– Джунни, – шепчет на ухо и отбрасывает одеяло, ведет руками по теперь даже чересчур крепкому телу, поглаживая. – Я сделал завтрак. Идем кушать, – целует в щеку и трется носом о скулу.

– М, хен, – переворачивается на спину, распластавшись на постели. – Первый день дома. Дай насладиться ощущением нормальной кровати, – голос хрипит со сна. Намджун зевает.

Джин ложится рядом, устроив голову на теплой груди, и обнимает поперек торса:

– Понимаю, – улыбается, вслушиваясь в чужое сердцебиение. – Я после армии тоже не мог наспаться, – трется о него щекой.

Джун обнимает крепче, переворачивается на бок и тычется носом в чистые и пахнущие чистотой после душа волосы:

– Я скучал, родной, – целует в макушку и забрасывает на него ногу.

– Я тоже скучал, Джунни. Очень, – наслаждается ощущением тепла и моментом их единения. —Только я ждал Намджуна, а не скалу с размахом плеч в два метра, – бурчит ему в шею. – Теперь мечты о том, чтобы поднять тебя, вообще канули в небытие.

– А сам-то, – хмыкает. – Давно на себя в зеркало смотрел, господин Арнольд Шварценеггер?

– Эй! Хочешь сказать, что я старый? – пихает его, но отстраниться не получается – слишком крепко держат.

– Да, – заглядывает в глаза, стараясь быть максимально серьезным.

– Ким Намджун! – толкает сильнее, переворачивая на спину, и садится ему на бедра, прижав запястья к постели.

Джун лишь улыбается, заливаясь тихим смехом:

– И очень любимый, – приподнимается. – Поцелуй меня.

Кто такой Сокджин, чтобы отказать? Да что там отказать! Он даже сопротивляться не может. О чем речь?

Губы Намджуна все такие же мягкие, теплые и до безумия желанные, а поцелуи все такие же осторожные и порою даже невинные. Джин отпускает Джуна, позволяя обнять себя за шею, и смещает ладони ниже, устраивая их на груди, едва ощутимо поглаживая и лаская.

– Ты помнишь, что у Чимина с Сухен годовщина?

Намджун обреченно стонет:

– Сразу после нашего поцелуя ты решил напомнить мне именно об этом?

– Да, – сталкивается с ним лбами и замирает, прикрыв глаза. – Всего пару недель осталось, не могу решить что подарить.

– Что-нибудь придумает, родной, – целует его в лоб. – Но давай на ближайшие три дня ты только мой, ладно?

– Ладно, – довольно мычит и меняет положение. Он ложится на него, полностью обхватывая собой.

У Джуна пронзительно урчит живот и он неловко хмыкает, приобнимая Сокджина за плечи:

– Ты вроде говорил о завтраке.

– Да, – трется о его плечо. – Но теперь тебе придется нести меня.

Намджун тихо смеется и правда несет Джина до кухни. Тот стал значительно тяжелее и Джуну на самом деле довольно сложно вот так держать его на руках, но он молчит, просто радуясь, что старший хорошо ест. После армии Сокджин прибавил в весе, набрал массу, а его щечки стали значительно мягче, впрочем как и все остальное тело, чему он не мог нарадоваться. Однако мягкость эта была отчасти обманчивая, потому что если Сокджин сложит руки на груди, то Намджун кончится как личность и едва ли не истечет слюной на пол. Хотя Джин утверждал, что он пару раз так делал, несмотря на все попытки Джуна отнекиваться. Но это неважно, потому что после Сокджин всегда крепко обнимал его, шепча на ухо нежности, целовал в щеку и тащил его либо к себе, либо к нему домой, где долго и основательно показывал как он по нему скучает каждую минуту своей жизни, если Намджун не рядом.

На самом деле было тяжело. Очень. Особенно, когда Джин ушел первым. Джун попеременно спал в их квартирах, рылся в чужом шкафу, ища вещи, которые сохранили запах любимого тела, и невыносимо сильно скучал. Если бы не ребята, то Намджун и вовсе свихнулся бы. Но затем и все остальные, и он в том числе, ушли, разлучившись на очень и очень долгое время. Это было до ужаса страшно, пугающе и непривычно, но служба и такая разлука подготовили Джуну к тому, что когда-нибудь так или иначе случится – распаду группы. Они всегда будут семьей, всегда будут любить друг друга, но однажды пойдут разными дорогами и больше не будут видеться каждый день. Он лелеял в сердце надежду, что их с Сокджином дорога будет общей и что она никогда не закончится...

Во время их службы в чуть ли не единственную встречу, когда они смогли взять отпускные более менее рядом и наконец впервые встретились за довольно долгий срок, Джин, на удивление, первым сказал, что боится. Не только когда контракт истечет и когда они разъедутся, но и за них тоже. Их отношения. Он долго держал его руку в своей и говорил как сильно любит и как ему страшно. Говорил так долго, что его голос охрип, и так трепетно, что в уголках глаз собрались слезы. Намджун никогда не забудет ту ночь и их обещание. И никогда не забудет как опустился перед самым дорогим и родным на всем белом свете человеком на одно колено через несколько месяцев. Конечно Сокджин согласился. Иначе и быть не могло. И хоть Джун знал, что так будет, до сих пор помнил как бешено колотилось сердце в горле и как тряслись и потели руки.

У Джина на безымянном пальце было кольцо, а у Намджуна самые тяжелые семь месяцев службы впереди и, пусть и не официально, но муж, который терпеливо ждал его.

Вчера все наконец закончилось и можно было выдохнуть с облегчением. Теперь будет проще, легче. Самое тяжелое время разлуки позади. Впереди скорое возвращение Тэхена с Чонгуком, еще целых два года контракта, а дальше приятная и сладкая неизвестность. Но главное, что вместе.

– О чем думаешь? – Сокджин ставит свою стопу под столом на чужую, сняв тапочек, и отвлекается от сэндвича.

– О том, что через два года мне не придется тебя ни с кем делить, – улыбается ему и тянет руку, чтобы погладить по щеке.

– У тебя пальцы в соусе, – приподнимает уголки губ.

– Ой, – дергается, отстраняясь, но его запястье перехватывают с довольным смехом.

– Ничего, – облизывает грязные подушечки и сам жмется к широкой ладони, ткнувшись в нее носом.

– Фу, как негигиенично, – роняет смешок.

– Будто мне есть дело, – целует прямо в центр, щекоча кожу. – Я слишком долго ждал тебя, чтобы думать о таких мелочах, – отодвигается только для того, чтобы приподняться со стула и слабо потянуть его за цепочку с кольцом на шее, заставляя наклониться ближе.

Джун с удовольствием опускает веки, поддаваясь моменту и Сокджину. Он тянется к нему, устраивая руку на задней стороне шеи, и встает со стула, чтобы им было удобнее.

– Но зубы все же лучше почисть после еды, – шепчет, напоследок чмокнув в уголок рта, когда они отстраняются.

Намджун непонимающе хлопает глазами, а потом громко и заливисто смеется, утыкаясь лицом в широкое плечо:

– Хорошо. Как скажешь, – обвивает руки вокруг талии. – Я так сильно люблю тебя, родной.

– И я тебя, Джунни, – зарывается носом в волосы, повернув голову и прижав его к себе за плечи еще сильнее. – И я тебя.

Они очень долго шли ко всему этому: пробовали, сомневались, начинали сначала, боялись, бежали друг от друга, сближались снова, запрещали себе чувствовать и в итоге сдались под гнетом собственных желаний и выбрали свой путь, пусть и не такой хороший и простой, как следовало.

То самое будущее уже наступило. Но еще оно лишь впереди.