За свой дерзкий нрав Алиса не сыскала интереса у мужчин. Ей говорили разное: то у неё слишком широкие бёдра, то веснушки не красят её лицо и стоило бы выбелить их, или же ей наверняка будет скучно с человеком, чей кругозор не ограничен работой в полиции и «Спидпанк FM». Что она неказистая, что должность отца сгладит любые шероховатости её характера, а красная помада не сочетается с рыжими волосами, даже если ей так нравится.      

Всё это происходило в разные годы, но всегда подразумевалось одно и то же — она неудобная. Потому что продолжает красить губы броской помадой, не прячет веснушки и слушает те радиостанции, которые хочет. Носит мужские рубашки, курит за компанию и не стесняется в выражениях, но хуже всего то, что у неё есть своё мнение. Единственная дочка Деметтри не соглашается, дерзит и возникает, когда ей что-то не нравится. Она говорит то, что думает; не всегда, конечно, потому что ей хватает воспитания помолчать, когда этого требует ситуация, но прямоты ей не занимать. Как не занимать и резкости, и наглости, особенно когда дело касается работы, — не все готовы предоставить «туманным вигилантам РГМ» доступ к своим архивам.      

У Алисы зато есть друзья — настоящие боевые товарищи и учителя, ставшие неотъемлемой частью её жизни, один только лейтенант Мерви чего стоит. Есть дорогие сердцу подруги: Клотильда, Эржебет, Мари. Любимого мужчины к двадцати семи так и не нашлось; мама иногда ворчит на неё за это. Не то чтобы пытается образумить, но даёт понять — женщине негоже быть одной. Трудно объяснить, что ей это не нужно, да и мужчинам никогда не нравились «фривольные» девушки, как она, поэтому Алиса лишь показательно вздыхает.      

Но есть всё же один, кто давно и очень усердно пытается добиться её внимания.

____________      

— Алиса, я тут думал...      

Сателлит-офицер Хельме, несмотря на высокий рост, при должном старании очень незаметен. Светло-голубая рубашка сливалась с краской стен диспетчерской каморки, и на их фоне выделялся разве что галстук. Очертания форменных брюк едва можно было разглядеть в синеватом полумраке утра. Может, если бы он задержал дыхание, то и вовсе стал бы неотличим от какого-нибудь несущего свода, всегда неприметного глазу. Однако рядом с Алисой его мимикрия не работала должным образом. Шквал чувств выбивал из него короткие нетерпеливые вздохи и шорохи, он ёрзал, приглаживал волосы и в целом был заметно взбудоражен, как бы сильно ни пытался делать вид обратного.      

— Да? — спросила она уставшим голосом; ночь сегодня выдалась бессонной, и Деметтри почти не выспалась, о чём говорили тёмные круги под её глазами.      

— У меня наконец-то дело закрыто последнее, целых два выходных на этой неделе. Месяц ушёл на него, если и того не больше, представляешь?      

Улыбка у него такая бодрая и счастливая, что трудно не поверить в искренность его радости. Алиса даже сама невольно ухмыльнулась краем губ, но Хельме вряд ли заметил это.      

— Так вот, я хотел–      

Ярко-алое мерцание лампочки и тихий писк аппаратуры — сигнал входящего вызова, — прервал его на полуслове.      

— Подожди минутку, — надев наушники, Деметтри зажала кнопку и наклонилась ближе к микрофону. — Пятьдесят седьмой участок, чем могу помочь?      

«Это Каспар из архива, — из наушников раздался монотонный, тянущий слова голос. — Вы просили вчера перезвонить».      

— А, месье Кивиселья. Да, я хотела уточнить кое-что у вас по поводу...      

На этом всё и закончилось. Занятая разговором, Алиса схватилась за ручку, готовясь записывать за архивариусом, и успела лишь бросить на Хельме взгляд, полный извинения. Всегда с ним так неудобно получается: вечно что-то прерывает, отвлекает, оставляя пропасть из недосказанностей и тихого разочарования. Хельме о последнем никогда не скажет, но его можно было заметить в опустившихся уголках губ и бегло во взгляде, притуплённом в угол или к носкам ботинок. Даже внешне он как-то ещё больше сливается с окружением в такие моменты, но обычно из вежливости уходит, не мешая ей работать.

____________      

Целый день Хельме пытался остаться с ней наедине и целый день ему это не удавалось. Во многом их ограничивала работа: его забрали на череду выездных допросов по новому делу, в то время как Алиса занималась сбором информации, повторно обзванивая всех, до кого не достучалась вчера. Печатала стенограммы и крепила их в дела, а в свободное от звонков время помогала коллегам по отделу с архивацией бумаг, подвязывая папки квартальных отчётов. Иными словами, каждый был погружён в свою работу с головой и едва замечал присутствие другого.      

Поймал он её только к вечеру, когда они встретились на выходе из участка, — Тоомас возвращался с очередного допроса, пока Деметтри, уже в пальто и с рабочим портфелем в руке, шла на остановку. Резко схватив ту за плечо, он остановил её, но почти сразу отпустил, чувствуя, как двояко это выглядело. Алиса тут же сделала шаг назад, с подозрением глядя на него.      

— Ну теперь-то у тебя время есть? — клубок белёсого пара от его выдоха растворился в морозном воздухе ноябрьского вечера.      

— Что ж тебе всё неймётся сказать?      

— Может сходим куда-нибудь в выходные? Если ты не занята, конечно.      

— Куда-нибудь — это куда? — с едким, больше ироничным, чем реальным любопытством спросила она, чуть приподняв брови.      

Тоомас развёл руками.      

— Не знаю, куда захочешь.      

— Никуда не хочу.      

— Всё ещё?      

— Всё ещё.      

Ещё один нетерпеливый выдох. Хельме отвернулся на миг, собираясь с мыслями, и в этот миг Алиса подумала, как хорошо бы улизнуть от него прямо сейчас. Раствориться в толпе других уходящих с работы, исчезнуть за углом гранитного монолита здания и больше не видеть его хотя бы этим вечером.      

— Даже немного? — наконец спросил он, правда без особой надежды в голосе.      

— Никак. Вообще. Пятый месяц, кажется, говорю тебе это.      

Больше. Его ухажёрство длится как минимум полгода, как максимум — слишком долго, чтобы был смысл считать. На самом деле он славный малый: нечасто можно встретить таких усердных работников, не теряющих страсти к своему делу, каким бы трудным оно ни было. Милый лицом, иногда забавный в своей неуклюжести, только для отношений совсем непригодный; за приятным фасадом кроется что-то отталкивающее, нечто такое, что Алиса не может объяснить даже себе. В противном случае эта ситуация не повторялась бы из раза в раз каждые полтора-два месяца; уж что-что, а упрямства Хельме не занимать.      

Мимо них проехал трамвай — за ним с интервалом в десять минут должен прибыть и нужный ей.      

— Удачи тебе с бумагами, — уходя, она мягко похлопала его по плечу. — И заранее спокойной ночи.      

Каким бы хорошим Том ни был, он совсем не умеет слушать, а слышать тем более. Может, когда-нибудь, если его пыл к работе немного приостынет, а он научится чуткости, Алиса присмотрится к нему. Возможно. Но точно не сегодня и вряд ли в обозримом будущем. В конце концов, с любовью приходит ответственность, к которой она совсем не готова. Гораздо проще картинно погоревать над своим одиночеством в очередной расспрос за ужином, между тем наслаждаясь им ещё и ещё, и ещё.