На третий день пребывания на Няньпине, Тасянь-цзюнь обнаруживает себя сидящим в личной библиотеке Чу Ваньнина, листающим справочники с именами. 

Запоздалое осознание того, что отсутствие имени у подопечной вина его, делает своё дело, взывая к совести, вынуждая его позорно и беспомощно искать потенциальные варианты здесь. Ведь несмотря на то, как хорошо варит его котелок, на язык приходят лишь смешные каламбуры, а не красивые и уважаемые имена. Опозорить девочку нельзя! Он фантомно помнит, как ужасно называл учеников его дядя, и повторять его судьбу не так уж и хотелось…

— Ну как тебе? — вылезает из ниоткуда Мо Цзунши, параллельно утирая руки об полотенце. — Учителем быть.

Тасянь-цзюнь машинально закатывает глаза.

За последние дни он услышал тысячу и одну шутку касательно его новой сферы деятельности, пропитанной неприкрытой издёвкой. И если в общей компании Мо Жань имеет честь затыкаться — потому что его либо осудит Чу Ваньнин, либо пнёт под столом сяо Нян-нян — то здесь его останавливает ровным счётом ничего. 

Открытое поле битвы, никак иначе.

— Просто восхитительно. А теперь, отъебись. 

Тот лишь крайне мерзопакостно смеётся ему в ухо, прежде чем прокрутившись, плюхнуться на ближайший стул.

— Ладно, ладно, это был последний раз, — подпирая загорелую щёку ладонью, пытается заглянуть в книгу. — Что это ты там уже три часа подряд читаешь?

— Не твоё собачье дело, — огрызается бывший Император, сжимая книгу сильнее.

— Верно. Твоё собачье дело.

Тасянь-цзюнь старательно игнорирует идиотскую шутку, и не менее старательно абстрагируется от чужого громкого смеха, прокатывающего по стенам.

Он не узнаёт в этом хохоте собственного голоса.

Он вообще не помнит смеялся ли когда-нибудь? Искренне, без издёвки над другими, без боли в надломленном голосе. 

Разве это честно? Честно, что этому Мо Жаню досталось всё, а ему пустующее ничего с поразительно жалостливым извинением на кончике языка?

Ему хочется разозлиться, но он лишь склоняется над книгой снова. Сил злиться и нет больше.

— Маленькая ученица на тебя хорошо влияет, — задумчиво выдаёт Мо Цзунши, когда улавливает чужое спокойствие. — Буду честен, когда ты нам заявил, что отправляешься в путешествие, то я…

— Не ожидал от меня ничего хорошего, помню.

Тасянь-цзюнь всем существом ощущает это странное раздражение, граничащее с обидой. От кого угодно недоверие к его персоне оправданное, кроме этой псины. 

“Злость учителя оправдана,” — на днях выдала ему сяо Нян-нян, поджимая под себя колени. — “Вы ведь один человек. Всё то, что есть в тебе есть и в нём, и наоборот. А он ведёт себя, будто вас ничего не связывает.”

И это его стремление слепо откреститься от прошлого, на его фоне выглядеть лучше и выгоднее такое… Бесящее.

— К слову, вы очень даже похожи.

— О, это ты определил после того, как она нарочно отдавила тебе ноги или до? — с ехидной улыбкой на лице интересуется Тасянь-цзюнь, устало откидываясь на спинку стула. — Или может, когда пнула тебя в откопанную яму, когда ты предложил ей помочь с огородом?

Настаёт черёд Мо Жаня закатывать глаза. 

Как же его, всеми любимого и особенно обожаемого детьми, оскорбляет тот факт, что сяо Нян-нян его личностью ни просто не прониклась, а задалась целью сделать их совместное времяпровождение сплошным адом. 

— Наверное ещё до, — неожиданно взор заклинателя мрачнеет, и он совсем уж неловко интересуется: — Я иногда думаю, что подбери нас тогда… 

И замолкает. 

Тасянь-цзюнь понимает его без объяснений.

Может, будь они с Ваньнином с самого начала, с самой первой встречи, они бы выросли столь же беззаботными — они оба: Чу Ваньнин и Мо Жань. Как много этих “если”, клубящихся в их дурных головах, и как далеки все эти сценарии от реальности.

— Не дури, — избегая сути вопроса, фыркает Император. — Куда нам до сяо Нян-нян? Мы в её годы были воплощением нежности. Пока мы плакали, эта девчонка выколола бы кому-нибудь глаза. Знаешь, ей и никакой цветок бы не понадобился, чтобы стать Императрицей. Да и Хуа Бинаня бы она сожрала самолично…

Мо Жань хихикает, возвращаясь в реальность. 

— Да, — соглашается он. — Вот тебе и белый лотос, желающий нагнуть весь заклинательский мир. 

Тасянь-цзюнь ненадолго смолкает, а осознав что-то важное, хлопает ладонью по столу, мгновенно подскакивая с собственного места, едва не спугивая свою дурацкую копию.

— Ты гениален! — сообщает он ему вполоборота. — Точнее я. Неважно. 

— Чего? Эй, объясни что—

Но бывший Император его уже не слушает. Вместо этого, в его умной и светлой голове зреет великолепное имя для своей гордой ученицы.

Лотос, нагибающий мир! 

*

Сяо Нян-нян отсчитывает дни до завершения праздника с суетливым нетерпением. 

В чужом доме ей ожидаемо не нравится. Да и людей ей, в принципе, не нравятся. Исключая её учителя и Е Ванси, героиню двух войн, о которой с таким воодушевлением всегда рассказывает учитель, раздражение она испытывает ко всем. Люди шумные, раздражающие и дурацкие — вот её вердикт этому человечеству.

Но эти двое, в лице Мо Жаня и Чу Ваньнина, вроде как семья её учителя, а следовательно они вроде как небольшое исключение. Только если с первым легко поладить — даже сквозь шипение и тычки под столом, когда тот снова расстраивает учителя  — то со вторым… Она даже примерно не понимает как себя с ним вести.  

Чу Ваньнин просто такой человек… С ним не поругаешься, не поспоришь, да и банально рта не откроешь, придавленный чужим авторитетом. Невоспитанным детям вроде сяо Нян-нян при нём, наверное, вообще лучше в лишний раз не двигаться; по крайней мере, ей так кажется, а молчание Тасянь-цзюня не особо опровергает её подозрения. 

— …Господина Чу что-то не устраивает?

Он сидит напротив неё, изучая прищуренным взором из-под нахмуренных бровей. Сяо Нян-нян невольно вспоминает позолоченную лозу в умелых руках, которую умудрилась увидеть ещё в день знакомства, и тактично решает, что не хочет получать наказания от этого мужчины. Вообще никогда. 

— Откуда такие выводы у юной госпожи?

А ещё, Чу Ваньнин к ней особо никак не обращается. Только неопределёнными “юная госпожа” или “юная ученица”, но как к сяо Нян-нян ни разу. От этого всё в разы более неловко.

— Ну-у, — сяо Нян-нян перебирает в уме все возможные слова, пытаясь прикусить отчаянное потому что, блять, ты смотришь на меня так, словно я убила твою мать, пса и святого духа! — Вроде, я вам не очень нравлюсь.

Случается поразительное! Пустое выражение лица заклинателя сменяется совершенно, кажется, растерянным. Заправляя прядь волос за ухо, он отстранённо интересуется:

— Юная госпожа ошибается. Что заставило её так думать?

— Ваш… Взгляд? — неловко бормочет сяо Нян-нян.

Она вовсе не намерена ссориться с самым близким человеком своего учителя! Но любые её попытки поладить с этим мужчиной, как минимум из уважения, заканчивались звенящим провалом. Она словно является живым воплощением всего, что этот человек ненавидит — “не чавкай, не ругайся, не шуми, не злись, не…” — и в какой-то степени это взаимно. Потому что излишне правильные люди, помешанные на глупых нормах, напрягают уже её.

— Будь добра объяснить эту часть.

— Только не злитесь, пожалуйста! 

…Замечательно теперь этот мужчина выглядит расстроенным.

— Я вовсе не… — он неопределённо взмахивает руками, словно надеясь, что этот жест решит вообще все недопонимания. — Этот господин не злится. Скорее всего, это проблема моего неумения контактировать с детьми. 

— Но вы учитель, — любезно напоминает сяо Нян-нян, пребывая в полнейшем смятении. 

Он правда объясняется перед ней?

— Очень провальный учитель, — с долей самоиронией вздыхает Чу Ваньнин. 

Маленькая Императрица невольно припоминает ранние истории Тасянь-цзюня из детства, после становления учеником, и в полной мере чувствует сказанное. Не то чтобы её учитель был зол, а хорошего между ними не было — вполне наоборот. Но на его месте сяо Нян-нян простить его, наверное, не смогла бы. Она вообще не умеет прощать, но учитель говорит, что так даже лучше.

— А-а, — кивает она. Опомнившись, вздрагивает. — Айя! Я имела в виду, что нет, вовсе нет, я уверена!

Чу Ваньнин беспомощно от неё отмахивается, и она виновато опускает голову, мысленно обругивая саму себя.

Ей полный пиздец.

Расстроить золотце её учителя — это проступок высшего уровня. 

Одно дело кражи, драки и хаос — это Тасянь-цзюнь простит всегда. Но разочарование, с которым она столкнётся, когда тот узнает что произошло… 

— Юная госпожа, — вновь начинает заклинатель, — я… Кхм, учителям порой нужна поддержка их учеников на пути становления лучшей версией себя. И… Тасянь-цзюню в этом плане очень повезло. Впрочем, как и мне.

Сяо Нян-нян глупо моргает — совсем как железные солдатики, изготовленные этим мужчиной, поиграться с которыми ей не разрешили — и… Ощущает, как её щёки алеют под пристальным взором янтаря. Руки инстинктивно вцепляются в одежды, пытаясь вернуться в реальность, и она совсем не контролирует свой язык последующие пару минут.

— А-ага! Учитель такой дурак! Я за ним приглядываю, да!

Фатальной ошибкой становится отвести взгляд от красивой миски с разноцветными конфетами. Потому что Чу Ваньнин, впервые за всё это время улыбается ей. И когда его ладно тянется, чтобы наградить её мягкими поглаживаниями по взъерошенным волосам, сяо Нян-нян едва ощутимо съёживается, и крепко жмурится. 

Неловко-неловко-неловко! 

Но… Хорошо. 

Наверное, она даже понимает почему учителю так нравится Чу Ваньнин.

Признаваться в этом она, разумеется, не будет.