— Итак-с, мистер подъездный супермен, наконец-то я тебя вычислил! Жень, ну-ка собирай манатки. Надо взять этого жука, пока опять не заныкался!

Семëн Палыч, в мыслях Жени Селезнëва именуемый Падлычем, ураганом пролетел мимо аккуратно сложенных архивных бумаг и папок с делами. То тяжëлое, что младший по званию тащил и тщательно складывал на дубовый стол, разлетелось в секунду по углам кабинета нерасторопного начальника.

И никто ничего не расследует, конечно, всем ведь намного интереснее гоняться за кричащим в мегафон парнем в чёрно-красном плаще с разрисованным помадой лицом. Бегать от Арбата до края области. Думал Женя, попутно складывая бумаги на стол. Убийства, кражи, коррупция — то, о чëм Дипломатор вещал с площадок и ненавистных Падлычем плакатов, расклеенных по всей Москве. То, за что Женя с милицейской, ныне полицейской радостью ухватился бы и вëл дела, прилагая ум и добродетель, что, видимо, являлось сверхспособностью в этой стране. 

Вообще, полиции поступил приказ срывать любую агитацию, но Женя предпочитал его игнорировать. Оправдывал тем, что раз не на службе, а в свободное время гулял, то и чего ему портить городской пейзаж? Красивые плакаты, романтизировано-советские, почти как старые постеры, которые висят в родной квартире. Только те были не политические, а добрые: про лето тëплое, про дружбу крепкую, про мир во всëм мире и экологию. Любил Женя такую романтику.

 — Собрал? — вернулся начальник. Расплывался в кривой усмешке, будто бы в этот раз ему удастся поймать Дипломатора.

— Собрал, — Женя завязывал шнурки на армейских ботинках. Очки снял: потеряет в бегах ещë.

Поехали на вызов, вовсю раскручивая мигалку. Падлыч чувствовал себя Моисеем: гогоча, проскакивал на служебке мимо разъезжающихся в стороны машин. А Женя молча залипал в окно. Внутри салона горел тëплый свет, шумела рация, и начальник с кем-то обменивался координатами. Снаружи — холодные осенние сумерки, красивые, пасмурные. Вот бы за город выехать, половину обзора дома загораживали. Женя вспомнил, что надо бы сегодня собаку забрать у соседки.

— Ты, это, не залипай, — Палыч больно растолкал младшего сержанта локтем. — План такой: пока этот крендель размалëванный голосит со сцены, окружаем, понял? Ты и ещë ребята из нашего отдела по левой стороне толпы шуруете прямо до сцены, а там, короче, разделяетесь…

Палыч говорил-говорил, а Женя никак не мог отвести взгляда от его мерзкого кривозубого рта. Сколько гадостей тот изрыгнул за все месяцы совместной работы, и ведь ещë терпеть этот гопотской базар до повышения. Может, дело дадут, ох, вот бы личное дело, и не абы какое, а целое расследование!

Отвернулся Женя. Размечтался. Глянул на отражение в окне. Едва разглядел правым глазом кого-то, похожего на себя. Какое уж тут дело, когда обычных рядовых едва хватало. Всех высоких и здоровых тут же распределили по званиям, один, вот, Женя с Падлычем и ещë пара ребят хотя бы как-то пытаются не уплыть в системе на самое дно — на службу под Кремль.

Мигалку заглушили за полпути до конечной точки. Но служебку всë равно запалили. Значит, надо действовать быстро. Голос Дипломатора был гулкий, возбуждённый, широко стелился по огромной мокрой площади, накрывая кричащую ответно толпу. Люди прыгали по брусчатке, поскальзывались, а глаза горели пламенем перемен. Женя чутка заслушался громовых речей со сцены.

Да стоило ли? Гораздо интереснее слушать Дипломатора тет-а-тет. Тот обладал будто бы даром телепатии: умело обращался со званиями, не переходил на личности, как обычно делали замшелые преступники. Ещё и молодой, как и Женя. Эдакий интеллигент вне закона. Женя на него купился со всеми потрохами, когда впервые услышал речи по интернету, иначе не стоял бы сейчас и не залипал на огромный экран словно моль, манимая ярким светом.

Лишь бы током не ударило.

В рации прошипел приказ. Что сделал Женя? Пошатался на месте, потому что понимал, что маялся ерундой с момента, как сел в полицейскую машину. Но в сторону сцены всë-таки побрëл.

Кто-то из толпы начал громко кричать, и поднялось улюлюканье. Дипломатор моментально смылся под шумок, даже плащом не взмахнул напоследок.

— Мы его упустили! — обрызганный лужей Палыч после ругался в машине. — Женя, докладывай.

Женя докладывал: забрался в толпу, кто-то крикнул — хоп! — Дипломатор испарился.

— Вот же, хренов иллюзионист, фокусы какие вытворяет, — цокнул начальник. Вяло цокнул, значит, устал. Значит, отпустит. — Ладно, сдай отчëт и домой шуруй.

— Будет сделано, — ответил Женя.

***

По новостям, конечно, ни одного слова про выступление Дипломатора. Если кто в телевизоре и задавал вопрос, то все должностные лица скупо отвечали: да кто ж знает, какой-то местный дурачок бегает вот, но мы над этим, разумеется, работаем.

Уж кто и работал во всëм этом балагане, так это оператор. Женя выключил телевизор; тошнило от лжи и лицемерия, когда он сам прекрасно знал, как обстояли дела в стране.

Сегодня был выходной. День пролетел быстро, дождь моросил едва-едва, зато с самого утра, так что к вечеру луж на дорогах напрудилось много. Женя залипал в растёртое от белой мути окно: улица, прямо как в тот рабочий день, с холодными синеватыми сумерками, горящими окнами в панельках спального района далеко за МКАДом. От веток с деревьев почти все листья отлетели и теперь корабликами плавали в асфальтовых ямах.

Собака попросилась на прогулку, и Женя не мог отказать любимице. Оделся, взял поводок, вышел из подъезда и обречëнно вздохнул: Алиса тут же прыгнула в первую грязную лужу. Значит, в ванной опять будет бардак и весь выходной уйдëт на мойку. Женя слишком любил собаку, чтобы долго расстраиваться. Пошëл с ней дальше гулять.

На одной из панельных стен висел привычный плакат с агитацией «Давайте поговорим». Женя точно знал, к кому обращался Дипломатор. Да вряд ли только эти люди жили в спальных районах, скорее, расслаблялись на расписных балконах коттеджей солнечной Италии или пили дорогущее вино в какой-нибудь другой части Европы, может, в музеи даже ходили для умного вида. А тут что? Переложенная сто раз плитка, которая напоминала игру «Сапёр» — пойди, угадай, на какой квадратик наступить, чтобы остальные квадратики оставались на месте. Провода соединяли крыши зданий подобно чëрной паутине, уличные фонари работали через один. Везде утыканы камеры. Есть красивые московские районы, а есть квартал, где жил Женя. Зато он был недалеко от метро, да и после переезда как родной стал. Хотя Женя предпочитал до вокзала ездить через поезд. Надо же родственников навещать.

Интересно, чем занимался Дипломатор в свободное от дипломаторства время? Кто он такой вообще? Женя глядел на очередной плакат и любовался, вспоминая подслушанные диалоги из камеры для допросов. Ух, сколько же всякого мог наговорить Дипломатор! У Жени мурашки по коже бегали, как у юного фаната, влюблëнного в супергероя. Только тот был нарисованный, а тут… самый настоящий.

Хоть Деду Морозу пиши, в него тоже уже можно поверить.

Москва превращала любого приезжего в тщеславного ублюдка. Так думал Женя, пока сам не переехал ради большой мечты — призвания и простой добродетели. Наверное, он слишком наивно думал, потому как после попадания в отдел к Семëн Падлычу нагоняев наполучал вагон и столовую тележку. Ещë и дела, которые якобы открывались заранее, дык сказать, превентивное осуждение, — полная чушь. У Жени и в помыслах не возникало кого-то подставлять. Не мог он и приказа ослушаться, потому действовал всегда мягко, из-за чего Палыч его и назвал «малышом». Мол, нянчится с ним и его добродетелью.

Женю отвлëк собачий лай. Пора возвращаться домой.