Ху Баоцинь оказался на редкость упрямым. Он так и оставался лисом и с момента превращения не произнёс ни одного человеческого слова, а если Владыка миров к нему обращался, то делал вид, что не понимает его. Все попытки к себе прикоснуться — очень сложно устоять и не протянуть руку, чтобы погладить сияющую серебром шерсть! — он решительно пресекал, щёлкая зубами или с таким значением скрипя, что мороз шёл по коже, а приближаться к нему на расстояние меньше хвоста — лисье пространство! — вообще не стоило.
Большую часть времени серебристый лис пропадал в лабиринтах Сияющего чертога и, как полагал Владыка миров, исследовал новую территорию, проверяя открытые и запертые двери и заглядывая в каждый мало-мальски укромный уголок. Коридоры и анфилады были коварные и неизменно возвращали исследователя в главный зал, сбежать из дворца даже через открытые двери было невозможно.
Подглядывая за посетителями, которые неизменно сбрасывали личины, и проведя парочку собственных экспериментов (разумеется, когда Владыка миров не видел), Ху Баоцинь скоро сообразил, как действует «лента преображения», потому или далеко обходил её, или перепрыгивал через неё, если случалось оказаться в тронном зале.
Владыка миров полагал, что когда Ху Баоцинь удовлетворит своё любопытство, то, вероятно, начнёт задавать вопросы об устройстве если уж не Вселенной, то хотя бы Сияющего чертога. Ведь невозможно же смолчать, увидев столько чудес разом? Но серебристый лис или оказался непрошибаемым — и не такое видели! — или искусно скрывал любопытство. Вопросов от него Владыка миров так и не дождался, удостоившись только презрительного «фыр», поскольку, кажется, серебристый лис безошибочно угадывал, чего от него ждут, и делал наоборот чисто ли лисьего упрямства.
«Ну ладно, — подумал Владыка миров, — вот освоится во дворце, может, сменит гнев на милость».
Да, не стоило забывать, что речь шла о лисе. Освоившись на новом месте, лисы начинают… пакостить.
То, что сказал в сердцах Владыка миров, угодив ногой в вырытую нору, никому не полагается не то что говорить, но и даже знать.
Но он был больше ошеломлён, чем рассержен: как вообще можно было разрыть пол, созданный из вселенской материи и укреплённой консолидированной Ци самого хозяина дворца? Нора, правда, была неглубокой, всего в пол-локтя: глубже прокопать у Ху Баоциня не хватило сил. А может, он решил проверить, насколько прочны полы Сияющего чертога. Или терпение Владыки миров. Нора-то была не одна!
Начатые и брошенные норы были повсюду, даже в самых невероятных местах. Владыка миров так и не понял, как Ху Баоциню удалось прокопать небольшое углубление… в потолке, и зачем ему понадобились норы в стенах.
С этими норами на полу и дырами в стенах Сияющий дворец стал похож на термитник. И с ними, как и с термитами, бороться было бесполезно. Владыка миров поначалу ещё пытался их заделать, но потом бросил: они неизменно появлялись снова, да ещё и преумножались.
«Быть может, это лисий инстинкт — рыть норы и пытаться устроить себе логово?» — предположил Владыка миров.
Ему даже и в голову не пришло, что все эти дыры и норы могут быть лишь неудачными попытками побега: если бы удалось прорыться насквозь, Ху Баоцинь с лисьим проворством протиснулся бы нору, даже не расширив её, и только его и видели!
Куда не удалось подрыться, всегда можно прогрызться. Лисье Дао было весьма категорично на этот счёт: не существует такого места, куда бы лиса не могла проникнуть! И на смену подкопам пришли подгрызенные двери и — почему-то — ширмы. С дверями было всё понятно: раз заперто, то нужно прогрызть дыру и пролезть через неё внутрь, чтобы поглядеть, не спрятано ли там что-нибудь интересное. Скажем, портал. Но для чего было портить ширмы? Их серебристый лис изгрыз основательно. И если бы Ху Баоциня спросили, а он снизошёл до ответа, то он бы сказал, что эти ширмы оскорбляют его лисий вкус. То есть попросту напакостил.
Впрочем, за ширмы Владыка миров особенно не переживал. Их можно было воссоздать, что он и сделал. Серебристый лис непрозрачно намекнул, что у него зубы и после дюжины повторных погрызов не сточатся. Оставалось только ждать и гадать, кто сдастся первым. Сдался Ху Баоцинь, поскольку это ему наскучило. Он нашёл себе новое занятие, куда интереснее, чем потрошить ширмы.
В Сияющем дворце был и внутренний пруд, на скамейке возле которого Владыка миров любил посиживать в свободное время и наслаждаться видом плавающих в воде трёхцветных карпов. Они жили в пруду без малого девять тысяч лет. Владыка миров подглядел как-то в мире смертных, что у правителей царств имеются пруды с редкими рыбами, и тотчас же завёл себе такой же. Карпы в его пруду были редчайшей породы — трёхцветные и зеркальные, у каждого была собственная кличка, и те, что старше остальных, на неё даже отзывались и подплывали, чтобы взять у Владыки миров из рук подачку. Кормить волшебных карпов было необязательно, они питались Ци воды пруда, но Владыке миров нравился сам ритуал кормления.
Но в тот день что-то пошло не так: ни один из карпов не отозвался и не приплыл к Владыке миров, чтобы полакомиться спелыми ягодами, потому что… в пруду их не было! Зато под скамейкой были прикопаны кости и плавники — всё, что осталось от выловленных пакостным лисом рыб.
У Владыки миров дух перехватило от такого варварства. Сожрать драгоценных карпов, каждый из которых ценой в целое царство! И если бы Ху Баоциня спросили, а он снизошёл до ответа, то он бы сказал, что проголодался, а раз его и не подумали покормить, то он раздобыл себе еду сам, как и полагается порядочным лисам. То есть попросту напакостил, поскольку сфера Владыки миров была устроена таким образом, что никто из её обитателей или гостей не испытывал ни голода, ни жажды, а потраченная энергия восполнялась прямо из воздуха.
Думается, если бы Владыка миров в тот момент поймал серебристого лиса, то оттаскал бы его за хвост, настолько он был разгневан. Но тот предусмотрительно затерялся где-то в тенях дворца и только презрительно фыркал и скрипел оттуда лисьим смехом.
Лисы — они такие лисы!