И повторим

Санни не думал, что любить музыканта невыносимо. Когда он был совсем юн, то мечты о Гаторе, выступающим на сцене с группой, представали в голове ужасно романтичными. Санни млел от мыслей, что Монти, когда-нибудь во взрослой жизни, будет стоять на сцене и петь неузнаваемым голосом о любви к нему. А Сан будет сидеть в партере или на балконе и смотреть на Гатора в лунном блеске софитов.

Но ожидания и мечты никогда не шли нога в ногу с жизнью. Санни спустя пару лет не слушал бархатное пение Гатора, не любовался его выступлениями с группой наяву и не проводил романтичные вечера каждый день. Он как пес из "Хатико" ждал Монти из туров, что длились полгода. А другие полгода Гатор с группой работал над альбомом, чтобы снова поехать в тур. И так год за годом. Петля без начала и конца. Петля неразличимого месива из воспоминаний и ожиданий. Ожиданий, что телефон зазвонит и на экране высветится "Монти", что по ту сторону телефона Сан услышит весть о приезде домой, чтобы провести с Гатором пару выходных из всех рабочих месяцев.

Санни не понимал, за что ему дано такое наказание в виде вечной тоски по любимому. Это обижало. Сильно обижало. Особенно сильно, когда они проводили время за ужином, который приготовили вместе, а потом за столом Сан слышал от Монти следующее:

— Санни, я улетаю послезавтра.

Вилка норовилась выпасть из руки на тарелку, чтобы потом звонко упасть на пол. Прошла жалкая неделя, как Гатор вернулся домой.

Санни проморгался, словно хотел, чтобы мираж перед глазами исчез. Но Монти так же сидел напротив, нерешительно ковыряясь вилкой в еде, изредка бросая на Сана взгляды полные ожидания.

— Почему ты не сказал раньше?

Перед глазами предстала пелена. Сан еле выдавил из себя слова. Грудь сдавило. Он врос в стул, с которого хотел встать.

— Не хотел, чтобы эту неделю ты вел себя так, будто мы прощаемся.

Сан глубоко вздохнул. Нитки, которыми он заштопывал сердце, трещали, готовые вот-вот порваться. Лучше бы он за эту короткую неделю с ним отдал всю свою любовь, что копилась в нем три месяца разлуки. Он бы не отложил феерический сериал, а посмотрел бы его с Монти за сутки без сна. Он взял бы себе недельный отпуск, чтобы валяться с Монти на кровати целый день и бессмысленно листать новостную ленту, чтобы показывать друг другу шокирующие события. Он прогулялся бы с ним по городу, в конце концов...

Санни поставил локти на стол и скрыл лицо в ладонях. Слезы на глазах наворачивались при мысли об очередной разлуке на неопределенный срок.

— Ох Санни...

Деревянные ножки стула со скрипом прошлись по кафелю. Стол чуть покачнулся, когда Монти оттолкнулся от него. Сан ощутил, как широкая ладонь легла ему на бедро, приятно оглаживая. По ноге словно летний ветерок прошелся.

Сан отнял ладони от лица и захотел зарыться в них снова — Монти выглядел точь-в-точь как в детстве: с большими невинными глазами, что полны вины. Угольная чернота кухни скрыла хищные линии носа и челюсти, оранжевое пламя от свечей отражалось в мягких и блестящих зрачках. Монти стал совсем крохой в еле освещенной комнате, пока сидел на корточках перед Санни.

Сан вздохнул и положил ладонь сверху руки Монти.

— Что мне сказать, чтобы ты повеселел?

— Ничего, — Сан подпер кулаком скулу, пока с горячими щеками и колючим сердцем в горле смотрел, как Монти расцеловывает его руку. Гатор подолгу припадал к пальцам и костяшкам, словно вкладывал в каждый поцелуй всего себя. Пальцы невольно подрагивали. В груди волновался целый океан — не то от обиды, не то от нежности. От каждого краткого вдоха Сана пламя свечи рядом колыхалось, но не тухло.

— Я когда приеду, у меня отпуск начнется. Где-то год. Продюсер сказал, что мы хорошо поработали за три года и можем отдохнуть.

Сан усмехнулся и взглянул Гатору в глаза: сверкали, как звезды в ночи, и говорили лишь правду.

— Задобрить хочешь?

— Порадовать. Не могу видеть тебя грустным. Из-за этого начинаю скучать раньше времени.

— Даже сейчас?

Нужен был лишь один ответ, которого Сан жаждал, чтобы квартира заполыхала. Чтобы стекло треснуло, и обида, сидевшая за одним столом, выпрыгнула из окна. Чтобы ее мертвое тело лежало посреди дороги, окровавленное и изуродованное. А в пожаре остались лишь они.

— Даже сейчас, — шепот ошпарил руку Санни.

Искра пробежалась по телу, оставаясь приятной дрожью в плечах. Огонь пожрал белый кухонный кафель. От пола ничего не осталось лишь сплошное пламя, в котором сидел Монти, совсем не страшась. Воодушевленный Сан поднялся со стула, утягивая Монти за собой, заключил его шею в кольцо из рук, оставляя долгий поцелуй на щеке. Когтистые лапы обхватили узкую спину.

— Ты что-то вялый в последнее время, думаю, стоит это исправить.

Казалось, Монти рычал, когда говорил это, ведь он выдавливал из себя слова. Руки его проскользили вниз по спине до бедер, сжимая их на долю секунды. Сан тихо вздохнул.

Пламя свечей плясало прощальное танго и не собиралось останавливаться всю ночь. Ритм сменялся от каждого вздоха или скольжения рук Сана по крепким плечам и широкой груди. Пожар от свечей шел дальше. Кафель на полу стал огненным, отчего стоять на нем было пыткой. Грань с реальностью стерлась. Монти жадно толкался, чуть прикусывал тонкие губы Сана и тут же ласково, виновато их сминал.

Сердце в груди Санни остановилось. И с каждым новым поцелуем медленно падало к ногам. Сан легко понял, что отвык от Монти, ведь каждое прикосновение, рваный вздох или взгляд ощущались резко и ярко. Похотливый Гатор, который всегда знал чего хочет и знал, что нужно Сану, остался в воспоминаниях. После них назойливо ныло в паху, а дыхание сбивалось. И сейчас так же: тело потяжелело, ныло не только в паху, жар ударил в голову.

— Может... закончим с ужином?

Сан вглядывался в янтарные глаза Монти и пытался в них найти что-то кроме незамутненного желание завалиться в спальню и помять простынь с одеялом до неузнаваемости.

— У нас этих ужинов еще столько будет.

— Но мы так старались, — Сан не бросал попытки. Но, не смотря на свою нарочито обиженную физиономия, он желал продолжить начатое. Пожар уже давно поглотил кухню, и от ужина ничего не осталось. У Санни с самой первый искры остался один вариант — идти дальше. Без сомнений, без сожалений, потому что через какие-то два дня, он не сможет повторить то, что сделает Монти.

Рывком Гатор прижал Сана к себе и прошептал в паре миллиметров от губ:

— Чтобы, когда я досчитал до трех, ты ждал меня на кровати.

— А если не успею?

— Ляжем спать. Раз!

— Изверг!

— Два!

Сан вырвался из рук Монти и рванул в спальню. Распахнул дверь и заполз на кровать. Он телом ощущал, как сердце в предвкушении билось в груди.

Санни не отрывал взгляда от темного дверного проема. Монти молчал. Не говорил "три" и его тяжелых шагов не было слышно. Под ложечкой засосало, когда мускулистая темная фигура Монти показалась в проеме. Глаза его блеснули. С губ пошло сорвалось:

— Три.

Сан готов был кончить от одних лишь взглядов на Монти. В неизменных потемках его кожа блестела, будто он из воды вышел. Мышцы на руках и плечах напряглись, отчего он стал опаснее. Ноги Сана невольно сами согнулись в коленях и раздвинулись, когда Гатор навис над ним. Сан дрожал от нетерпения, хотя его и не коснулись толком, поедали и раздевали лишь глазами.

С губ Санни сорвалось глухое мычание, когда Монти коротко начал целовать шею и спускаться к плечам. Подол футболки задрался, и нежные подушечки пальцев огладили впалый живот. Мясистая ладонь проскользила к талии до поясницы, отчего Сан чуть прогнулся. Его голова опрокинулась назад на подушки. Монти укусил совсем раскрытую шею, прошелся языком по следам от зубов. Нежно и успокаивающе, что Сан не сдержал восторженного вздоха.

Санни потянулся руками к краям футболки, задрал ее и стянул через голову. Монти отстранился и потянулся руками к завязкам на спортивных штанах Солнца. Когтем он расслабил узел и стянул штаны с ног вместе с бельем. И Монти припал губами к нагой груди.

Сан потерялся в разнообразии ощущений. Он словно лежал на обрыве у самого края, и в груди смешалось все: страх, приближающееся ощущение мимолётного падения и предсмертное спокойствие. Сердце пропускало глухой удар, когда очередной порыв ветра ударял в лицо.

Сан шумно вздохнул, когда Монти рукой обхватил влажное щупальце. Он слегка сжал его и, поворачивая кольцо из пальцев, проскользил вверх. Поцелуи нескончаемым градом сыпались на тело, спускаясь ниже к ногам. Монти совсем не стеснялся, он притирался, прикусывал кожу от возбуждения, что тянуло вниз.

Сан словно в первый раз ощутил, что не знает куда себя деть. Руки его безбожно сжимали одеяло вдоль туловища, потом поднимались к груди, невесомо оглаживая, и невольно спускались к животу, хотели огладить губы колеоризы, раздвинуть их и вставить сразу два пальца на всю длину. Но это желание сорвалось с крючка и полетело вниз со свистом, когда Монти языком прошелся меж ног до основания щупальца. Легкие Сана распирало от тысячи мелких фейерверков. Он позволил стону полного одобрения заполнить комнату на пару секунд. Он слышал, как собственный голос, хриплый и непривычный, эхом отзывался в голове при каждом новом движении языка меж раскрытых губ колеоризы. То широко, то точечно, то Монти дразнил и застывал с языком у влажного входа. Невыносимо и от того приятно. Спина выгибалась дугой, отчего горячий язык Монти проходился по щупальце.

Сан не успел запустить пальцы в красный ирокез, его рука соскользнула с чуть растрепанной макушки, когда Гатор приподнялся и склонился к лицу. И не заглядывая в глаза, прошептал куда-то в шею:

— Я хочу, чтобы ты сел мне на лицо.

Сан без задней мысли согласился. Не вслух, только телом поддался вперед. Ухватился за плечо Гатора и сел на кровати чуть в стороне. Монти лег навзничь и похлопал себя по морде. Колеориза предательски заныла, когда Гатор бессовестно приоткрыл пасть.

Сан, еле держа себя в руках, перекинул ногу через голову Монти, ухватился за спинку кровати, медленно опустил бедра. Размашистыми движениями ладони Гатора проскользили по бедрам, ягодицам и вверх к талии. Сан простонал, когда язык Монти прошелся по входу и чуть выше, а потом ласково ушел вниз.

Казалось, колени задрожали от страха, что Монти сожрёт Сана. Гатор вжимался своими лапищами в ягодицы, нарочно царапал когтями, отчего оставались алые полоски. Острая боль отрезвляла, из-за чего ритмичные облизывания возбуждали сильнее. Сердцу стало жарко. Щеки пылали, словно Сан стоял над костром. Плавные движения таза, лишь усиливали пламя, ошпаривая и без того горячую кожу.

Монти пошло причмокивал, обдавал тяжелым дыханием разгоряченную и влажную колеоризу. Сан уже не вслушивался, как каждое движения сопровождалось хлюпаньем. Он вжимал голову Монти в матрас, словно хотел, чтобы зубы опасно показались и заставили ослабить хватку. Сан хотел ощутить, как он ходил по краю, чтобы в глазах заплясали желтые точки, чтобы тело покачнулось, как от порыва морского ветра.

Сан резко подал тазом назад. Потяжелевшая голова склонилась вниз. Пальцы на ногах поджались. Сан протяжно простонал, когда ладонь Монти переметнулась на живот, спустилась вниз и смазанным движением огладила щупальце до самого кончика. Ноги захотелось сжать крепко-накрепко. Сан, словно рыба, хватал ртом воздух, сипло выдыхая. Тишина полная напряжения лопнула, словно мыльный пузырь, оставив за собой жирные брызги.

Монти опустил ладони на ляжки Сана и рывком опустил его на свою грудь. Только сейчас Сан услышал, как Гатор шумно дышал, и увидел, как грудь его неспеша вздымалась. Щеки его покраснели. Пасть осталась слегка приоткрытой, и сердце из груди Сана прыгнуло в горло, когда Монти сыто, хищно и самодовольно облизнулся.

— Когда ты приедешь, — почти задыхаясь начал Санни, — то повторишь это. И не один раз.

Монти усмехнулся и закатил глаза.

— Уже жду не дождусь.