Еще даже не рассвело.
Да, ещё не рассвело, но Манджиро уже не мог и сомкнуть глаз. Не то чтобы его могло настолько что-то волновать… Ну, или Майки обманывал сам себя в собственное же утешение. Да, может быть и волновало, но…
Сано выдыхает. Раз день наступать не спешил, это можно было, пусть и с зудящей тревогой, но отложить, ведь в данный момент было кое что и поважнее: например, дрыхнущий рядом Рюгуджи, занимавший собой все девяносто девять процентов кровати. Особой проблемой это правда, не было, потому что сам Майки имел привилегию просто-напросто завалиться сверху, и спать себе спокойно, но с одним условием: сильно не ворочаться и не кусаться. Как предупреждение от Дракена мог прилететь сонный подзатыльник, а если он не подействовал, то Манджиро тут же вылетал с кровати вниз.
Только сегодня блондин был чрезмерно спокоен. Застывал то и дело, не дыша, но к чужому дыханию прислушиваясь, и честно, впервые самую малость переживал о том, как бы по глупости боль не причинить: пусть Кенчик уверенно и говорил, что "всё затянулось". Наверное, нагоняй Майки получил бы за неверие и за сомнение сразу. Или же ободряющую улыбку, от которой, если в сентиментальность пуститься, в душе умудрялся проглянуть и луч света.
Луч света, — только уже из полуприкрытой шторы, — касался обнаженной кожи. Чувствуя слабый запах знакомого одеколона, Сано вновь замирает, задерживая дыхание, и на ощупь дотрагивается до шрама, оставленного третьего августа. По рукам проходит холодок, и за громкими воспоминаниями о том вечере Майки не замечает, как его руку перехватывает чужая, в разы больше.
— Он тебе всё покоя не даёт?
Заспанный и чуть хрипловатый голос раздается над ухом. Дракен только вздыхает, когда пойманный с поличным Манджиро лишь привычную улыбку выдавливает.
— Ой, я тебя разбудил? Прости, Кенчик.
— Ответил бы лучше, какого черта не спишь, — проговорив это, спустя секунды Кен ворчит уже тише. — Который вообще час…
— Час чтобы сделать мне какао, конечно же. Никак иначе. — Майки отвечал как никогда серьезно, наблюдая за тем, как Доракен, отпуская его руку, принимается безуспешно шарить своею под подушкою и подле кровати в поисках телефона. Майки помнил, что он оставил его в карманах одежды, но сейчас ему об этом, конечно, не скажет.
— Что? Ты издеваешься надо мной, да?
— Вовсе нет, откуда такие мысли? — Блондин прижимается щекой к Рюгуджи, состроив самое невинное выражение лица, на которое он был вообще способен. Словно сейчас вовсе не середина ночи, и он снова не просил потакать его прихотям. — Ты все равно не особо крепко спал, раз проснулся так просто.
— Майки.
— Ну Кенчик...
Минутная тишина.
— Ладно. Тогда слезай с меня.
Принявший вслед за Дракеном сидящее положение Майки, кажется, совсем оставлять его не торопился, и даже наоборот — не собирался вовсе.
— И как, по-твоему, я должен встать?
Манджиро на это только фыркнул, да и в плечо чужое рухнул лбом.
— Со мной.
— Точно издеваешься.
— Я между прочим, извинился.
— Ага, как же. — с ироническим смешком, он все таки треплет и без того непослушную после, пусть и недолгого сна, макушку. — Я тебя понял, но могу я хотя бы одеться?
Тогда Майки смиряется. Плашмя рухает на кровать сзади, заворачиваясь в одеяло коконом под очередной вздох старшего.
— Неисправим, — с этими словами Дракен поднимается с кровати, что скрипела всякий раз под его весом. Тогда-то, одевшись и обнаружив телефон там, где он и оставил его накануне, — в кармане собственных брюк, в первую очередь он проверил время.
На часах было без десяти четыре утра.
×××
— Я не собираюсь брать вину на себя, если из-за твоей прихоти мы разбудим Эмму.
В ответ только неразборчивое фырканье. Щелкает выключатель, в комнате зажигается свет. Доракен проходит на кухню, но не один: с Манджиро на руках, что в свою очередь обнял его всеми конечностями, подобно ребенку. Впрочем… Отчасти, ребенком он и был. Только видеть это было позволено далеко не всем. И, когда себе Рюгуджи уже заваривал крепкий кофе, пусть не пил его почти никогда, а ему — какао, он всё равно, пусть и ворчал временами, но подобные моменты ценил.
Сложив руки на столе, Майки в них же и уткнулся. Золотистая макушка поднялась только тогда, когда обе чашки с характерным звоном опустились на столешницу, а чужая рука небрежно провела по его волосам. Раскрыв глаза, юноша посмотрел перед собой, сперва заметив кружку с горячим напитком и плавающим в нем зефиром, а следом и Дракена, севшего напротив. Растрепанный, с прикрытыми веками отпивающий свой кофе, он невольно вызывает у него даже улыбку. С оброненным “спасибо” похолодевшие руки, что лишились чужого тепла, уже держат кружку. Зефира, он к слову, не просил, но пожалуй, сидящий напротив него человек знал его слишком хорошо.
И именно поэтому от взора, устремленного прямиком на него, нечитаемый взгляд младшего переводится куда-то в пустоту. Эти неясные тени в глазах напротив Доракена как раз и беспокоили. Беспокоили с того самого момента, как из сна его вырвала чужая, ощутимая тревожность на кончиках касаний холодных пальцев. Сведя к переносице брови, он все таки произносит.
— Ты так и не ответил на мой вопрос.
— Хм? — тяжелый взгляд переводится на него снова, и сделавшись в очередной раз воплощением самой невинности, Майки склоняет набок голову так, чтобы локоны спадали на лицо. Рюгуджи сдержался, чтобы не протянуть руку и не заправить чужие волосы назад, за ухо. — О чем ты?
— О твоей внезапной ночной активности. — Дракен поддается вперед, склонив голову в сторону и ведя пальцем по краям кружки, отставляя её прочь и намереваясь позже заварить себе зеленого чаю. Волосы из привычной косы были распущены, ниспадали набок, открывая выбритый висок. Сам Манджиро теперь одергивал себя, подавляя желание зарыться в чужую макушку, привычно провести пятерней по волосам и растрепать, создать ещё больший беспорядок, да и невесомое касание губ оставить где-то над ухом.
— А, об этом, — Майки выпрямляется, утопив взгляд в горячем шоколаде и плавающем зефире. И если глаза его уже не могли стать темнее, тени сгустились на самом лице. — Забей. Просто не спалось.
И улыбнулся. Да только улыбка сочилась фальшью.
— Врать ты мне все ещё не умеешь.
Рюгуджи поднялся из-за стола со вздохом, и встал позади младшего, руки положив на спинку его стула, который слегка потянул на себя. Состроив обиженное лицо, Майки поставил чашку какао на столешницу, скрестив руки и опустив голову так, чтобы ему в глаза не было возможности заглянуть.
Не то чтобы это могло остановить заботу Дракена о нем. Одною рукой он без труда цепляет чужое лицо за подбородок, поглаживая пальцем по бледной щеке, и самую малость к себе оборачивает. В отличие от холода в глазах Майки, в глазах Кена Рюгуджи плескалось тепло.
— Ну, взгляни на меня. Ты из-за стола не встанешь, пока я не пойму, в чем дело. Я догадываюсь, но нам следует говорить словами через рот, понимаешь?
— Не понимаю. Ты что, в папочку решил поиграть?
— Ну, знаешь…
— Молчи.
Обоим тяжело сдержать смешок. После очередной паузы Майки круто разворачивается назад, руку его от себя отстранив, и смотрел на него из-под ресниц. Доракен, все же, не сдерживается: руки непроизвольно запускаются в волосы, приглаживая. И Манджиро сам невольно ластится к ладони, подобно коту, и тут же обреченно вздыхает.
— Кажется, я проиграл.
— Не кажется.
Одна рука — поверх его ладони, что была в разы больше, другая — под домашнюю кофту, да ещё и так бесцеремонно, кончиками все ещё ледяных пальцев проводя по коже. Дракен молчит, пока по телу пробегают мурашки и пока пальцы с еле ощутимым содроганием находят уже выученный по форме и расположению шрам, проводя по всей его длине. Выдох судорожный — Манджиро глаза прикрывает, поддается вперед и прислоняется к старшему головой. Рюгуджи не глуп, знал и догадывался: по самому первому касанию, из-за которого и проснулся, понял. Понял и ранее, оттого, как бывало смотрел на него Манджиро: чуть дольше, чем обычно. Словно в неверии.
Дракен обнимает его крепче.
— Майки. — недолгая пауза, словно только для того, чтобы он полностью обратился в слух. — Я здесь. И я рядом. Видишь?
— Угу.
— И так оно и будет. Я ведь сдержал обещание, верно?
— ...ты никогда их не нарушал. Верно.
Манджиро отпрянул. Поднял голову, и губы обоих дрогнули в еле заметной улыбке, словно они одновременно вспомнили о кое-чем, пока за окном, тем временем, от беспросветной мглы избавилось небо. Доракен хотел бы убедиться, что рассвет настал не только снаружи, но и на душе у кое-кого.
…Только вот мешает влетевшая в спину подушка.
— Вы, черт возьми, время видели?
На пороге в комнату стояла сонная, и явно раздраженная столь ранним пробуждением Эмма, державшая в руке ещё одну подушку. По всей видимости, когда она поднималась, знала, по чьи головы идет. И когда Майки выглянул из-за своего щита в виде Кенчика, то вторая подушка полетела как раз таки в него, хоть и с промахом, ведь Майки сразу же спрятался обратно. Раздраженно выдохнув, она оперлась о косяк двери.
— Я бы потребовала объяснений, но есть ли смысл?
Рюгуджи вздохнул. А ведь он предупреждал. И смотря на явно сдерживающего смешки Манджиро, что заметно изменился в настроении за эти несколько секунд, он произнес:
— Никакого. Но ты можешь попробовать выбить их у него. — И кивнул в сторону младшего, что уже подобрав подушку, обнял её и пробубнил что-то вроде “предатель”.
— Я и не собирался тебя покрывать.
— Пре-да-тель.
Девушка только мотнула головой, подходя к ним двоим и подбирая первый брошенный снаряд, вновь слабо стукнув им Доракена, хоть тому и было до лампады.
— Себе же дороже. Какие вы… — Снова раздраженный вздох. Проходит мимо них, садясь на место, за которым некоторое время назад сидел Дракен, и кажется, без особого промедления выпивает уже подостывший кофе. — Влюбленные и обреченные придурки.
×××
Рассвет для Рюгуджи настал немного раньше, чем для всех. Когда кружки были вымыты, подушки перекинуты друг-другу несколько раз, а Эмма сдалась под предлогом, что ей нужно в уборную, Майки внезапно просит:
— Выйдем на улицу?
Да, было рано. И пожалуй, прохладно. Но Дракен только кивает, добавив разве что “оденься теплее” и “подожди, я тебя заплету”.
И подождал ведь.
А потом они выходят из дома. Прошло не так уж и много времени, но сумрак стремительно отступал. Ещё немного, и может, вот-вот выглянет солнце, хоть его собственное и мельтешило золотистой макушкой, идя где-то впереди него.
— Кенчик.
— Да?
Доракен останавливается, вопросительно глядя на него. Манджиро не спеша подходит ближе, приподнимаясь на носках, и просит вновь.
— Наклонись.
Игривые нотки в его голосе явно радовали. И потому, он конечно, слушается. Склоняется для него, и за шеей тут же сцепляются чужие руки, обнимая. Дракен усмехается, прикрывая глаза, качнув головой и выпрямившись немного.
— Кажется, я снова в ловушке, верно?
— Именно.
Лишние взгляды не волновали: на улице тихо и никого не видно. Касание обветренных тонких губ с чужими стремительное и почти незаметное, словно ветер коснулся щеки, но очень чувственное, выражающее вместо слов все, что было необходимо, пусть и было таким небрежным.
Секунды длились даже дольше, чем им положено, и вот Майки уже отпускает чужую шею, приземляясь легко наземь, и руки скрестив за спиной, расплываясь в знакомой, уже не тревожной, благо, улыбке. Улыбке, предназначенной одному Рюгуджи.
— Думаю, теперь можно пойти встречать рассвет.