— О, Элайза, тёмный свет! О, Элайза, яркое синее небо! Пойдёшь ты направо или налево? О, Элайза!.. — звучало немецкое радио.

      Обычно Марк не слушал музыкальные станции, где крутились старые непопулярные баллады. Их ещё пели гнусавые пропитые рокеры, которые не могли нормальную рифму сложить. В этот раз Марк решил оставить радио. Уж слишком созвучно звучало «Элайза» с именем одной настырной девчонки, которая бесила так сильно, что вызывала непомерный интерес.

      Стоило Марку подумать об этом, как радио через силу было выключено. Только мотив из головы не выкинешь, и теперь вместо «Элайза» внутренний голос приторно-романтично напевал «Элаиза». Вся работа, над которой Марк сидел и думал битый час, превратилась в рутину.

      Когда ему стукнуло двадцать пять, всё в жизни моментально надоело. К чему это открытие трассы? Для чего постоянные споры? Хотя бы раз в жизни ему сказали спасибо? Марк думал, что заслужил весь чёртов мир только из-за того, что он здесь родился. А ненависть — лишь зависть.

      Но почему Элаиза вела себя, как он, а её все любили? Где грань между признанием, уважением и пренебрежением, завистью. Ненавистью? Марк тоже мог отшучиваться, у него даже неплохо получалось подтрунивать. Только смеялся он один. А когда укалывали его — смеялись все. Роберт, Алекс, Элаиза, Ганс, другие. Марк долго думал, чем он заслуживал такое отношение к себе.

      До него действительно не доходило, почему и в чём причина. Разве он сделал кому-то плохо? От него были только факты и правда про человеческие качества. Марку хватало смелости говорить, что Ларри, будучи геем, не достоин жить на этой планете, если он не пересилит себя и не вылечится. И что Элаиза, как девушка, будущая мать, вела распутный образ жизни. Ну в чём он неправ?

      Конечно, Марк не мог признавать свои ошибки. Для него это было, как для Ларри каминг-аут перед толпой райдеров. Наверное, тот чувствовал себя жутко. Марку не дано было этого понять.

      А потом он начал терять хватку на автогонках. Мужчина должен заниматься мужским делом, вести бизнес, чтобы в будущем завести семью, обеспечивать. Никому не нужен беспечный ублюдок, который делает ставки на собственных детях. У родителей Марка не было отношений, их брак — союз денег и бизнеса. В какой-то период между ними, конечно, возникла страсть, иначе Марк бы не появился, его бы не отправили в школу, дорогая фрау Шнайдер не звала бы такого красивого дееспособного сына на работу. Великолепная женщина: и за собой следит, и карьеру сделала, и ребёнка. Замечательно.

      У Марка была сотня шансов познакомиться с хорошей девушкой не в последних кругах. Та же Терри являлась дочерью состоятельной для Нокфелла семьи. На встречах во время съёмок очень много девушек крутилось рядом. Симпатичных девушек. У Марка был опыт отношений, но часто эти отношения заканчивались после секса. Цель достигалась, когда женщина «давала». Недовольных после него не оставалось, что не могло сказаться на репутации идеального постельного принца. В старшей школе секс стал неким соревнованием, но с возрастом наскучил. Не было той, которая заводила кокетливым взглядом, соблазняющей одеждой, некой интригой. Благодаря внешности Марку не нужно было утруждаться в поиске партнёрши, но всё не то.

      Даже секс превратился в рутину. Всё перепробовано.

      Марку никто не нравился. Он восхищался независимостью собственной матери, но боялся, что если хоть на секунду расслабится, то станет расхлябанным недопреступником как отец. Элли Шнайдер всегда была строга и редко позволяла хорошего слова в адрес Марка. Всё должно быть идеально, чтобы получить тёплую улыбку и одобрительный взгляд. Но Валентина она поддерживала, даже если тот попросту сам себе готовил. Родители перестали жить вместе после шума в Нокфелле. Сначала Марк радовался, что вот он — шанс — великолепно выступить перед фрау. Сломать всё на пути, но одержать победу. До последнего. Сдаваться нельзя, даже если выгоришь полностью. Стальная закалка, будто армейская подготовка. Забавно, что Роберт рассказывал про Бена, который ушёл в военную академию, но пытался развернуть свои правила. Целеустремлённость — отличное качество для мужчины. Нельзя бросать что-то на середине. Надо идти до конца, как предначертано. Даже если не осталось сил.

      Роберт как-то рассказывал о неврозах и эмоциональном выгорании. Марк не хотел вешать на себя симптомы, но слов из головы не выбросишь. И вот, в туалете аэропорта, когда надо было покупать билеты в Нокфелл, он завис перед зеркалом. Смотрел на себя в ужасе и не знал, что делать с желанием навсегда запереться в подвале, чтобы никто не увидел позора после проигрыша какой-то девчонке. Ещё и уколы, уколы, уколы. Чем ближе игры к сердцу, тем сильнее Марк щетинился, срывался, нервничал. Больше всего он ненавидел каменный характер Роберта. Тот для него — непробиваемая стена. Притом сейчас Роберт был ещё сильнее. Ничто не ломало, буквально столб, выдерживающий все удары стихий. Марку удалось его поддеть только тогда, когда Роланд был в ужасе после смерти Пакертона.

      По правде, Марк и сам сильно испугался в той гонке на Востоке. Но все были в такой дикой панике, что не вспомнили об этом.

      Ладно, был ещё проигрыш на последнем заезде — там состязались Сал и Ларри против Шнайдера. Двое на одного. Марк утешал себя этим фактом. Но как объяснить обгоны Элаизы? Она делала это ловко, умело, красиво и зрелищно, словно с рождения гоняла на раздолбанных тачках.

      «Элаиза хочет официально участвовать в гонке», — крутились слова Роберта в голове.

      После возвращения в Хоккенхайм Марка никто не встретил. Ни Роберт, которому он разбил телефон. Ни Алекс, так как Марк не звонил ему. Сокол, между прочим, знал о приезде, но не явился. Ему было всё равно. В полном вечернем аэропорту Мангейм ни одна живая душа по-настоящему не желала видеть Марка на этой земле. Его считали вездесущим демоном, богатым призраком. По крайней мере, так было до проигрышей Элаизе. Сейчас жизнь катилась под откос, и Марк не знал, в чём проблема.

      Дело ли только в ненависти?

      «Мы больше не увидимся», — слова Роберта в Нокфелле задели так сильно, что Марка пришлось выпихивать из такси. Он впал в ступор и растерялся. И ведь понимал чётко и ясно: сам виноват. Не было ни единой зацепки, куда обычно Марк мог повесить крючок с леской и дёргать, лишь бы оправдать себя.

      Он разбил чужой телефон. Повредил руку, но отказался от помощи профессиональных медиков, чтобы не возник шум, и лишь позже заявился в частную клинику. Огромная царапина зудела до желания расчесать и содрать струп, но делать этого категорически нельзя.

      Вздох. Звонок фрау Шнайдер.

      — Да. Я вернулся, — Марк старался звучать непринуждённо и строго, будто находился на официальной встрече. — Мэр города Паркинсон отказал продать участок мистеру Фелпсу из-за возможной монополизации, но я найду выход.

      Фрау, казалось, всё равно, чем там сын занимается. Она сказала, что жалобы ей не нужны. На этом разговор окончился.

      Отвратительное ощущение, словно кислород перекрыли. Нужно как-то реабилитировать себя, но Марк смог только раздеться и упасть лицом в большую мягкую перьевую подушку, от которой пахло лавандовым стиральным порошком. Она была холодной, как и вся постель, а сил едва осталось, чтобы просто повернуться.

      Завтра цикл начнётся заново. Завтра снова надо делать вид, что его ничего не задевает. Правда, зачем нужно искать слабости? Ради мести? Противоречие.

      «Элаиза, тёмный свет. Элаиза, яркое синее небо. Пойдёшь ты направо или налево…» — крутилась песня в голове. Засыпать под мечты о победе было очень приятно.