего желания вступать с ним в интимную связь. Мне достаточно унижения, которое ощутила в лесу, когда он трахал меня перед всеми своими дружками, и меня тошнило от отвращения из-за афродизиака, который он использовал сегодня.

Вожак заслуживал наказания, поэтому первым делом я пошла в гостиную и открыла тайник. Там, как и рассказывала бабушка, лежал револьвер и три пули. Я проверила барабан — все семь камор были заполнены. Что ж, какое-никакое прикрытие мне обеспечено. Если верить словам бабушки, никто из оборотней не посмеет на меня напасть, завидев это оружие. Револьвер без кобуры, поэтому нужно будет спрятать его где-нибудь так, чтобы он оставался незамеченым. У меня не было плаща, чтобы закрепить оружие на поясе, поэтому я решила запихнуть его в сумочку. Не думаю, что волки сильно насторожатся, если вдруг резко захочу припудрить носик, да и для девушек прихорашиваться — обычное дело. Подозрений у этих мразей возникнуть не должно. Я вывалила на диван содержимое сумочки и заменила его револьвером. Теперь предстоящая встреча меня больше так не пугала.

Около девяти вечера раздался протяжный звонок. От неожиданности я подскочила на дедушкином мягком кресле, на котором сидела. Первым мгновенным решением было затаиться, что я и сделала. Однако настойчивый звонок повторился: стоящий в коридоре явно знал, что я нахожусь в квартире. Аккуратно ступая по старому, скрипучему паркету, подошла к двери, чтобы посмотреть в глазок. Только попыталась осуществить задуманное, как в неё забарабанили с огромной силой.

— Татьяна, нет смысла прятаться. Я знаю, что вы там, ведь слышу вас и чувствую ваш запах. Я от Константина, — устало вздохнув, проговорил молодой человек, пока я пыталась рассмотреть его в глазок в полутёмном коридоре.

Пришлось открыть. На пороге стоял высокий темноволосый парень приятной внешности в брендовом спортивном костюме, с татуировкой на шее и двумя небольшими тоннелями в ушах. В руках у него была огромная чёрная коробка из бархатного картона, украшенная такой же угольно-чёрной лентой.

— Костя просил передать, — объяснил он в ответ на мой вопросительный взгляд.

Парень отдал мне свою ношу, и лишь тогда я заметила, что его правая рука была в гипсе. Внезапная догадка заставила с прищуром посмотреть ему в глаза. Он всё понял без слов: от стыда у него полыхнули уши.

— Извините. Подожду вас в машине, — потупив взгляд, протараторил волк и убежал.

Мне ничего не оставалось, как закрыть дверь и вернуться с коробкой в гостиную. Я поставила её на стол, развязала шикарный бант и открыла. Внутри оказалось пальто такого же благородного чёрного цвета, как и коробка. Оно было стильным и выглядело очень дорогим. Я провела ладонью по ткани и почти получила тактильный оргазм: нежнейший кашемир ласкал мои пальцы не хуже Мадагаскарского шёлка¹Самый дорогой шёлк в мире, изготавливаемый мадагаскарскими пауками-шелкопрядами исключительно в дождливую погоду.. Чисто из женского любопытства примерила его и поняла, что сидит оно, как влитое. Лишь только вдоволь налюбовавшись на себя в зеркало, заметила, что к одежде прилагалась записка, которая лежала на дне коробки. Я развернула её и прочла.

«Как бы сильно ты ни была на меня обижена, прошу, надень это пальто. На улице слишком холодно. Не хочу, чтобы ты простудилась. Тебе ещё ухаживать за бабушкой.»

Вот скотина! Ещё бы написал: тебе от меня детей рожать! Подсовывает подарки, прикрываясь моей бабушкой! И идиоту понятно, что это он из-за сегодняшнего афродизиака расщедрился, мудак конченый! Решил меня вшивой одёжкой задобрить? Думает, сделает дорогой подарок и я обо всём забуду? Не на ту нарвался, подонок! Негодуя, я покрывалась красными пятнами, шагая из стороны в сторону, а потом в порыве ярости сняла пальто и бросила его на диван. Мне не нужна была такая благотворительность, особенно после всего, что он сделал. И чтобы немного остыть, я направилась в свою комнату и, раскинув руки в стороны, плюхнулась на кровать лицом в подушку, громко простонав. Как же он меня бесит!

Перевернувшись на спину, запустила пальцы в волосы и медленно выдохнула. Необходимо было успокоиться, ведь от меня зависела жизнь Жана. Я не могла позволить эмоциям взять верх над разумом. На казни я буду одна среди целой стаи оборотней, поэтому следовало запастись недюжинной выдержкой и ледяным спокойствием. А вот пальто, похоже, придётся надеть. Оно выполнит свою основную миссию: согреет меня, но также позволит притупить бдительность вожака, который подумает, что я приняла его подачку.

Мне вспомнилась Юлька и наш первый курс. Её тогда бросил парень ради девчонки с параллели. Юля была очень влюблена, поэтому разрыв она переживала крайне болезненно. Но в один из дней пришла на пары в абсолютно не свойственном для себя образе. Она постриглась, обрезав длинные, почти по пояс, густые косы, и, как ни странно, каре ей очень даже шло. А ещё из светло-русой простушки превратилась в жгучую брюнетку. На все мои расспросы она лишь ответила: «Лучшее оружие женщины, Таня, — это её внешний вид, и чем короче на тебе платье, тем легче спрятать в руке нож, который ты собираешься воткнуть в спину изменившему тебе подонку». И сейчас эта её фраза была как никогда актуальна. Я иду в логово зверя, и будь на мне юбка, штаны или даже пояс верности — это не остановит ни вожака, ни его огромную стаю. Убежать мне точно не удастся, уже проверяла, поэтому надо будет дать бой. И пусть они лучше пускают слюни на мои стройные ножки, чем видят, что целюсь в их прогнившие сердца.

Я подошла к чемодану и вытащила ботфорты и свою самую короткую юбку. Она была интересного кроя: как раз такого, что против воли притягивал взгляд. Тёплые чулки заменила на капроновые телесного оттенка, чтобы акцентировать внимание волков на ногах. Волосы заплела в тугую косу и закрутила в плоскую гульку. Так шансы быть схваченной за шевелюру равнялись нулю. Слегка подправив макияж, надела подаренное Константином пальто, схватила сумочку с револьвером и вышла во двор.

Заведённый тонированный внедорожник не заметить было сложно. Он сильно выделялся на фоне простых автомобилей представителей рабочего класса, которые заполнили стихийную парковку. Я целеустремлённо направилась к нему и села на переднее сидение. Желание ехать рядом с бросившим в меня камень волком отсутствовало, но надо было проверить мой наряд. Я умышленно не застегнула пальто и, разместившись в машине, закинула ногу на ногу, тем самым приподнимая и без того короткую юбку почти до белья. Измученный ожиданием водитель стрельнул взглядом на мои бёдер и неспешно покатился в сторону арки, сжав руль покрепче и непроизвольно облизнув губы. Что ж, похоже, с нарядом я всё-таки угадала.

Мы ехали недолго: минут десять. За это время успели миновать кладбище и остановиться у въезда в лес. Эту часть города пусть и смутно, но я помнила. День похорон отца намертво врезался мне в память. Перед глазами возникли плачущая мама и на удивление спокойная бабушка. А ещё целая толпа людей в чёрных одеждах. Они косились на меня и перешёптывались, отчего хотелось убежать, спрятаться, исчезнуть, лишь бы не привлекать всеобщего внимания. Мне было очень некомфортно в розовой курточке и тёмно-зелёных сапогах. Я казалась себе каким-то нелепым цветным пятном среди мрачной чёрной процессии. Сейчас, спустя тринадцать лет узнав о своём истинном происхождении, поняла, что всех остальных привлекал не цвет моей куртки, а то, что я — юная волчица, будущая мать стаи, которую каждый из присутствующих желал заполучить.

Помню, что из-за пристальных взглядов мне захотелось стать невидимой, поэтому я незаметно улизнула и пошла по центральной аллее, рассматривая надгробия. Моё внимание привлекла фигурка скорбящего ангела, который склонился над каменной вазой с засохшими цветами — четырьмя бутонами угольно-чёрных роз, которые, по всей видимости, стояли здесь уже длительное время. Там был похоронен маленький мальчик примерно моего возраста. Его образ запечатлел серый гранит. Ребёнок улыбался и, казалось, сейчас оживёт и заговорит. Я присмотрелась и заметила трещину у него на лице аккурат возле левого глаза. Выглядело так, будто он смеялся и одновременно плакал, словно страдал, что его бросили, что о нём забыли и больше не навещают.

— Таня!

Внезапно услышала я пронзительный крик матери и обернулась. Она подбежала ко мне, заливаясь слезами, и так крепко обняла, что стало трудно дышать. Мама отстранилась и начала судорожно ощупывать меня ладонями, словно проверяя, цела ли я.

— Вместо того, чтобы разводить сопли, лучше бы смотрела за ребёнком, — с презрением в голосе обратилась к ней внезапно появившаяся бабушка. — Отобрать дитя у такой никудышной матери будет проще простого.

Мама взяла меня за руку и, не проронив ни слова, повела прочь. Она шла так быстро, что я едва за ней поспевала. Ничего не понимая, я обернулась посмотреть на бабушку. Она как раз вытирала скатившуюся слезу, но, заметив меня, сделала вид, что мне показалось. Я потянулась к ней рукой и позвала, но она, поджав губы, развернулась и молча ушла. Мама, услышав мой крик, резко дёрнула меня вперёд и зашагала ещё быстрее.

Мы вбежали в квартиру, и мать начала наспех собирать небольшую дорожную сумку, складывая туда в основном мои вещи. Я расплакалась, не понимая, что происходит. Она меня успокоила, сказав, что это игра и мы победим, если быстрее всех доберёмся к её родителям. Я поверила и уже сама тянула маму за руку к автобусной остановке. Но мы почему-то миновали её и долго шли к трассе пешком. Мама постоянно оглядывалась, и нам даже пришлось несколько раз прятаться в лесополосе, когда со стороны Волково ехали автомобили. Выйдя на трассу, мы поймали попутку и, только добравшись к соседнему городу, сели на автобус. Я всю дорогу молча смотрела на небо. Оно, казалось, тоже скорбило по папе: серые густые тучи закрыли солнце, норовя в любую секунду разрыдаться дождём. Бабушка сказала, что он теперь живёт там. Я знала: папа не хотел, чтобы мы уезжали, но его с нами уже не было…

Тогда я не понимала значение произошедшего, с годами, из-за влияния матери, мне стало казаться, что бабушка хотела разлучить нас, поэтому мы убежали. Сейчас же я осознала, что она предупреждала маму, возможно, немного упрекала, но сделала это потому, что меня в любой момент могли похитить. И теперь стало действительно страшно, ведь не убеги мы в тот день, даже не знаю, что бы со мной произошло.

Пока я предавалась воспоминаниям, оборотень успел провести нас по небольшой тропе к широкой поляне. На противоположной её стороне стоял огромный каменный идол, напоминающий человека с волчьей головой. Руки его были разведены в стороны, а от запястий статуи к земле спускались длинные массивные цепи, переходящие в кандалы. В них был закован почти нагой человек. Его тело покрывала перемешанная с кровью земля, и только по длинным когда-то белым волосам я поняла, что это Жан. Захотелось подбежать к нему. Я дёрнулась, но сдержала порыв, до боли сжав спрятанные в карманах пальто кулаки. Нельзя было показывать стае своё самое уязвимое место.

— Ты пришла, — удовлетворённо произнёс Константин, привлекая внимание к себе.

Я повернулась к нему и посмотрела оборотню в глаза. Сколько там было самодовольства. Вожак ликовал, светился от счастья, ведь всё же поймал свою добычу. Так и хотелось влепить ему пощёчину, бросить под ноги вшивую подачку, наставить на него револьвер и наблюдать, как высокомерная улыбка медленно сползает с его лица. Но я не могла позволить себе такую роскошь. Вначале стоило осмотреться, прикинуть свои шансы и только тогда атаковать, ведь туз в рукаве у меня был всего один, и разыграть его следовало правильно: второго шанса эти ублюдки точно не подарили бы.

Тем временем Константин бегло пробежался по мне взглядом, нахмурился, а потом внимательно осмотрел стаю. Выражение его лица мне не понравилось. Вожак подошёл вплотную и почти беззвучно прошептал:

— Советую застегнуться, иначе я за них не ручаюсь.

— Я не нуждаюсь в твоих советах, — фыркнула ему в ответ.

— Но ты непременно изменишь своё мнение, когда с тобой развлечется вся стая.

Мне пришлось прикусить язык и застегнуть пальто. Такая перспектива на самом деле пугала. Я чудом избежала этого в прошлый раз, но дважды повезти мне не могло. Жан был прикован, а больше желающих меня спасать я не наблюдала. Мой страх также подогревали сальные взгляды, которые начала замечать то тут, то там. Как же глупо было надеть эту чёртову юбку. Я непроизвольно сжала подмышкой сумочку, успокаивая себя наличием в ней револьвера.

— Они чувствуют твой страх, — прошептал на ухо Константин, — и это их раззадоривает. Ты должна успокоиться, иначе может случиться непоправимое. Я достаточно силён, но, если им сорвёт крышу, справиться со всей стаей одновременно не смогу. Они не знают, кто ты, и до сих пор считают тебя Красной Шапочкой. Единственный способ уцелеть — это довериться мне и делать то, что скажу. Согласна?

— Угу, — едва слышно ответила я, судорожно бегая взглядом по приближающимся оборотням.

Их лица напоминали звериные оскалы. Они образовали вокруг нас кольцо и постепенно его смыкали. Я ощутила, как капелька пота медленно скатилась по позвоночнику, и дёрнулась от внезапно пробежавшего по спине холодка. Константин поднял моё лицо за подбородок, заставив взглянуть ему в глаза, и, улыбнувшись, сказал:

— Доверься и смотри только на меня.

В следующую секунду он прильнул к моим губам требовательным поцелуем. Я натянулась, как струна, застыв от неожиданности. Вожак подтянул меня к себе за талию и, придерживая за затылок, проник в рот языком. Я глупо моргала, пока он, прикрыв веки, наслаждался процессом. В какой-то момент всё же поддалась и даже начала ощущать что-то похожее на возбуждение. Ноги стали ватными, коленки подкашивались, а руки самовольно принялись гладить его по плечам и затылку. Умом я понимала, что это неправильно, но ничего поделать, увы, не могла. Тело не слушалось, всё больше и больше подчиняясь властному оборотню. Внизу живота завязался тугой узел желания, я свела ноги вместе, чтобы хоть как-то облегчить болезненно-приятные ощущения. Бельё стало влажным, и я негромко простонала в рот вожаку.

— Таня! — вывел меня из дурмана крик Жана.

Я дёрнулась и отстранилась, тяжело дыша. Стая к тому времени разомкнула кольцо и отошла от нас на несколько метров, но почему-то все парни разделись и светили оголённым торсом несмотря на пронизывающий осенний холод. Константин злобно посмотрел на прервавшего нас оборотня и произнёс:

— Мы, кажется, немного отвлеклись, — ухмыльнулся он. — Луна уже взошла. Пришло время справедливого суда.

Повсюду раздались довольные возгласы и завывания. Я даже попятилась от испуга. Мне показалось, что в окружающих меня существах не осталось ничего человеческого. Они полностью поддались влиянию луны и только внешне всё ещё напоминали людей. Было до жути страшно. Я знала, что идти в звериное логово опасно, но не подозревала, что настолько. Следовало успокоиться, ведь направлять на оборотней дрожащий револьвер — означало похоронить себя и Жана заживо.

— Приведите обвиняемого, — приказал Константин.

Два крепких парня подхватили Жана под руки и приволокли поближе к нам. Теперь я смогла разглядеть бедного пленника получше. Он был изранен, покрыт ссадинами и царапинами, которые почему-то не заживали. А лицо… Оно оказалось просто в ужасном состоянии: сосуды левого глазного яблока потрескались, и оно вместо белого стало красно-бурым, одна бровь была рассечена, нижняя губа разбита. Я непроизвольно охнула от увиденного и прикрыла ладонями рот. Эти чудовища поиздевались над бедным парнем, и всё из-за меня. В груди закололо, когда осознала, во что его втянула.

— Вы нелюди… — тихо прошептала я, но Константин меня услышал.

— Ты ошибаешься, Татьяна, — снисходительно проговорил он. — Если бы твой любимый волчонок пришёл на суд самостоятельно, то остался бы цел. Но он решил, что самый умный, что чтить законы земель, на которых ему позволили жить, — не обязательно. Поэтому попытался удрать, поджав хвост, как шелудивая шавка. Это недостойное поведение для оборотня, пусть даже и безродного. Он пытался убежать в волчьей форме, поэтому нам пришлось применить серебро. Сейчас мы его снимем, и на этом змеёныше всё заживёт как на собаке. Освободите его, — с нескрываемым пренебрежением приказал вожак своим парням.

К пленнику подошёл один из волков с оголённым торсом. На его руках были надеты толстые зимние перчатки. Он снял наручники и, аккуратно положив в резную деревянную коробочку, унёс их прочь. Жан потёр красные от серебра запястья.

— Жан Возницын, — громко, чтобы все слышали, начал Константин, — я позволил тебе жить на своей территории, в то время как все остальные кланы от тебя отказались. Я не взимал с тебя плату за эту огромную услугу, не требовал стать частью стаи, позволял свободно охотиться на отведённом тебе участке леса. Взамен от тебя требовалось лишь соблюдать закон. Но ты забыл добро, которое к тебе проявили, и укусил кормящую тебя руку. Ты сорвал охоту и покусился на то, что изначально принадлежало вожаку. Ты поступил недостойно, напав на оборотня в человеческой форме, сам при этом пребывая в волчьей. У тебя есть что ответить на этот счёт?

— Таня не Красная Шапочка! Вы не имели права брать ее силой! — сжав кулаки, вспылил Жан. Он понемногу восстанавливался: раны медленно заживали.

— Ты покусился на принадлежащую вожаку самку, не вызвав меня на честный поединок! — прорычал Константин и обратился к стае: — Это, — указал он на меня пальцем, — Татьяна Волкова, дочь Михаила Волкова и единственная волчица, рождённая за последние семьдесят лет. Она была обещана мне ещё с младенчества. Наши отцы скрепили договор рукопожатием на глазах у обеих стай. А ты, — ткнул он Жана в грудь, — посмел пренебречь многовековыми законами, основами, на которых держится наше общество.

— Смерть! Он достоин смерти! — загудела стая.

— Тихо! — гаркнул Константин, зло оглядев оборотней.

Воцарилась гробовая тишина.

— Я не знал, — попытался защититься Жан.

— Не знал?! — взревел вожак. — Я проследил за вами, когда ты провожал Таню и напросился к ней домой. И да, предполагаю, что на тот момент ты мог не знать всей правды, а просто был пленён её фимиамом. Но если бы ты продолжал оставаться в неведении, то почему вылетел как ошпаренный, постоянно оглядываясь? Ты чувствовал слежку, а узнав её тайну, понял глубину последствий, поэтому трусливо сбежал, напрочь забыв запутать след. Разве я не прав?

Жан молчал, потупив взгляд.

— Но при всём при этом ты продолжал кидаться на меня на следующий день, когда я пришёл к ней домой. Не это ли доказательство того, что ты лгун?! Или ты забыл про Милену? Как прибежал ко мне, как плакался, что сам её убил?

Услышав имя любимой, Жан вскинул голову и злобно посмотрел на Константина.

— Не я ли помог тебе на суде, добыв из авторитетного источника информацию, что иногда альбиносы впадают в состояние аффекта и не помнят содеянного? Не я ли поручился за тебя перед другими кланами и взял на себя обязательство следить за тобой и препятствовать любым проявлениям твоей агрессии? Не ты ли дал клятвенное обещание перед советом вожаков, что в случае нарушения закона покорно примешь своё наказание? Ну! Отвечай!

Жан молча сверлил взглядом говорящего. В глазах плескалась тёмная вязкая ненависть. Он сцепил зубы и сжал кулаки до побелевших костяшек. На его лице заходили желваки.

— Язык проглотил? — хмыкнул Константин. — Ты глубоко оскорбил меня лично, но этот грех я великодушно тебе прощаю.

Вожак повернулся и, поцеловав мою руку, произнёс:

— Он умрёт быстро и по-возможности безболезненно. Это мой тебе свадебный подарок, Таня.

Я застыла, шокированная услышанным. Этот ненормальный называет убийство свадебным подарком? У него вообще крыша поехала? Больной извращенец, пытающийся завладеть мной, как вещью, и устранить единственного адекватного оборотня, который осмелился меня защитить. Я не поверила ни единому его поганому слову. Это он — патологический лжец, а не Жан. Это Константин наобещал мне золотые горы, а сам решил изнасиловать, использовав афродизиак. И именно он руководил преследовавшей меня стаей. Если бы сильно хотел, то наверняка усмирил бы своих ублюдков, как сделал это сейчас. Не поверю, что их отпустило от одного вида нашего поцелуя. Он всё спланировал, подговорил остальных оборотней меня напугать, а потом бессовестно старался опять задурманить голову, и если бы не Жан — не знаю, чем бы всё для меня обернулось. А сейчас этот подонок пытался обелить себя за счёт того, кто на самом деле являлся самым нормальным и правильным из всех присутствующих. Именно Жан не причинил мне вреда, хотя тоже попал под воздействие моего запаха. Именно он спас меня от изнасилования целой стаей, и, откровенно говоря, лишь он предупредил при первой встрече, что этот город опасен и стоит быстрее бежать отсюда. И я просто не прощу себе, если позволю Константину убить невиновного волка-альбиноса.

Тем временем вожак скинул куртку и отбросил её в сторону. Он завёл руки за спину и ловким, в чём-то даже эротичным движением стянул с себя футболку. Заглядевшись, я прикусила губу, но быстро опомнилась. Его широкая спина и рельефные мышцы поистине восхищали, но также предупреждали, что шансов выжить после поединка с таким громилой у Жана нет. Я пробежала глазами по стае — все волки в предвкушении уставились на своего лидера. Ко мне подошёл парень с гипсом. Что примечательно, он единственный из оборотней, кто остался полностью одет. Взяв меня под руку, волк проговорил:

— Татьяна, вам следует отойти. Бой будет жестоким. Вас могут нечаянно задеть. Ваша сохранность превыше всего.

Парень попытался увести меня прочь, но я вырвалась и посмотрела на него с нескрываемой злобой.

— Убери руки и уйди с дороги, — ледяным тоном обратилась к оборотню. — Я в состоянии передвигаться сама.

Волк поднял ладони вверх в примирительном жесте и отступил. Я сделала несколько шагов в сторону, выбрав такое место, где буду находиться как можно дальше от остальных членов стаи, быстро вынула из сумочки револьвер и навела прицел на вожака.

— Остановитесь! — крикнула во весь голос.

Все оборотни, включая главаря и Жана, обернулись в мою сторону.

— Немедленно отпусти его, и никто не пострадает, — взвела курок.

— Ты серьёзно? — изобразил крайнее удивление Константин. — После всего, что ты о нём узнала?!

— Я не узнала ровным счётом ничего. Это были всего лишь твои слова, не более. Ты уже не раз меня обманывал. С чего я должна доверять тебе?

— Так значит? — попытался подойти ко мне Константин.

— Стоять! — яростно выкрикнула в ответ. — Ещё один шаг — и эта серебряная пуля полетит тебе прямо в сердце.

— Не думаю, что ты настолько меткая, — ухмыльнулся вожак.

— Достаточно, чтобы не промахнуться, — сжала я револьвер покрепче. — Скажи своим парням не приближаться, иначе первый выстрел убъёт кого-нибудь из них.

Константин едва заметно кивнул оборотням, и они отошли от меня на несколько метров, продолжая внимательно наблюдать за происходящим. Волки не испытывали страха. На их лицах читалось возбуждение: стая была готова броситься в любую секунду. В горле пересохло от волнения. Я попыталась сглотнуть, но безуспешно. Руки начинали трястись, поэтому расставила ноги на уровне плеч, чтобы стать устойчивее. Похоже, бабушка ошиблась. Старый револьвер вообще не пугал этих тварей.

— Таня, опусти оружие, — спокойно попросил Константин. — Ты можешь себя покалечить.

Вероятно, все оборотни считали, что я маленькая глупая девочка, которая нечаянно подобрала опасную игрушку и не знаю, как ею пользоваться. Что ж, надо пожертвовать одним патроном и продемонстрировать этим зверям, что они ошиблись. Я быстро пробежалась взглядом по присутствующим. В руках одного из них была резная шкатулка, в которую тот спрятал наручники. Недолго думая, прицелилась и спустила курок. Раздался выстрел. Ошарашенные оборотни переглянулись, а державший в руках шкатулку выронил её и отскочил на несколько шагов.

— Я вас предупреждала, — произнесла стальным тоном. — Следующая полетит кому-то в сердце.

Игра стоила свеч. Волки занервничали. Они начали хаотично двигаться по поляне, словно пытаясь спрятаться за спинами сородичей. На секунду мои губы дёрнулись в едва заметной ухмылке. Теперь ни одна тварь не решалась бездумно на меня наброситься. Константин оценил ситуацию и строго произнёс:

— Татьяна, прекращай это представление.

— Отпусти нас, иначе я буду стрелять.

— Ну так давай, стреляй! Чего же ты ждёшь?! — зло крикнул вожак, шагнув вперёд. — Так не терпиться кого-нибудь убить?! — развёл он руки в стороны, сделав ещё один шаг навстречу.

— Не двигайся! Или я действительно выстрелю! — попыталась его напугать.

— Пожалуйста! Чего медлишь?! — давил на меня он и подходил всё ближе.

— Не приближайся! — дрожащим голосом выкрикнула я, но оборотень подошёл вплотную, вжав оружие себе в грудь.

Поражённая его поведением, я застыла, уставившись на револьвер. Константин медленно прикоснулся указательным пальцем к дулу и подтянул его чуточку вверх.

— Немного выше. Сердце здесь, — полушёпотом обратился он и сделал ещё один шаг.

Мы стояли почти вплотную: нас разделял лишь револьвер. Я подняла голову и посмотрела оборотню в глаза — там не было страха. Самодовольный, самоуверенный, дерзкий — его взгляд излучал превосходство, неограниченную власть, которую он имел над стаей. Он был королём мира: всё принадлежало ему, все принадлежали ему, и я в том числе. И моё мнение не спрашивали, моим желанием не интересовались. Был только он, а он — закон, и либо покориться, либо умереть.

— Убить человека непросто, — тихо начал вожак. — Нажать на курок не так легко, как кажется, Таня. Ведь жить с последствиями содеянного придётся именно тебе. Но если действительно так меня ненавидишь, то лучше убей. Я достаточно намучался за эти тринадцать лет.

Константин нежно обхватил мои трясущиеся руки ладонями и вжал дуло револьвера в грудь ещё сильнее.

— Улыбнись, Таня, — горько произнёс он. — Пусть последним, что я увижу, будет твоя улыбка.

Мои руки обмякли, и я сдалась, опустив плечи. Пугать было легко, выстрелить — оказалось невозможно. Слёзы сами потекли по щекам. Я не хотела убивать. Просто припугнуть. Надеялась, что нам с Жаном удастся сбежать. А теперь мы, похоже, обречены…

— Тише, Таня, тише, — Константин аккуратно вынул у меня из рук револьвер и отдал его кому-то из оборотней. Он нежно гладил меня по затылку, и это на удивление успокаивало. — Тебе не стоит волноваться. Всё будет хорошо.

Я разрыдалась. Мне было больно, обидно, и я злилась на саму себя. Я не смогла спасти Жана, я вообще ни на что не способная. А Константин? Как же ловко ему удалось меня одурачить. Какой же он всё-таки подонок. Гад! Скотина! Разве можно так мной манипулировать?! Разве нормальный, адекватный человек будет лезть на рожон и бросаться под пули?! От злости я ударила вожака кулаком в грудь. Он прикрыл его своей ладонью и нежно погладил. И к моему удивлению, меня отпустило. Это было неправильно, это было вообще нелогично. Однако, вопреки здравому смыслу, его присутствие успокаивало, прикосновения расслабляли, словно сквозь кожу в меня вливали конскую дозу транквилизатора.

Костя кивнул, и к нам подошёл всё тот же парень с гипсом. Он взял меня под руку и отвёл в сторону. Я безвольно перебирала ногами, смотрела в одну точку, но ничего не видела. Весь мой «гениальный» план пошёл коту под хвост. Юбка волков лишь раззадорила, пистолет не пугал, а смелости нажать на курок не хватило. И сейчас из-за моей ничтожности Жан распрощается с жизнью, а я буду молча наблюдать за расправой, не в силах ничего изменить. И какая же я после этого Волкова?..

Внезапный волчий вой заставил поднять взгляд и посмотреть на окружающих. Все члени стаи полностью разделись и, сложив ладони рупором, асинхронно завыли. От этих звуков мороз пробежал по коже. Константин и Жан стояли в центре. Из одежды на них остались только боксёры. Я окинула взглядом Костю. Кроме рельефных широких плеч и крепкой спины у него были красивые мускулистые ноги и подкачанные ягодицы. Раньше никогда не обращала внимания на эту часть мужского тела, но сегодня со мной происходило что-то странное. Вообще после прихода на эту поляну меня словно одурманили. Хотя нет, всё началось после поцелуя. Неужели Константин опять умудрился провернуть какую-то хитрость? Ведь ещё час назад меня от него тошнило, а сейчас я была готова наброситься на него, но с другой, взаимно приятной целью.

Горькая догадка вернула к реальности — он опять мне что-то подмешал… через поцелуй… Константин медик, в препаратах разбирается. Ведь есть же таблетки, которые растворяются в ротовой полости, и наркотик можно передать вместе со слюной. Этим же объясняется бесстрашие вожака перед пистолетом. Точно! Ведь все остальные оборотни переполошились, как только убедились в моей меткости. И верно, потому что никто в здравом уме не полезет под дуло с широко раскрытыми руками. Он точно под кайфом. А это его: если так сильно ненавижу, то лучше убить, потому что он настрадался за тринадцать лет. Что за вздор? Сильно, видите ли, он страдал, что наши отцы договорились о женитьбе. Если ему так претила эта затея, то зачем сейчас пытаться всеми способами заполучить меня? А если он так намекает, что мучался из-за неразделённой любви — это вообще непостижимая дикость. Я была младенцем. Какие чувства можно питать к младенцу?! Его слова — полный вздор, наркотический бред, слушать который себе дороже. Он психически нездоров и сейчас пытается убить Жана и завладеть мной, прикрываясь сомнительными договорённостями столетней давности, о которых никто кроме него не знает. Но я этого не допущу. Ударю вожака его же оружием. Он обвинял Жана, что тот украл его волчицу? Вот и обломается.

— Прекратите! — побежала я в центр круга, вспомнив про свой последний козырь.

Жан и Константин разорвали зрительный контакт и уставились на меня. В глазах обоих ещё пылал гнев друг к другу. Вытянутые пальцы с когтями постепенно превращались обратно в человеческие. Меня это немного успокоило, и я решилась:

— Стая! — крикнула как можно громче, привлекая всеобщее внимание. — Я — Татьяна Волкова, дочь Михаила Волкова и единственная волчица рождённая за последнии семьдесят лет. Я будущая мать стаи и тоже имею право голоса.

— Ну что ты ещё придумала? — устало вздохнул Константин. — Дай нам разобраться по закону.

— А я и разбираюсь по закону, — прервала вожака и продолжила: — И по тому же закону перед всей стаей заявляю: у тебя нет права убивать его! — ткнула пальцем в сторону Жана. — Этот оборотень принадлежит мне!

На поляне воцарилась гробовая тишина. Даже ветер не отважился шуметь в кронах, ни один листочек не посмел сорваться с дерева и нарушить пугающее безмолвие. Я посмотрела по сторонам на застывшие фигуры волков, а потом перевела взгляд на Константина. Уж лучше бы этого не делала. В выражении его лица было столько обиды, словно я воткнула ему нож в спину. А глаза… Вначале там появилась растерянность, которая сменилась неверием, а потом пришло осознание произошедшего. Его руки безвольно повисли вдоль тела, и он, кажется, пошатнулся. Мне стало страшно. Я испугалась последствий и, не моргая, уставилась на него, непроизвольно вжав шею в плечи. Константин посмотрел на меня в последний раз полным боли и разочарования взглядом, молча развернулся и, подобрав вещи, ушёл. Стая последовала его примеру.

Меня прошиб колючий мороз, потому что ожидала отнюдь не такой реакции. Я думала вожак будет злиться, рвать и метать, а он… Он даже слова не проронил. И это было хуже любого крика. Хуже, чем если бы он меня ударил. Я запаниковала. Внутренности скрутило колючим спазмом, тело покрылось гусиной кожей. Стало холодно, дико холодно, и я поёжилась. Порыв осеннего ветра заставил поплотнее укутаться в пальто. Подаренное им пальто…

Мне было плохо. Меня знобило. Я нуждалась в поддержке больше, чем когда-либо. Кто-то должен был сказать мне, что всё в порядке, что ничего не случилось, что так и должно было произойти. Я ощущала дикую потребность в объятиях: тёплых и крепких, способных успокоить, унять тревогу, согреть. Обернулась к Жану, чтобы тот меня утешил, но вместо этого услышала.

— Что ты наделала, Волкова! — схватился руками за голову парень. Он растерянно бегал глазами по сторонам, словно пытаясь что-то придумать. — Да ты мне всю жизнь испортила, дура! — прокричал альбинос и, ничего не объяснив, побежал прочь.

— Жан, — потянула к нему руку.

— Не хочу тебя больше видеть! — не оборачиваясь, пробасил он, превращаясь в дикого зверя, и исчез среди раскидистых елей.

На меня словно вылили ушат ледяной воды. Я даже приоткрыла от шока рот, не веря в произошедшее. За что? За что он так со мной? Я ведь спасла его от верной смерти. Я защитила его. Я не побоялась ни вожака, ни даже целой стаи. А он… «Дура»? «Всю жизнь испортила»? Серьёзно? Он что, вообще не понимает, как я ради него рисковала? Думает, это было легко? Или наивно полагает, что смог бы одолеть вожака. Он против него — букашка, мелкая мошка, раздавить которую Константину не составит труда. Или…

Неужели я задела его гордость? Но это глупо. Какая, к чёрту, гордость, если на кону твоя жизнь?! Я посмотрела в ту сторону, где скрылся Жан, и внезапно осознала, что нахожусь посреди леса абсолютно одна. Как вернуться домой, где искать нужную тропинку — ни малейшего понятия не имела. Стало страшно. Паника медленно подкрадывалась к горлу, сжимая его, не давая сделать глубокий вдох.

Вдали послышался протяжный вой. Вздрогнув, резко повернула голову в том направлении. Был ли это настоящий волк или оборотень, я не знала. Сейчас встреча ни с тем, ни с другим не сулила мне ничего хорошего. Дыхание участилось и вырывалось белым паром,колючий воздух обжигал при каждом вдохе. Сердце безумно колотилось, до боли в груди. С другой стороны поляны, очень близко, громко каркнув, взлетела ворона, и послышался хруст ветки. Я судорожно вдохнула ртом, приготовившись к худшему, но из кустов вышел парень с гипсом.

— Таня, сюда, — поманил он меня здоровой рукой. — Выход здесь.

В груди что-то бухнуло от облегчения. Я на мгновение прикрыла глаза и подавила нервный смешок. Никогда не думала, что буду рада увидеть ударившего меня оборотня. Хвала небу, сегодняшнюю ночь проведу в тёплой постели, и не придётся сражаться за жизнь с обитающими в лесу хищниками.

Мой провожатый развернулся и пошёл в глубь леса. Я поспешила за ним. Мы шли молча, он не оглядывался, а я не знала, как спросить о произошедшем. На мгновение меня кольнула догадка, что Константин всё же позаботился обо мне и послал своего человека. От этого внутри даже стало тепло. Однако мои надежды разбились в дребезги, когда мы вышли к дороге.

— Здесь недалеко, — указал оборотень в сторону города. — За полчасика-часик дойти можно.

— Спасибо, что согласи…

— Не питай глупых иллюзий, — перебил меня волк. — Мне нет до тебя дела, я просто чувствовал себя виноватым, не более. И раз ты теперь женщина альбиноса, не вижу смысла в своём наказании.

Оборотень начал ломать рукой гипс. Тот крошился и разваливался по частям. Парень натянул на ладонь край спортивной куртки и ухватился за один из торчащих из руки штифтов. Сцепив зубы, он с утробным рыком боли медленно вытянул его и отбросил в сторону. То же проделал и со вторым. Из ран текла кровь, но они постепенно затягивались. Когда рука полностью восстановилась, волк медленно сжал и разжал пальцы. Его глаза сверкнули неприродным жёлтым блеском, а кожа покрылась коротенькой серой шерстью. Он мотнул головой, словно собака, пытающаяся стряхнуть с себя воду, — и опять вернул себе человеческий вид. Довольно улыбнувшись, парень просто пошёл прочь.

— Как тебя зовут? — вдогонку крикнула я.

Волк остановился, посмотрев на меня через плечо:

— Это не имеет значения, Таня. Ты уже не мать стаи. Ты — женщина одиночки.

Он оставил меня одну посреди пустынной дороги. Я пошла по центральной разметке, опасаясь приближаться к лесополосе. Свет редких фонарей казался спасительным, под ним чувствовала себя в безопасности, как бы глупо это ни звучало. Теперь я была «женщиной одиночки». Ни вожак, ни стая меня больше не защищали. Впервые я поняла, как беспечно вела себя раньше и как много в Волково значил статус.

В полной прострации, измождённая и замёрзшая, я всё-таки добралась до города. Он словно вымер: за всё время мне не встретился ни один прохожий, что, наверное, к лучшему. Немного побродив незнакомыми улочками и, как оказалось, сделав порядочный крюк, наконец отыскала нужную улицу и дом. Войдя в квартиру, сползла спиной по входной двери и плюхнулась на пол. Ноги гудели. Я кое-как стянула ботфорты и в который раз порадовалась, что предпочитала носить обувь на плоской подошве.

Усталость брала своё. Дико хотелось спать, поэтому, пересилив себя, поднялась с пола и поползла к кровати. Ни сил, ни желания умываться просто не осталось. Я заставила себя раздеться и завалилась спать. Как только голова коснулась подушки, меня поглотила тьма.

Назойливое непрерывное жужжание дверного звонка казалось звуком реактивного самолёта, пролетающего над головой. Хотелось сломать звонящему пальцы, ведь я только прилегла. Желание убивать росло с каждой новой трелью, но ещё не достигло того уровня, чтобы поднять меня с кровати.

Вначале я решила подождать, пока шутник наиграется и уйдёт, поэтому накрыла голову подушкой. Однако настойчивости ему было не занимать. Пришлось подняться и побрести в прихожую. Пока шла, с удивлением отметила, что уже рассвело, но ещё больше удивилась, что настенные часы показывали полвосьмого.

— Танечка, божечки, горе-то какое! — рыдая, бросилась меня обнимать баба Варя, когда я открыла дверь.

Полусонная, не сразу поняла, что происходит, и даже сделала шаг назад, чтобы удержать равновесие. Продолжая всхлипывать, соседка вцепилась в ворот бабушкиного халата, который я набросила, чтобы не открывать голой. Я понимала, что у неё что-то случилось, но не знала, чем могу помочь. Поэтому повела её в гостиную и усадила на диван.

— Баб Варя, может, воды?

Прикрыв рот ладонью, она посмотрела так, словно это меня надо жалеть.

— Анюточки больше нет.

— Анюточки? — ещё не проснувшись, зевнула я.

— Померла, — выдохнула соседка. — Бабушка твоя, Танечка, померла.

В груди у меня что-то оборвалось. Время застыло. Сердце остановилось. Но как? Как такое возможно? Я же вчера виделась с ней. Да, она была слаба, но в сознании, шла на поправку. Это чья-то глупая шутка?

— Когда? — только и смогла произнести я.

— Утром, где-то час назад. Медсестра не знала, кому звонить. Домашнего телефона у Ани нет, твоего у них не было. Хорошо, знакомая санитарка увидела, как Анюту в морг везут, так мне сразу позвонила, — всхлипывая, говорила баба Варя.

Перед глазами поплыло.

— Таня! Таня! — последнее, что услышала перед тем, как потерять сознание.

В нос ударил едкий запах. Я поморщилась и открыла глаза. Я лежала на диване, а на меня смотрела перепуганная соседка с баночкой спирта в руках.

— Деточка моя, — погладила она меня по лицу. — Как же ты меня напугала. Я уже подумала, что ты за Анечкой ушла, прости господи, — перекрестилась баба Варя.

— Мне надо в больницу, — попыталась подняться, но закружилась голова.

— Полежи, полежи, милая. Успеется, — лёгкими постукиваниями по плечу успокаивала меня баба Варя. — Надо сначала все документы собрать, на кладбище и к нотариусу съездить, а тогда уже и Анечку заберём. Она ведь откладывала деньги себе на похороны. Надо их вначале получить, гроб, цветы купить, катафалк арендовать. О! — подняв указательный палец вверх, внезапно вспомнила соседка. — В шкафу, где-то на нижней полке, одежда лежит, которую себе на похороны приготовила. Её тоже не забыть взять с собой.

Баба Варя поднялась и, тихо шаркая тапочками, вышла из комнаты. Я прикрыла веки и безмолвно заплакала. Даже сама не поняла, как медленно поджала колени к груди и уткнулась в них головой. Почему, если происходит что-то плохое, то после случается что-то намного хуже? Почему кто-то на небесах решил лишить меня последнего родного человека? Я сделала что-то не так? Я кого-то обидела? Или кому-то там, сверху, изнасилования показалось недостаточно? Кто-то решил, что я мало настрадалась в этой жизни? Что я должна лишиться всего и в один момент?

— Внученька, — погладила меня по спине баба Варя, а я вздрогнула от её слов.

Она ведь не специально. Она не со зла. Она же не понимала, что этим своим «внученька» вынула ржавый нож у меня из сердца и с силой опять его туда вонзила. Я громко всхлипнула.

— Девочка моя, милая. Всё хорошо. Не плачь, родная. Наша Анечка теперь в лучшем мире. У нее больше ничего не болит.

Она гладила меня по макушке, а я тихо скулила. Все слова казались пустым звуком, обычным трёпом, не имеющим значения. Они не могли успокоить, они раздражали и имели обратный эффект. Они были солью. Мелкой, йодированной, которой посыпали открытый, ещё кровоточащий порез. Они были этиловым спиртом, которым заливали свежее сквозное отверстие в груди. Обугленной кочергой, которой прижигали рану, чтобы предотвратить нагноение. Они были бесполезной таблеткой плацебо, которой пытались вылечить безнадёжно больного. Они были бессмысленным, пустым звуком. Они приносили не облегчение, но боль…

Я не знаю, сколько плакала, потому что выпала напрочь из жизни. Меня не интересовало ничего вокруг, было на всё безразлично. Мысли витали вокруг бабушки, моего изнасилования и вообще всего произошедшего за эти пару дней. Я прокручивала все события, пытаясь понять, мог ли Константин быть причастен к её смерти, и была ли я способна хоть как-нибудь её предотвратить. В какой-то момент к спине опять нежно прикоснулась ладонь, прервав все мои размышления.

— Танюша, тебе надо поесть.

Я не была голодна. Больше хотелось провалиться в сон, чтобы хоть на какое-то время забыться. Однако первые эмоции ушли, боль, конечно, осталась, но также появилось осознание, что кроме меня похоронами заниматься некому. И чтобы со всем справиться, надо хотя бы позавтракать. Я через силу съела принесённый бабой Варей бутерброд и запила его приторно-сладким чаем. Соседка объяснила, что сейчас моему мозгу, как никогда, нужна глюкоза. Я молча согласилась, давясь противным напитком, но выпила его до конца.

Дальше день проходил, как в тумане. Мы съездили в больницу и получили свидетельство о смерти, потом направились к Алле Николаевне за завещанием, а со всеми этими документами в банк, чтобы получить отложенные бабушкой на похороны деньги.

К слову, о завещании. Мне полагалась квартира и несколько земельных участков, но по непонятной бабушкиной прихоти или странным волчьим законам (так окончательно и не поняла) продать это всё я могла только через семь лет после смерти предыдущего владельца. Алла Николаевна обещала держать меня в курсе и известить, если вдруг появятся желающие приобрести недвижимость. В Волково меня уже ничего не держало, и я хотела побыстрее попрощаться с этим городом навсегда.

Каким-то чудом к концу дня нам удалось уладить все связанные с похоронами моменты и даже найти маленькую часовню, в которой согласились отпевать усопшую волчицу. Баба Варя хотела похоронить свою подругу по-христиански, пусть даже бабушка, кажется, не была особо религиозной.

После отпевания я вернулась домой. Квартира казалась опустевшей, хотя вчера тоже спала в ней одна. Я долго сидела в комнате бабушки, пересматривая старые фотографии, а потом ещё дольше лежала на её кровати и бесцельно смотрела в потолок. Мыслей было много, но голова казалась пустой. В конечном итоге, я прошлась по квартире и собрала небольшую сумку вещей, которые хотела оставить себе на память. Что-то принадлежавшее папе, что-то бабушке и что-то лично моё, из детства. Мне хотелось забрать с собой напоминание о той чудесной жизни до смерти отца. На глаза попалась маленькая сколотая с одной стороны музыкальная шкатулка с крутящейся балериной внутри. Лучший папин подарок. Последний день рождения, который мы праздновали вместе всей семьей. Я открыла её и завела — послышалась мелодия «К Элизе». Улыбнувшись приятным воспоминаниям, закрыла шкатулку и спрятала её в сумку.

Закончив сборы памятных мелочей, решила ложиться. Моральные силы почти иссякли, а хотя бы физические следовало поберечь. Однако к ночи у меня разболелся живот: за день я толком ничего не поела. Пришлось поужинать лапшой быстрого приготовления и только тогда отправиться спать. Я пыталась не думать о бабушке и позволить усталости взять своё, ведь завтра мне предстояло пережить похороны.

Утро было морозным, а небо абсолютно серым. Солнце то ли не могло, то ли не хотело пробиваться сквозь густые снежные тучи. Редкие снежинки в медленном танце опускались на землю и сразу же таяли. Лужи покрылись морозной коркой, а неглубокие и вовсе замёрзли.

Я оделась в свои самые тёплые вещи, однако всё равно пришлось надеть подаренное вожаком пальто. Оно жгло мне плечи и было в точности, как его даритель: хотелось от него избавиться, но я в нём на самом деле нуждалась. Однако в отличие от своего подарка, Константин больше не был рядом и даже не пытался связаться со мной. Я осознавала, что наконец добилась желаемого, но в то же время какая-то крохотная частичка меня была подавлена и разочарована. И объяснить такую аномалию я была не в состоянии.

Бабушку хоронили возле дедушки. У них была огромная совместная надгробная плита. Он умер давно и совсем молодым, поэтому бабуля решила и себя запечатлеть молодой, чтобы воссоединиться с любимым красивой. Об этом она однажды рассказала, когда мы навещали могилу дедушки. Я тогда очень удивилась, почему бабушка ещё живая, а на чёрном граните уже изображён её лик. Она сказала, что ей так спокойнее, ведь на памятнике будет именно то изображение, которое она бы хотела. Сейчас, глядя, как, трое гробовщиков закапывают её могилу, я поймала себя на мысли, что это была отличная идея. Бабушка воссоединилась со своим любимым, и они были молоды и счастливы на портретах, как когда-то при жизни.

— Тьфу на тебя, скотина глазастая. Чего улыбаешься, сволочь проклятая? Забрал у меня наконец Анечку и радуешься? — внезапно огорошила своими словами баба Варя.

Я огляделась вокруг. Священник и гробовщики уже успели уйти, а кроме нас двоих возле могилы никого не было.

— Баба Варя? С кем вы разговариваете?

— Да с дедом твоим, — плюнула она в сторону его части надгробия, — чёрт его дери. Надеюсь, он варится в кипящем котле, за все свои грехи, ирод проклятый.

У меня глаза на лоб полезли от её слов. Почему Баба Варя так бранила моего дедушку, ведь бабуля его очень любила.

— Что случилось? Зачем вы такое говорите?

Соседка пристально смотрела на дедушкино изображение, а потом, не отводя взгляда, начала:

— Ох, Танюша-Танюша, не знаешь ты многого об этой твари. Ох, не знаешь. Да и незачем тебе было знать доселе. Дед твой был страшным человеком. Он вынудил твою бабушку выйти за него замуж.

— Но это смешно, она ведь его любила, — недоверчиво улыбаясь, ответила я.

— Мы тогда студентками были, нам только по восемнадцать исполнилось. Как раз мой день рождения праздновали походом в кино. Анюта мне платок подарила: шёлковый, импортный, с красивым узором. Он был тёмно-синий в мелкие, почти незаметные красные цветочки. Я так обрадовалась обновке, что сразу его примерила.

Мы возвращались через парк, когда нас окружила Лёнькина стая. Меня схватили и грозились изнасиловать, мотивируя всё тем, что на мне был красный цвет.

— Красный? — удивилась я.

— Да, — кивнула соседка. — Раньше времена страшные были. Нельзя было ничего красного носить, иначе волки нарекали тебя Красной Шапочкой и могли изнасиловать и даже убить.

Красная Шапочка? Константин ведь тоже называл меня Красной Шапочкой. Что-то щёлкнуло у меня в голове. Страшный пазл наконец-то сложился. Моё красное пальто… Вот почему от меня шарахались прохожие, а Жан советовал поменять одежду. Вот почему волки гнались за мной и пытались позабавиться.

— Но на самом деле твой проклятый дед хотел заполучить Аню, хотя у неё был возлюбленный. — От удивления я даже приоткрыла рот. — Он пригрозил ей, что вся стая надругается надо мной у неё на глазах, если она не произнесёт клятву.

— Клятву?

— Ну, это что-то вроде волчьего свадебного обета. Волчица перед всей стаей должна указать на волка и произнести, что он принадлежит ей. Тогда их союз будет официален, и никто из волков не сможет ничего изменить.

Мне стало плохо. Голова закружилась, и я чуть не упала. Жан. Боже! Вот, почему он так на меня накричал. Я без спроса женила его на себе. Какая же я дура!.. А Константин… Это ж какую моральную пощечину он от меня получил.

— Танюша, что с тобой? — подхватила меня под руку баба Варя. — Ой нельзя было тебе рассказывать, ой нельзя… — по своему расценила моё состояние она.

— Нет-нет, всё хорошо. Расскажите. Я должна всё узнать, — поспешила ответить, потому что на самом деле всё произошедшее со мной за последних четыре дня сложилось в логическую цепочку.

— Да что рассказывать, — тяжело вздохнула баба Варя. — Он заставил её произнести клятву, унизил, а потом изнасиловал у меня на глазах. Я до сих пор не понимаю, как Аня могла ему всё это простить. Она меня успокаивала, что после клятвы между волками возникает привязанность, которая потом способна превратиться в любовь. Но я не верила в эти сказки и всю жизнь ощущала себя виноватой за то, что в тот злополучный вечер надела проклятый платок, — баба Варя всхлипнула. — Идём деточка, а то у меня сейчас давление опять подскочит, а я таблетки дома оставила.

Мы пошли по пустынной кладбищенской дорожке. Я вела бабу Варю под руку, хотя на самом деле нуждалась в поддержке не меньше неё. Этот чёртов город жил по каким-то своим невообразимым правилам, а я за такое короткое время умудрилась нарушить главные из них. И сейчас, размышляя над случившимся, наконец осознала, как глупо было приходить со своим уставом в чужой монастырь и надеяться на понимание. Костя мог жёстко оттрахать меня и пустить по рукам, но всё же пытался доставить удовольствие. Да, это его не оправдывало, но хотя бы показывало, что он не законченный мудак, коим доселе его считала. Да, он тоже был одержим мыслью заполучить последнюю волчицу, но не шантажировал меня жизнью Жана и не принуждал к брачной клятве. И да, он решил всё сделать жестоко, по-волчьи, но хотя бы следовал диким законам этих мест. На душе стало мерзко, потому что Костя оказался порядочнее моего дедушки.

— Матерь божья, — резко выдохнула баба Варя, когда мы уже подошли к выходу из кладбища. — Сумочка!

— Какая сумочка?

— Моя. Бежевая такая. Старенькая, — засуетилась соседка. — Я её на лавочке возле могилки положила и забыла, дурья башка.

— Может, вернёмся? — предложила я.

— Ой, деточка, не дойду. Колени совсем разболелись. Сбегай, пожалуйста, родненькая, а я тебя здесь на скамеечке подожду.

— Ладно, — кивнула я и пошла обратно.

Сумочка, слегка припорошенная снегом, лежала на лавке, как и сказала соседка. Я повесила её на плечо и в последний раз посмотрела на надгробие. Было странное ощущение диссонанса. Бабушка уверяла, что любила дедушку, хотя и не сразу с ним сошлась. Баба Варя утверждала, что дед был насильником. Причин врать у неё тоже не было. Но почему они обе говорили кардинально противоположные вещи? Проанализировав слова бабы Вари и вспомнив бабушкино посмертное письмо, которое прочла раньше времени, я поняла, что волчья привязанность сыграла в этой истории не последнюю роль. Из-за неё бабушке удалось простить те ужасные поступки дедушки и полюбить его. Неужели я тоже попаду под влияние этой привязанности?

Стало страшно, потому что Жан мне нравился, но я не хотела сойтись с ним только из-за глупости, которую учудила. Его чувства должны были быть искренними, а не возникнуть по принуждению. Мне захотелось ему позвонить, я даже вынула из кармана телефон, но застыла как вкопанная. По аллее в моём направлении двигался мужчина в инвалидной коляске. Ноги его были укутаны коричневым клетчатым пледом, на котором лежал огромный букет белых роз. А его провожатым оказался Константин. Я почему-то испугалась и начала судорожно искать место, куда бы спрятаться. Не знаю почему, но после всего произошедшего и рассказа бабы Вари, не могла найти в себе смелости, чтобы посмотреть ему в глаза. И самым очевидным, пусть и глупым решением было спрятаться за старым деревом с широким стволом, которое росло в полуметре от скамейки. Я прижала сумку к груди и прислонилась к нему. Сердце бешено колотилось и дико хотелось пить. Я молилась, чтобы меня не заметили, и, похоже, кто-то сверху внял моим мольбам.

— Положи, пожалуйста, цветы. Анюта их очень любила, — услышала я неизвестный голос.

— Покойтесь с миром, Анна Аркадьевна, и простите, — произнёс Константин. Он охрип, и его язык немного заплетался.

Воцарилась тишина. Мужчины молчали, а меня пробирал интерес. И вопреки здравому смыслу я решила выглянуть из-за дерева. Константин стоял на одном колене перед памятником и склонил голову. Его обычно аккуратно выбритое лицо покрылось густой щетиной и придавало неряшливости своему владельцу. Взгляд был опущен, брови сведены, и между ними образовалась глубокая морщинка. О чём он думал, я не знала, однако выглядел оборотень подавленным и глубоко скорбящим.

— Встань, — велел вожаку мужчина в коляске, а я сразу же спряталась, чтобы не попасться волку на глаза. — Нет смысла корить себя за то, власти над чем ты не имеешь.

— Но если бы я не пьянствовал, а был в ту ночь на дежурстве, то вполне возможно смог бы…

— Костя, — строго перебил его мужчина в коляске, — ты ведь прекрасно знаешь, что такое оторвавшийся тромб. Не мне тебе объяснять, что это было неизбежно.

— Дедушка, но как? Это же была твоя Аня. Я должен был её спасти! Должен был хотя бы попытаться! А я… Чёртов алкоголик. Меня даже в больнице не было.

Я чувствовала боль и раскаяние, которые звенели в каждом его слове. Костя не был виноват в бабушкиной смерти. Думаю, он отдал бы последнее, чтобы её спасти. И сделал бы это не ради меня, как я могла подумать раньше, а ради своего дедушки. «Это же была твоя Аня». Неужели Костин дед — тот возлюбленный, о котором вспоминала баба Варя?

— Костик, ты и так сделал многое. Ты спас её после инсульта, подарив тем самым мне возможность с ней попрощаться.

— Ты с ней виделся? — голос вожака звучал крайне удивлённо. — Когда?

— Вчера вечером, после восхода луны. Волчья магия помогла мне добраться.

— Ну ладно, ты воспользовался силой оборотня, но кто тебя пустил?

— Старая гвардия ещё не забыла прежнего главврача, — смеясь, проговорил мужчина.

— Дедушка, ты же болен, — с укором произнёс Константин.

— Костик, мне осталось недолго, — покашлял мужчина, а потом, вздохнув, добавил: — Эта встреча — самое светлое, что случалось со мной за последние годы.

— Прости меня, — грустно начал Костя, — у тебя больше не будет возможности с ней поговорить.

— Перестань, ты и так сделал всё возможное. Она весь разговор меня благодарила, что смогла повидаться с внучкой.

Константин тяжело простонал. Взволнованная услышанным, я выглянула из укрытия. Вожак сел на лавку, наклонившись корпусом вперёд, и спрятал лицо в ладонях. У меня что-то больно сжалось в груди от увиденного.

— Внучкой… — многозначительно протянул он.

— Нет смысла тосковать по той, кто не была предназначена тебе судьбой. Похоже, девушки Волковы — наша слабость, но они нам не по зубам, — попытался развеселить внука мужчина.

Тот в ответ лишь горько хмыкнул:

— Да, похоже на то.

— Не волнуйся, ты встретишь достойную женщину, с которой создашь крепкий брак. Она родит тебе здорового ребёнка. Что ещё нужно для счастья?

— Таня.

Его ответ поразил меня до глубины души. Неужели он так на мне зациклился? Или даже влюбился? Но какой в этом смысл? Насильник потерял голову от жертвы. Звучит, как сценарий к низкобюджетной мелодраме.

— Ты научишься с этим жить, дружочек, как в своё время научился я, — дедушка подъехал к Косте и похлопал его по плечу. — Волчья привязанность сильна, но не стоит постоянно о ней думать. Эта девушка принадлежит другому. Пожелай им счастья и иди своей дорогой.

— Это нелегко…

— Знаю, но это необходимо, иначе ты просто умрёшь от тоски, — дедушка повернул голову к надгробию и продолжил: — После потери любимой жизнь не кончается. В своё время я встретил твою бабушку. Она залечила мои раны, и у нас родился прекрасный сын, который подарил мне не менее прекрасного внука. Я доволен своей жизнью и не хотел бы ничего менять, — дедушка поёжился и потёр себя ладонями по плечам. — Что-то зябко. Промёрз я совсем, но хотелось бы ещё немного побыть здесь. Можешь принести мне плед из машины?

— Да, конечно, — поднялся Константин, а я шустро спряталась за дерево. — Я мигом.

— Не спеши, Костик, околеть я не успею, — некоторое время смеялся мужчина, а потом резко умолк и произнёс: — Выходите, Татьяна, смысла прятаться больше нет.

Я дёрнулась от неожиданности. Но как? Разве он меня видел? Всё время, что я подглядывала, Костин дедушка смотрел в другую сторону. Заметить меня он просто не мог. Да и стояла я с подветренной стороны. Если Костя не учуял мой запах, то как сумел он?

— Девушка, вы действуете мне на нервы. Не заставляйте инвалида-колясочника вытаскивать вас из-за дерева за шиворот.

— Добрый день, — несмело шагнула я из укрытия.

— Пока ещё добрый, — недовольно произнёс мужчина, — но скоро всё может кардинально измениться. Советую вам поскорее уходить, пока не вернулся мой внук. Так понимаю, вы не горели желанием с ним видеться, вот и я этого не хочу. Костя ещё не оправился после произошедшего. И встреча с вами улучшению его состояния не поспособствует.

— Наверное, — согласилась я, а после небольшой паузы добавила: — Я сегодня уезжаю.

— Это к лучшему, — сухо произнёс Костин дед.

Я опустила глаза и прошептала:

— Извините.

— Извиняться нет смысла. Думать надо было раньше. Хотя чего это я. Вы в точности, как ваша бабушка: столь решительны и своенравны, что даже нет смысла рассчитывать на логику в ваших действиях.

— Простите? — удивилась я его грубости.

— Татьяна, я очень на вас зол. Вы испортили жизнь моему мальчику. Он беспробудно пил эти два дня, заливая своё горе. Внук даже не понял, что я послал его за вот этим вот пледом, — мужчина натянул уголок клетчатой ткани и резко её отпустил. — Но он крепкий, он справится. А сейчас вам лучше уйти. Конечно, после той дозы спиртного, что он выпил, его рецепторы будут восстанавливаться в лучшем случае неделю, но Костя пока не ослеп. И видеть ему вас нежелательно. Думаю, прощаться с ним тоже нет смысла. Вы и так услышали то, что не предназначалось вашим ушам. Поэтому уходите, Татьяна, уезжайте и лучше не возвращайтесь. О могиле не беспокойтесь. Я обещаю приглядывать за ней, пока буду жив. В дальнейшем это обязательство перейдёт Косте. Уверяю вас, он исправно будет исполнять мою просьбу, ведь Анна Аркадьевна была для него не чужим человеком: она помогла ему появиться на свет и спасла от смерти его мать. Такое не забывается. А сейчас молю вас, уходите. Я едва вытянул его из запоя, а раньше мой мальчик почти не пил. Вы и так собрались уезжать. Пожалуйста, не губите парню жизнь.

Последнюю фразу он произнёс с такой мольбой в голосе, что я чуть было не расплакалась, ощущая себя последней тварью. Но я не ломала жизнь Константину. Он взрослый мужчина, он знал, что делал. Это он использовал афродизиак и меня изнасиловал, это он подмешал мне наркотик через поцелуй и едва не повторил содеянное. И да, понимаю, что сама спровоцировала, но это именно он лишил меня девственности. Не думаю, что после всего, я что-то ему должна.

— Вы правы. До свидания.

— Прощайте.

Костин дедушка дал чётко понять, что видеть меня в будущем не намерен. Он перевёл взгляд на надгробие и молча ждал, пока я уйду. И мне ничего не оставалось, как исполнить это его желание.

Пошла я по параллельной центральной аллее дорожке, чтобы случайно не столкнуться с Константином. Это было мудрым решением, потому что он возвращался именно по ней. Я провела взглядом массивную фигуру в тонкой кожаной куртке. Мужчина нахохлился от холода и спрятал руки в карманы. Так понимаю, Костя умышленно мёрз, чтобы побыстрее избавиться от похмелья. Что ж, напиться — это был его выбор, и легче всего свалить всю вину на меня. Надеюсь, ему встретится та, кто полюбит его таким, какой он есть.

Мы с бабой Варей вернулись домой и распрощались на лестничной клетке. Я отдала ей на всякий случай дубликат ключей, чтобы она могла провести экскурсию для потенциальных покупателей, поблагодарила за всё и крепко обняла. Она расплакалась и перекрестила меня в добрый путь. Так мы и распрощались.

Я ещё немного побродила по квартире, которая была для меня своей и чужой одновременно, присела на дорожку в дедушкино кресло, и только потом отправилась в путь. Сидя у пустого автовокзала и ожидая автобус, я теребила в руках мобильный, размышляя о Жане. Мне хотелось хотя бы извиниться перед отъездом, поэтому всё же решилась и набрала его. Послышались три длинных гудка, а потом вызов был отклонён. Я набрала ещё раз, но абонент оказался вне зоны действия сети. Похоже, Жан больше не хочет со мной общаться. Что ж, так тому и быть.

Старенький автобус неспешно приближался к остановке. Это был тот самый, на котором приехала сюда. За рулём сидел всё тот же противный хам. Ехать с ним не хотелось, но деваться было некуда. Я вошла и протянула ему проездной билет.

— Уже назад, Красная Шапочка? — весело начал водитель, проверяя мой проездной. — Что-то пальтишко твоё потемнело и сама невесёлая. Неужто бабушка из дома выгнала, — рассмеялся он.

— Бабушки больше нет… — мрачно ответила я, выдернула у него из рук билет и пошла в конец автобуса.

Краем глаза успела заметить, как его довольная мина исчезла, но это не принесло мне ни толики удовольствия. Он закрыл дверь и молча тронулся. Я смотрела на припорошенную снегом лесополосу и понимала, что в этот ужасный город не вернусь никогда.