Отжимания

— Гэгэ, тебе не тяжело?

Глупый вопрос. Се Лянь отрицательно то ли мычит, то ли стонет. Сейчас на нём нет одежды почти никакой, кроме белых даосских штанов и цепочки с драгоценным кольцом. Хуа Чэну начинает казаться, что тепло тела Се Ляня передаётся его давно не бьющемуся ледяному сердцу и то вдруг приходит в движение само по себе, но вместо крови гонит по венам лаву, опаляя внутренности нестерпимым жаром, стекающему куда-то вниз впалого живота. Рот непроизвольно наполнился вязкой слюной при виде игры литых, напряжённых мышц спины, обтянутых чуть тронутой загаром кожей, покрытой испариной.

Ох, Хуа Чэн совсем другое имел ввиду, когда предлагал помочь гэгэ в его тренировках, которым тот уделял особое внимание, но разве не грешно ли ему сейчас жаловаться, когда перед уцелевшим глазом открывается такой вид? Се Лянь уже раз в сотый сгибает руки - эти невероятные, прекрасные, умопомрачительные мускулистые руки.

— Нет, Сань Лан, — и снова выпрямляется, — ни капли не тяжело. Ты почти ничего не весишь.

А даже если бы весил, для гэгэ не составило бы труда отжиматься с ним на спине хоть три дня подряд.

— Тогда можно мне?...

— Можно что, Сань Лан?

— Сделать вот так.

Се Лянь чувствует, как Хуа Чэн гладит указательным пальцем выпирающие позвонки, чуть царапая длинным черным ногтем, и поочередно касается холодными губами выпирающих лопаток.

— Можно, — тело небожителя слегка потряхивает от нехитрых манипуляций супруга, но он мотает головой и снова упрямо сгибает руки в локтях, принимая правила игры.

Хуа Чэн не сдерживает торжествующей улыбки: ему всё на руку. Он нежно мнет в руках горячую покрытую испариной кожу, как будто собирается сделать массаж, наклоняется и аккуратным широким мазком лижет шею, кончиком языка поддевая тонкую серебряную цепочку. Се Лянь сжимает челюсть и напрягает руки. Не сдаётся, старательно делает вид, что ему всё равно, что всё хорошо и что штаны у него вовсе не топорщатся лишь от этих действий демона.

Хуа Чэн, ухмыльнувшись, продолжает: губами собирает солёные капельки, кончиками пальцев очерчивает талию.

Се Лянь — самое что ни на есть произведение искусства. Хуа Чэн его рассматривать никогда-никогда не устанет и каждый раз запоминает даже пусть самую незначительную черточку в нём так, будто в первый раз видит. Среди ночи его подними и он по памяти нарисует всё до мельчайшей детали, высекет из мрамора точную копию.

Хуа Чэну не нужно видеть лица мужа, достаточно покрасневшей шеи и ушей, чтобы представить, как сладко Се Лянь сейчас закусил губу и зажмурил глаза. Так хорошо... Длинные каштановые пряди выбиваются из незатейливого пучка и падают на потный лоб. Хуа Чэн заботливо собирает их, мягко заправляет обратно в причёску, нежно целует в висок и губами ведёт прямо до чувсивительной кожи за ухом.

Се Лянь не может сдержать в горле хриплый стон, руки подрагивают. А всё Сань Лан виноват и Сань Лан этот знает, что ещё чуть-чуть и муж скинет его со спины и отымеет прямо на полу, продолжая отжиматься