— Где я?
Слышался голос эхом в белой пустоте, впереди двое силуэтов черных. Вроде узнает, а вроде нет. На момент показалось даже, что смерть пришла позариться на душу порочную. Не видит он своих рук, не видит он себя. Прояснилось пятно, это маска оказалась, через сетку мелкую глаза виднеются.
— 0KHRjdGALg== — Шум, шум, шум. Нечеловеческий голос! Контрабасно низко, неразборчиво, но словно понимал Изуку эту речь неземную. Кивнув, вперед глядит, пятна черные залились кроваво-алым. Объяв возмездием кровавым.
«Под властью адских мук?» — пророчило сознание.
Руки собственные появляются перед ним, его ладони, залитые пальцы кровью.
—В преисподней.
Изуку не ответит, не сопротивится, сколько бы не кричал.
Он глух и нем, он — Бог, которого провозгласили с недавних пор.
Он слеп и разговорчив, он — Дьявол, всех времен древнейших.
Две персоны перед ним: Все за одного, и он сам, сидящий к нему спиной. Кудри зеленые ему знакомы. «Плохо уложил», — подумал в одночасье юноша, в бездне прибывая.
Улыбка на губах у Все за одного. Словно скальпель ему в глотку встал. Перекрыв дыханье и сопротивление.
Одинокий страж был позади, обернувшись, увидел: их было двое, но как мазки, нечеткие и черные. В этой белизне черный выделялся. Но в то же время, злодей был бледен, в белых одеяниях, одни коричневые ремни сковывали — единственный цвет в этом создании, но даже так, это существо (не человек) был ярче, ярче черных пятен в белизне.
— Черствея места я и не видал. Огненная гиена, а внизу, на двадцать первом, пройдя все восемь кругов у преисподней, восселся передо мною Дьявол, — говорит Изуку, сидящий в метре двух от него, а скорее Микумо Акатани, что давно уже вошел в роль свою. — Не думал, что увижу вас вновь.
— Хорошо, что Озэму Аоки и не тот же Тэкео Оомори, — признался он вслух.
— И давно ты не являешься собой? — повернулся резко Изуку, сидящий, на него испуганно глядя.
Железные стены, вдыхая полной грудью, чуть не падает вперед, но удерживает пара рук. Жужжание голосов над ухом, и циферблат, что узнал сразу. Лифт. «Три, четырнадцать, пятнадцать, — продолжает счет, — восемь, шесть, четыре, два, двадцать первый, нулевой». Вечностью сменяются на перебой числа, цифры. Бредя глазами по этим кнопкам, пути не зная, веками не может покоя обрести.
Его под руки схватили, ноги уже не слушались, закусывая щеку, противится желанию говорить начать. Пропали стены железные, белизной засияло вновь. Изуку смотрит на самого себя, он сидел теперь не спиною, а лицом. Головою крутя, пугается, мужчина, меньше метра от него, сидит прям рядом, но Все за одного смотрел на одного Микумо Акатани.
Он сидел на стуле, за стеклом. Светлые стены, пол и потолок. Ни малейшей тени. НИ ЕДИНОГО ШАНСА СПРЯТАТЬСЯ. Он всё время должен быть на виду. Чтобы не совершить чего-нибудь плохого. ОПЯТЬ! И одно «стекло» и стол разделяли их сейчас. Разделяли его и его самого.
— Как твое имя? — звучит раза три уж точно, даже больше, но со счета сбился он, Изуку подрагивает от этих слов.
Но больше и звука не услышал, только шевелились губы в речи злодея. Блики со стекла исчезли и стол тоже. Ему подать рукой и будет возле бронированного стекла. Шагнул вперед, но рука не ощущает ничего. «Тут ничего нет!» — слишком поздно думает Изуку. Его за руку схватили. Повернувшись, лицо мужчины видит, что улыбалось широко. На него безглазый смотрит.
— Давно не виделись, — искаженные слова грубы и резки.
Рассеивается этот «человек», перед ним их больше стало, умножили раз в двадцать уж точно. Легкую панику словил, взглядом туда-сюда глядя.
— Все в порядке, сэр? — спрашивает один из сотрудников, обеспокоенный.
Кружа головою по сторонам, понимает Изуку, что в охранной сидит в одном из кресел. Рядом Цукаучи виден, что успокаивает его. Закрыв лицо руками, тяжело вздыхает, молчит на расспросы все.
«Провокация. Не более», — напомнило сознание, хоть и неуверенно.
— Это причуда 1504?!
Через щели пальцев смотрит на то, как мотает головой Цукаучи, лицо расстроенное явно у детектива старшего. От осознания мутит ровно настолько, что это безразличным становится на людях, пока внутри страх созревал бутонами. «Черт!» Внутри гнилое порицание к себе. Ботинок отбивал нервный ритм по полу, слегка посматривая по сторонам, знакомое лицо главы видит. Потянувшись к карману, телефон достает, время смотря: 00:00. «Как удачно то достал». Телефон балансировал на пальцах, из одной руки в другую перепрыгивая.
«Насколько поверили насчет Тошинори-сана?» — подумывает не скромно Изуку.
Эмпирично понятно им двоим, никому более. Вздыхая, наконец зажимает кнопку устройства, отключая запись. А на экране телефона отразилось сразу:
Запись завершена. 32 минуты 15 секунд.
— Мне записи нужны, — поднимая голову, резко шепчет Изуку. Реакция не заставила его долго ждать.
— Сэр, мы не можем, это против правил… — глаза Дзюнъити Куросавы мотались по каждой стороне. — В протоколе написано, что на руки не выдаются они.
Изуку закатил глаза, вставая, делая шаг ближе к мужчине.
— Мне все равно. Неважно, копии или оригиналы. Записи допросов, кардиограммы, мне нужны сейчас же. А также мне было бы интересно послушать, что же вы там обсуждали такого интересного. — Изуку видел эту нервозность, что присутствовала из всех у одного главы.
— Оригиналы и даже копии выносить нельзя отсюда.
Он мгновенно стер с лица приветливое отношение, повторяя:
— Мне это не интересно. Мне все равно, что можно, что нельзя у вас тут. — чуть ли не впритык подходит, в глаза смотря, в безразличие роли войдя. — Тридцать пять лет работы… — вспоминает он. — И как давно с заключёнными на сделки идем? — внезапно говорит нашумевшую мысль, улыбаясь от освобождения одних из множество несказанных из приличия слов.
Но взгляд быстро убежал от него в сторону смотря. Изуку туда же глянул, хмурясь сразу, видя экраны и ухмылку острую на лице Все за одного. Замолк на пару секунд, всматриваясь, задумываясь. «Он наблюдает?» Слова опять застревают комом в горле, эта доля того, что скажет, то, что услышать не захочется. Все это раздражало уже его. Глава хоть и заикнутся пытался, но перебивает он:
— Мне обиднее всего, что за это мне и не заплатят.
— Заплатят? — удивленно восклицает мужчина.
Кивает Изуку, продолжая:
— Так как я видимо пришел сюда не по протоколу. Без нарушения правил и всякой подобной ереси. Ведь так? Ведь никто не пошел на переговоры, никто не попался на уловку?
— Сэр…
— Раз уж вы не желаете записи отдавать, то оплатите мои услуги, что я провел допрос в такой час, хоть и мой рабочий день закончился уже давно. Или вы все же можете перестать паясничать и отдать их мне, — улыбается он, вбок поглядывая.
Лицо эмоциями изменялось у злодея, что не лучше. Обратившись к одному из охранников, сидящих около экранов, к нему идя, сумку схватив, просит:
— Скинь мне запись и кардиограмму.
— Хорошо сэр, но это времени займет.
Телефон на стол положил и из сумки провод достал, протягивая работнику, продолжая разговор с главой.
— Надеюсь, вы не против, если я пару людей своих сюда отправлю? — Изуку задумчиво мычит, ухмыляясь, поворачивая голову на мужчину. — Двух? Трех?
Глава шокировано смотрит на него:
— Но…
Перебивая его, взмахнул рукой, твердит:
— Вот и славно, ожидайте пополнения завтра. Это ведь не доставит проблем?
Он знал, что не бывает случайных событий. Все же рано или поздно он разделается с тайной этой или же тайна разделается с ним, раз и навсегда. Ему не нравилось это, то, что понял со звонка, всю странность планирования встречи. Он, наверное, верил лишь в неизбежность встречи со злом. Но не в непобедимость зла.
Оперившись о стол, посматривал на телефон, за загрузкой наблюдая, скрестив руки, постукивая пальцами по локтям. Наспех желал он оставить касание контуров у стен, пока явь не проломится сквозь разум и раздумья. Серость стен обрастала шорохами, колкостями и плесенью. Все не уходило от его внимания.
— А зачем вам записи? — вдруг спрашивает Куросава.
— Увидеть новое. Чтобы не расстаться с рассудочностью, — бегло отвечает Изуку, забирая телефон.
Но спокойствие его усмешка тихая прерывает. На экран взглянув, прищурился, забирая телефон, к микрофону подходя, кнопку зажимая, говоря напоследок:
— Подслушивать плохо вообще-то.
Изуку из рук забирает провод для зарядки, в портфель пряча. Немедля идет и хватает свое пальто, едва мимо Цукаучи прошел, как тот взглянул, сказав:
— Я тут еще задерживаюсь, так что остальное занесу.
За пределы ступить успел, как на ходу пальто надевает, застегивая поспешно, проверяя наличие трех ключей в потайном кармане. «Все на месте». Ноги сами шагают к краю, к выходу из Тартара, из глубочайшей бездны, находящейся под царством Аида. Шел, не шаркая, чтобы потом с дорог не стирали лишнюю кровь в ночи. К дверям подойдя большим, встречают его двое работников и открывают их. Створки словно скрипят на музыкальный лад, петли не стираются которые года, но теперь морским бризом то дышит и облегченно идет к машине. Сел и пристегнулся, вставив ключ зажигания, как на телефоне в подстаканнике высветилось сообщение новое. Взяв, видит от кого пришло.
Цуки: Осторожней будь. 00:11.
Я: Хорошо, не думаю, что и за рулем эта фигня будет. 00:11
Цуки: Я про то, что не стоит этому черту дерзить. 00:11
Я: Ну я вроде пережил. 00:11
Цуки: Не думаю, что охранники тоже. 00:12
Цокнув языком, в зеркало глянув, шепнул раздраженно под нос:
— Надеюсь глава тоже.
И отправился в дорогу, машину заведя и педаль зажав. Сделав поворотов пару, выехал на дорогу, длинную и холодную, окруженную с двух сторон водой, что шла вперед, где не было и поворота одного на протяжении многих километров, поняв, что скучно, потянулся к сумке, лежащей на сиденье возле, доставая провод сверху завалявшийся. В разъем вставив возле магнитолы, на дорогу посматривая, запись включает, сразу голос прозвучал:
— Конечно, уж слишком много шума напустила твоя личность.
Изуку, нахмурившись, взглянул на экран маленький, глаза на времени замерли, а после вернулись на дорогу, пустую и освещенную фарами его и подсветкой по краям ее.
— Но как же мне звать вас, детектив?
— Да к черту это, — резко высказался он, останавливая запись. Вместо этого, музыку включает.
Вперед засматриваясь, уже какую песню слушал, постукивая пальцами по рулю. Свет фар шел грубой полосою света, и десяти минут не прошло как уехал, а уже желал увидеть огни и очертание города знакомого. За спиной уже пропал давно тот мрачный силуэт Тартара. Небольшие волны ударялись о дорогу, брызги разлетались во свету. Блики на воде красиво отсвечивались, показывался мазками силуэт машины и дороги.
— А если я засну за рулем, то я утону? Хотя… Там же рефлекторно просыпаешься при попадании воды в гортань или в носоглотку. Но это не поможет, если в городе засну, — рассуждал сам с собою Изуку, посматривая вокруг на огромные просторы вод.
«А до сих пор ли наблюдает Все за одного?»
«Смотря как смотреть», — влезло сознание в диалог.
«Он ждал меня, а поиск имеется, в Тартаре же наблюдал», — рассуждал Изуку.
«Но с другой стороны, что тот сейчас узнать может?» — напомнило сознание.
Изуку нахмурился, в зеркало смотря и руль зажав. «Цуки прав. А ты не умеешь держать язык за зубами», — порицал сам себя, смотря на недовольное лицо.
Подъезжая к дому Бакуго, тормозит, припарковывая машину. Застегнувшись, поправив шарф и сильнее натянув воротник водолазки на горло, отстегивается, хватая сумку и телефон с проводом, и, торопясь, достает ключ от машины, закрывая ее. По тропинке пройдя, к двери дома подошел, но вместо того, чтобы стучать, пальцами приоткрыл щель маленькую, сбросив туда как можно аккуратнее ключи. «Славу богу, что почтовый отсек низко находится».
Путь его шел дальше пешком, до самой двери квартиры. Достав ключи, отпирает дверь.
Своеобразный способ войти пафосно, убрать ту тяжесть с плеч, получить контроль над собою и действиями своими, едва информацию получив — это скинуть с себя ботинки, куда-то бросить по дороге, как и пальто, оставить там валятся, взять сумку и достать контейнер с едой холодной. А глаза слепы, идем на ощупь, до самой комнаты, чтобы на кровать присесть наконец-то и включить лампу.
Его состояние — деление на ноль. А способность жить — умножение на ноль. Но ответ один. Чувствам лишь одно имя — погибель. А сердце заклеймить бы, навеки предателем назвав.
Открыв контейнер, с жадностью глотал остатки риса и овощей. Чуть было закончилось все, как на пол поставил ближе к стенке и потянулся к сумке, чтобы телефон в руки взять, а также записи. На телефоне высветилось сразу: 2:12.
— Как же точно по времени я сказал, — прошептал Изуку, растягивая туго затянутый ремень брюк, вставая.
Ремень с лязгом упал на пол, пока шел к столу в носках. Схватив полноразмерные наушники, на голову нацепил, включая, почти сразу к телефону подключая, на полу засев с сумкой в ногах и мобильником в руках. Открыв записи, достал руку, спрятанную между корешком и листками бумаг. Включая запись его собственную, чтобы мозг освежить, чтобы вспомнил, о чем же они говорили, но в сердце поет песнь протеста. Пока внутри что-то так и шептало, — «И выбор ваш и только выбор ваш, если и хотите, то размышляйте». Изуку помнил, что сам сказал. «Вы меня ждали». А в наушниках ответ раздался:
— Конечно, уж слишком много шума напустила твоя личность. Но как же мне звать вас, детектив?
— Акатани Микумо.
— Акатани Микумо… — повторял он вслух, зажмурившись на мгновение слыша:
— Ложь.
Они оба видимо имена друг друга узнать хотели. Эта перепалка с расспрашиванием имен, закончилась раздражением и словами:
— Здесь я следователь, а не вы. Сами требовали на допрос меня позвать, а в итоге пытаетесь мое имя выведать, хоть его я вам и назвал. Об уговоре не забывайте.
«Да… Только кто этот уговор составлял», — уточняет сознание.
— Я вообще не должен был быть там, — уныло шепчет Изуку, крутя между пальцев ручку и глазами по каракулям бегая. Первое, на что его глаза натыкаются: Сдача двух группировок, мог ли он так поступить и с Лигой, если понадобилось бы ему?
«Те тоже были под крылом Все за одного. Но менее ценные, походу, да и это трюк, чтобы теперь меня вывести из укрытия. Ну хотя бы людей ко мне не подсылал».
«А мог», — соглашается с ним сознание.
— Вы читаете мои мысли.
— Ваши мысли?
— Если бы… Все было бы намного проще, — обдумывал Изуку, слегка свесив голову и по-другому сев, поправив водолазку, вытащив ее из-под брюк, немного приподняв. «Интересно, насколько можно запутать мысли? Что не откроешь соцветие цветов красочных, чувств и тайн».
— Хотя легче тогда будет такое прятать при себе, за такими печатями бессмыслиц и странностей, чтобы никто никогда и догадки не строил.
«Душу можно спрятать за мягкой тенью, а вот сердце, у него ограниченный обзор. Бьется или не бьется. Быстро или медленно гонит, не терпит преград и разливов», — продолжает сознание за него.
— Так вы знаете, что он внук Шимуры?
— Конечно, я с начала боя в Камино поблизости был, тем более Всемогущий сообщил мне это.
— Ты наблюдал за мной?
«Да». Хмурится он, прислушиваясь к голосам в наушниках, пытаясь отогнать подальше мысли. Но одна проскакивает сквозь разговор о детской пакости Всемогущему. «Он прыгает с ты на вы, — это подмечено было еще и во время допроса им, но сейчас он больше об этом думал, — по краю полей прыгает, пытается понять, к чему принадлежу я», — усмехнувшись, Изуку пометил это тоже в черновике.
«Стоило на середине тогда уж стоят», — смеется сознание.
— Тут невинен я, как агнец, закланный за наши грехи…
Едва начал Все за одного в наушниках говорить, как опять задумался он. «А как убийство в семнадцать скрыл? Интересно, что это за девушка была». И как раз вовремя тот заговорил о ней, в двух предложениях. Но для него самой интересной фразой была: Я мог стать восьмилетним или девятилетним серийным убийцей, но мысль об этом тогда не приходила мне в голову.
«Его младшему брату тогда было год или два, но тот болезненным был. Кроме брата не упомянул никого из родственников, так что причина не ясна, почему мог стать в таком юном возрасте уже серийным убийцей».
Изуку продолжал это слушать все, почти без посторонних мыслей, даже когда дошел до расспросов о том, как он близок со Всемогущим.
— Сэр, меньше пяти минут осталось.
Даже сейчас его радовали эти слова. Прям облегчение на душу. Но последняя фраза Все за одного прозвучала как решающий удар по нему:
— Я бы хотел сразится с тобой по-взрослому, где нет места ребячливости.
Закрыв лицо руками, слушал переживание и попытки охраны вывести его. Но потом раздался голос, которому был удивлен:
— С ним все в порядке?
Удивленно распахнув глаза, прижал сильнее к ушам наушники, моргая часто, пытаясь понять, правда ли или с ума сходит уже.
— Что случилось?
Замерев, руки расслабились, стягивая наушники, но даже так раздался крик из них, уже не прижатых к его ушам.
— Что с ним?!
Остановив запись на 21 минуте и 2 секунде, вздохнул устало, на ноги поднимаясь. Телефон оставив на полу, пошел к выходу из комнаты, по темному коридору, слегка касаясь пальцами стены, чтобы не упустить поворота и двери. Включив свет и дверь открыв, в ванну входит. Сразу стягивая с себя водолазку, легкий удар по подбородку напоминает ему, что нужно снимать устройства прежде, чем снимать одежду. За водолазкой полетел и низ, включив воду, в ванную залез, но так, что струи разбрызгивателя на волосы не попало. Не думая, Изуку пальцы под бортик ванны сует, доставая оттуда пачку сигарет и зажигалку.
Трапеза, знакомая ему. Он один. Опять и днем и ночью работает, а после идет в ванную и отдыхать дает себе немного, а дальше в бой снова.
Зажег огонь, закурил сигарету. Пока дым по кудрям его плел собственные косы. Между пальцев плавал и во рту. Пепел падал на днище ванны, на ноги его босые. Остался окурок мелкий, так под воду подставил, чтобы потушить. И после обряда к помывке головы приступал и полностью под воду погружался. Что мысли лишние в сток смывались, как и окурок и пепел мелкий, который даже на пальцах, трясущихся остался. Дальше шли этапы мытья кудрей. Он яростно не желал быть пухом. Так что и лосьон приходилось наносить и маски всякие. Даже когда из ванны на кафель ступил босой и нагой Изуку, еще минут пятнадцать: расчесывал, потом сушил, в параллель укладываясь. Главное. Без пуха.
Ему оставалось только снять наконец это устройство с водолазки и кинуть все стирать, иначе завтра так и пойдет нагой. До комнаты, пошатываясь, дойдя, к шкафу лезет, ища футболку уже дряхлую и что была больше его раза в два, пережила кучу пятен и нервотрепки. В тихой темной комнате, без одежды — в наготе стоял. Шорты вместе с нижним бельем нацепив, без особого желания ноутбук в руки взял и потащил к месту работы на полу. Сел туда, как прошептал устало:
— Снова в бой. — слегка взмахнул рукой.
И каждый раз, как будто ад. Включая ноутбук, подключает к нему телефон и наушники в придачу. «Видеозапись на ноуте, а кардиограмма на телефоне», — быстро распределил он. Посыпались на голову звуки клавиш. На экране показалось сразу с трех ракурсов камера Все за одного. За момент до того, как вошел. А оскал уже имелся, словно бы его так и растерзали на клочья в ту секунду. Чуть поигравшись с приближением везде сделал, что злодей близко, ему не нужны были лишние белые шумы или он сам.
Изуку понимает, что переступил порог камеры, когда повеселел мужчина, распевая:
— Оу-у. Я конечно мог предположить, что это ты, но не стал по причинам каким-то там, уже и не вспомню. Ты же в той толпе, в том обществе, как белое пятно. Ни униформы, ни герой, ни гражданин обычный, таких не подпускают близко к аресту, тем более сопровождению до Тартара. Какая милость нашей встречи.
«Действительно, какая милость. Лицом к лицу едешь, пока ты не спускаешь взгляд, а я глух и нем, не умею говорить и отвечать». Его передергивает слегка от брезгливости.
«Хотел кричать, да больно. Больно относительно покоя. Боль-то относительна. Относительно спокойна, пока не перешла в навязчивость», — призналось сознание.
А Все за одного так и осматривал его. Глянув на телефон, лежащий рядом, видит: из брадикардии на скачки ритмичные и нерегулярные перешли. Изуку точно помнил, какой была полоска кардиограммы, даже хуже медленного, даже меньше сорока, почти всегда еле видные скачки.
«Предсердечная тоска», — хотелось пошутить сознанию.
— Конечно, уж слишком много шума напустила твоя личность.
— Знаете, пресса часто капризна.
«А людишки любят послушать сказки», — продолжает сознание. Это все что ему хотелось ответить сейчас, слушая эту фразу уже в четвертый раз за последние часы.
— И всегда. Хочет большего, — дополняет он.
«Так хочет мое имя узнать». Вздыхает уныло он, вспоминая о десятке карт и удостоверений. «Могу другое предложение, раз уж Акатани Микумо не устраивает». Но расслабился резко злодей, откинувшись назад покорно, едва напомнил об уговоре, улыбаясь.
— Но что же вы хотите спросить, мистер следователь?
Небольшая мелодия была слышна лучше на записях с Тартара.
— Лига злодеев является одной из ваших группировок?
— Нет, я не связан с ними. Они как собственное творение.
Записи раскрыв, вновь за ручку берется, собираясь записывать моменты реакций злодея на новом листе. Грубо расчертив на две половины, глаза поднял вновь на экран. О философии они говорили, где его так и отпустили, давая возможность сказать то что на уме давно. Он не знал, то ли не может при себе держать что-то или кто-то и причудой мог вынудить говорить то, что хотел.
— Ты наблюдал за мной?
— Отчасти, меня больше герои и другие люди волновали.
Мужчина так и поник, на записи это даже четче видно, руки напряглись в рубашке смирительной, натягивая на плечи туго ткань, что ему казалось скоро порвется.
— Какой интересный, однако, у них работник. Комиссия славится доведением работников до изнеможения, а если не справляются, то их быстро выбрасывают оттуда…
«Что правда, то правда. Но реформы никто не отменял. Но слава прежняя осталась, хоть и лучше стало все, да и отношение получше». Изуку усмехался на первые слова. «Интересно, под чьим я же крылом работаю? В каком отделе? Эх, вообще не ясно».
Все за одного часто язвит, забывается и говорит местами на эмоциях.
Когда дело наконец дошло до убийств Все за одного, которые поведали ему, Изуку уши навострил. Первые два связанные с братом, тот говорил о нем мягко, в отличие от тех, кого убил.
— Ради него я готов на все. Если понадобится, то сделаю все, чтобы защитить любимого человека без зазрения совести.
Лицо прям серьезней стало, не было эмоций в голосе, больше похоже на предупреждение. Только кому — не ясно. После рассуждений его насчет квалификации убийц серийных, пошел рассказ о третьем убийстве. Тут мужчина был злее, напряжённее, но в то же время рассказ явно был достаточно на эмоциях положительных, от садистского наслаждения и возбуждения легкого.
— Асфиксию его вызвать своими руками — полная услада для глаз. То, как из последних сил он пытался выбраться, ранить меня, бессмысленная борьба в желании жить — такое посмешище, лишь развлечение для меня.
— Каждый организм желает жить, — проговаривает он, осторожно записывая мелкие пометки в те два столбца, два типа эмоций и реакций, на что и на кого. «Как я понял, это второй. Саморучно задушил, наблюдая до конца за тем, как тот умирает и мучается в конвульсиях». Его даже не слушают, пока Все за одного продолжал, слегка мотая головой, забытый, говорить о своих пятнах на душе, а может о терзаниях. «Быть может, это и раскаяния, кто знает». Его голос монотонен и глубок.
— Если обычно за меня расправу делают, то тут… Было желание прям самому расправиться с таким.
Предатель. Отмечает Изуку сразу.
«Информацию посторонним ушам давал, вот и поплатился плотью жизни», — напомнило сознание.
— Смотреть противно даже на такую слабость, истерика со слезами, а ведь говорит.
Слезы — плен. Земля в крови. Сильных воинов сразит одна чума. Пока чернела под их ступнями земля. Для них свет, предвестник жизни. А где-то в темнице полуживой труп сидел. Под ногами черными чернота. Руки, ноги скованны. Полный смрад и мрак. А свет давно стал прелюдием для смерти. Пока тьма оберегала от пыток. Но в то же время, он заживо там сгнивал и умирал. Желал лишь скорейшей смерти.
— Как-то один из работников так нагло и нелепо вдруг на середине отказался от сделки, от выполнения поручения. Такую грубость прямо в лицо сказать…
«Все за одного видимо не любит пренебрежение к себе и раньше сдерживаться было сложнее ему».
— Люди так слепы, ненавижу, когда перечат и относятся неуважительно ко мне. Ставят себя выше, чем являются, на уровень со мной.
«Даже некая иерархия имеется». Изуку внимательно на лицо мужчины смотрел и также на телефон посматривал, фиксируя скачки. «Интересно таких случаев раньше много было?» Пока он все эти пометки делал, то дело дошло и до шестого раскаянья.
— Быть может, пятый был тогда или уже шестой, не помню даже. Но он так назойлив был, раздражал, что бы не сказал.
«Пользователь Один за всех, Все за одного или долго за ним гонялся, или имел острый язык, походу».
— Даже речь с трудом ему давалась. Захлебываясь кровью, он продолжал смотреть упрямо, свысока.
Все за одного хоть и рассказывал это, хвастаясь, как достижение свое показывал, но в лице и словах мелькали оттенки эмоций: раздражение, наслаждение, злость и всему подобное. Злодею тут дали отпор, даже не на действиях, а просто на словах. Эту Теоманию и самолюбие Все за одного теребя, самые слабые точки у него, что и ухудшало смерть мужчины.
— Гемоптизис с каждым вдохом все больше становился. Уверен, ребра точно вдребезги, как и ноги, лишь голова и часть руки чуть из обломков выходили.
«Видно человек умирал, не было смысла оставаться, но он продолжал стоять над ним, показывая свое превосходство, свою власть над его жизнью и смертью, что не нужно мертвецу». Изуку не знал, сколько там мужчина был, наверное, даже когда тот умер, был. Коротко записав, что да как, он уже готовился к последнему убийству.
— Раз уж начали о последователях брата, думаю настало время поведать о любимом моем убийстве.
«Эта улыбка… Прям и сияет от предвкушения рассказа насыщенного».
— Шимура Нана, седьмая, но её было приятнее всего ломать, начав от разрушения её семьи, довести до паранойи, что уже стала навязчивой мыслью, заставил отгородиться от сына. Блаженная картина для наблюдения, но само шоу — её убийство.
«Действительно долгий план… Что могло его так злить». Ему было сложно представить, что нужно делать, чтобы человека до такой паранойи довести, что и семью бросит, лишь бы не думать, что ты их опасность.
— Близкий друг и ученик. Избивать на виду, до последних минут жизни видеть боль в глазах ученика её.
Изуку дослушивает до конца, кое-какие пометки делая. Только закончилась запись на его уводе из камеры и тяжёлыми вздохами его, смотря на все это, стягивает наушники с себя, к кровати подползая. Его монстр забился давно под кровать. Нагнувшись, потянулся руками под кровать, к самой стенке, огибая коробки, стоящие под ней. Только бы глубже загнать чёртов страх… «Ты же знаешь, что до заката монстры просто играют в прятки. А сейчас их пик, время Дьявола рождения», — напоминает сознание. Изуку достает из залежей папку большую. Его труды, что длятся уже далеко не первый и не третий год. Едва открыл папку, как видит надпись: Все за одного.
— Все же… Не зря я туда ходил.
Назад к ноутбуку вернувшись, открывает новый файл, рабочий лист. А в досье открывает помеченный желтым уголком на краю лист в файле.
ПСИХОЛОГО-КРИМИНАЛИСТИЧЕСКИЙ ПОРТРЕТ 626662
Огромная надпись возле фотографий двух и фоторобота мужчины. На фотографии без лица мужчина, большая часть состоит из рубцовой ткани, одна в аппарате. А вот на фотороботе лицо имеется: острые черты лица, глубоко посаженные глаза, короткая стрижка. Карандашный фоторобот с ним уже давно. Вроде схожие формы, черты и разрезы, но не то. Не совсем то, как выглядел на самом деле. «Хотя фоторобот всегда не похож… Например, если нападение совершает психически нездоровый человек, у него может меняться поведение и взгляд. В обычной жизни выглядеть и вести себя он будет совершенно иначе, — вспоминает Изуку, — как-то девушка описывала насильника своего, а уже после составления портрета, заплакала, он настолько похож получился».
Чуть глаза ниже опустились, видит давний текст, который он и хотел дополнить.
Имя: Неизвестно
Псевдоним: Все за одного
Кодовый номер: 626662
Ранг: S+
Пол: Мужской
Возраст: Неизвестно
Семья: Младший брат
Все За Одного — коварный и хитрый человек, способный координировать несколько планов одновременно. По словам Всемогущего, он прирождённый манипулятор, мизантроп, лицемер, насмехающийся над человечеством и презирающий общество.
Флегматик-холерик, принимает решения быстро, склонен к импульсивности и вспыльчивости. Предпочитает действию слова, но чаще это соединяется. Например, в 2110 году во время сражения против Всемогущего, их бой проходил в параллель монологу и диалогу. Социальный статус — разница между: неизвестно кто это и наравне с правительством. Все за одного нетерпелив и злопамятен, не потерпит пренебрежения или неправильного отношения к себе. Он хладнокровен в стрессовых ситуациях. Пока во время фрустрации больше склонен к раздражению, пассивной агрессии и насмешкам.
Изуку пробежался глазами по первым абзацам и нацепил быстро наушники на голову, промотав видео почти на самое начало, остановился на моменте, где рассказывал свои надумки о Томуре Шигараки, сделав экран поменьше, таким, что мог и печатать в параллель. В наушниках заиграл голос, а в комнате повис звук клавиш. Он быстро набирал:
Томура Шигараки, по словам Все за одного, его ученик. Но во время нахождения в заключение не пытался ни связаться, ни узнать, чем занят. Томура Шигараки, 514458, внук наставницы Всемогущего, Наны Шимуры, настоящее имя Томуры — Тенко Шимура, маленькая месть, при которой вы из внука героя создали злодея. Его дебютом было нападение на Юей. Нельзя сказать, что это идея самого Томуры, ведь это также было и объявлением Все за одного о том, что он жив и вновь в игре. Все за одного знал, что попадет под заключение, так как бой был неизбежен и известен был заранее как героям, так и ему.
Не привлекался к уголовной ответственности, помимо заключения в Тартаре, не было судимостей. «-Полицию, судей подкупить легко, тем более я это даже не для себя делал. В таком плане руки мои чисты. Грязная работа не для меня. Я больше оплачиваю подобное, будь то убийство, грабеж, подкуп, тем более оплатить молчание дорого стоит, в стопку долгов попадает это. И каждая такая оплошность — минус сумма со счета моего, больше долг людей и больше верности. Ах, как бывают глупы людишки: верят, что я буду вечно помогать».
У людей Все за одного, есть планка долга и ошибок, за которую те или наказания получают, или вылетают. «- Нет грани в ошибках, все от людей зависит. На что-то глаза закрыть можно, ну, а что-то не потерпит незамеченным остаться. И чаще даже не я наказываю за оплошности, а сами люди. Ошибка одного — ошибка всех. Простое правило, что знает каждый. Будь то предатель — быстро его разыщут, или я, быть может, нашепчу, что сделать с ним».
Все за одного даже не в плане причуды считают опасным и высокой знати личностью. Простая манипуляция, а люди уже готовы исполнять беспрекословно. Всего-навсего жест, намек в сторону или на кого-то, и люди знают, что сделать нужно. Среди людей Все за одного выстроена иерархия явно.
Одни из причин убийств являются: Младший брат, личная неприязнь и месть.
К младшему брату, Все за одного относится трепетно и с любовью. «- Ради него я готов на все. Если понадобится, то сделаю все, чтобы защитить любимого человека без зазрения совести». Одной из интересных его фраз было:
«- Я мог стать восьмилетним или девятилетним серийным убийцей, но мысль об этом тогда не приходила мне в голову».
Первое убийство совершил в семнадцать лет.
Он относится к типу серийных убийц, власть и контроль (Охотники за властью). Следует иногда дезорганизованным методам, но в то же время, организованным методам, у которых есть чёткий план действий по выслеживанию и убийству жертвы. Из слов ясно, что и в состояние аффекта входит и убивает, опоминаясь, только видя, что мертв. Работает саморучно: ножи, душение. Фаворита среди орудия нет (есть интерес к шприцам). Относится к психопатам, то есть умственно полноценные, но абсолютно аморальные люди, лишенные совести и чувства сострадания.
У него четко выраженная Теомания. Он готов убить если к нему относятся без должного уважения. «- Люди так слепы, ненавижу, когда перечат и относятся неуважительно ко мне. Ставят себя выше, чем являются, на уровень со мной». Имеются садистические наклонности.
Пока он все это печатал, уже перематывал на моменты нужные по раз пять, переслушивая их, вставляя моменты со словами мужчины. Перемотав на момент записи, где злодей начал повествовать о своем первом убийстве, он запустил, прослушав пару предложений, остановил, с навязчивой мыслей на уму:
«Изнасилование — это акт доминирования, упивания своей властью, и уже во вторую очередь сексуальный акт для насильника».
Открыв новую вкладку, начав заполнять:
ЖЕРТВЫ 626662
Немного задумавшись и замерев, вновь пересушивает запись, печатая, а после переключаясь дальше, на следующую жертву.
Код: 626662.250202 (?)
Имя: Неизвестно
Пол: Женский
Причуда: Неизвестно
Примечания: Первое убийство Все за одного. Произошло, когда ему было семнадцать лет.
Причины: По словам Все за одного, плохо относилась к его брату (на тот момент ему было 10 лет).
Способ: Неизвестно
Код: 626662.100230 (?)
Имя: Неизвестно
Пол: Мужской
Причуда: Неизвестно
Примечания: В состоянии аффекта убит.
Причины: Плохое отношение к младшему брату Все за одного.
Способ: Избиение вручную, что перешло на уже посмертные удары ножом.
Код: 626662.100222 (**)
Имя: Неизвестно
Пол: Мужской
Причуда: Неизвестно
Причины: (**) Похитил младшего брата, Все за одного.
Способ: Удушение.
Код: 626662.100230 (*)
Имя: Неизвестно
Пол: Мужской
Причуда: Неизвестно
Примечание: Был работником Все за одного, но предал.
Причина: Слитие информации к посторонним.
Способ: Самолично применил пытки (обычно делают за него).
Код: 626662.100230 (*)
Имя: Неизвестно
Пол: Мужской
Причуда: Неизвестно
Примечание: В состоянии аффекта убит. Потерял самообладание из-за не правильного обращения (на равных).
Причина: Неуважительное отношение.
Способ: Избиение, ножовые ранения.
Код: 626662.181237 (**)
Имя: заполнить, как узнаешь, кто именно
Пол: Мужской
Причуда: заполнить, как узнаешь, кто именно
Примечания: Не удачная попытка нападения на Все за одного, закончилась обрушением здания.
Причина: (**) Имел острый язык и дерзил Все за одного.
Способ: Механическое воздействие на травмы, придавливанием, вызывая перелом ребер окончательно и протыкание легких с последующим гемопневмотораксом и гемоптизисом.
Код: 626662.271237 (**)
Имя: Нана Шимура
Пол: Женский
Причуда: Полет
Примечание: Наставница Всемогущего, Бабушка Тенко Шимуры (Томуры Шигараки). Все за одного довел ее до паранойи, что та покинула семью.
Причина: (**) Неизвестно
Способ: Использование причуд, избиение.
Изуку вздохнул устало, откинувшись назад, зажимая на наушниках круг, останавливая запись. Погрузившись в тишину комнаты, закрыл глаза. Открыл глаза, едва в окнах забрезжил рассвет. За не большим окном посветлело, тени стали мягче, а дымка приятной. Садясь назад, глаза протирает, разминает руки, пальцы, готовясь к заходу новому. Перемотав на начало записи, включил, чуть увеличив экран, слегка закрыв надписи свои. «И эти громоздкие речи заводить снова, по шарманке. Уж проще на веки уйти в тишь… Опять». Изуку прослушивал в который раз, уже заучившиеся слова, думая, может ли что еще добавить. Только речь зашла о убийстве, где злодей заколол жертву, сразу вспомнилось, то что сказали ему как-то давно: «- Такое большое количество ножевых ранений, наносят только в двух случаях. Это группа, тех же подростков, бьют и колют беспорядочно. Либо же характерны людям с какими-то психическими проблемами. Нанося беспорядочные удары, сам преступник осознает нож, как продолжение себя, как его член. И при нанесении удара. Воспринимается это, как проникновение для него, в тело другого человека. Как некий, символичный, половой акт». Подперев лицо рукой, он замечает за собой, как глаза его по комнате бегают. По стене, увешанной кучей фотографий, вырезок из газет, записей и рисунков. Голоса в наушниках дошли уже до слов, что осталось меньше пяти минут. «Значит эти мучения мои недолги».
Время вышло. «Значит там только эти распрощанья остались». Изуку уже потянулся чтобы остановить проигрыватель как слышит:
— Я бы хотел сразиться с тобой по-взрослому, где нет места ребячливости.
— Что? — удивленно говорит отрывисто он. Вновь включая.
— Я бы хотел сразиться с тобой по-взрослому, где нет места ребячливости… Я бы хотел сразится с тобой по-взрослому, где нет места ребячливости. Я БЫ ХОТЕЛ СРАЗИТСЯ С ТОБОЙ ПО-ВЗРОСЛОМУ, ГДЕ НЕТ МЕСТА РЕБЯЧЛИВОСТИ.
Изуку слушает и слушает. Перематывая туда-сюда. С каждым разом все быстрее и с более непонимающим лицом. Судорожно тряслись плечи, пока глаза смотрели на улыбку широкую. Взгляд опустился ниже. Фотографии. Фоторобот. Он почему-то так и видел там алые глаза и улыбку, хоть и фоторобот чёрно-белый, а мужчина без эмоций. «Мне легче жить, если ты молчишь!» Изуку скидывает наушники с себя, откидывая их, словно ошпаренный, под кровать. Отползая, оглядываясь. Взглянул на кровать, видит темноту под ней. Страх заполняет жилы, кровь окрашивается в белый. Его принизал озноб, дыхание перехватило, Изуку голову закрыл, наклонившись, закрывая уши. Мантра в ушах звенела, а в глазах мелькали пятна белые и звезды.
— Заткнись. Заткнись! Заткнись! ЗАТКНИСЬ!
В ушах стучало. «Плевать на те слова, которые ты говоришь!» Изуку шатало из стороны в сторону било током, при отклоненье в бок. Он боялся открыть глаза, спиною бился о стену, шум не прекращался. Резко откинув голову, затылком бьется. И лишь сейчас осознает. Что навязчивый стук в висках и пальцах был не пульсом, не приступом мигрени, а гулкими, громкими долблениями в дверь.
Слышит, внутри бьется серебро, пока пытался на ноги встать. Шатался, делая пару шагов, опрокинувшись о косяк, отдохнуть остановился, руку приложив к бедру. «Черт! Да где я там хоть что-то сделал, для боли?!» Сирена трагедий звенела. Нет, обычный звонок над дверью. Боль отпустила, и он дошел все же до двери. Чуть защёлку открыл, как на ручку нажали, услышав явно действия его. Дверь растворилась в проем лестничный, знакомая физиономия показалась ему. Изуку вздохнул, закатив глаза на ворчания, которые мозг его не разобрал, в голове так и мелькали фразы из допроса.
— Сколько времени то?..
— Пол восьмого. Я уж было думал спишь, но по тебе не скажешь. — Кацуки портфель кладет, закрывая дверь.
Изуку о стену спиною лег, застывая на мгновение.
— Чего пришел?
— Да за разгильдяем поухаживать по наставлению старой карги и тети, — пробубнил парень, снимая обувь. Только разогнулся, как промычал недовольно, осматриваясь.
Он прогнался по взгляду Кацуки и осмотрелся. Пальто, ботинки и шарф валялись по проходу прям в прихожей. Парень не помедлил и поднял одежду, поставил обувь на небольшой стеллаж. Встряхнув пару раз пальто и шарф, стряхнул грязь, расправляя. К шкафу большому подошел в коридоре, дверцу зеркальную открыл, вешалку схватив, повесил аккуратно пальто, а шарф на перекладине распрямил и назад убрал. Парень молчал, осматривая сначала коридор, а после на него взглянул, оценивающим взглядом оглядел. Изуку глаза закатил, от стены отходя.
— Где Эри?
— У Шоты, — коротко ответил он, в стороны комнаты торопливо шагая, останавливая Кацуки от преследования рукой, говоря: — Подожди.
Схватив телефон, лежащий возле ноутбука, вернулся сразу, начав активно печать сообщение парню, тот поспешно вынул мобильник и посмотрел на короткое сообщение: Наблюдают.
— Изао, — предупреждает Изуку, кивая головой.
— Микумо, — соглашается брат, хватая портфель, в сторону кухни двигаясь.
Изуку последовал за ним, из проема наблюдая, как тот в микроволновку сунул контейнер. Прищурившись, слегка наклонялся, заглядывая, пока парень к холодильнику поспешно подошел. Но открыв, крикнул:
— Да чем же ты питаешься? Эри то кормишь явно и видимо еду только на нее и покупаешь.
— Мясом с кровью, — усмехнулся он. — Желательно милых и невинных созданий.
«Одежда», — резко вспоминает. Судорожно в ванную идя, доставая до нитки промокшие вещи, развесив их на батареи-сушилке, возвращается к брату. В кухню войдя, чайник ставит на остатках воды, оставшейся там. Еда разогрелась быстро. Изуку хотел и сам хотя бы приборы достать, но его отпихнули локтем. Кацуки полез также в шкаф сверху, к аптечке. Скрестив руки на груди, проворчал:
— Я уже пил.
Кацуки мотает головой, пальцем по таблетнице водя, после доставая две таблетки.
— Не-а, я пять дней назад приходил, а уменьшений так и не произошло тут, как и с другими. А тебе их на минуточку дважды в день пить надо.
— Из-за них бессонница и аппетита нет.
— А ты и ни тем, и ни другим не злоупотребляешь. Не ешь и не спишь ни черта, как жив — не ясно. Или выживаешь на выпивке и сигарах?
— Не смешно, — пригрозил он на упрекания, таблетку одну забрав, и стакан с водой беря, что любезно подготовили уже. Заглотнув их за раз, ворчит: — Доволен?
Кацуки лишь кивнул, оставив еду открытой. Изуку взглянул туда: бутерброд, виднелись листья салата и растекшийся желток. Парень заметил его любопытный взгляд.
— Горячее еще. Перегрел.
— Понятно.
— Как работа? — вдруг спрашивает брат, облокотившись о край столешницы. Чайник щелкнул выключателем, дав понять, что кипяток готов. Кацуки поспешно схватил две кружки, налив заварку на дно, залил водой. Но к чашке притронулся только сам парень, пока он ждал, как остынет.
— Нормально, ничего нового.
— Ты вчера о деле что-то говорил.
— Да чепуха, пока на месте стою, жду звонка, когда привезут тела, там то уже и заиграем, — улыбается краем губ, предвкушая. — Родители объявились пока у парня только, а вот девушку ждем.
— Утопленники?
— Ага. Скоро фотографии будут, хочешь глянуть? — смеется Изуку на отвращение на лице брата.
— Ну уж нет, эти страсти должны быть только у тебя, иначе, меня уж точно из дома выгонят.
— Какая жалость. Меня-то никто не выгонял.
— Но и тетя-то не знает о таком.
— Лучше и не знать, — усмехается Изуку, вспоминая. — А то до инфаркта почти довел папу.
Кацуки закатил глаза, на его смешки, отпивая чай горячий.
— Из-за тебя у половины семьи он должен был быть. И не раз.
— Без меня у вас была бы скучная жизнь.
— Зато безопасная. Все ешь. — прям в руки сует еду брат, нахмурившись.
Изуку ест, заглатывая еду с жадностью, почти не жуя. Только потянулся к чаю, его по руке ударили.
— Горячий еще.
Но чуть было минута прошла, как сунули ему и кружку в руку, как и таблетку вторую. Он не пререкался, запил лекарство, после стукнув кружкой по столу. Кацуки улыбнулся победоносной улыбкой острой, руки скрестив. Пока ему приходилось с поражением мириться.
На кухне они не задержались, к спальне его пошли. Только дверь открыл, как услышал знакомый распев: уф-ф.
— Озабоченные, Ей Богу. Меня трое девушек за последнее время попросили номера твоего, в следующий раз точно дам.
Изуку поднял с пола контейнер пустой, протягивая брату, благодаря.
— Вау, — громко вскрикнул парень. — Ты оказывается умеешь есть, даже без присмотра? Колись, там что ли Цукаучи-сан был, что тебя кормить заставил? Или под дулом пистолета съел?
— Да, отото, представь, я есть умею.
Изуку едва ответил, как Кацуки ломанулся к его месту работы на полу, в ноутбук заглянув.
— Так и знал, что ты к нему пошел.
Быстро подойдя, закрыл все вкладки, прежде сохранив.
— Ну как сходил? — спрашивает парень.
— Да допрос допросом. Как обычно, — отмахнулся Изуку.
— Это ведь он?
Он достроил предложение: Это ведь он наблюдает?
— Честно, без понятия, но возможно, вероятность пока не близится к нулю.
Кацуки в телефон глянул, вздохнув тяжело, говоря:
— Мне уже пора, опоздаю в школу. — поднимаясь на ноги, на него посмотрел, а после перевел взгляд на кровать. — Ты ляжешь спать.
— Посмотрим, не уверен, что выйдет…
— Значит снотворного выпьешь. Все я пошел.
Кацуки быстро подошел, обняв его, отбивая легкий ритм по плечу. Он считывал его легко: −−− ••• − −−− •−• −−− •••− −• • •−−−
Проводив брата до двери, он наблюдал молча, как тот одевался, закидывал рюкзак на плечо и выходил. Даже после хлопка, стоял около минуты, на дверь смотря. Его вновь зашатало, прикрыв глаза, он сжал пальцами переносицу. «Все же стоит поспать, как раз свободен» — прошептало на ухо сознание, заставив все же двинутся в комнату и упасть на кровать. «Желательно и вырубится» — продолжает сознание говорить, но не спится Изуку никак. Вертясь, улягся по-разному, по-всякому, но ко сну и не близилось ничего. Лег на край, вроде бы удобно, но слегка раскрыв глаза, замирает, видя улыбку, застывшую на экране. Рыкнув, отвернулся. «Вроде бы выключил черта!» — кричало сознание. «Подальше от назойливых глаз! Подальше от всех вас». Достав из-под себя одеяло, укрылся с головою, прячась. «Не слышать громких слов. Не видеть натянутых улыбок!» Но покой его не долгий. Затрезвонил телефон в кармане. Измученно мыча, садясь на кровать, принимает вызов.
— Да?
— Мистер, Акатани, оба тела привезли. На улице ***.
— Мгм, — мычит, соглашаясь, быстро сбрасывая трубку.
Встав на ноги, шаркая в ванну идет. Вещи еще сырые, пришлось феном по-быстрому досушить, а после гладить.
Изуку собрался быстро и вышел из квартиры. На улицу выйдя, он к парковке пошел, поправляя шарф и натягивая лямки рюкзака на оба плеча, удерживая в руках шлем большой. Подойдя к зелено-черному мотоциклу, приподняв пальто, залез на него и вставил ключ. Заведя его и нацепив шлем черный, в дорогу отправился. Путь не долог до одного из зданий комиссии. Внутрь войдя, он поднимается на этаж выше, почти сразу по дороге встречается мужчина. Изуку машет рукой, подзывая того к себе.
— Доброе утро, Акатани.
— Да, доброе, прости, если отвлекаю, но у меня есть одна просьба для тебя.
— Ох, конечно, сэр, — быстро отзывается мужчина, потихоньку идя в порознь с ним рядом.
— Можешь отобрать двух-трех людей и послать их в Тартар?
— Да, хорошо, — удивленно отзывается работник. — Что-то случилось?
— Ничего серьезного, скажем так, практика для них будет, — улыбается Изуку.
Возле развилки, останавливаясь, останавливая и мужчину тем самым, меняясь сразу в лице, кладет руку на плечо работнику, шепча:
— Мы же не хотим все на самотек пустить? Просто кое-кто стал слишком самостоятельным и не сообщает происходящее. — натянуто улыбнувшись на кивок работника, продолжает, похлопывая по плечу. — Дзюнъити Куросава. Я хочу знать, кто он такой, что делает, где живет и с кем дружбу водит.
Не оборачиваясь, уходит. За спиной разносятся быстрые удаляющиеся шаги. Чуть дальше пройдя, заходит в одну из группы офисов, крича:
— Мэзэру, Наоки, Хироми и Кен! Вы едете со мною. Десять минут на сборы, второе тело привезли, все для экспертизы возьмите. Наоки, не забудь камеру! — трое парней и одна девушка подскочили, разбежавшись за оборудованием.
Он покинул первый здание, отправившись в дорогу своим ходом. На мотоцикле, к сожалению для Изуку. А так хотелось на катафалке чтоб туда привезли и оставили врачам на столе лежать в мешке любимом. «При перевозке усопшего на личном автотранспорте, забальзамированный труп обязательно должен находиться в закрытом гробу, — резко вспоминает он, — Да где ж тогда мой личный гроб?»
В темном закоулке, где название улиц теряло свою красочность, но преобладала умиротворенность названия, возвышалось здание мрачное. Где древность бытия наделяет покой, чего, казалось, не касались никогда при жизни лучи ласкового солнца. Ворота железные уже открыты и готовы к приему гостей новых. Не было ни табличек, ни обозначения, сообщающих о том, что прячется внутри. Сзади остановилась машина, чемоданчики в руках работников, чисто черные, под замком. Минуты две он смотрел на людей, забирающих и костюмы. Наконец слез с мотоцикла, оставив шлем лежать на сидушке, подошел к двери и толкнул ее рукою легкой.
Они зашагали по пустому серому коридору, даже свет, казалось, был серый. Ни одного окна на пути не попалось, даже когда зашли в обширную комнату, освещали только лампы, жужжащие в тишине разговоров и лиц.
По спине пробежался холод от открытых холодильников. Двое патологоанатомов вытаскивали мешки белые, выкладывая на стол большой.
— Здравствуйте, мистер Акатани, — здороваются двое работников с ним, кивая.
Изуку здоровается в ответ, подходя к столу. Рядом на маленькой каталке лежали телефон и промокший паспорт. Глянув вбок, видит раскрытые мешки, двое утопленников покоились смирно. Парень и девушка, двое молодых людей. Парень нагой, а девушка еще одета. Ему в руки протягивают перчатки, не споря, берет их, нацепляя медленно, не торопливо, оглядывая глазами тела. Никто и не притронулся к ним, пока он стоял и смотрел. Изуку замечает сережки и кольцо на пальце. «Замужем?»
— Время смерти?
— Более сорока восьми часов, эксперты сказали, что телу не больше недели, — быстро отзывается Мэзэру.
— Отнесли к нам, думаю они правы, что к одному делу принадлежат, — дополняет Хироми.
— Есть фотографии девушки? Наоки, ты взял у парня?
— Да, сэр. — парень засуетился, доставая два файла.
Изуку взял их, выкладывая на столе возле их всех. Парень, плавающий на поверхности воды лицом вниз, что видна лишь оголенная спина. А девушка лицом вверх. Два пруда, где плавали обычно лодочки для развлечений, куда слетались утки.
— Тело обнаружили только вчера утром. Патрульные первые заметили прям в рассвет, славу богу, не было народу, шумиха была бы точно, — проговаривает Кен.
— Днище осматривали?
— Еще нет, завтра должны будут.
Изуку подходит ближе к столу, за подбородок девушку взяв, ее голову слегка поворачивая из стороны в сторону. На шее не было никаких отметин. Ощупывая пальцами и надавливая на шею, не чувствовал ничего. Руки начали спускаться ниже, осматривая одежду и руки.
— Хорошая ткань, что-то дорогое, — на уши взглянув, подтвердил свои мысли. — Возможно бриллианты, но золото то точно.
Изуку ощупывал девушку, проверяя карманы на наличие вещей или бумажек тех же. Но быстро отошел от нее, позволив людям осмотреть ее, одетую, достаточно тепло. Поглядев пару секунд на людей, одетых в костюмы специальные, отходит к каталке для инструментов, в руки беря телефон. Достаточно громоздкий, но с хорошими стенками, дорогая модель. Прокручивая телефон, пробует включить, но безуспешно, не реагирует.
— Есть у кого-то игла?
Хироми заполошилась, доставая из чемоданчика иглы на ручке, подавая ему. Изуку поблагодарил ее. С трудом снимает чехол, чтобы добраться до разъёма от сим-карты. Достав ее, отложил телефон, осматривая маленькую карту, сразу потянувшись к рюкзаку, доставая другой телефон. Вставив сим карту в него, вытащив прежде свою, усмехается, видя на экране надпись.
Перенести файлы с устройства ***?
Да Нет
Не думая, соглашается. Почти сразу заходя в контакты, проверяя их. Произошло пополнение на десяток людей. Зайдя в настройки, смотря в параменты карты памяти, замечает пункт медиофайлы, его улыбка становится шире. Открыв их, видит группу: парень темноволосый, имеющий острые, но в то же время мягкие черты лица, о таких обычно мечтают, матери, взять в зятья для своих дочерей. И две девушки рядом, совершенно, казалось, разного темперамента внешности, но в то же время и дополняющие друг друга. Одну темно-русую девушку парень в щеку целовал на фото.
Точная копия парня сбоку и девушки русой у них лежит на столе. Смеясь, Изуку показывает экран телефона:
— Все же у нас одно дело. Парочка.
«Какая же романтика», — согласилось сознание, усмехаясь.
Изуку схватил паспорт, перелистывая его почти на конец самый:
— Не женаты, думаю она невестка, но пока не расписались.
«Мертвенная тишь влюбленных, покой столпотворения. Две стороны одной бесконечности соединяют баланс вечности погребения любви. С таким же успехом равносильно построить в Вавилоне башню вышиной до небес». Пересматривая три фотографии, что сохранили прям в карте памяти, он заметил закономерность. Это либо пара, на двух фото одна, или же к ним на первой добавилась девушка, одногодка их.
Оставив телефон в покое, вновь взглянул в документы, сравнивая лицо. «Ее паспорт». Внизу гласило, что девушке было всего двадцать четыре года, а ее звали:
Розмари Лакус.
Дата рождения: 02.11.2191.
Только на место документы положил, как раздались торопливые шаги, спешившие к ним. Растворили двери, там появился знакомая фигура, заставившая улыбнутся его.
— Я думал, вы умерли, — вместо приветствий провозгласил мужчина, старше его раза в два. — Того парня и обследовали не сами? Вот тебе и новости, думал, следующим, раз так, привезут вас, — смеется Тадао Окумура, протягивая термос. — Только узнал, что приехали — пошел делать.
Тадао внезапно ближе стал, шепча:
— Новый отвар травяной, чтобы взбодриться — самое-то, а еще, я чуть капнул туда Брэнди. Сон долой, в удел мечтателей.
Изуку удивленно, быстро схватил термос, открыв крышку и понюхивая чай с одним выражением лица, приложил руку к сердцу, говоря растроганно:
— Я сейчас заплачу. Ты же знаешь, что я тебя люблю?
— Я не стою вашей любви, сэр, — отзывается Тадао, прикладывая тыльную сторону ладони ко лбу, сценично вздыхая.
Он лишь хихикнул беззвучно, делая глоток завара. Его всего перетрясло от вкусов: немного горечи, даже остринка есть, но от этого не кружило его, скорее наоборот, останавливало вращения в голове. Поблагодарив патологоанатома, к мужчине прежде подошел. Изуку уже видел итоги обследования тела, но теперь внутри загорелась искра интереса к этому делу. До этого этим делом он не занимался, позволял себе наблюдать только, но не вмешиваться.
Первым дело, он всегда осматривал лицо, шею и голову, даже если видел ниже ужасающую картину посиневших конечностей, отсутствия кусков кожи, отметины насилия, отсутствия частей тела, прижжённые участки, в том числе и интимные.
— Почему аутопсию не проводили? — приоткрывая веки усопшего, спрашивает Изуку.
Стеклянные глаза, словно у куклы, возникли перед ним, глазницы пожелтели, а внизу налились кровью. «Зубы в порядке», — заключает он, приоткрывая рот ему.
— Должны были, но известие о втором теле это отложило, — отвечает со спины один из парней.
— Ясно.
Приподнимая голову, мягко придерживая ее, видит четыре раны на шее: в области подбородка, чуть ниже порез глубокий, а вот чуть ниже кадыка две раны, идущие по полукругу шеи, были видны сильные вмятины красно-коричневыми полосами и порезы, словно иглами впивались в плоть. «Колючей проволокой или лентой, наверное, душили», — мысль запечатывается в голове.
Он давно стал детективом в белом халате.
«- Без хорошей судебной медицины не может быть справедливости», — говорил он последние годы.
Изуку за время работы, уже давно решил, как хотел бы умереть: в объятьях женщины, пьяный, когда уже нельзя отличить реальность от вымысла, желательно от инфаркта, и чтобы он попал в единицы тех семидесяти пяти процентов, что умирают быстро.
Пальцы методично спускаются ниже, загнившие порезы на плечах и ключицах были ровными и плавными. Плечи на руках были целы, но вот ниже полностью синие предплечья и кисти. Приподнимая их слегка, те провисали, спадая вниз. Кости сломаны безжалостно. А вот из пальцев только один. Безымянный палец левой руки. «Вот и ответ куда подевалось кольцо юноши». Кисти истерзаны, полоса темная, дает предположение, верное почти на девяносто процентов, что юношу связали. Под ногтями остатки плоти уже загнившей были, вместе с кровью свернувшейся.
Грудь цела, а вот живот пострадал знатно. Порезы и проколы ножом, но обработанные, явно сделали так, чтобы юноша не умер раньше времени. Ноги не менее плачевные, чем руки. К бёдрам мужским и не притронулись, боялись явно на артерию наткнутся, а вот с икрами и ступнями поиграли. Ступни сломаны, а на икрах такие истерзанные раны, как на шее.
«Синюшно-фиолетовые трупные пятна», — подмечает про себя.
Свод ступни был прокол насквозь, торчало круглое толстое звено цепи, что оторвать такое, означало нереальность ходьбы. Но даже это не сравнимо с тем что представляла голень правой ноги. Рвано-ушибленная рана голени с отслоением покровов кожи и разрывом мышц. Его пальцы слегка потряхивало, проводя по кости оголенной. Буквально вырванный кусок плоти, даже пришлось респиратор нацепить, чтобы чуть ближе рассмотреть. От запаха кружило голову, но, отпивая настойки, становилось лучше.
Парня действительно держали взаперти. «Был или прикован, или связан». На пару шагов отойдя от тела мужчины, он поглядывает на пару одновременно, осматривая внешне. Только вздохнув тяжело, замечает разговоры за спиной. Вспоминая, что он не единственный тут, говорит:
— Самые сложные отношения, где оба привлекательны и подходят под перечни красоты, навязанные людьми. Не думаю, что виною интрижка с одной из сторон, а вот любовный треугольник возможен. Или же завистники. — Изуку указывает пальцем на руку парня. — У него явно было кольцо, но палец сломали, забрав. Самое интересное, что и из-под рукавов девушки вылезают отметины от веревок или чего-то подобного, еще не смотрел.
— Цепи, — поправляет Наоки.
— Спасибо, — быстро благодарит он. — Но парня-то оголенным нашли, в отличие от девушки. С парнем-то ясно, разумный ход для палача — оголить жертву, чтобы тот чувствовал себя уязвимым, ведь для него, одежда, последняя защита.
— Она одета легко, думаю ее могли и раньше взять в плен, — подмечает также Наоки.
Изуку задумчиво замычал, перебирая пальцы:
— Хироми, можешь посмотреть, пожалуйста, была ли она объявлена в розыск или хотя бы сообщение о пропаже девушек поищи. А родители парня, как там его… — щелкая пальцами, пытается вспомнить имя, что мимолетно он услышал.
— Давид Люфу.
— Да, его родители, как вы сказали, объявили о пропаже сына. Объявление подали из Японии?
— Да, те, как и сын, переехали сюда еще лет пятнадцать назад.
— Значит и Розмари Лакус живет в Японии с большей вероятностью… Почему только тогда о девушке никто не сообщил.
Изуку, похаживая вперед-назад, медленно переставлял ноги, попивая чай. На глаза попался мужчина средних лет с бледной кожей, темно-рыжий и с карими глазами, во внешности глазу зацепиться не было за что, но то, как тот смотрел в фотоаппарат задумчиво, привлекло его. Наоки колесико прокручивал, нажимал на кнопки.
— Наоки, ты отфотографировал обоих?
Парень кивает.
— Распечатаешь их всех? Тадао может тебя проводить, — улыбается Изуку, указывая рукой на патологоанатома.
— Это по коридору и налево, дверь отмечена вывеской «Комната отдыха» там и есть принтер, там как раз заселся Мэдока-лежебока, он тебе поможет, — быстро отзывается Тадао, скрестив руки на груди. — Как раз кости разомнет, иначе развалится вдребезги, согнав его с диванчика.
Наоки пошел по наставлению, выходя из помещения большого и холодного, где царила вечная температура +2.
Разминая пальцы, он вслух сказал:
— А теперь, нужно и тебя, Розмари, осмотреть по-настоящему.
Отказавшись от осмотра в одежде, доверившись людям, он попросил раздеть ее, обнажив тело. Пока он осматривал шмотье от одежды, слышал за спиной протяженное мычание презрения или отвращения. Изуку не особо обращал на подобное внимание. Ждал, пока трупы снова оживут.
«Почему тебя оставили в одежке…» — задумчиво бубнило сознание.
Потопывая к телу, замечает сразу те пятна и раны, но он не изменяет принципам, на лицо глядит. Ближе подойдя, нацепляя респиратор вновь, аккуратно прикасается к лицу, рассматривая черты: Европейского типажа лицо, густые брови у темно-русой девушки, на фотографиях видно было, что ее кожа была слегка смуглой, в отличие от той, что царила перед ним, бледно-синие пухлые губы и украшения в ушах. Приоткрывая пальцами веки, видит бледные радужки, такой сероватый цвет, что почти сливался с яблоками глазниц.
— Волосы головы темно-русые, длинной до семнадцати сантиметров. Кости черепа на ощупь целые. Глаза закрыты, роговицы прозрачные, зрачки по 0,5 сантиметров каждый. Слизистые оболочки глаз без кровоизлияний, — тихо проговаривает он, наблюдая зрением боковым, как фиксировал его слова Кен.
— Отверстия носа, горла, наружные слуховые проходы свободные. Зубы целые, слизистая оболочка полости рта без повреждений. Кожа без особенностей, — продолжал Изуку. — Нет ран на голове и шее.
Слегка надавив на грудь двумя руками, бормочет:
— Грудная клетка упруга при сдавливании. Нет аромата алкоголя изо рта или эфира. Молочные железы сухие, не повреждены.
Спускаясь ниже по рукам, видит те же отметины, что и на запястьях парня. Запястье одно сломано, что посинело все, второе не тронуто. Стёртости и вмятины на коже от связывания, уже давно покрылись гематомами. На плечах мелкие ушибы и протёртости.
Трупные пятна по поверхности тела розовато-красны, с нечеткими контурами.
— При смерти от асфиксии трупные пятна имеют интенсивный синюшно-фиолетовый цвет, а тут она умерла от переохлаждения, так как пятна розоватые, скорее всего вырубилась и захлебнулась после переохлаждения. Уснула и не проснулась, проще говоря. От холода органы уже отказывали, но она была жива. А вот парень, наверное, был на грани смерти, когда попал в воду, и задохнулся меньше чем за минуту, — размышляет он, спускаясь ниже, по животу ведя взгляд.
Если его бы спросили, чьи ноги выглядели хуже, то он затруднился бы ответить.
Правая нога девушки вся распухшая, имела зеленовато-красноватый оттенок, переходящий в синий к низу. Вены уже проступали паутиной на бедре, слегка на живот заходя.
— Какова температура была после нахождения?
— У парня тридцать четыре, у девушки примерно также.
Ощупывая пальцами плоть, он чувствовал ее мягкость, но упругость в той же степени. Осторожно ведут к низу до стопы, ощупывая ее пальцами, чувствует, что сломано оно, пока чуть выше были углубления сильные. Нога жуть как отличалась от тела остального. Она была уже на следующих стадиях разложения.
Нога была по самое бедро воспалена, но вот выше таза не поднималась. Задумчиво Изуку осматривал ее, пытаясь найти раны, но кроме стоп — ничего. Эта… Этот обрубок, словно весящий просто, прикрепленный к телу оставшимися костями. Слегка надавливая пальцами на нее. Закрыв глаза, глубоко вздохнул.
«Будет больно, тихо намекни, — прошептало сознание брезгливо, — пока он станет соучастником в твоем безобразии».
Вроде до ужаса лёгкая схема, вскрытие требуется. Но для начала отфотографировать все надо. Чуть поворачивает голову, разминая шею, слегка прикрыв глаза, взгляд попал на мужчину, стоящего совсем рядом, сбоку.
— Вам чем-то помочь? — спрашивает Тадао, оглядывая тело.
— Было бы чем. Тут бы сфоткать все травмы и Розмари в целом, после со спины посмотреть. — Изуку огляделся, ища взглядом Наоки. Но помещение и коридор без него продолжали в вечности неизменной прибывать.
Сняв с лица респиратор, глядит на его внутренности мгновений пару, пока голос не прерывают пустые мысли.
— Кажется, она начала умирать намного раньше, чем старушка смерть с косой за ней пришла.
— Да. Только не повезло, что не душою умирала, — согласился он, взглянув глазком на тело. — Эта заживо умершая женщина.
— Но никаких ран на ноге нет.
— Кроме перелома, да.
Его перчатки испачкались немного на белых подушечках.
— Не думаю, что сексуально-насильственная смерть.
— Тоже… — в который раз соглашается он. — Либо же один убийца на это все или двое. Может даже любовники с двух сторон, что решили преграду в виде пары любви своей устранить. А может и завистники или же поклонники.
— Да, такое было пару лет назад…
Изуку его перебивает, тихо продолжая, убегая от взгляда на себе:
— У жены и мужа со стороны появились любовник и любовница. Те сильно ревновали их. И оба решили устранить мешающего, но не знали друг о друге. А госпожа судьба решила, что оба совершат в одно время убийство. Пока один убивал мужа, другая убивала жену. Оба в итоге остались без соперников и пар, и под арест попали.
До ушей разнесся гул шагов, а в проеме появился Наоки с двумя файлами в руках и фотоаппаратом.
— Наоки, сфотографируешь ее? — просит сразу Изуку, улыбнувшись слегка.
— Конечно, сэр.
Изуку наблюдал как запечатляли девушку, сверху и с боков в шести ракурсах, после все тело в ракурсе, продолжив переговариваться уже с Хироми.
— Кровь у парня брали?
Девушка кивает головой.
— Хорошо. У нее тоже возьми и на анализ отправь, — быстро проговаривает Изуку, изредка поглядывая на работницу.
Только закончил Наоки, как подошел Тадао, переворачивая осторожно тело на живот, слегка оборачиваясь на него, спрашивает:
— Когда вскрывать хотите?
— Пока не знаю, поживем увидим, а так, надо бы завтра своими глазами увидеть обследование дна, дальше уже вскрытие и расследование.
Скрестив руки на груди, подходит ближе к столу, почти сразу нацепляя респиратор.
— У вас были подозреваемые насчет Давида?
— Да, трое, — отвечает быстро девушка.
— Я хочу с ними побеседовать и увидеть итоги ваших действий.
— В каких числах их позвать, мистер Акатани?
— До тридцатого.
Осматривая девушку, лежащую на животе, вновь начал с головы, ощупывая затылок, осматривая его. Не было ни ударов, ни повреждений. Немного на лопатках виднелись мелкие ссадины, а по бокам пятна. Никаких новых ран не найдя, к ноге спускается. Сзади, как и спереди, не было ни кровоподтёков, ни ран.
— Так, отфотографируй и со спины, и можно заканчивать. Только фото распечатай, прежде чем уйти, Наоки.
Изуку не успевает респиратор снять, как в кармане брюк затрезвонил телефон. Стянув быстро респиратор и перчатку, кинув их на стол, берет трубку.
— Здравствуй, Цукаучи.
— У меня все записи — быстро отвечает мужчина, на фоне слышался гул машин.
— Прекрасно, куда заехать?
— Да в участок можно, как раз там буду скоро. Или можем перекусить зайти куда-то.
— Хорошо. Через час сойдет?
Цукаучи соглашается, мычит в трубку.
— Гран-кафе сойдет? — спрашивает Изуку.
— Да, буду ждать тебя.
Цукаучи сбрасывает вызов.
Он отошел от стола, пока позади запечатлели тело и назад уложили оба трупа по мешкам.