От чего одна — не знаю!

Совсем не понимаю, почему от меня так рьяно бегут парни! 

О внешности не беспокоюсь: за мамой и папой по младу полгорода бегало, а за бабушкой и того — по сей день! Да и Алёна клянётся, что красивее девицы на всём свете не встречала, длиннее косы ни у кого нет. Говорят, прародительница рода ведьмой была и наворожила всем потомкам лица красивые. Врут всё слухи, красоту не наколдуешь, только молодость! 

Раз не в виде, так, может, в уме проблема? Отличницей никогда не была, дал Бог — тройку по русскому и физике в аттестате получила. Зато по химии твёрдая пять! Хотя и тренер мой тоже говорит, что доходит до меня туго. Техника бесподобна, скорость на ковре рысья, но что до соображалки — печально. Брала призовые места, в общем, за счёт того, что сразу шла напролом.

Но и глупых любят! Любят и лелеют, в кино зовут и в губы целуют. А я из школы нецелованная выпустилась! Сама не знаю, как так получилось. Главного ловеласа класса я ещё в летом девятого к себе позвала, когда родители на Купала уехали. Дом большой, двухэтажный, с высоким кирпичным забором. На улице ранний вечер, тепло, по радио трогательная гитарная серенада. Ловелас тот ещё перец был, всё ему быстрее надо сделать, да яблочко побыстрее надкусить. А со мной почему-то сомневался! Сидели мы на диване, я его морила-морила сюсюканьем и намёками, а он на стены пялится. 

С этим не проканало, да и хрен бы с ним. Я через год с таким зато парнем познакомилась на борьбе. На лопатки его уложила, и он погулять позвал. Мы погуляли, и он ещë позвал, и ещё. Счастья полные штаны! Уже думаю, двойную фамилию брать или его. А однажды прилетаю к его дому, почти на крыльях любви, и он тут же в минус. Мнëтся, говорит, знаешь, Свет, ничего не получится, я в одноклассницу влюбился. А десять минут назад звонил и говорил, что хотел Битву Экстрасенсов вместе посмотреть. Вот и прись с центра до пригорода своего потом, как дура, ревущая и наровящая плашмя наземь упасть. Алёна меня пустырником отпаивала тогда, диким. 

Следующего парня подхватила из параллели в одиннадцатом. Он по химии ни тю-тю, а я помочь вызвалась — как-никак, единственная твёрдая пятерка. Остаюсь после уроков с ним, объясняю всё, сижу, уверяю, что из ног лягушки и колосьев ржи даже зелья готовлю дома, а он смеётся на всю школу. С дуру взяла и к себе пригласила. Ну и там уже понятная причина — он нашего пацана Тимку повстречал. Тимка обычно тихий и мирный, у себя во дворе сидит и не высовывается. Мало кто вообще знает, что у нас питомец в будке живёт. А тут вдруг взбесился. В дверь ломился, домой вбежал, на несостоявшегося парня моего бросился — от интереса, конечно, да только Тимка огромный и страшный, а парень был щуплый и трусливый. Стал ещё и чуть седой. Алёна тоже прибежала на помощь, и парень почти сознание потерял. 

И так с каждым! Их приглашай, не приглашай, с ними что угодно делай — никак. Со школы выпустилась и ладно, в универе же рыбы больше, верно? Если что и на профессора посмотреть можно, чай там ему принести семейный...

Первый претендент — одногруппник Сëма. Деревенщина ещё тот, зато надёжный, заднюю запросто не даст. Пока мама жгла траву, я ему цветы показывала во дворе — нравилось ему садоводство. Но наши не приглянулись, говорит, задохлики. Хоть в стены, как первый, не пялится, и хорошо. Потом вдруг зашёл в дом — выяснилось, астматик. Разошлись полюбовно. До сих пор ко мне иногда ходит, когда мама ничего не жжёт, с Тимкой познакомился, с Алëной подружился. Но астматика в мой дом тащить всё равно, что на казнь вести.

Сëма потом меня с другом познакомил, с инженерного. Говорят, у химбио и физмата крепкие отношения складываются. Ну этого я сама бросила, тут не могу возмутиться. Зануда был жуткий. Я на всякий случай волосы при нём не расплетала и расчёску при себе держала. То мне про законы физики рассказывал, то про то, как самолёты работают, то с христианских замашек Сëмы смеялся, мол ненаучно. Я тоже с Сëминой веры смеялась иногда, но с пониманием, а не от того, что ненаучно это. Алëна тоже говорит, слава Богу от него свинтила, она такого в доме не потерпит.

Ну и дальше по накатанной. Спортсмена смутили мои награды, кадета с Суворовского — отцовское табельное оружие, мотоциклиста — наш транспорт (хотя гоняли мы быстрее евоного драндулета!). И профессору чай семейный тащила, отчаялась, а он перекрестился. Кажется ему...

Кому только не сетовала по этому поводу. Старшие говорят не бояться, лет сто ещё будет для попыток, бабушка им поддакивает. Сëма советует из своих искать, а из моих — черти все да упыри, ну их! Алëна смеётся и по плечу хлопает. Один Тимка понимает. Говорит, искать у сельчан надо, те ценят таких, как я. А я всё ещё на городских надеюсь.

Так и заканчиваю третий курс. Тикающую, будто бабушкины часы, старосту еле отпоила Алениным пустырником, чтобы перед жëстким преподом словцо замолвила. Приходим к нему, а он с лаборантом новеньким сидит, Романом. Думаю, снова на работу жабу какую-то взяли, как прошлая лаборантка. Но тот вроде ничего. На пару годков нас старше, и в душе ещё свежи общажные воспоминания и беготня по сессиям. Со счетов его не скидываю. Как знать, может повезёт. 

Встречаю его в следующий раз на вписке подружки. Все парни, которые там есть, обо мне наслышаны и сразу отнекиваются от меня. Один Рома ни о чем не подозревает, не знамо откуда прознавший о мероприятии. Наверное, знакомые из младших остались. Сëма меня подстегивают, и я подхожу к лаборанту. Очень аккуратно. Может, ещё настучит, что «дедов» клею.

Начинаются каникулы, а мы до сих пор на связи. Я настоятельнее подошла к общению и порционно выдаю информацию, а Ромка весь из себя опрятный и милый, тоже садовод. Из-за веснушек он похож на оленёнка, и моё сердце громко стучит, когда я их трогаю. Хожу с ним в парки и лес гулять, по набережной и мосту. Ещё лучше, когда у него в квартире остаюсь, и мы прогоняем все телесериалы, что идут. Алёна и родители рады за меня, да сомневаются. Не смогу его вечно динамить по поводу дома, отвести сюда придётся. Хотя бы к родителям на знакомство. 

Наказываю Тимке гостя не беспокоить, маму прошу сильно не валить и не жечь ничего, а папу спрятать табельное. Приходит Рома и с порога останавливается, смотрит на стены. 

— Наузы? — тут же догадывается и входит. — У моей мамы такие же.

Я улыбаюсь и выдыхаю. 

— Из шерсти и ленточек. 

Думаю, полпути пройдено. На ужине от мяса и трав нос не воротит, и в глаза моей маме спокойно смотрит.

— Глаза у тебя мамины, зелёные, — подмечает. — Да и рыжая ты в неё.

Мама довольно кивает и гладит кудрявые пряди, на её лице почти не проступают морщинки. Даже когда папа в шутку сует ему корневой отвар, Рома без колебаний выпивает, говорит, полезно. Диву давлюсь им, когда он поддерживает разговор о садоводстве и травничестве. Полынь в июле, в июле надо! Умный какой, не зря лаборант. 

Смелею и веду его в комнату, обходя высокую ступку, которую он принимает за подставку для зонтов. Мама скоро жечь должна, а папа Тимке сообщить приятную весть хочет. Он проходит под связкой сушëнного просвирника, и я, как давно обещала, показываю ему жертвенник.

— Кедровая полка? — удивляется. 

— Свечи собственные, — уверяю. 

— Ты прости, что не верил. До последнего думал, что жилка жмота в тебе вверх возьмёт. 

— На жертвеннике не экономят. Это как на девушке своей экономить, понимаешь? 

— Типа убежит от тебя? 

— Типа порчу наведёт, — смеюсь я.

Он смеётся вслед за мной и добавляет:

— Если б на всех бывших порчу наводили, то в твоём районе всё б померли трижды.

— Ещё не вечер.

Думаю, наконец удача повернулась ко мне лицом, а не причинным местом. Вот и дождалась царевна нецелованная своего царевича. Я обнимаю его, и мы садимся на кровать. Он смеётся и слегка краснеет, а я невольно думаю, что, наверное, я хлебнула его семейный чай. Но мне так хорошо, что уже плевать, правда ли это. Я только тянусь к его щеке, как кровать вздрагивает и начинает дрожать. 

— Свет?.. 

Хочу сослаться на то, что у нас дома немного шаткий и трубы шалят, как тут вылазит Алëна. Под кроватью ей, видите ли, всегда сиделось, а сегодня нет настроения! Она тянет чëрно-зелëную шерстяную морду вверх и оглядывается, тряся картами:

— Эй, голубок сизый, в дурака или в очко?

Я беру подушку и со всей силы бью ей Алёну. Хмурюсь и морщусь от злости, ожидая, что снова придётся выводить полуседого парня из дому. 

— Ты чего? — протестует Алëна. 

— Ты обещала, что подождëшь! 

— Пяти минут для него и так вдоволь хватит. Теперь я его проверяю!

Я только сильнее хмурюсь, и Алёна подобру-поздорову замолкает. Смотрю на Рому, а он взъерошенный от испуга, но сидит смирно. 

— Ром, ты это... Ты как?

— Нормально, — говорит. — А тебя как зовут?

— Алёна Лихо, один глаз на месте. Сто лет под булыжником жила, теперь под кроватью... 

Грозюсь кулаком, и Алёна вновь смолкает. 

— Ром, ты только не волнуйся, мы людей не едим. Честно, — тоненько шепчу я.

— Это я уже понял. Но порчу взаправду наводите? 

— Мне пока рано, ещё двадцати семи нет.

— А зелья варишь?

— Варю. Прекрасная химица, как-никак.

— И колдуешь? 

— Колдую.

Алëна щёлкает языком и фыркает:

— А ты, фраер, чего так много вопросов задаешь? Ведьму никогда не видел? 

Рома на неё глазами-блюдцами глядит и долго моргает, не верит, что это по правде.

— Не видел, — мотает головой. 

— А Светка кто? Ни рыба, ни мясо, что ли?

— Алëна! — прикрикиваю.

— Короче, в дурака будете?

Не знаю почему, но Рома соглашается. Садимся на пол и играем партейку. Пока играем, Рома меня обо всём спрашивает, я честно отвечаю. Да, приворожить человека можем, нет, тебя не ворожила. Да, куличи едим, принадлежность к ведьмам не повод жмотиться на Пасху. «Слава Богу» можно; с чертями дружим, но там, как с евреями — всегда им почему-то не доверяем. 

— Знаешь, моя мама говорила, что мой отец чëрт и бес. Думал, метафорически...

— А молоко какое пьëшь? — спрашивает Алëна.

— Козье.

— А прыгаешь высоко? — уточняю я.

— Довольно хорошо. 

— Может, и не метафорически говорила, — усмехаюсь. — Только папе моему не рассказывай, он бесов не выносит. Посохом боевым пришибëт. 

— А если у меня рога начнут расти?

— На цепь к Тимке посадим. Как раз волку дружбана не хватало, — поддевает Алëна.