Леви вернулся в дом совершенно обескураженным. Назвать это место своим последним пристанищем пока было трудно, но когда он подумывал о том, чтобы вернуться в Марли, становилось тошно. Однако после случившегося эта идея уже не казалась такой плохой.

Он никак не мог представить, что так быстро встретится с Микасой лицом к лицу.

Когда он впервые заметил её силуэт, то сначала не придал этому большого значения. Мало ли что могло ему почудиться. Но вскоре он увидел её снова. Не осталось ни единого сомнения в том, что это была именно она. Тогда Леви начал задумываться о том, чтобы собрать чемодан и немедленно покинуть город. Но, сидя на кровати в полупустом помещении, он усмехнулся собственному ребячеству, поразмыслил ещё немного и успокоился. Вещи так и остались на своих местах. Всё уже в прошлом.

Леви не хотел видеться с ней. Он не знал, как она живёт теперь, как отреагирует на него, и не смог бы выдержать презрения к себе в её глазах. Пару раз в городе он видел, как Микаса прогуливалась с Жаном. По ним всё было ясно. В их движениях чувствовалась близость, и Леви искренне, по крайней мере, он убеждал себя в искренности, надеялся, что Микаса счастлива рядом с Кирштайном. Тот всё же был неплохим парнем, и капитан думал, что теперь, когда убедился, что с девушкой всё в порядке, найдёт своё спокойствие в работе. Но стало только хуже.

В любую свободную минуту он представлял себе, как чужие руки ласкают её тело, как она улыбается другому, как делит с ним постель и быт, и проклинал себя за то, что решил вернуться. Лучше бы он никогда и не видел улыбок на лицах этих двоих. Ревность глодала его изнутри, и хуже всего было то, как сильно была уязвлена его гордость. Может, он гораздо меньше переживал бы это, заметь он Микасу с тем, кого совсем не знал. Но какой-то частью сознания понимал: никакой разницы не было бы. Леви думал, что столько времени прошло, воспоминания о ней уже не мучили, и даже если когда-то они увидятся друг с другом, то она сможет понять его и простить, может, они даже могли бы снова стать близки. Не как любовники — как друзья.

Тогда, на поле битвы, Леви считал, что поступил единственно верным способом: дал ей свободу. В тот миг, когда он понял, что это всё закончится, что она так юна, что ей так многое ещё предстоит пережить в новом и светлом мире, где явно не будет места искалеченному капитану без рода и без имени, который мог бы предложить ей разве что разделить жёсткую армейскую постель, Леви был уверен, что должен уйти. Оставить её, дать возможность жить счастливо. Жизнь рядом с ним быстро наскучила бы Микасе, и она непременно увлеклась кем-нибудь ещё: помоложе, поздоровее, с более покладистым характером. Аккерман считал, что Микаса достойна лучшей жизни, понимал, что с этой привязанностью она вряд ли сможет покинуть его, потому и оборвал все связи сам. Его не за что было любить. Избавить её от мук выбора было в высшей степени благородно, как Леви тогда считал, потому и ушёл, не попрощавшись.

Он не был уверен в том, что по-настоящему её любил ровно до тех пор, пока не остался один.

Его смущала привязанность к такой юной девушке, и он часто про себя оправдывал чувства тем, что та была совсем глупой и её сила была полезна разведке, поэтому ему стоило быть рядом. Стоило защищать её. Ну а всё остальное… Она пленяла его своим странным, холодным характером, глупыми привязанностями к Эрену, которые хотелось разорвать. Он и сам не понял, как перестал оправдываться и просто принял то, что они стали парой. Но, как только всё кончилось, Леви понял, что не мог больше держать её возле себя. Он был старше, умнее и опытнее. Он видел, как Микаса порой робела перед ним, и хорошо понимал — ей нужен был кто-то другой. Более покладистый и приятный парень, без тёмного прошлого и огромной дыры в душе. Потому он и ушёл. Ради неё же самой.

Было трудно. Он скучал по Микасе так, как никогда не скучал ни по одной женщине. Но чувство того, что он помогал ей, открывало двери в новую, удивительную жизнь, давало надежду на то, что он сможет отпустить её.

Говорят, что время лечит, но казалось, что оно лишь обволакивало тоску слоями туманных воспоминаний, но не позволяло чувству одиночества полностью покинуть его. Со временем, когда Леви поправился, когда смог ходить, открыл своё дело, стало гораздо проще. Всё время он посвящал работе, отдаваясь ей лишь с Аккерманам присущей фанатичностью. Может быть, именно это помогло ему достичь успеха. В Марлии его имя теперь у всех было на слуху. Он уже не был устрашающим демоном Парадиза, превратившись в уважаемого торговца чаем хорошего качества. Леви дорожил репутацией своей лавки, потому, несмотря на дороговизну поставок и сложности в хранении и заваривании чая, был готов идти на риски, лишь чтобы дело продолжало множиться. Так и случилось. Вскоре, ему почти ничего не нужно было делать для того, чтобы лавка начала приносить такой доход, что позволил ему снова отойти от дел.

Он вдруг решил наладить свою личную жизнь. Ряд интрижек в итоге ни к чему не привёл. Леви просто не мог забыться рядом с теми, кто видел в нём разве что героя войны. Они не могли его понять, не чувствовали тех же терзаний, что и он. Леви не мог рассказывать девушкам о своих боях, о прошлом. Многие морщили свои симпатичные носики лишь при упоминании титанов, и Леви быстро наскучило это. Решив, что он просто не способен привязаться к кому-то так, как привязался когда-то к Микасе, Леви порвал все связи, наплевав на то, что остаётся совсем один.

И совершенно одиноким он и не был. Рядом оставались Фалько и Габи, которые помогали ему с лавкой. Леви в этих детях души не чаял. Они очень быстро оправились от потрясений и легко влились в новый мир. В отличие от него.

В Марлии всё было чужим. С одной стороны, ничто не мучило его душу, с другой стороны, не было и спокойствия. Помня о своей родине, как о единственном месте, где он мог попытаться найти душевный покой, пускай та и принесла ему много горя, Леви решил вернуться, открыть новый магазин и занять себя делом.

Оставив свою любимую лавку на попечение Фалько, Габи и Оньякопона, Леви купил билет на корабль и с минимумом вещей отправился домой.

Он быстро обжился в квартале, совсем недалеко от центра города. Приличный район, о котором раньше можно было лишь мечтать, выбеленные стены домов, улыбчивые, зажиточные прохожие — всё твердило о процветании. Оно и ясно: Элдия почти не пострадала от Дрожи Земли.

Где-то глубоко в душе Леви радовался за свою родину, но мысли о Микасе никак не покидали его, и с прибытием назад лишь усилились. Что было с ней? Как она обустроилась? Вспоминала ли о нём? Все эти вопросы надоедливой мошкарой крутились в голове, и он пытался заглушить их работой, убеждениями, что не имеет права лезть в её жизнь. Однажды он написал ей простое лаконичное письмо всего в пару строк но, перечитав, тут же разодрал в клочья и выбросил ошмётки бумаги в огонь камина. Он даже не знал, где она. Куда бы он отправил это письмо? Глядя на то, как языки пламени слизывают слова, Леви впервые осознал, что был полнейшим дураком.

Признаться себе в этом было непросто, но он чертовски скучал по Микасе. Пусть и часто твердил о том, что его раздражает её болтовня, самопожертвование и упёртость, ему не хватало её. И хуже всего было то, что Леви оставил её ради её же будущего. Сам порвал с ней, причинив Микасе невероятную боль. Её потрясённое лицо до сих пор стояло перед его глазами. Там, на поле битвы мужчина едва сдерживал себя, чтобы не обнять её так крепко, чтобы хрустнули косточки, и не отпускать больше никогда, жить рядом, стать, наконец, настоящей парой, чем-то большим, нежели любовниками в армии. Но все его мечты превратились в пыль. Они были глупыми, эгоистичными. Рядом с ним девушка бы только мучилась, не находя в его сердце того тепла, которое ей было нужно. Леви казалось, что с Жаном ей было хорошо. Только вот её счастье не приносило Аккерману успокоения. Ведь теперь он мог дать почти всё то же, если она действительно была рядом не ради тёпленького места у командования. Леви боялся утянуть её с собой в нищету, но теперь и сам добился успехов, и даже без королевских подачек мог вести порядочную, сытую, хоть и не роскошную жизнь. Он боялся, что Микаса могла потерять к нему интерес, увидев столько возможностей, и Леви прекрасно знал себя: даже испытывая самые тёплые чувства, он просто не мог смягчиться и проявлять их в открытую.

Злость на самого себя не давала спокойно проводить однообразные дни, и лишь подпитывалась чувствами всякий раз, когда Микаса едва мелькала в поле его зрения. Он изо всех сил старался избегать её, но однажды едва не столкнулся с ней лицом к лицу на городском рынке. Вспоминая всю свою сноровку, он поспешно скрылся в переулке, и сердце гулко стучало, когда он по крупицам собирал её образ из того дня — Леви видел радостную, расцветающую девушку. Он ощущал себя мальчишкой, неспособным распознать собственных чувств, но не был готов признаться даже себе в том, что любил эту женщину, и что ошибся, когда разорвал с ней связь. Он не имел права ревновать, но от одной лишь мысли о том, что теперь Жан сопровождает её по жизни, становилось не по себе. Лезть в её отношения он не смел, да и не в том он был возрасте, чтобы, как подросток, устраивать бои на любовном поприще.

Но сегодняшний вечер заставил его почувствовать себя полностью разбитым и опустошённым. Он увидел нечто, что потрясло его до глубины души. Её огромные, цвета неба перед грозой глаза упёрлись в его лицо с нескрываемой болью, обидой, даже неким страхом. Леви почти никогда не видел её такой растерянной — она хотела что-то сказать ему, но не решилась. И он был готов поклясться, что заметил стоящие в её глазах слезинки. Неужели из-за него?

Он тут же отбросил эту мысль. Слишком много времени прошло. Может, его вид и вызвал в ней какие-то воспоминания, но они наверняка рассеялись, стоило лишь ей покинуть лавку. Леви думал, что Микаса, должно быть, возненавидела его за то, что оставил в такой трудный час, и её вид перемешал все чувства внутри. Он не мог разобрать значение её взгляда, и теперь изводил себя тем, что снова и снова старался воспроизвести в памяти её лицо. Думая, что окончательно превращается в сентиментальную тряпку, он принимался за свои дела, забываясь работой. Микаса смогла двигаться дальше и делала буквально то, чего Леви и желал, — жила своей жизнью, не оглядываясь на прошлое.

Спустя несколько дней после роковой встречи Леви пришлось признать, что возвращаться сюда было огромной ошибкой. Он мог сколько угодно убеждать себя в том, что рад за Микасу как за старую подругу, но это было ложью. Он хотел, чтобы та была счастлива, но не мог вынести того, что она не была рядом с ним.

Ещё в чайной лавке он заметил на её пальце отблеск кольца. Никаких сомнений не оставалось. Микаса замужем, и, думалось Леви, раз она сумела выйти за Жана, значит действительно полюбила его. От этого осознания становилось не по себе. Леви просто не хотел, чтобы Микаса любила другого. Эгоистично желал, чтобы та вернулась, но подавлял в себе любые мысли об этом. Наверняка Микаса уже давно позабыла о том, что было между ними.

Леви казалось, что он привык быть один. В первое время он пытался заставить себя радоваться вновь приобретённому одиночеству, но, чем дольше он находился наедине со своими мыслями, тем сильнее чувствовал, что давно отвык от такой жизни. Редкие моменты близости с Микасой придавали его жизни красок, и теперь, даже несмотря на его успех, будни стали совершенно однообразными и серыми. Несколько случайных прошлых связей его совсем не трогали. В Марлии он ещё надеялся, что сможет найти обычную, не обременённую горем женщину, с которой сможет время от времени встречаться, но все эти симпатичные радостные лица не вызывали в Леви ничего. В Элдии, в городе, он виделся с некоторыми девушками, которые странным образом находили его привлекательным, но разговоры с ними были пустыми, и никто из них даже не пытался понять, что он на самом деле пережил, несмотря на то, что утверждали обратное. Дальше простого общения их отношения никуда не заходили, и Леви быстро заканчивал с ними знакомства, не понимая, зачем вообще пытался закрыть зияющую в сердце дыру теми, кто не мог сравниться с Микасой ни в чём. Странно было думать, что элдийские женщины как-то отличались от тех, что были в Марли. Единственная элдийка, которая по-настоящему заставляла его трепетать, была теперь замужем, и Леви её упустил.

Он жалел, что оттолкнул Микасу тогда, искренне жалел, но понимал: попытки вернуть её были бы ошибкой. Теперь она жена другого человека, и, несмотря на то, что Леви всей душой хотел снова видеть её рядом, не мог бередить её воспоминания и отравлять жизнь.

На выяснение отношений не было сил. Работа занимала много его времени, не оставляя места для терзаний. Теперь, когда Микаса знала, где его найти, она сама могла принять решение, хочет ли видеться с ним. Леви же просто хотел обрести хотя бы иллюзию душевного покоя, и перестать думать о том, что давно прошло.

──────── • ✤ • ────────

Микаса много думала о произошедшей встрече, о своих чувствах, эмоциях, и не могла понять, когда в ней появилось это желание копаться в себе. Ей потребовалась всего пара дней, чтобы унять боль, и принять новое положение вещей. Всё же она была права. Леви её больше не любил, и было глупо лелеять надежду всё это время. Да и рядом с ней теперь был тот человек, который по-настоящему достоин её чувств.

Мысли о капитане внесли смуту в её спокойные деньки, но его отрешённость окончательно поставила точку в их отношениях. Микаса снова почувствовала, что Жан нисколько не противен ей. Теперь же она лишь корила себя за то, что в последнее время недостаточно уделяла ему внимания, и теперь с теплотой ждала мужа вечерами.

Завершённость принесла ей спокойствие. Чувство неотвратимости должно было причинить ей боль, но этого не случилось. Может, потому что она больше не была одна. Жан окружал её заботой и любовью, о которой многие могли лишь мечтать, и Микаса наконец смогла обрести душевный покой.

Теперь по утрам она спокойно спускалась вниз, присаживалась за кухонный стол с книгой и подолгу вчитывалась в строчки. Наконец-то получалось не отвлекаться от историй на собственные волнения. Внезапно жизнь обрела для неё ту правильную форму, о которой она так мечтала. Понимание того, что, как раньше, уже не будет, было тем, чего ей так сильно не хватало.

Окончательно убедив себя в том, что её поведение в лавке было странным и глупым, Микаса подумала, что теперь готова снова повидаться с капитаном. Всё же они не были друг другу чужими людьми, и теперь ей было по-настоящему интересно узнать о его жизни, о том, что произошло за это время. Возможно, если Леви вовсе захочет с ней говорить, ей удастся поделиться тем, как устроилась она. Теперь уже не из злобы и желания показать, что и без него ей хорошо, а с искренним намерением поговорить по душам.

Сказав читающему вечернюю газету Жану, что желает прогуляться одна, и получив одобрительный кивок, Микаса выпорхнула из дома, собираясь увидеться с Леви.

Пообещав себе не расстраиваться, как бы ни прошла встреча, Микаса снова приоткрыла дверь чайного магазина. Было не так поздно, как во время её прошлого визита, и парочка людей стояла у прилавка, выбирая что-то. Микаса осторожно, как тень, присела за столик в углу, не зная, как себя вести: заказать ли что-то или просто обозначить своё присутствие. У прилавка стоял совсем другой человек, кивнувший на её приветствие. И тогда Микаса подумала, что, может быть, Леви просто работал здесь, и сегодня не его очередь. И всё же решила дождаться, пока все разойдутся и спросить. Если она уйдёт отсюда сейчас, то точно больше не вернётся. По крайней мере, одна.

Высидев ещё несколько минут, дождавшись, пока посетители разойдутся, она подошла к прилавку, спрашивая у приветливого молодого человека, здесь ли господин Аккерман. Получив утвердительный ответ, она едва улыбнулась, попросив позвать его.

— Могу ли я поинтересоваться, как Вас представить? — переспросил продавец, и Микаса задумалась. Может, Леви и не хотел бы видеть её снова. Решив не называть своего имени, она проговорила:

— Просто скажите, что это старая знакомая.

Продавец кивнул и откланялся, исчезая за дверью в подсобное помещение. Микаса вернулась за свой столик, выжидая. Она нервно перебирала пальцами, сминая подол платья, стараясь не показывать волнения. Можно было понадеяться, что этого никто не заметит. Всё же она хорошо умела держать себя в руках, когда того требовали обстоятельства.

Вдруг дверь снова скрипнула, и Микаса тут же непроизвольно взглянула на проход, откуда, развязывая фартук, выходил Леви. По телу пробежали мурашки, когда она заметила, как он медленно подходит к её столику, и сердце сильно затрепетало, когда он удивлённо на секунду затормозив, взглянул на неё. Она уже подумала, что Леви наверняка развернётся и уйдёт назад, не желая говорить, но, поколебавшись, он всё же избавился от фартука, повесив тот на соседний крючок, и, небрежно отодвинув стул, присел за столик.

Микаса широко раскрытыми глазами внимательно разглядывала его лицо, не в силах отвести взгляд. Она так долго не видела его настолько близко, и теперь не могла насладиться знакомыми очертаниями. Почти от самого виска лицо рассекал огромный, уже белёсый шрам, заканчивающийся ниже губ. Кроме этого, он почти не изменился: всё тот же недовольный взгляд, та же пролегающая меж тонких, изящных бровей морщинка, такое же строгое лицо. Было заметно, что тот глаз, что был рассечен шрамом, помутнел. Сердце сжалось тоской и болью, когда Микаса поняла, что если Леви и видел им хоть что-то, то совсем плохо.

— Ну, здравствуй, — произнёс он неожиданно мягко, но через мгновение уже вернул былую непоколебимость в голосе. — Давно не виделись.

— Давно… — многозначительно повторила Микаса, следя за движениями его губ. Она надеялась, что это осталось незамеченным.

— Не думала, что Вы вернётесь.

Она снова начала звать его на «Вы», боясь, что их общение могут неверно расценить. Её опасения были напрасными, ведь, кроме элитного отряда самого Леви и командования, которых уже нет в живых, никто не знал об их отношениях. И всё же Микаса осторожничала. В груди было неспокойно. Если кто-то расскажет Жану о том, что она здесь, как объясниться? Ей не хотелось говорить об этой встрече с мужем и вызывать лишних подозрений. Ещё по дороге сюда она решила, что ни в коем случае не скажет ему о том, что виделась с Леви, а уж там как-нибудь соврёт, если придётся, что эта встреча для неё была такой незначительной, что тут же вылетела из головы. Хотя Микаса уже знала наперёд, что будет думать о ней гораздо больше, чем полагается замужней женщине.

— Я не думал возвращаться, — признался Леви, стараясь не разглядывать её чересчур открыто. Было неприятно признавать, что ему действительно хотелось видеть её теперь, и что невозможность обернуть время вспять терзала душу.

Микаса взглянула на него мельком, и тут же уставилась в стол, понимая, что слишком часто глядит на него.

— Сделай нам чёрного чая. — Леви обернулся к продавцу и тот послушно вышел.

Микаса так и не решалась ничего спросить. Она понимала, что очень странно выглядит теперь, когда напросилась на встречу, но при этом молчала. Было страшно услышать от Леви ответы на свои вопросы, и она надеялась, что тот сам спросит у неё что-нибудь, уже и забыв, что Аккерман скорее отправится в пасть к титану, чем действительно проявит к кому-то интерес. Микаса хотела узнать, как шли его дела, но боялась услышать, что у него всё замечательно. Что у него тоже есть семья, что он счастлив и любит другую. Её сердце просто не выдержало бы этого. Она чувствовала, что думает о каких-то глупостях, ведь сама давно была замужем, но отчего-то мысли о другой женщине в жизни капитана причиняли боль. Было бы совсем неприлично спросить, не скучал ли он, потому что ответ был слишком очевиден. Наверняка он даже не жалел о своём уходе.

Микаса остановилась на этой мысли, быстро одергивая себя. Она ведь теперь Кирштайн. И глупо было думать, что Леви будет хоть сколько-то вспоминать о ней, так поспешно расставшись. Ясно же было, что он давно потерял к ней интерес, а конец войны лишь раскрыл новые возможности. Может, Леви и вовсе тогда был рядом из-за жалости, чтобы помочь ей не сдохнуть в следующей битве.

Наконец, она придумала более-менее логичный вопрос, тут же поспешив его задать.

— Как вы оказались здесь?

Ещё совсем недавно Микаса думала, что такой бережливый человек, как Леви, ни за что не станет тратить целое состояние на то, чтобы приехать сюда. Возможно, в глубине души она надеялась на ответ, что ему просто хотелось разыскать её, хоть и понимала, что даже если это и было бы так, ничего уже нельзя изменить. Она ощущала, как колотится её сердце и надеялась, что он не замечал покрасневших щёк.

Принесли чай. Леви сам налил немного в чашку, предлагая ей, и, слегка улыбнувшись, Микаса пригубила ненавистный ей напиток. На удивление, он оказался неплох. Совсем не такой горький, как получался у неё, мягкий и приятный, хоть и немного терпкий. В нос ударил тонкий аромат мяты. Тот самый чай, что так сильно удивил её тогда. Неужели он помнил?..

С надеждой Микаса взглянула в глаза Леви, но тот уже смотрел куда-то вниз, видимо, на часы на запястье. Ей вдруг стало неловко. Для чего она пришла? Чего хотела добиться? Ведь даже сейчас было совершенно ясно, что Леви от её появления ни горячо, ни холодно. Разве что он немного удивился ей. Но тот вдруг заговорил.

— Я не смог прижиться в Марлии. Всё совсем чужое. Занимался чаем там почти весь год, но, кроме того, там мне было делать нечего. Захотелось домой, — он многозначительно посмотрел на Микасу, которая явно не заметила этого.

— Ясно, — она постаралась выдавить из себя мягкую улыбку, понимая, что ей пора уходить. Из небольшой сумочки она спешно достала пару монет и со словами: «Спасибо за чай», уже поднималась из-за стола. Мгновение Леви молчал, но что-то заставило его окликнуть её.

— Погоди. Расскажи, как ты. И вот этого точно не нужно, — он указал на деньги, отодвигая их дальше от себя.

Микаса мягко осела назад, не зная, что и думать. Наверняка он справлялся о ней из вежливости, хоть она никогда и не замечала за ним такой особенности. Может, подправил свои манеры, пока находился за морем.

— Даже не знаю, с чего бы начать, — она улыбнулась, поправив выпавшую прядь волос, действительно не понимая, что рассказать. Рядом с ним хотелось говорить о прошлом, о нём. Как назло, в голову не лезло ни одной нормальной мысли.

— Кирштайн, значит… — произнёс Леви многозначительно, разглядывая обручальное кольцо на её пальце.

Микаса тут же смутилась, желая спрятать руку, но вместо этого внимательно рассмотрела простенькое кольцо ещё раз. Затем кивнула, отпила ещё немного чая, и уставилась в чашку. Говорить о собственной свадьбе совсем не хотелось. Про себя она могла лишь усмехнуться тому, что ещё совсем недавно думала, что будет без устали рассказывать Леви о том, как она теперь счастлива. Но это желание совсем пропало.

Они задали друг другу ещё пару ничего не значащих вопросов, разговор явно не клеился и, наконец, Микаса всё же решила уйти. Сделав вид, что ей пора домой, она поднялась, ещё раз поблагодарив Леви за разговор, и вышла, не попрощавшись.

──────── • ✤ • ────────

Микаса думала, что теперь-то уж она окончательно избавилась от сомнений. Теперь она не боялась случайно наткнуться на капитана, уверенная, что сможет выдержать его взгляд. Как на зло, Леви стал попадаться на глаза всё чаще. То на рынке, то возле аллеи, то совсем неподалёку от ратуши. Казалось, что она видела его повсюду, но была уверена, что это происходило случайно. Капитан был совершенно не тем человеком, что стал бы следить за ней.

Он сдержанно кивал ей при встрече, почти незаметно для остальных, и ей приходилось отвечать. Теперь она не могла понять, как раньше совсем не замечала мужчину, ведь казалось, что он живёт где-то совсем неподалёку.

Леви задавался всё тем же вопросом. Время от времени он даже думал съехать, снять комнату где-нибудь подальше от этого места, сдать в аренду дом, но понимал, что встречи всё-таки неизбежны. Переносить свой магазин он не собирался, а это означало лишь то, что лишние телодвижения никак не помогут и ему всё равно придётся ходить теми же дорогами.

Теперь они начали чаще переговариваться. То о погоде, то о делах. Время от времени Микаса захаживала к нему в магазин, будто бы просто проходила мимо, хотя, на самом деле, специально шла именно туда. Брала какие-то сладости и, обменявшись парой ничего не значащих слов с Леви, радостная, шла домой.

Жан не мог не заметить перемены в её настроении и радовался тому, как повеселела жена. Однажды он даже не побоялся сказать ей, что слышал, как в город вернулся капитан.

Тогда Микаса сделала вид, что сильно удивилась, молясь о том, чтобы Жан не решился зайти в лавку и узнать, что всё это время Микаса молчала о капитане.

В один день они даже встретили его по дороге. Жан с улыбкой кивнул своему бывшему капитану в знак приветствия, тут же притормозив желающую как можно быстрее убраться отсюда Микасу, и стал расспрашивать о жизни и делах. Леви нехотя отвечал, нахмурившись, будто и ему разговор не приносил удовольствия.

Микаса ещё долго не могла выкинуть из головы то, что тогда увидела в его глазах что-то, похожее на сожаление, но всё-таки отбросила эти мысли. Воображение часто рисовало ей то, чего не могло быть.

В одну из прогулок Леви задержался рядом с ней больше обычного. Микаса напряглась. Кирштайн всё так же старалась скрывать внутреннее волнение, что появлялось лишь при его беглом взгляде, и чем дольше тот находился рядом, тем труднее было помнить о том, что она не должна думать об их прошлом. И всё же она не смогла заставить себя развернуться и пойти по своим делам. Микаса уже прошла мимо нужного ей киоска, только чтобы побыть с ним рядом подольше, внутри корила себя за слабость, но не заставляла себя отказываться от его компании. Думалось, что она привыкнет к мысли, что вместе им больше никогда не быть ещё скорее, если будет чаще видеть его холодность.

— У меня были причины, — вдруг произнёс Леви, выглядывая из-под полов шляпы.

Микаса на секунду остановилась, взглянула на него, не понимая, что он хотел этим сказать, и к чему вообще были эти слова.

— Рад, что у тебя теперь всё хорошо, — добавил он вымученно, словно хотел сказать что-то другое, но остановился.

Микаса обернулась на него, силясь улыбнуться. По её виду нельзя было сказать, что эти слова взволновали или встревожили её, но внутри кипела буря. Она не хотела, чтобы Леви был этому рад. Не хотела, чтобы спокойно относился к её замужеству, ведь они столько всего пережили вместе. Но от её желания не менялось ничего. Микаса потупилась, не зная, что и сказать. С улыбкой она мягко кивнула в благодарность словам. Внутри же всё смешалось: она так желала услышать, что Леви жалеет о том, что оставил её, что хочет вернуться, но старалась тут же избавиться от подобных мыслей. Она была бы счастлива, появись он на её пороге всего какой-то год назад с какими-нибудь извинениями. Микаса наплевала бы на боль, на обиду, приняла бы, и никогда не вспоминала о том, что он ушёл, когда она нуждалась в нём больше всего. Теперь же Микасе постоянно приходилось напоминать себе о том, что она замужем и не должна допускать даже мысли о том, чтобы как-то вернуть Леви.

— Да, спасибо. Мне, кажется, уже пора, — протянула она, чтобы больше не затрагивать эту тему. В сущности, говорить им было больше не о чем. Они не друзья и никогда ими не были. За все те годы Микаса так и не сумела полностью понять его, прощупать каждую частичку чужого сознания. Она была рядом, любила и принимала его чувства. По крайней мере, тогда ей казалось, что Леви отвечал ей взаимностью.

Она развернулась и уже сделала шаг в нужную ей сторону, но почувствовала, как что-то слабо тянет её назад.

— Микаса, — Леви дотронулся до ткани платья на рукаве, едва сжимая, опасаясь, как бы не показаться чересчур настойчивым. В сущности, было всё равно. Приличия и рамки его мало заботили, но рассориться с Микасой окончательно было бы опрометчиво. Было странно не иметь возможности коснуться её руки, но он не посмел. Она больше не принадлежала ему. Была почти чужой.

— Прошлое осталось в прошлом, это я хочу сказать, — добавил Леви, отпуская её. Он чувствовал, как девушке сложно разговаривать сейчас, что она уже далеко не так открыта и расположена, как была раньше. Леви надеялся, что эти слова помогут немного наладить отношения. Микаса обернулась, взглянула на него как-то слишком поспешно. В глазах мелькнула горечь, но Леви едва заметил это, прежде чем вновь услышал её голос.

— Да… прошлое уже в прошлом. — Микаса на мгновение задумалась, постояла с секунду, но ничего не добавила и быстрым шагом пошла прочь.

Леви, понимая, что действует глупо, последовал её примеру, и продолжил свой путь. Ему ещё нужно было заняться делами, и теперь он ощущал себя полным дураком. Леви хотел сказать Микасе пару слов. Он рассчитывал на то, что и ему станет легче, но всё оказалось иначе. Ему не нужно было её прощение, благодарность, дружба или что-то ещё. Ему была нужна Микаса. Но Леви не смел признаться в том напрямую. Ему всего лишь хотелось своими словами снять то напряжение, что скопилось между ними, но прошлое так сильно давило воспоминаниями, что теперь это казалось невозможным. Леви привык к тому, что Микаса была его любовницей, и воспринимать её как старую знакомую совсем не получалось.

Казалось, Микаса любила Жана и не подавала Леви никаких знаков. Не было даже малейшей возможности уцепиться за слово или взгляд. Казалось, он окончательно потерял её. Леви мог бы плюнуть на всё, как и раньше, без лишних слов, действиями показать, что чувства ещё с ним, что ещё не остыли. Но, стоило ему лишь представить, сколько проблем он наживёт себе на голову, встречаясь с замужней женщиной, Леви тут же заставлял себя действовать рационально. Он устал. Он мог потерпеть муки любви, чтобы хоть оставшееся время своей жизни провести в спокойствии.

Леви потерял возможность быть с ней в тот самый миг, когда не поддержал её на поле битвы. Назад дороги уже не было, и оставалось довольствоваться лишь тем, что он сможет изредка видеться с Микасой. Если представится случай.

──────── • ✤ • ────────

Микаса с алыми щеками забежала в дом, захлопывая за собой дверь. Наплевав на то, что у неё были дела в городе, она вернулась, взбудораженная и взволнованная. Как и всегда днём, здесь никого не было. Жан не вернётся ещё несколько часов, и ей придётся самой справляться со шквалом эмоций, налетевших на неё в тот миг, когда она почувствовала лёгкое касание руки, увидела его взгляд и услышала слова, которые снова сжали её и без того изнывающее сердце.

Она сползла по двери и не нашла в себе сил подняться. Оперевшись на тёплую деревянную поверхность, Микаса закрыла руками лицо. Ах, если бы всё можно было повернуть назад!

Вечером Жан многозначительно упомянул, что невероятно рад тому, что капитан тогда оставил её и теперь они могут быть вместе.

— Я как вспомню твой влюблённый взгляд, так сердце кровью обливается. Я так счастлив, что ты со мной, — радостно говорил Жан, неспешно ужиная. Он ещё добавлял что-то про их прошлое, про капитана, про разведку и то, что неплохо было бы однажды пригласить Леви в гости, ведь Жан так сильно его уважал. Улыбаясь и кивая, Микаса будто бы подтверждала его слова, чувствуя, как в душе кипит буря.

Она ещё слишком сильно любила его.