Джин уже настолько свыкся с неуловимой заботой Намджуна, что когда тот иногда пропадает днями в студии – ему не по себе. В такие моменты он либо докапывался до него в KakaoTalk, либо вовсе приходил к нему, пусть и ненадолго, чтобы не мешать. Джун такие моменты, кажется, тоже ценил, потому что его мягкая улыбка била теплом в самое сердце.

И все вроде бы хорошо, но все-таки что-то Сокджина беспокоит, не давая покоя и нервируя. Он долго размышлял об источниках своего напряженного состояния, анализировал и пришел к весьма не утешительному выводу:

– Ты сдерживаешься.

– Что? – Намджун отрывается от телефона и поднимает на сидящего в его кресле Джина непонимающий взгляд.

– Ты сдерживаешься, – наконец прекращает разглядывать потолок и смотрит лидеру прямо в глаза – сегодня они сидят в комнате у него, а не у Сокджина.

– Поясни, – хмурится и смотрит немного исподлобья. Телефон откладывается вовсе.

– Помнишь наш разговор?

– Какой из? – вопросительно выгибает бровь.

– Не придуривайся. Ты с самого начала понял о чем я. Наму, – он подкатывается на кресле ближе к кровати и касается чужой лодыжки – Джун сидит в позе лотоса, – я же с самого начала сказал, что приму твою заботу в любом объеме и в любом виде. Тогда почему?

Тот не отвечает. Лишь отворачивается и смотрит в стену. Сокджин тяжело выдыхает:

– Я вижу, как ты иногда хочешь что-то сказать или, возможно, спросить разрешения. Как тянешь ко мне руку, но в последний момент отдергиваешь. Как смотришь на меня таким взглядом, что я... – не знает как точно выразиться и запинается. – Я будто плавлюсь и, как и ты, не знаю куда себя деть. Я буквально чувствую, что ты не делаешь многое из того, что хочешь. И не понимаю почему. Мне казалось, что мы друг друга поняли и обо всем договорились.

Джун хмурится сильнее прежнего:

– Хен, ты не понимаешь...

– Так объясни мне! – старший невольно всплескивает руками. В груди плещется обида напополам с болью.

Намджун переводит на него удивленный взгляд: не ожидал такой реакции, привык, что Джин более сдержан и старается не показывать свои настоящие чувства в критических ситуациях. Конечно же Сокджину сразу делается стыдно и неловко за свои эмоции. Он тяжело выдыхает, отводя взгляд, и жмурится:

– Забей.

– Это ненормально, – Джун почти что перебивает его и теперь с непониманием смотрит уже старший. – То, что я хочу сделать – ненормально.

– Почему? – он привык сдерживать мимику, чтобы раньше времени не появились морщины, но сейчас так сильно хмурится, что Намджуну становится не по себе. – С чего ты вообще взял, что хотя бы одно из твоих желаний по отношению ко мне может быть ненормальным?

– Потому что я сам так решил.

– А! – Сокджин отталкивается пятками от пола и отъезжает на кресле на середину комнаты. – Ну тогда все ясно! – резко подскакивает, вставая на ноги. – Великий Ким Намджун всегда прав! Раз он решил, то это верно! – руки у него неестественно дергаются, а внутри все сжимается в комочек, напрягаясь как перед прыжком и обрастая иголками. – Остальные же тупые и права на чувства и решения не имеют! – Джин не может сказать почему слова и признание лидера его так обидели. Наверное, это из-за того, что для него со стороны это выглядит так, будто о нем хотят заботятся, но не делают этого, потому что считают недостойным. Словно Сокджин недостаточно хороший человек и не заслужил искреннего проявления чувств. – Это с самого начала было ужасной идеей – надеяться, что я заслужил чье-то тепло. Хотя бы немного, - шепчет себе под нос, опустив лицо и уткнувшись глазами в пол. Сердце будто бы отрывается от держащих его от падения ниточек и летит куда-то в пропасть.

Джин медленно плетется к двери, ощущая словно его предали, поманив как замершего оголодалого щенка костью в теплый дом, а на пороге выпнув обратно на улицу, громко смеясь.

– Хен, я не то... Блять, – из-за Сокджина Джун стал порою материться, хотя раньше за ним такой привычки не наблюдалось (это прерогатива Юнги с Хосоком). Он на мгновение жмурится, чтобы решиться, а потом подскакивает с постели.

Джин замирает. Его рука лежит на дверной ручке, а сам он смотрит в никуда перед собой:

– Отпусти.

– Нет, – Намджун прижимается грудью к чужой спине и в целом будто бы впаивается в теплое тело. Его руки крепко, но аккуратно держат Джина за талию, а одна из них медленно ползет выше и уютно устраивается внутренней стороной ладони на груди. – Если ты сейчас уйдешь, то уйдешь навсегда.

Сокджин ухмыляется с характерным звуком. Джуну кажется, что он видит эту грустно-злую ухмылку отчего по спине, бегут мурашки и он, в попытках уверить себя, что Джин здесь, он никуда не ушел, утыкается носом ему в шею.

– Верно подметил, – обида постепенно тухнет как спичка, быстро вспыхнувшая и также быстро сгоревшая. Злость отступает и исчезает полностью.

– Именно поэтому я тебя не отпущу, – и обнимает крепче, сильнее, будто никогда не отпустит и будет держать в своих руках вечно.

Сокджин отклоняет голову назад и щекой касается чужих волос. Неожиданно мир вокруг кажется самым справедливым на свете.