Закинув ногу на ногу, в телефоне пролистывал ленту новостей, необычную, а созданную для полиции, идеальное решение для отслеживания действий преступности, никакой псевдоинформации. Точки на карте стоят — показывают, где да что произошло или происходит, захочешь — найдешь в датах все происходящее днями или месяцами ранее.

У него с того года одноименная миссия была — Лига злодеев. Сложноватая, но не замысловатая задача, сравнивая с тем, что ему могли бы дать. Никакой активности по этим пятерым не прослеживалось в последние месяцы, дважды камеры поймали лица и черты, но не более.

А точнее, поймала система распознаваний лиц, объектов и причуд, полезная вещь, жаль, что не «верен как сталь, прям как клинок» — (Британский писатель Артур Конан Дойль, за заслуги получил дворянское и рыцарское звание, после его смерти по просьбе вдовы на надгробной плите писателя был выгравирован этот девиз). Принцип системы прост, вносятся портреты людей и по камерам их ищут, могут похожего человека найти или спутать вовсе из-за погодных или технических проблем. Существуют еще ДНК-базы с описанием портрета психологического у преступников и их содеянного, также указываются имена и номера тех, кто вел расследование, а еще с добавление ключевых слов, по которым можно найти определенную группу дел, как пример вносится: Употребление наркотиков, причуда группы мутация, мужчина лет тридцати. Поэтому с недавнего времени у каждого обвиняемого и осуждённого преступника стали собирать генетические образцы.

Сидя в кафе, изредка на время поглядывал. «Ожидание всегда томительно и утомительно», — игра слов заставила губы исказиться в усмешке. Время истекало, до встречи оставалось минуты две. Грозный рев мотора разорвал ожидание. Обернулся он, в окно глядя. Засвеченный солнцем и отражением стекла, силуэт явился из пыли. Зелено-черный мотоцикл и шлем в расцветку ту же на голове у спортивно сложенного парня сидел. Грациозность рук и тела в завороте резком на стоянку вдоль дороги впечатляла. Виртуозный трюк перепрыгивания через заборчик ажурный и два быстрых шага до двери. Колокольчик прозвенел, шлем сдернут с головы. Зеленые кудри в танце с воздухом обволокли лицо завитками, пальто наподобие обладателя развивалось позади, каждый шаг сопровождая шлейфом. Равнодушный взгляд обогнул помещение, легкий испуг секундный в глазах прочитал мигом детектив. «Страх из-под макси вылезает, когда же ты его забудешь?» — все думалось ему. Его быстро нашли и отправились к нему, придерживая шлем под подмышкой.

Сей фрукт зеленый — обладатель породистой внешности, напоминавший выходца из семьи изысканной, получившего хорошее воспитание и умевшего одеваться, как светский и образцовый человек. Кудряв и вальяжен молодой человек, походка легка, осанка пряма, мимолетный взгляд на девушку, стороной пробежавшую, уже смог бы в смущение ввести. Парень поприветствовал его, на стул присев.

— Я уже все заказал, как двадцать минут назад, — отметил он из-за пустого стола, отдав флешку, сказал: — Я забрал те записи, что ты просил. — протянув меню следом, добавил, — Закажи если хочешь еще чего-то. Чай и сябу-сябу взял, всего по две чаши.

Глаза зеленые пробежались по меню и чуть отложили в сторону:

— Это излишество, я утром ел.

— Сейчас двенадцать, для тебя и так по меньше порцию попросил, а она, знаешь ли, в стандарте громоздкая, для обеда самое то.

Ему только в ответ цокнули языком, глаза закатив. Цукаучи вздохнул тяжко:

— Твои выкрутасы не подействуют на меня, Акатани, тебе все по диете подобрал, поменьше пряностей, не такое горячее, и вот такой ответ мне?

— Спасибо Цуки, — пробурчал смущенно Изуку, поставив на третий стул свободный свой шлем.

— Хорошо, — кивнул он головой переключив тему. — Как тебе возвращение в строй после отпуска? Как дело взятое?

— Сам знаешь, полная фигня, полностью график поменял, только вышел как два дня подряд без перерывов, завтра уже на полставки пойду на двое суток, и так меняться будет отныне, а еще теперь у меня пятницы одомашненные дни, — Изуку быстро начал пояснять. — Вот мы в группу к психологу ходили, — вздохнул тяжко мужчина, наконец эмоции появились, причем те же, что Наомаса видел в точной копии двадцать лет назад у другого человека. — Весь сеанс молчала, пока другие говорили, однако на индивидуалке открыла рот. Как итог, мы пока все еще дома засиживаемся, пытались на площадки ходить и на уроки в школе, понравилось, но страшно, выходить потом из дому не хочет. И… плачет если я пытаюсь ее вести куда-то… Мы же и так в четырех стенах сидели почти три месяца, она привыкла и доверилась мне, дальше боится. Единственная радость моя, что лучше стало, да и я оклемался, — замолчал он, переваривая сказанное.

Цукаучи ликовал в душе, его радость не меньше чем у Изуку была. «Он больше говорит», — повторялось мантрой на уме.

— Как тебе дело?

— Я только с морга, осмотрел тела, пойду после кафе подремлю два часа и вскрою их, времени нет ждать, у них похороны назначены на послезавтра.

— А как ты сам? — вопрос более каверзный, кажущийся со стороны примитивным, но для них, более глубок чем все до этого.

— Ты сам все видел и слышал.

— Да, но твои мысли читаю плохо.

— Мне это не нравится все. Мне не нравится, что он сидит в Тартаре.

Наомаса нахмурил бровь на такие слова:

—И чем тебе это не нравится? — настороженно спросил он

—Я же говорил. Это бессмысленно, Тартар — это билет в один конец, но для чего это ему? Зачем? Он и так живёт сотню лет, его это не удержит. Ему не Тартар нужен далеко. Есть и будет там сидеть, до тех пор, пока там не сгниет, или нет, пока тюрьма не сгниет, потом я пересажу его в другой «Тартар» и пусть другая гниет. (Измененная под контекст цитата, из мультфильма Тачки, в суде, о Молнии Маккуине).

«Три месяца проком не прошли, не один мультфильм глянули». Цукаучи задумался не впервой над этим, взгляд направленный на него твердил одно и тоже, да так, что чужая мысль въелась уже всем и ею следовали.

— Это пока все, что можно предложить. Конечно если не хотим отключать аппарат, а ты первый в очереди на такое, невтерпеж?

— Горевать никто не будет, тем более я.

— А вот тут поспорил бы, тебе скучно станет жить, как ты без него?

Изуку нахмурился, стукнув ладонью легонько по столу:

— Спасибо большое, Цукаучи Наомаса, очень смешно, — парень быстро переключился. — Ты слышал его голос? Он изменился.

— Да, ты вроде это уже говорил.

— Но я не слышал вживую, запись совсем не то, не чувствуется так чутко. Он охрип и свистит на слогах местами.

— Я тоже это заметил. Эта отдышка постоянна.

— Я понять не могу, этот фистул — это трахеотомическая трубка или голосовой протез?

— Что? — непонимающе переспрашивает Цукаучи, сам он в медицине не силен.

— Созданное хирургическим путем отверстия в гортани для прохождения воздуха, когда его естественный доступ затруднен или прекращен. А второе делается обычно при удалении гортани, людям ставится голосовой протез. Но скорее я предположу, что у него стоит аппарат ИВЛ.

Недоуменный взгляд требовал разъяснений.

— Аппарат искусственной вентиляции легких, уж больно его напоминает, и уточню, что трубка в этом случае из горла выходит. Ладно, спишем на новейшие новации медицины, что для Все за одного нашли новый метод. Только компресс, не смог я понять, где находится, может это отличается от медицинского и более спрятан внутри и скрыт. При таком говорить невозможно, быть может объединили два хирургических дела, но не слыхал такого никогда. Более вероятна медицинская ошибка и повреждение связок голосовых, — пожимал плечами Изуку, спокойно продолжая свой ход мыслей, — а потерю сознания в Камино объяснить гораздо легче. Этот аппарат прямо соединение к горлу. Пока… — замолкнул на секунду, но продолжил, сменив слова: — Он грязью подавился поднявшейся в конце боя, а его обморок ничего иное, как неспособность выкашлять пыль из легких.

— Да, но ведь лицо тоже повреждено, — напоминает Цукаучи, в который раз наблюдающий за развитием мыслей этого детектива.

— Глазные яблоки есть, я видел, как двигается оно при движении взгляда. Это не важно сейчас.

Руки Изуку ринулись рыться в рюкзаке, кинули на стол упаковку сигар и блокнот. Книгу, посвященную одному единственному и не сменяемому, открыли. Рисунок точный, ручкой черной начиркан Все за одного, его аппарат и портрет покалеченного по плечи. Стрелка острая в шею метнулась рисунку, провели ручкой из обложки вытащенной.

— Занимательно что самую громоздкую трубку нужно чистить хотя бы раз в два-три месяца, в лучшем случае раз в месяц. А он сидит с начала сентября в четырех стенах, трубки в любом случае изнашиваться начнут. Но не в этом дело, если с одной трубкой ясно все, то остальные по бокам что? Вот это что? — указал кончиком ручки на рисунок. — Тут все сложнее, находятся они в районе лимфоузлов. Плазмаферез, проще говоря, трубки как раз не прозрачны, возможно по ним и перетекает кровь. Мне коллега, помимо этой идеи, предложил версию Артериовенозных фистул, но все же те внутри организма, так что отбросим.

Цукаучи не давали передохнуть, насладиться атмосферой отдыха в обед, как, не останавливаясь, закидывали медицинскими рассуждениями:

— Подумать можно, что, если проблемы с легкими, ведь трахеотомическую трубку ставят при: трахеи и гортани при поражении опухолью щитовидной железы гортани или глотки, при необходимости искусственной вентиляции лёгких в случае тяжёлых заболеваний или травм. Ну вот, можно подумать, что кровь воздухом через маленькие трубки насыщают, экстракорпоральная мембранная оксигенация, или ЭКМО — метод, применяемый в случаях, необходимых для поддержания жизни человека. Замена функций собственных органов пациента — сердца и легких. А исходя из жутко медленного пульса на датчиках, то такой исход событий также вероятен, как и первое предположение. Хотя с пульсом я завернул, я конечно видел, как оно чуть ли не полосой одной идет, и это далеко не при работе парасимпатической системы, пульс намного ниже обычного, но нельзя отрицать, что оно и зашкаливать может. Улицезрели такое представление с кульбитами сердцебиения. Единичный замеченный мной случай… — задумался в одночасье, покусывал губу. — Сердце не завелось, единожды сработало и замерло. Он тихо умер сам, он бледен был и мал, но рвался к небесам…огнём горит эфир, и ярки наши дни… (Федор Сологуб. Стихотворения: Никто не убивал), — Изуку закашлялся, продолжив. — Спишем на причуды.

Слова «Единичный замеченный мной случай» расшифровывались для Цукаучи так: «Я же наблюдал за ним, я видел это».

— Спасибо конечно за рассуждения поток… Но ты же знаешь, я в таком не смыслю, да и сам понимаешь… Причуда моя и такого от меня не требуют.

Цукаучи давно привык, что он стал больше действующим инструментом для допросов, чем детективом, его расследования заперлись в стенах комнаты следователя.

— Прости, но не могу я все на листах хранить, мне нужно высказаться!

— От тебя все в комиссии сбежали? — подшучивал он.

Официант, как раз вовремя подошел. Наомаса уловил краем глаза, как Изуку на часы глянул, пока он сам благодарил работника, раскладывая тарелки по столу, моментально хватает палочки для еды и тарелочку риса. Изуку разливал чай по тяванам, бережно, чуть взболтав заварку. Сразу в руки взяв, первым же делом долго принюхивался, только после ритуала отпил глоток и сразу назад поставил.

— Как тебе?

— Нормально, — остро, как острие ножа, отвечает Изуку, хватая пачку сигарет и доставая зажигалку из кармана брюк.

— Эй, ты чего? Мы в кафе, М…Акатани.

Но молодому человеку далеко до слушания его слов. Изуку достал сигарету и закурил. Никакие упреки на него не действовали. Мужчина полностью погрузился в тишь да гладь да Божью благодать. На него снизошло с небес удивительное спокойствие, для него в мире не существовало ни проблем, ни забот, ни препятствий, которые могли бы удручить момент уединения с самим собой. Пантомима — искусство которым мужчина владел, как киногерой из кинофильма превратил вроде бы обычную сцену в художественное представление.

К столику быстро подбежал официант, злясь, на Изуку повышая тон:

— Это общественное место сэр, здесь запрещено курить!

Взгляд ледяной метнулся в сторону работника, сигарету из губ вытащили, показательно кинув в чай окурок, тот заплавал в воде теплой, как корабль закружился. Стакана два и чайничек грубо к официанту пододвинули чуть разлив напиток.

— Переделайте пожалуйста.

— Сэр, я про сигареты говорю, тут запрещено курить.

Изуку указал за спину официанту:

— У вас бармен за стойкой курит, я подумал, что можно и мне.

«Я даже не заметил…» — быстро пришло на ум Наомасе, смотрящего то на Изуку, то на стойку барную.

— Мы не можем заменить это.

— Можете, у вас сзади меню написано, что все блюда и напитки подаются в течении пятнадцати минут и, если они надлежавшего качества, вы их заменяете. А чай, как раз в их круг входит, ждали двадцать семь минут, полностью разваренная заправка, которую заваривают не в первый раз, нет ни запахов, ни вкусов, это обычная вода. Защита прав потребителей вам в помощь, месье. Вы даже с неполной посадкой в час пик не можете обслужить клиентов.

От них ушли заменять напиток. Прихлебывая из чаши бульон, Цукаучи пожал плечами, вспоминая одну из причуд злодея закованного:

— Знаешь, ты сам виноват, — взгляд его поднялся строгий, отвечал, о чем же он, на вопрос в зеленых глазах.

— Не понимаю, о чем ты.

— Понимаешь, ты же сам выбрал глаз на глаз, хоть и мог через человека говорить или также сидеть в охранной и через динамики с ним говорить. Ты сам решил вылезти, интерес в тебе горит, ты не мог его унять будь бы допрос через другого человека. Поэтому…

— Заткнись, я знал на что иду, — пробурчал озлобленно Изуку.

Но Наомаса видел внутренний конфликт в более молодом детективе. Съев комочек из риса, сказал:

— Твой отец писал, из комиссии кто-то сообщил ему что ты туда ходил к Все за одного, а может и не из комиссии, — уже с большим намеком указал Наомаса.

— Вот ведь предатель, — нахмурился детектив, скрестив руки на груди. — Чего он тебе писал, а не мне? Или думает, раз причуда детектора лжи у тебя, то ты только правду и говоришь? Что ему вообще нужно… — Изуку полез в телефон.

— Я ему ничего не ответил еще, сам скажешь или мне по существу сказать?

— Я скажу, как вечером пересечемся… Только успокойся, он не видит ничего.

* * *

Встреча с Цуки закончилась гневным отзывом кофейни, которую он выбрал сам, из знаний вывесок улиц, находящихся в близости взмаха пера от приюта мертвых душ.

Как-то, небо и земля сплелись в одно, люди пятнами окрасились, он и себя то воспринимал отчасти, для всех других может и лицо он какое-то, но для него, ни он, ни остальные не были чем-то большем в сравнении с другими. Нечто держит его в узде, Изуку не видел, как двигается, как едет, единственное знал, где повернуть и остановиться.

Раскрывая тяжелые двери, натыкается на пару серых глаз, цвета гидроксида хрома трех валентного, с астигматизмом, с зрачком расплывающемся из-за неверной формы сетчатки. Создавалось ощущение, что его глаза — прозрачный холст, чья псевдопластичность — немое мечтание художника, там нет ничего, ни капилляров видных, ни оболочки радужки.

Удивленный появлением Тадао, приветствует его скромно на слова: «Я вас ждал Акатани-сан».

Он был мужчиной лет сорока, его волосы темнее пера ворона, светлее стен морга. Половинчатый окрас волос смешивался в одну копну, ему прежде казалось, до разъяснений, что тот поседел молодым, как-то подумал был: «Может один из жителей восстал?» Тадао ростом ниже его на полголовы, да с горбатостью на две половины. Скромный малый, работающий в тихом обществе с двадцати двух лет, позабыл давно о юле суматохи мира, но Изуку знал на опыте своем, что такие раскрываются чуть стоит стать более близким знакомым. Вечный озноб и дисгидротическа экзема, болезнь кожных покровов подразумевающая образование мелких пузырьков на ладони, — вечно преследовали мужчину по пятам. Изуку помнил, что уже более пяти лет Тадао пытался с этим бороться, но те то уходили, то возвращались, даже многочисленные врачи с лечебными причудами не помогали.

Двигаясь бок о бок с ним, спрашивает чуть повернув голову, прервав некий рассказ, слушающийся им в пол уха:

— Тадао, каморка свободна?

— Да, вам мешок для сна принести? Как раз один свободен, если что поделятся, они не жадные, ведь молчание — знак согласия.

Изуку издал смешок:

— Нет, на диванчике посплю, разбудите меня через два часа, — сквозь серые шторы и серые массы шепнул устало он. — Подготовь, пожалуйста, зал для вскрытия и тела, должен будет к трем человек подойти один, покажи хотя бы где да что находится.

Огорчённый вздох — ответ ему. Хлопнув по плечу мужчины говорит:

— Мы ещё успеем поговорить, узнаем со вскрытием душ что-то новое о парочке.

Тадао кивнул, доведя его до каморки, открывает дверь:

— Хорошего отдыха, мистер Акатани.

Благодаря, Изуку запрятался в комнатке два на два, туманный свет холодный от лампы исходил, присев на диванчик совсем маленький, скрестил руки на груди, закрывая глаза. Он по горло увяз в кучке собственных теней. Жизнь вернулась в круговорот интриг.

Он был из тех людей, которым сложно просыпаться, исключительный синдром задержки фазы сна в паре с бессонницей хронической, сколько бы Изуку не спал; хоть два часа, хоть два дня. Мозг отказывается вставать и включать отделы свои. Что-то бурча в состоянии просоночном, слышал отдаленные слова, чуть раскрыв веки, того же Тадао видит и халат в его руках.

— Сэр, все готово, вас одного ждут.

— Да, да… — тихо зашептал, вставая, надевает халат одноразовый, да достает из рюкзака таблетки.

Решил выпить, не обладал желанием свалится с ног у трупа, под чужим зорким взглядом. Стакан воды ему всучили мигом. Человек не ведает жажды, пока не сделает первый глоток прохладной воды (цитата, Карлоса Руис Савона, Игра ангела), вот и он пил с жадностью до дна сразу два стакана.

Так удобно в невесомой пустоте из мыслей двигаться, пока под сопровождением патологоанатома доходишь до зала, где спросили у дверей его, прервав цепочку мыслей:

— Ассистентом для вас побыть? Удобней будет вам. Двоим.

— Да, пожалуй, стоит.

Двери растворились перед ним, ледяной свет тонкими струями по серому помещению полз, забираясь на столы железные, где уже два мешка покоились. Оборудование на столике передвижном, а у входа обмундирование полное висело. Холодный воздух кожу морозил, снимая с запястья часы и закатав рукава водолазки натянул посильнее халат на себя, двинувшись к остальным вещам. Бахилы на обувь натягивались со словами за спиной:

— Здравствуйте Акатани Микумо, — поклонился ему, ближе подходя.

— Здравствуй, надевай перчатки и респиратор, будем начинать, — переведя взгляд вбок, тетрадь большую и ручку видит. — Конспектировать будешь?

— Да сэр.

Кивнув, натягивает перчатки в лад парню. Заканчивая с одеждой, застегивает халат, двигаясь к столу в ожидание ходьбы за ним. Железный стол поблескивал бликами, собственное отражение искажалось, уродуя его. Взяв легким движением руки скальпель, аккуратно протер его спиртовой салфеткой и разрезал ее проверяя остроту ножа. Вдруг вопрос слетел с губ его:

— Вскрытие производится когда? — поворачивая голову в сторону, ждет ответа.

— Во время подозрения насильственной смерти.

— Еще как минимум семь причин кроме фиксирования смерти. Мы же говорим больше о медицинском деле, а не судмедэкспертизе, — напоминает он, подпуская наконец парня к мешкам. — Подозрения на передозировку или непереносимость лекарственных препаратов или диагностических препаратов, лечебных мероприятий, в связи с исследовательской деятельностью, и то только по разрешению родственников или прочих представителей, при невозможности установления заключительного клинического диагноза заболевания, приведшего к смерти, также беременных, рожениц, родильниц, в период послеродовых дней, и младенцев до двадцати восьми дней. Это все важные уточнения, ведь, нарушив одно из них и еще многих прочих примечаний, может и суд светить. Еще не нужно быть халатным в этом плане, родственники или прочие представители иск могут подать из-за неправильности работы или небережного отношения у усопшему.

Раскрыв мешок с девушкой, жестом показал раскрыть и парня. Взглянув на парня, осматривающего оценивающим взглядом тело и увечья значительные, спросил:

— Это насильственная смерть?

— Верно, два тела, расследуемое дело, попал ты удачно, можно делать полное, развернутое вскрытие. Нужно обозначать с чего именно начинаем?

Ему кивнули.

— Сначала проводим повторный осмотр и записываем все показатели, в плане роста, веса, пола и возраста, также необходимо обозначить все примечательные черты, родимые пятна, шрамы и тату. После снимаем отпечатки, они могут понадобиться для расследования. Можно воспользоваться диктофоном или просто ручкой записать, тебе желательно воспользоваться записями.

— Хорошо сэр, — подхватил тетрадь размером А4, раскрывая ее.

Тадао помог достать тела из мешков и подал два сантиметра. Подставив на конце пяток на столе отметину маркером и такую же возле головы, примерил рост девушки, вслух сказав записывая параллельно к себе в блокнот:

— Сто шестьдесят три.

— Сто шестьдесят восемь, — следом парень обозначил.

Отмечая все особенности тела, они быстро перешли к снятию отпечатков в отдельные бланки, которые после отфоткал парень себе на телефоне, пока оригиналы Изуку сложил в пакетик, запечатав. Они повторно через увеличительное стекло осмотрели каждый шрам, и он пояснял, что вероятно произошло для получения той или иной травмы, показал фотографии, сделанные несколько часами ранее, объяснял методику понятия характера повреждения, как на ощупь проверять кости, как можно точнее фиксировать в записях травмы.

Следом Тадао начал помогать проводить рентгенологическое исследование скелета, пока Изуку объяснял:

— Редко патологоанатом в состоянии произвести вскрытие всех костей организма. Принято проводить частичное вскрытие, а остальная часть костной системы выпадет. Рентген может оказать неимоверную услугу в отношении поисков инородных тел, как осколков костей, так и весьма тонкие изменения структур скелета, разрушение костей опухолями, остеохондропатии, костные опухоли, избыточные образования костей. Бывают случаи, что рентген находит инородные тела, что при вскрытии чуть ли невозможно обнаружить из-за плохой зоркости глаз, — Изуку указывает на глаза, благодаря Тадао за снимки, показывает их парню. — Смотри, у Розмари, девушки, одна из ног уже на наиболее высоких стадиях разложения, чем весь организм, мимо опухоли кожи, мышц из-за газов, у нас кость… — Изуку приблизил снимок к себе закусив губу, прищуриваясь вглядывается в него: — У нее перелом крыла подвздошной кости. Да откол такой сильный…

Положив снимок на стол, снизу подложив тетрадь, ведет пальцем по ноге, подзывает к себе Тадао, пока в голове мысль пестрила: «Тут же артерия идет».

— Эй, Тадао, если не изменяет память мне, тут же идет наружная подвздошная артерия? Да, острый уголок кости идеально вписывается в нее.

Все трое мужчин стояли над снимком.

— Да, тут вроде идет бедренная артерия.

Склонив голову, продолжил он:

— А еще у нее уж больно сильная прозрачность костей, да кортикальный слой диафизов пятнистых костей подчеркнут и источен по виду, а что это значит? — повернулся к самому молодому парню из них.

— Остехандр… — начал повторять недавно сказанное им слово, в конце забывшись.

— В нашем случаи остеопороз, при чем на взгляд потеря костной массы значительная, тридцать процентов могу предположить, — замолчав на минуту, отдал снимок Давида парню, чтобы тот осмотрел сам и законспектировал.

«Значит, приток крови возможно прекратился в ногу… — это давало разъяснения более раннего разложения ткани, и то не полностью. — Но насколько раньше получена травма. И почему с ней она не делала ничего?»

Тетрадь протянули ему под нос, спрашивая правильны ли заключения или нет. Изуку прочел пару из них: «Ахиллово (пяточное) сухожилие насквозь проколото инородным телом. Ступни сломаны в части: плюсны. Большая берцовая кость оголена. Диафизы лучевой и локтевой кости сломаны поперечно со смещением вправо. На левой руке трещина на локтевой кости. Проксимальная фланга безымянного пальца левой руки сломан. Все переломы закрыты…» Были обозначены также трещины небольшие, но он их пропустил.

— Жестокий случай, молодец, хорошо отметил, — похвалил он, переписывая показания и себе. — Красивый почерк для врача, — переписав, добавил: — Так как фотографии тел, обнаженных и в одежде, мы сделали еще пару часов назад, обойдемся без них, но эта процедура обязательна. Вкратце обозначу, что делается: снимки фотографируются как обнажённых, так и в одежде тел, когда будешь их раздевать, проявляй осторожность, так как она может понадобится в полицейских исследованиях или родственники планируют в том же наряде хоронить. Снимаем крупным планом отметины, шрамы, синяки, пятна крови и прочие травмы, замеченные нами, труп во весь рост, отдельный портрет лица.

Подойдя к столику с инструментами, подзывает к себе парня:

— Кровь уже у обоих взяли, но ты можешь попробовать взять ее тоже, советую у Розмари попробовать, так как руки Давида в плачевном состоянии. Образец может быть использован для взятия ДНК или выяснения, принимала ли жертва наркотики, алкоголь.

Протянув иглу с держателем, пробирку красную подал, наблюдая с интересом за тем, как подошел тот, нащупывал вены, да протыкал кожу, после вставляя пробирку, вставляя внутрь нее резиновую мембрану.

— Отличается от живых? — посмеивается он.

— Да, живые в большинстве против взятия крови от кого-то помимо врачей.

Ему протянули флакончик крови, подкинув единожды его в руке, словно и не важная эта вещица, сунул в стойку для пробирок, попросив Тадао подписать еще четыре пробирки: две по крови с обозначением для кого какая и такие же для мочи.

Изуку быстро сориентировал их. Взяв в руки скальпель, подошел к девушке, начав на ней показывать, поясняя вровень движениям, что да как делать. Было тяжело, из-за взгляда, чуть испуганного и отвращения на лице чужом от происходящего вскрытия. Но никак не могло это повлиять на его чистую и спокойную голову: «Говорят об утоплении, как о смерти от механической асфиксии впоследствии закрытия дыхательных путей жидкостью. Одной из важных частей судебной медицины при работе с телами вытащенными из воды, определить факторы, способствующие утоплению, — приставив скальпель к левому плечу, продолжал. — Теперь, вскрываем брюшную полость, делая Y-образный разрез, начиная от каждого плеча, ведем по грудной клетке доходя до грудины, а затем, спускаемся до пупка, — отодвинув кожные покровы, комментировал: — Первое, что мы проверяем — это целостность ребер». Чуть в сторону отойдя, показывает всю клетку грудную парню, после следуя за ним к столу другому, где тот пытался повторить все записанное ранее в тетрадь, под его чутким надзором. Руки парня трясутся вне себя от первой работы с трупами, как осиновые листы дрожали. Сверкает лезвие ножа, капелька крови под наконечником проступила туго. Только белый-белый труп был важен для Изуку сейчас, ведь когда вскрыли брюшную полость, лицезрел, что по одному ребру идет легкая трещина, даже больше на царапинку похожая. Самое удивительное из этого, что рентген не смог это запечатлеть, хоть и, если приглядеться, увидишь пятно едва заметное.

— Хорошо, рука должна быть тверже иначе видишь, каков у тебя контур тканей, это еще и зашивать, поосторожней будь. Главное не порежься.

Предупреждения действительно важны, никто не отменял возможность подцепить заразу через кровь, ведь кровь мертвечины — это трупный яд. Раны от соприкосновения с трупными ядами могут воспалиться. Симптомы возникают такие как рвота, диарея, потеря координации, головокружения, обмороки. Смерти от такого заражения, крайне редки. Трупный яд — это разложения белков и жиров, и является не только жидкостью, но и испаряемым веществом. При вдыхании трупных ядов возникают следствия схожие с прошлыми.

Вновь подойдя к Розмари, хватает нож, твердя, начав действовать: «Разделяем грудную клетку, осторожно вынимая ребра, не повреждая органы. Используя нож, держим его как можно ближе к костям, чтобы не задеть сердце. Существуют трудности в этой операции. Например, хрящи с возрастом окостеневают, поэтому при вскрытии старых людей, иногда приходится пускать в ход костные щипцы или пилу. Чтобы получить доступ к хрящам ребер, необходимо предварительно отделить внутреннюю поверхность грудины от мягких тканей. После этого, приподняв как можно выше часть грудины, продолжаем отделение мягких тканей от нее, двигаясь снизу-вверх. Отделенную грудину обследуют, обращая внимание на целость кости, на разрастания костной ткани. Если необходимо достают и костный мозг, при лейкемии (заболевания кроветворной ткани). Нормальный костный мозг красноватого или желтого цвета».

Чуть выше разрез совершив по шее, вынимает аккуратно, за угол грудины придерживая, осмотрев часть ребер и составную грудную систему, откладывает в сторону. Его монолог врачебный продолжался: «Напоминаю, что дело имеем с двумя утопленниками. Утопление имеет ряд черт, которые отличают его от других видов механической асфиксии. При погружении головы в воду происходит рефлекторная задержка дыхания, на различную продолжительность. С недостатком кислорода появляются непроизвольные дыхательные движения, после, бронхи с трахеями заполняются водой и человек пытается ее откашлять, из-за чего слизистая оболочка смешивается с воздухом и водой образуя сероватую пенистую массу. Дальше человек вырубается и уже погружаясь на глубину. Вода поступает в глубь дыхательных путей, заполняя мельчайшие бронхи проникает в альвеолы с остатками воздуха. Создается гипергидроаэрия — острая водная альвеолярная эмфизема легких, развивающаяся при аспирационном типе утопления. Именно поэтому, у утопленников…» Изуку замолчал, отводя палец от легких, прежде указывающий на них.

— У утопленников образуется вода… И мы видим эту серую массу. А тут — сухо.

Гробовая тишина заволокла комнату, а уж тогда точнее сказать морговая тишина.

Тадао подошел к нему, наклоняясь к телу и долго разглядывая, сказал:

— И взаправду, так не выглядят легкие утопленников, такие чуть ли не полностью заполнены водой.

Изуку взглянул на работника морга, предположив:

— Логично предположить, что она умерла не от того, что захлебнулась, из-за трупных пятен. Но! Но тогда, у нее все равно бы в дыхательных путях была вода, — постукивая ногой по полу, указал на парня молодого взглядом, приказал: — Вскрой ему грудную клетку, посмотрим, что плавает в легких у него.

Тот последовал словам, по подобию его скальпель впил в хрящи, видя по ним. Для того, чтобы вскрыть грудную клетку, нужно отделить грудину. Надавливая левой рукой на нее срезать хрящ за хрящом, силу соразмерять надобно, чтобы не повредить легочные стенки и не погрузится ножом слишком глубоко. Изуку даже с ребрами отличия в легких видел, и в остальном не лучше. И без того живот разодран ножом, почти все ранения проникающие (с повреждением брюшины). В большинстве повреждена толстая кишка, но это потом исследуют, пока с легкими и сердцем работают они.

Грудину вскрыли, открыли органы, на глаз видно, что у него то жидкость есть. Замычав, шепнул под нос:

— Этот — утонул… — встав в бок о бок к парнишке, продолжил, — Ладно с этим разберемся, это не твоего ума дело, нам нужно взять вторую пробу крови уже не посредственно из сердца. Фиксируем любые нарушения в грудной области, — Обводит ладонью свою грудь. — Уже после, разрез продолжим и осмотрим брюшную полость. В таком направлении и должны спускаться патологоанатомы и судмедэксперты во время экспертизы.

Отодвинув края легких от сердца, устанавливают, имеются ли сращения, после кровь наконец берут. Изуку каждый свой досконально объяснял, от того как осмотр зрительный идет, до того, как взвешивают органы. Затем, они повторили ту же самую процедуру и с брюшной полостью, такими как селезенка и кишечник, он пояснил на этот счет: «Иногда, частично переваренную пищу могу использовать для индикации времени смерти». Также используя шприц, по принципу взятия крови из сердца, из мочевого пузыря мочу взяли. Проверив череп на наличие травм, верхнюю часть черепа срезали, проведя процедуру похожие на прошлые: взвесили мозг и провели осмотр.

Пока Тадао с парнем зашивали все раны, патологоанатом все пояснял на этот счет, Изуку раздумывал на счет полученных результатов, вновь пересматривал ее паспорт ища страницу с обозначением причуды.

«У нее ничего не записано… Но и то понятно, такое введено недавно, а ей паспорт менять не скоро. Надо будет посмотреть по регистру, что у нее там, не может быть так, даже с разнообразием причуд, чтобы организм действовал по-другому, чтобы все правила менялись».

Он был прав, в их мире, не смотря на силы продолжали существовать болезни, травмы, тело продолжало работать в точности, как сотню лет назад. Люди умирали и рождались. Если мутация с силой повреждала организм, то при лечении или анализе доктора и другие специалисты скрещивают строение человека и добавляют, например, животные особенности или не пропорциональное распределение органов. Даже если человек настолько изменился, что выглядит машиной внешне, то это не означает, что у него вместо сердца, качающего кровь, мотор. Не означает и, что он сам из железа состоит.

Причуды в медицине иногда ухудшают ситуацию.

«В легких нет воды, органы не повреждены, у нее нога и мелкие царапки. Розмари отличи от Давида в цельности. Если их один человек убил, то почему так странно?»

— А если тут два человека? — спросил он патологоанатома.

— Возможно, может вообще совпадение и их смерти звеньями не связаны.

— Тут утверждать нельзя, много общего.

В ответ пожали плечами, начав убирать тела в холодильник. Пока занят один мужчина, к нему подскочил другой, держа в руках небольшую стопочку. Парень выкинул халат, перчатки и все одноразовые меры защиты, тем временем Изуку сам при параде в крови стоял, как какой-то доктор-убийца, что недалеко от правды, из-за горы трупов, находящихся вокруг. Удивленно глазами водя по сероватым буквам, застопорился не вдупляя, что от него хотят.

— Мистер Акатани-сан?

Встряхнувшись, кивал головой забирая протянутые бумаги:

— Да, да, сейчас… Есть ручка? — Ему мигом дали ее, и Изуку продолжил, — С практикой справился, молодец, чего только в университете пропустил ее?

— Все места забрали, и я…

— Ладно, ничего страшного Харакири, — он только прочитал имя из отчета для учреждения, — Как я помню, тебя только на работу в комиссии взяли?

Парень кивнул.

«Странная фамилия, Харакири, в буквальном переводе означает «вспарывать живот».

— Ты японец?

— Нет, я сюда к десяти годам переехал.

— Просто тут считается, что имя человека влияет на его судьбу, а перевод фамилии несет помысел другой. Те же числа несчастливые не встречаются в фамилиях.

— А, ну в это я не верю, так что внимание не обращаю.

Кивая, ставит подпись и отдает бумаги.

— Это твоя первая практика? — спросил ненавязчиво, выкидывая в мусорку халат.

— Нет, но нас к телам не подпускают обычно, мы наблюдаем за чужой работой.

— И на что они надеются? Где опыт получить? Не посредственно в работе, чтобы совершить множество ошибок, когда за тобой никто не следит? — Цокнув языком, брезгливо оттягивает плотно натянутые перчатки, продолжает. — Ты видел, как у тебя тряслись ручонки, понимать на теории и делать самому — это вещи разные.

Поправляя одежду и прическу, добавил, следом уходя из «операционной»:

— Добро пожаловать в комиссию, доктор для мертвых душ.

Сообщив трем работникам о надобности отправить пробы крови, ткани и мочи на экспертизу, безмолвно стоял в лифте, поднимаясь в свой офис, крутил меж пальцев USB-флешку, с горсткой информации. Его ранило сильнее, как ножом, что, посещая Тартар на регулярной основе, он не знал, что происходит. Не знал о личных встречах. Тут фактически можно на него вину свалить, из-за не общения с главой и попадание в учреждение через сторонние личности и людей. Но вспоминая Цукаучи Наомасу, под кодовым именем настоящий человек, который последние месяцы занимался разоблачением людей на лжи, вспоминаешь, что он то контактировал с главой с глаза на глаз и прямо через него, с согласованием с ним, переступал порог Тартара, однако, и при таких обстоятельствах и просьбе сообщать о всем что происходит с 1504, ему ничего не сказали, не обозначали о личных переговорах.

«Но ведь это не происходящее с ним, не сообщают же, что охранники вступают в его камеру», — размышляет сознание отдельно от него.

«Сказали, очень радостно, когда им понадобился детектив, до этого, этот некий детектив, не имеет ни цены, ни статуса», — разум полон разных голосов, продолжающих дискуссировать. Изуку понятия не имел, слышал ли сейчас свой голос или сторонний, может это замкнутость внутренняя, как ему рассказывали, полный уход в себя, но точно сказать сложно.

Двери лифта растворились в тихом мандраже, волнений перед стартом. Стоить делать шаг, как вступает в без словную суматоху жизни, погруженный в размышления, поглядывал на людей со странным взглядом. Стоило пройти человеку мимо и время замедлялось, Изуку старался узреть все, что показывало лицо, но стоит другому отойти на шаг дальше, уйдя из поля зрения, как забывается все. Ему сложно объяснить эти моменты, внутри слишком много эмоций желающих выйти наружу, но клеймо усталости и прочей фигни не дает. Все пошло не по плану, это начинало вгонять в стресс. Он думал, что все под его контролем, а оказалось, что нет.

Только сев в кресло свое, выдохнул спокойно, в знакомой обстановке, в привычном положении вещей. Чуть постукивая ручкой по столу, отбивая ритм сердца своего, создавал некий шум, он не мог найти свои наушники, поэтому компенсировал в других вещах.

Кружась в кресле, подогнув ноги под себя, продолжал играть ритм теперь по папке зеленной с фотографиями и заключением судмедэкспертизы, составленным Мэзэру, он успел еще при выезде из морга фотографии почеркушек о вскрытие отправить ему. Читая все те слова, что и без того ему знакомы, он скучал, голова занята совсем другими мыслями, не помогал и отвлекающий бит. Офис весь натянут по струне, где пальцы бились о них, звуки лились ручейком, робко да неуверенно. Они искали что-то, будто стремиться выразить прежде не сказанное.

У него черта плохая — помнит обо всем, помнит обо всех словах, сказанных выше. Вот и сейчас сидел в оковах одной фразы пущенной из уст чужих

— Год… — пауза и круг вокруг своей оси, глаза бегают по стенам, ища ответ. — Может два.

Совместив ладони, подпер ими губы, чуть ли не сразу раскинув их, указывая на фоторамку на столе:

— К…Изао год, мне одиннадцать. Что могло случится, что я готов был бы убить кого-то за брата своего? Нападение? Оно было и не раз, маловато для убийства. Больше. Глубже! Это должно меня взбесить, настолько разозлить что я не вижу выхода иного помимо убийства. — Откинувшись назад, спинка кресла за ним прогнулась, пока не вернулась назад с размыканием пружин. — Так годик или два. Что в это время произойти может? Дом родительский, ссоры в семье? Никаких слов о родственниках других. Всё ещё обида на родителей или злость?

«Тук-тук», — мелодия едкая не влезает занятую голову.

Изуку остановился на календарь смотря с указанием вверху годов, жадно глядя в дату мигом просчитал в голове легкое уравнение, выкрикнув:

— Тридцатые года! Где-то середина. Гражданская война? — вопрос отправлен в никуда, а немой ответ из головы последовал мигом. — Нет, рановато, двадцатые или десятые тогда? — качнув головой бок, задумчиво надул губу, вспоминая, — Принятие участия в войне на стороне Антанты. Стрессовая ситуация, но не для убийства кого-то ребенком.

Изуку не брал в расчет участие в действиях военных из-за почти полной неподачи информации в общественность по причине не чувствования угрозы со стороны, принятие и поддержка в войне специфична, писалось после, что граждане даже не подозревали, что их страна ведёт войну. Да и считается, что солдат — это орудие и он не является убийцей.

— Убийства без причины не бывает, если не случай несчастный. А тут прямое намерение убить. Только на ум не пришло, а так бы мог.

«Тук-тук» — второй раз раздалось в глуши кабинета.

— Нельзя знать намеренья человека, — тихо шепчет он.

«Можем только фантазировать и предполагать, — дополняют мысли, — Но пока человек не скажет сам свой мотив, все это догадки. Можем знать только свой мотив, почему что-то сделали».

Дверь затрещала, при повороте очередном Изуку встрепенулся, обернувшись, говорит:

— Пап?

Тут то понял, что он далеко даже не умный человек, а идиот. С вероятностью наблюдения за собой, родственников упоминает. «Ну хоть не по имени назвал…» Вздыхая тяжко, склоняет голову в похожем жесте на мужчину, руки которого быстро закрывали за собой дверь. Да после оперся тот о чуть торчащий край косяка, ожидающе смотря на него. Их молчание могло продолжаться долго, в том числе и гляделки. Спустив спустя долго время ноги со стула, отряхивает штанины, расправляя их. Папка на столе прямой повод для расторжения игры в гляделки, взгляд отца его спустился ниже и прошелся по открытому листу издалека.

— Взялся за дело новое?

Изуку кивнул, закрывая ее.

— Ты же только с больничного ушел, да и сам говорил, что это дело не для тебя, — напомнил тот, ближе к столу идя. В руках его быстро папка оказалась, пальцы словно ветром махом пролистывали страницы, бегая глазами сверху вниз.

— Никогда не поздно забрать его себе, — пожал плечами он, продолжая крутится в кресле большом, да посматривать на фотографии. Может и не дали ему закончить мысль вслух, но кто мешал осмысливать ее?

— Мне твой брат сказал, что… — начал вроде невзначай и спокойно, как пульс покойника.

Но Изуку то понял сразу в чем дело и прервал его:

— Господи, пап, я не маленький уже, перестань, я знаю, что я делаю и полностью отвечаю за свои слова и действия.

Уже хотел было отвернуться в кресло эпично, но сильная рука помешала самовольству, вернула назад. Чуть обойдя стол под его недовольное бурчание, встал все еще за спинку стула держась.

— Тогда почему этот «взрослый» попадает в передряги каждый раз? Мы же говорили, что…

— Ну да не подумал! Не пудри мне мозги, знаю я все, знаю, — закатывает он глаза. — Проходили это сотню раз. Как видишь, жив, — язвит безжалостно, почти сразу закусывая губу, тихонько извиняясь, вздыхая тяжко: — Прости, мне просто информация нужна была, лезу на рожон, хотел прочувствовать эмоции.

— Чьи? С твоим отсутствие эмпатии.

— Зато я узнал вещи интересные, — сразу улыбается Изуку, привставая с сидения уперевшись руками в подлокотники.

Задумчивый взгляд заинтересованный, и расслабленность позы говорит о многом, как и предложение по ужинать.

— Хорошо, только до девяти успеть надо.

Завершив переговоры, и оставив прежде мотобайк возле офиса комиссии, неторопливо шагал по улицам города, колоритным и ярким, подсвеченными фонарями, вывесками, украшенными афишами магазинов. Шел там, где прилавки с уличной едой издавали аромат гармоничный хлопотне, рестораны завлекали красотой окон. Архитектура центра города завораживало, снег не падал с темноты небес. Из-за множества тел, издающих тепло, приятной дрожью отдавало на душе, не промерзали ноги, руки. Множество людей вокруг мчались без оглядки, ведь почти десять вечера настало, рабочее время уже у многих подошло к концу, пора домой бежать.

Дошагав до ЮЕЙ, остановился у дверей огромных далеко не в первый раз за свои года, к экранчику подойдя, на кнопку серую жмет, ожидая ответа. Запись включилась, он видит свое лицо в отражении. Надпись на мониторе гласила, график работы, сколько пропускной пункт работает, но Изуку то знал за давно, что поздновато пришел, поэтому сразу нажал на номер поддержки, а точнее связь с директором.

Лицо то ли крысиное, то ли морда скрещивания животных нескольких, возникло перед ним. Улыбнувшись широко, вперед-назад покачивался, перекатываясь с пяток на носок, помахав в камеру. Его поприветствовал странноватый голос, искаженный динамиками:

— Ох, Акатани здравствуй.

— Здравствуйте, — протянул Изуку, сложив руки в карманы.

— Десять вечера, чего пожаловать решил? — все еще чувствовалось по слуху и видно по лицу, что улыбка имелось на лице-мордашке.

— Ах, задержался на работе, я к вам по одному делу, зам не звонил видимо?

Глаза-бусинки удивленно моргали, говор задумчивый раздался:

— Никто не звонил.

— Вот как… — «удрученно» качнул он головой, резко преисполнившись в настроение, — Ладно, у него других забот полно, пустите?

Шум и грохот, видно, что двери раскрывают все же, поблагодарив, двумя пальцами от виска стрельнув в экран двинулся чуть дальше от экрана шепча, вернувшись в маску безразличия:

— Ага, конечно, зайду еще, времени и без вас в обрез.

«Не чувствует дёгтя в меду льющегося в уши», — бурчало сознание на идиота, купившегося на это не впервой, конечно в другие случаи другие слова были, но все же, что правда то правда. Ему по горло хватило тех пару встреч, сейчас другой из этой же пьесы объявился.

Экран отключился, заходя не территорию ЮЕЙ, осматривался по сторонам, вдали виднелись общежития, окна горели, черноватые силуэты бегали из стороны в сторону. Дороги проложены, фонарики малютки-шарики по краю стояли, в горстках снега утопая. Новогодняя атмосфера ощущалась, по виду общежитий тех же, и вывески над входом здания учебного.

Дверь высокая за дверью следует и дальше в последовательности единой, план зданий помогал с ориентироваться, указатели не давали заблудится. «Ему не нужно, пожалуй, знать о не прошенном госте в здании его».

По дороге он подцепил Сотриголова, начав идти вровень с ним.

— Как она? Все хорошо? — обеспокоился мигом Изуку.

— Улучшения видны, но она все также тиха и замкнута и не важно, одна или в толпе.

Изуку вздыхает грустно, спрашивая:

— Как вас восприняла? Вы же пару раз встречались, не боялась?

— Сложно сказать, она в первый день вообще хотела домой, да и ты не звонил, так что утром она тоже нервничала сильно, но ее успокоили, — размышлял мужчина.

— А как причуда? Проявлялась или нет? — сказал он, вспоминая сильный страх и беспокойство на ее счет, что Эри ее боялась и не принимала, хотела от нее избавится.

— Нет, пыталась ее на ящерице использовать, но увы не вышло, — пожал плечами Айзава, сонно пошагивая руки в карманах держа, — Она говорила, что только с тобой может ее использовать, что не боится, — взглянул на него он, посматривая на лицо.

— Это уже психологические установки пошли, — подметил с отчуждённостью Изуку.

Пару шагов до двери, Айзава говорит, остановившись на открывании ее:

— Тебе мистер незу ждет.

— Кто я такой чтобы к крысе гению идти, мне хватило этого мозгового штурма на сегодня, — фыркнул напоследок.

При раскрытии входа, на лицо зеленоволосого расцветает широкая улыбка, видя, как Эри носится одну по комнате с зелёным зайцем, имитируя его прыжки с приземлением и удары ногами, радостно смеясь, играясь с игрушкой плюшевой. Легкий шум, заставил ее встревожиться и обернуться назад, остановившись, но тревоге не долго быть. Увидев его в проеме, позабыла обо всем и сорвалась с места, крича:

— Папа!

Он ловит прыгающего зайчонка разом на руки, посмеиваясь расцеловывает ее щеки, радостно спрашивая:

— Эри, как ты тут моя малышка?

— Айзава-сан со мной поиграл в детектива где он зло…

— Злоумышленник?

— Да! А я и мистер Шерлок пытались его поймать, используя ум и причуды кролика!

Изуку улыбался мягко и тепло смотря на зеленного зайца, Эри привязалась за короткий промежуток времени к игрушке и таскается везде с ним после своего дня рождения, имя кролика специфично из одноименной книги взято, под девочку как раз. Со стороны казалось без обидным все, но от памяти своей хорошей, плоховато на душе становилось, от всплывающих, узнанных моментов.

— Мне даже косички сегодня плела… — замолкла девочка, прикусив губу и нахмурившись, задумавшись.

— Немури, — напоминает Айзава стоя в проеме о косяк прислонившись.

— Она мне еще заколки подарила! Они у меня в рюкзачке, — щебетала и щебетала Эри в его руках вертясь от переизбытков чувств и эмоций.

Изуку крутился с ней на месте, крепко держа и улыбаясь, впервые за два дня он ощущал на душе спокойствие, на тот момент позабыл «свидание» в Тартаре.

— Какая ты у меня умничка, — Целует в щеку, — Все успела сделать, но нашему маленькому детективу и её другу Мистеру Шерлоку пора домой.

Попрощавшись с Айзавой и поблагодарив при тысячи раз его, из школы вышел в темноте небес идя. Девочка спокойно на руках его лежала, обняв за шею и за спиной играясь с зайцем. Домой они ехали на такси, не успели до дому доехать, как дрыхнула уже малышка крепким сном, в самом крепком сновидении была. Неся ее до дому на руках, поправлял рука ее длинные волосы белые, выпирающиеся из-под шапки, и куртку красную, подол платьишка, испачканный красками, выделялся разнообразием цветов в монотонном образе. Изуку надивиться не мог ею, ласка и забота к маленькому существу так и перла ведрами.

Тихонько открывав дверь квартиры, аккуратно несет дочь в комнату, у кровати снимая её обувь, укладывает, целуя в лоб шепча

— Спокойной ночи маленький детектив.

Тихо покинув покой, закрывает дверь, бесшумно, словно летая до комнаты идет своей.

Погрузившись в грозы размышлений, редактировал файл с конспектом встречи, где удалил пару фразочек не нужных, и многие слова о младшем брате Все за одного, но так, что мысль оставалась неизменной. Череда однотипных редактур, привела к профлайлингу, основные правки — это аспекты услышанных убийств. Все суть то дела в расширение возможные причины, характеристик, наконец обозначении имени пятого пользователя, удаление упоминания об Один за всех, оставив только для себя замечания и пояснения о личностях.

Головные боли, головокружение, тремор, спутанность сознания, и тошнота, запитая кофеинов и табаком — раньше была для него привычным кружение по течению времени. Но допился до того кофе, что передозировка произошла и чуть ли не полное отвержение организма кофеина. Из сего списка, при нем осталось все соседи по житию, одно кофе похоронено в начале десятых годов.

Редактура сменилась на переписку мигом, где ему уже сообщали о том, что получили ордер на обыск квартиры Розмари, что завтра придут результаты анализов, что завтра то-то, то-то… Изуку измученной растекался в кресле, легкие переписки и общения с людьми уже утомляли, именно поэтому, еще с двадцати двух у него появились люди занимающиеся таким за него, действуя от его лица.

Все же есть люди, что готовы общаться только через него, вот и сейчас, звонок к полуночи раздался в телефоне.

— Здравствуйте, — сжав пальцами переносицу сморозил Изуку.

— Здравствуй Акатани, — знакомый голос, дающий понять и без подписей экрана с кем он говорит.

Замычав, задумал отчаянно: «Они же тоже знают уже все!»

— Как понимаю, говорим о вчерашнем?

— Читаешь и без лица, Акатани, — хмыкнули на конце, подтвердив его слова.

— Дело опыта, как понимаю, вам нужен разговор или уже выведенная информация?

Изуку молился, чтобы те услыхали на словах, не смотрели ни записей, ничего. Чтобы просто сказали как-то им: «А вот он был у Все за одного, был допрос…» Никакого эпатажного момента.

— А уже есть заключения?

— Не говорю, что прям все… Но что то новое добавил, но маловато, пока не работал над этим, выгоднее отработать полностью. Но конспект разговора сделан, там есть интересные моменты, которые…

Его перебили на полуслове:

— Замечательно, отошлёшь? Аванс помнишь, будет хоть сейчас.

— Нет, конечно я отошлю, но психоанализ, знаете, не готов, примерен, с ним все сложно, — пытался объяснится он, вспоминая множество листов и файлов на компьютере состоящие из анализа поведения, невербальных знаков и т.д. Изуку множество раз добавлял моменты новые, тем более в последние год после объявления Все за одного в свет после четырех с лишним годов отсидки в тени.

— Хорошо, контакты есть куда присылать?

— Да, да, отошлют все, я о другом хотел сказать, сейчас новое дело намечается помимо других, и нужно спонсирование, мы и без того в последнее время брали деньги из «казны» комиссии и это несет убытки сильные.

— Что за дело?

— Убийства, не связанные со «злодеями», а скорее с однодневной преступностью.

— Это все равно злодеяние, — напомнили ему, заставив закатить глаза и бурчать:

— Ну не люблю я эти звания герой и злодей, очень обширные понятия, не точные и сующие под эти слова абсолютно все.

— Хорошо-хорошо, — хихикнули на конце, — зови как знаешь, а все же, что насчет дела…

— Переговорите с представителем, он вам все расскажет, доброй ночи, — отвязался он.

— До встречи Акатани, так ведь ты себя зовешь?

— Да-да, до свидания.

Отключился секундным нажатием пальца по экрану, вздыхая тяжко, откинул телефон, отключив звук. Закрыв лицо руками зашептал:

— Ведь так ты себя зовешь… Давно работаем, а этот крутит и крутит слова, — Изуку кривлялся, эмитируя собеседника: — Ведь так ты себя зовешь! — голос саркастичен, движения театральны и импульсивны. — Да зову, достал!

Стрелки зашептали на часах, говоря который час. Полностью изжав все соки из себя, по жилам, в крови, несся не только кислород по организму всему, но и сонливость с угнетенностью. Мысленный поток не переставал прыгать с нейрона на нейрон и в постели под одеялом теплым. Топот в темноте раздался и тихий гам говора в квартире, дверь в спальню-офис приоткрыли, маленькая головка белая и заяц зелёный появился. Растопырив руки, девочка держала одеяла над головой, неслась к нему, не успел сказать слова, как запрыгнули под одеяло пристроившись под боком. Моргая отчужденно, спрашивая ангелочка с красными глазами:

— Вы чего не спите зайчата? Если мистеру Шерлоку я смогу отговорку найти, то тебе Эри, нет. Что случилось золотце?

— Не могу уснуть… — тихо со смущением зашептало девочка, уж больно громко для тиши в комнате, в доме и на улицах.

— Вот как? — удивился Изуку, мягко поглаживал ее по волосам, пододвигаясь к стенке поближе.

Рассчитал закрыть глаза, как спросили тонким голоском:

— Пап… Ты завтра будешь со мной?

Он замирает от вопроса, с недоумением на нее смотря.

— Я завтра работаю.

— Но… — глаза наполнились слезами.

— Эй, — спохватился быстро, — ты чего? Я до обеда буду занят, дальше я с тобой. Завтра пойдешь на занятия, там учительница очень милая и приятная девушка, я же тебя с ней знакомил недавно, дети милые, поиграешь как раз. Тебе же тогда понравилось играть с ними…

Его перебил крик:

— Не хочу, пожалуйста, можно я с тобой пойду на работу!

Изуку отнимается язык, когда он видит тоскующий взгляд Эри. Он карал себя за отсутствие хоть одного звоночка, чтобы уверовать ее, что он будет скоро и что ей боятся не нужно. Но сейчас, пытаясь справиться с дочерью говорит устало:

— Эри, я не могу, у меня завтра встречи, ты слишком мала для этого, я не смогу с тобой быть, у меня если повезет будет, перерыв в размере получаса, но не более…

— Но пап, — сжимает с силой зайца и его руку ближе прижимается, обнимая, — Давай дома останемся, прошу тебя, не уходи! — слезы лились с большей силой.

— Эри, ну милая, почему ты плачешь, что случилось? — обеспокоился Изуку с пушим ужасом и непониманием сей истерики.

— Пожалуйста! Можно я с тобой пойду, я тебе мешать ну буду… — хнычет девочка, обнимая крепко.

Гладя ее по волосам и обнимая, успокаивает ее, с широко раскрытыми глазами смотря в темноту комнаты:

— Я подумаю, хорошо? Нужно тебе спать ложиться, нельзя так по ночам не спать.

— Но ты не спишь! — продолжает спорить, прижавшись лицом в одежду домашнюю.

— Я плохой пример для подражания здорового образа жизни, ты должна быть лучше меня и спать по ночам, — секундная пауза с поцелуем в макушку и шепот мягкий раздался из губ: — Спокойной ночи золотце, я и мистер Шерлок будет охранять твой сон, маленькому детективу нужны силы.

— Детективу папе тоже нужны… — бормочет Эри, которую чуть потрясывало от шмыганья носом.

— Да, конечно, очень нужны.