Четкого плана на день у Андрея нет. Он застрял в блаженном небытие между турами, пишет новый альбом и, в общем-то, предоставлен самому себе. Ну, за исключением репетиций и записей, но график неплотный.

Из душа Андрей спускается сразу в студию. Его гложет жадное любопытство. Не работали вместе много лет, а вдруг, ну… больше и не могут друг друга чувствовать, как раньше? В жизни-то не могут, понятное дело. Но их мир — это другое. Пусть Миша от него вроде как открестился, и этот шажок навстречу выглядит как микрозайм под ноль процентов. Пахнет наебаловом, да кто будет разбираться в таком положении? Андрею (почти) похуй. Кто не рискует, тот не собирает по кускам разъебанное сердце. Какие вообще минусы? 

В студии горит свет над компьютером. Миша лежит, уткнувшись лицом в сложенные руки. Внутри что-то лопается. Андрей быстрым шагом подходит к столу, заносит ладонь над чужим плечом, но медлит. Кажется, спина шевелится на вдохе. Андрей сам едва дышит и все-таки дотрагивается до кожи. Теплая. Из груди вырывается прерывистый выдох.

— Эй, Мих, — Андрей ерошит отросшие волосы. — Позвоночник тебе этого не простит. 

Миша разлепляет заспанные глаза, пытается проморгаться. Разгибается из позы креветки со стоном Кентервильского привидения. 

— Пиздец, — констатирует Миша. 

Смех у Андрея прорывается скорее от облегчения. Эта старая-новая паранойя зацвела во внутренностях с невиданной силой. Чужая жизнь не кажется хрупкой, нет. Разве кто-то назовет хрупкой гитару, которую со всей дури уебали об усилитель и попрыгали сверху? 

Каждое утро — русская рулетка. Барабан полный, и единственная надежда на то, что Смерть сегодня в очередной раз нажралась пали и ослепла. Пока вот прокатывает. 

Со Смертью у Андрея особые, высокие отношения. Он готов был пиздиться с ней за Миху раньше. А сейчас вот только беззвучно говорит “спасибо” за то, что сегодня Миша проснулся. И у них есть еще один день. Да, они могут посраться и наговорить друг другу всякого. А могут, вот, песню написать. Главное, что этот день есть. Смерть благосклонно улыбается, делая вид, что все ещё нихрена не видит. Андрей старается не думать, чем придется расплачиваться за такие щедрые подарки. Но он свою подпись в этом договоре поставил лет тридцать назад. Гости разошлись, сожаления неуместны. 

— Времени сколько? — спрашивает Миша, неуклюже разминая спину.  

— Ближе к десяти. 

— Бля-я-я. У меня же репетиция в одиннадцать. 

Миша подрывается со стула, шипит от боли и бодро хромает на выход из студии. Андрей смотрит в сутулую спину, борясь с абсолютно неуместным умилением. 

— Ты собирайся, — говорит он. — Я пока завтрак сделаю. И, так и быть, в город тебя подкину. Все равно в магазин собирался. 

Это почти правда. Андрей откладывал поездку за новыми шмотками до последнего, а лето набирает обороты с каждым днём. Он похудел, так что часть прошлогодней одежды с него попросту сваливается. 

Дверца холодильника при открывании звенит бутылками пива. Андрей смотрит на них, они — на него. Плохая идея: утро, еще и за руль сейчас. Возможно, пора перестать держать в доме алкоголь. Продуктов на бутерброды наскребётся, но Андрей ставит себе мысленную зарубку: нужно заказать доставку. Жизнь с женщинами его порядочно избаловала, готовить к своим почтенным годам так толком и не научился. Питается хрен пойми как, а потом удивляется сползающим с жопы шортам. 

Кофеварка подмигивает зеленым огоньком. Андрей пьет ядреный американо, Миша — сладкую бурду с молоком. Две с половиной ложки сахара. Молока в доме до недавнего времени не водилось, но это неважно. 

Под звон микроволновки Миша заходит на кухню. У него влажные волосы и в кои-то веки едва проступающий румянец здорового человека. Андрей ставит на стол чашки, вытаскивает из микроволновки тарелку, обжигая руки. 

— А тебе в город-то зачем? 

— Да так, — Андрей слизывает с пальца расплавившийся сыр, грозящий свалить не только с бутербродов, но и с тарелки. — Шмотки новые купить надо на лето, а то схуднул, ходить теперь не в чем. 

Пока Андрей ест свой кулинарный шедевр, продолжая пачкаться сыром и соком помидоров, Миша пьёт кофе. Пытаться с ним разговаривать, конечно, бесполезно. Заводится Горшок по таким вещам с полпинка, а вот отходит долго. Нахер вообще Андрей заикнулся про вес, теперь наблюдать этот культовый моноспектакль “Я и кефир” в хуй пойми скольких действиях. 

— Ты есть-то будешь? — осторожно спрашивает Андрей. 

— Спасибо, я не голодный. 

Ага, есть контакт. Не показалось. Андрей прячет тяжелый вздох за кофейной чашкой. Вот вечно с ним как по минному полю. Еще и бутербродов за каком-то хером нормальных сделал на двоих. 

***

— Бля, Андрюх, выключи это говно! 

Андрей ржет и тыкает в бортовой компьютер, чтобы прибавить звук.

“Закрой глаза, всё постепенно, и тебя тут никто не заменит. Утро подарит нам это мгновение…”*

Миша злобно жмет пальцем по сенсорному экрану, но с техникой он никогда не дружил, поэтому только переключает на другую радиостанцию.

“Круглый самолет, крушение в кровать. Выключи автопилот, сегодня не будем спать…”**

После еще парочки нажатий звук становится громче, уже отдаваясь вибрацией по всей тачке. Миша смотрит на Андрея так, будто вот-вот то ли умрет от сердечного приступа, то ли заплачет. Андрей сжаливается над ним и выключает радио совсем. Это проще, чем угодить чужому утонченному вкусу. 

— Я не понимаю, почему это вообще слушают, Дюх, ну скажи же, что…

Дальнейший монолог Андрей знает наизусть. Может повторить его со всеми интонациями, сложносочиненными уничижительными конструкциями и словами-паразитами. Поэтому от активного слушания Андрей отключается и приходит в себя уже на словах: 

— …вот я и подумал, интересно же будет! Они меня и так иногда по приколу Га-Ноцри звали. Из меня ебать мессия, конечно, но… в общем, мы думаем, кому либретто можно заказать. У Бабкиной же, ну, вообще фишку не просекли! 

— Подожди, ты про что? 

— Давно я тебе, Княже, говорил: надо хоть иногда книжки читать. Про Булгакова, конечно! 

Они доезжают до “Октябрьского” почти вовремя. Выходить из тачки Миша не торопится, чего-то мнется и в итоге предлагает: 

— Зайдешь, может? Ну, посмотреть просто. Если не торопишься. 

— Так и скажи, что не нашли новую Ловетт. Я теперь дорогой артист, потянете? 

Миша неловко смеется, отводит глаза. Об их маленьких репетициях никто, конечно, не знает. Это осталось забавным секретом, неважным хулиганством. Мало ли Андрей за женщин пел? Разве здесь что-то другое?

В зале суетятся толпы народу. К Мише сразу кто-то подходит, что-то спрашивает. А он подбирается, оживает как будто. У него теперь огонёк в глазах вспыхивает в двух случаях: когда говорят про театр и когда надо за попсу посраться. 

Люди на Андрея косятся, он кожей чувствует взгляды. Хер знает, что вообще театралы о нём думают. Особенно после золотых Михиных интервью, будь они неладны. 

— О, какими судьбами? — Миша шагает навстречу подходящему к нему мужчине, протягивает руку. — Никак вернуться решил? 

— Наоборот, вроде как попрощаться, — мужчина улыбается, отвечая на рукопожатие. — В Америку уезжаю. 

Он чуть повыше Миши, молодой на вид, но волосы уже седые. Лицо кажется Андрею смутно знакомым. 

— Ты по этой своей линии? 

— Да. Михал Юрич, я там мимо монтировщиков проходил, они вас потеряли. Им режиссер сказал… 

— Да сука! Ты не уходи, мы поговорим еще! 

Через секунду Миша уже галопом несется за сцену. Поразительная прыть для человека с кардиостимулятором. Вслед за ним расползаются остальные. 

— Илья, — Михин собеседник протягивает Андрею руку. 

— Андрей. 

Больше всего Андрей боится расспросов. Об общении с Мишей знают только самые близкие, даже до журналистов еще не долетело. До Андрея запоздало доходит: теперь уже точно станет общественным достоянием. Приехали вместе и не куда-нибудь, а на репетицию злосчастного TODDа. 

— Вы раньше на постановке работали? — спрашивает Андрей. Лучшая защита – это нападение. Пристань первым, пока не пристали к тебе. 

— Да, но это так… не моё, в общем. Но опыт отличный, — Илья продолжает вежливо улыбаться. — А вы просто в гости или теперь…

— Просто в гости, — не дожидаясь окончания вопроса, отрезает Андрей. 

Они наблюдают за репетицией вместе, сидя на втором ряду. Илья не навязывает разговоров, ограничиваясь каким-то по-британски выверенным смолл-током. Андрей аж уважением к нему проникается. Прогон еще сырой, поэтому смотреть тяжеловато. Но Андрей смотрит. Все пытается понять то, во что вложил душу Миша. И не то чтобы преуспевает. Сюжет простенький, даже страшным не назовешь. И что его так зацепило? 

На второй час Андрей устает. На третий раздражается и напрочь теряет смысл происходящего. На исходе четвертого часа только укрепляется в своем вердикте: Миша просто ебанулся. Променять их мир на эту муть — это нужно окончательно крышей протечь. 

“Я поеду, а то магазины скоро закроются” — пишет Андрей в их с Мишей диалог в мессенджере. 

— Мне пора. Приятно было познакомиться, — говорит он Илье. 

— Взаимно, — тот снова монолизовски улыбается, протягивая руку. — Я рад, что вы помирились. 

Андрей молча отвечает на рукопожатие и торопится свалить. 

***

Доставка едет по вечерним пробкам отвратительно долго. Уставший после долгого дня Андрей не справляется даже с тем, чтобы разобрать купленные вещи. Он сидит на полу рядом с пакетами, гладит устроившуюся на коленях Бусинку. 

Негромко играет перекинутая на телефон демка, записанная Мишей. Внутри что-то пузырится. Только не как шампанское, а скорее как болотные газы. Одна искра, и пиздец. А Андрей даже причин сформулировать не может. 

Демка получилась, как ни прискорбно, отличной. На Михе сказалось смирение со своими классическим баритоном. Теперь он поет так, что у Андрея от одной записи по рукам ползут мурашки. Он, конечно, слышал от Балу, что Миша в штатах своих всерьез занялся вокалом с преподавателем. Но такого эффекта, конечно, не предвидел. Не занятий на Мишин голос, а Мишиного голоса — на себя. 

В ожидании ужина Андрей начинает попивать пиво на голодный желудок. Продукты приезжают к концу второй бутылки. По ролику из Ютуба с красноречивым названием “Ленивый ужин на двоих” Андрей готовит какую-то запеканку из макарон и фарша. 

Пиво намекает Андрею, что сегодня лучший день, чтобы серьёзно поговорить с Мишей. В конце концов, они взрослые люди. Нужно сесть и обсудить все их недомолвки, может, покричать друг на друга. Но помириться уже нормально. Заебало все время перешагивать через труп посреди комнаты и делать вид, что не воняет. 

К ужину Миша не приезжает. Андрей проверяет их диалог. Пусто. Ест один, потому что пяти бутылкам пива в желудке становится одиноко. Смотрит на часы (начало одиннадцатого), переводит взгляд на пустую тарелку на другой стороне стола. Миша здесь не живет. Странно сейчас писать ему и спрашивать “Ой, а ты где? Ужин стынет”. Кромешный пиздец. 

Взгляд опять цепляется за злосчастную тарелку. У Андрея ровно ноль причин сейчас злиться, но он находит себя за тем, что отправляет несчастную посуду в стену. Следом летят бутылки из-под пива. 

Заботясь о Бусинке, Андрей закрывает дверь на кухню. 

Завтра придётся начать день с уборки.