— Когда же ты откинешься от них, чтобы я этой дряни не нюхал.

— Ха… — Выдыхает сероватое облако, которое тоже, в свою очередь, подобрал ветер. Следующую затяжку он делает прикрывая глаза. — Долго придется ждать. Нескоро это произойдет, назло тебе. — и последние несколько слов Шуджи почти что промурлыкал, приблизившись к чужому лицу так близко, что Тетта растерялся, тут же в хитрую ловушку и попав: в лицо ему выдыхают весь едкий дым.

Сочетание семьи Сано и сигарет — смертельное, подобно наркотику, это Санзу уже уяснил, но был зависим. Подсел конкретно и с детства, со своих если не тринадцати, то ещё, быть может, раньше.

Он не знал, зачем. Зачем снова и снова — возвращался к этому исходу, словно думал, что может что-то изменить, и ведь пытался же. До дрожи в промерзших пальцах и сбитых костяшек, до разбитой скулы и ноющих ссадин. Однако ему, как никому другому известно — судьбу не поменять. Хоть расшибись ты в биомассу из костей и мяса, старания пойдут прахом. А сейчас… Он не понимал.

Не понимал, почему его сердце всё ещё бьется.

Черная помада на бокале с вином белым и сухим — как греха и дьявола касание, метка реальность и бытие очерняющая, но щадящая, как в щеку от возлюбленной поцелуй. Хаджиме красное — к лицу, даже если это блядское платье вечернее. Приталенное, линии бедер тканью плотно обвивающее, настолько плотно, что сжать хотелось, вкусить. Не об этом сейчас думать надо было, — говорил Санзу сам себе всё то время, пока на миссии они находились, что требовала от Хаджиме этой крайней меры в виде притворства.

В Японии популярна поговорка: «Раз ты берешь много денег, то утонешь в Санзу».

Кицунэханаби — одно из более сотни названий ликориса лучистого, хиганбаны, или же — смерти цветка, лилии паучьей… Можно продолжать долго, но именно это название несло в себе смысл немного иной, немного в мифологию уходящий, ибо дословно: лисий фейерверк. А всё от того, что цветок не от мира сего часто связывали с образом потустороннего, и демонический лис-оборотень исключением не стал.

AU, в котором после смерти Изана перерождается ввиде демонического духа-кицуне, встречая Какучё.

Иногда, так бывает, что Майки не спится.

Даже Майки может чего-то бояться.

Им с Такемичи по четырнадцать, и у них впереди — целое будущее, которое им вдвоем предстоит отстроить заново.

Не волнуйся обо мне, — Говорит Даньхэн, и у Стелле зуд возникает в руке неприятный, в руке, в которой бита лежит. Её перехватывает она покрепче, добивая неприятность очередную, что перед ними возникла. Хотелось не только тваре фрагментарной лишней врезать, но и ему, Даньхэню, заехать пару раз со всей любовью.