У Уилла дела шли хорошо. И это было явлением настолько редким, что ему почти захотелось купить лотерейный билет из-за такой внезапной удачи. Повседневный стресс почти не беспокоил его, и он проводил будни в нетерпеливом ожидании выходных.

      Обычно ничто не раздражало Уилла так сильно, как разговоры. Бесконечные, бессмысленные реплики — когда каждая сторона вежливо притворялась, что ей интересно мнение другой — вызывали у Уилла желание рвать на себе волосы. И если бы

у него была возможность не говорить «нормально, а твои?» в жизни больше никогда, он бы непременно ею воспользовался. И обычно он разговоров избегал, отказываясь ради приличий участвовать в пустых ритуалах. Ведь зачем себя изнурять, если Уилл совершенно не заинтересован, чтобы что-то брать и получать?

      Так на самом деле и было… Однако…

      Ганнибал — человек искусства. Он делился с Уиллом тем, что и как любил готовить, делился фотографиями своих блюд, что будто сходили с меню ресторана с Мишленовской звездой. У Уилла каждый раз текли слюнки, и он признался, что воспринимал готовку больше как вынужденное неудобство в своей жизни, но определенно ценил мастерство в изысканной кухне. Он также выразил волнение от того, что вскоре сможет оценить готовку Ганнибала непосредственно. И убедиться, что блюда так же приятны на вкус, как и на вид.

      Ганнибал играл на клавесине (потому что, конечно, он играл). И Уилл разрушил очередную стену между ними, поведав, что в детстве у него были уроки пианино. Он умел читать ноты, играл неплохо, но по-настоящему у него никогда не было слуха. Также дома у Уилла стояло пианино, которое он выкупил по дешевке, когда в церкви рядом купили новое. И оно было ужасно расстроено, но Уилл не хотел нанимать кого-то, чтобы разобраться с этой проблемой.

      Уилл рассказывал о всех своих собаках, и даже то, о чем говорить было неловко. О ночи, в которую встретил Джунипер — еще щенком. Она рылась в мусорке на участке в поисках остатков черничных блинчиков. Потребовалась целая вечность, чтобы смыть кленовый сироп с ее шерсти, и ее саму это не то чтобы сильно волновало. Рассказал, что больше не ставит елки на Рождество, поскольку Зои явно с ними что-то не поделила и кидается, стоит только завидеть одну в доме. В грозу Уиллу приходится каждый раз сидеть с Джерико в пустой ванне — пока непогода не утихнет. И что они — его единственная семья, и без них он бы просто пропал.

      У Ганнибала нет животных. Судя по всему, нет уже как пару десятков лет. В детстве у него была кошка, и Ганнибал ее любил. Но с ней что-то случилось, и в подробности Ганнибал не вдавался. Уилл понял, что тому не понравилась излишняя привязанность к питомцу. И также понял, что — как и он сам — Ганнибал поделился тем, чего раньше никому не раскрывал. Обрывочных кусочков прошлого Ганнибала было преступно мало, и Уилл разрывался между желанием уважать чужие границы и узнать его всего.

      Ганнибал флиртовал. Бесстыдно флиртовал. Никогда не упускал возможности вставить какой-нибудь лукавый комплимент или дразнящую шутку, что вечно заставляло Уилла глупо краснеть. Ему было не привыкать к похвале, но от Ганнибала почему-то все звучало по-другому. Ведь казалось, что произвести впечатление на него довольно сложно. Может, с другими людьми так и было, но Уиллу даже не нужно было стараться — словно достаточно лишь одного его существования.

      Да, дела у Уилла шли очень, очень хорошо.

      Уилл заходит в свою аудиторию, чтобы подготовиться к последнему занятию на сегодня. Еще одна лекция, и он сможет посвятить себе все выходные. Себе, своим собакам и Ганнибалу.

      Он замер, увидев Джека Кроуфорда, облокотившегося о его стол в ожидании.

      — У меня занятие через пятнадцать минут, — произнес Уилл со смутным ощущением, что это вообще значения не имело.

      — Шесть женщин нашли мертвыми в Алабаме.

      Уилл резко кивает.

      — Понял.

      Джек выпрямился и легким движением поправил куртку.

      — Я уже обо всем позаботился. Рейс отправляется сегодня вечером, и на твоем месте я бы пошел домой и собрал сумку.

      Уилл скрипит зубами, возмущенный тем, что Джек даже не спросил его, готов ли он консультировать их по этому делу.

      — Не знаю, смогу ли я за такой короткий срок найти кого-нибудь, кто присмотрит за собаками.

      — Обычно ты просишь доктора Блум за ними последить, разве нет? Зайди в ее кабинет на обратном пути.

      Уилл хмурится только больше.

      — И как долго, по-твоему, мы там проторчим?

      Джек пожимает плечами.

      — Не долго. У нас обратный рейс уже в воскресенье. Так что — выходные. Если только тебе не понадобится больше времени, конечно.

      Он вздыхает, уже страшась предстоящего разговора.

      — Все в порядке, Уилл?

      Уилл прикусывает внутреннюю сторону щеки на какое-то мгновение, расстроенный и раздраженный.

      — У меня уже были планы на субботу. Давняя договоренность. Я освободил свое расписание еще неделю назад, и мне просто не хотелось бы откладывать…

      Джек прищурился.

      — Это важнее, чем остановить убийцу? — спрашивает, с вызовом приподнимая бровь.

      Раздражение Уилла нарастает.

      — Я этого не говорил.

      Он окинул Уилла оценивающим взглядом, прежде чем кивнуть.

      — Рад, что мы друг друга поняли. Я должен передать информацию криминалистам, увидимся вечером.

      Как только Уилл остался один, он с тяжелым вздохом достал телефон.

У: хей, завтра вечером я прийти не смогу. джек назначил меня ищейкой. снова.

      Он сел за стол, настроение было полностью испорчено: он действительно с нетерпением ждал субботы. Он не видел Ганнибала лично уже как три недели (последний раз был в баре), переписываться с ним здорово, но Уилл действительно хотел оказаться с ним в одной комнате снова. Понаблюдать за ним, чтобы снова попасться. Он хотел протянуть руку и, наконец, прикоснуться.

      Уилл сглотнул. Боже, как же он этого хотел.

У: клянусь, я не сливаюсь. я просто не могу остаться в стороне, когда это буквально вопрос жизни и смерти

      Он стиснул зубы снова. Чисто технически, он мог. Мог сказать Джеку оставить его в покое, перестать использовать его, ведь это плохо сказывалось на психике. Просто вернуться к преподаванию. Часть его хотела именно этого. Но, в конце концов, Уилл спасал жизни. Он уже давно расставил свои приоритеты.

      Но он хотел расставить их снова.

У: я заглажу свою вину, окей? не злись

      Уилл заставляет себя положить телефон на стол, раздраженно проводит рукой по волосам. Для ответа понадобилось некоторое время, достаточное для того, чтобы Уилла окутало беспокойство.

Г: Расслабься, Уилл. Я понимаю. С моей стороны было бы довольно нарциссично придавать собственной радости значение большее, нежели невинным жизням. Мы просто встретимся в другой раз.

      Он облегченно выдохнул.

У: спасибо за такую уступчивость. я это ценю

Г: Хотя, в интересах транспарентности, вынужден признать, что надеюсь, наша встреча состоится как можно скорее. Я с нетерпением этого ждал.

      Уилл улыбнулся.

У: и я. скоро, обещаю. мой график во власти психопатов, знаешь, это немного все усложняет. еще одна причина, почему я ни с кем не встречаюсь. обычно

      В момент отправки этого сообщения у него пересыхает во рту. Это было больше, чем он хотел сказать. Более уязвимо. Он и раньше намекал, что у него не было времени на романтику, но без конкретики.

Г: Значит, я в чем-то особенный?

      Уилл закатил глаза, смеясь себе под нос.

У: не задавай вопрос, на который уже знаешь ответ

У: Хотя, в интересах потакания, вынужден признать, что пока ты более чем стоил приложенных усилий.

      Он все еще раздражен: не горел желанием провести выходные в Алабаме и залезать в голову очередного серийного убийцы.

      Но дела по-прежнему шли довольно хорошо.

***

      Уилл снимает пальто и закидывает его куда-то на комод. Проводит руками по лицу в надежде стереть въевшиеся в кожу отпечатки убийства. Он садится на край гостиничной кровати и стаскивает ботинки, безучастно разглядывая уродливую и безвкусную картину на стене. Смотрит на часы рядом с кроватью. Уже поздно, но недостаточно для нарушения чьего-либо спокойствия. Он измотан целиком и полностью, но все еще на грани от настоящей усталости.

У: ты тут?

      Бев и другие аналитики спустились в бар отеля, и Уилл отклонил их предложение настолько вежливо, насколько мог. И надеялся, что это решение себя окупит.

Г: Да.

      Когда пришел ответ, Уилл почти сразу набрал номер.

      — Здравствуй, Уилл, — произносит Ганнибал, и у Уилла бегут мурашки по спине.

      — Привет.

      — Приятно провел вечер?

      Уилл выдыхает.

      — Черт, нет. Честно говоря, чувствую себя дерьмово.

      — Жаль это слышать.

      Он падает навзничь, его встречает покалывающее одеяло.

      — Все в порядке. Бывало и похуже, я все равно поеду домой завтра. Просто… плохое настроение, и выслеживание убийцы целый день явно этому не помогло.

      — Возможно, я помогу тебе воспрянуть духом, — говорит Ганнибал, и тон его голоса граничил с кокетливым.

      Уилл улыбается.

      — Это то, на что я рассчитывал, — он смотрит в потолок, щурясь от света. — В конце концов, тут и твоя вина есть.

      — Правда?

      — Как я уже говорил, бывало и похуже. Единственная причина моего плохого настроения — я продолжаю думать о том, чего лишаюсь.

      Ганнибал издает смешок в трубку.

      — Надеюсь, твои ожидания не превосходят мои возможности.

      — Я думаю, тебе бы… было трудно разочаровать меня.

      Его вознаградили еще одним смешком, теплым, темным и опьяняющим.

      — Что ты планировал приготовить сегодня вечером?

      — Никогда не спрашивай, — ответил он игриво. — Испортишь сюрприз.

      Уилл тоже усмехается.

      — Боюсь, сегодняшний вечер уже испорчен.

      — Возможно.

      Уилл хмурит брови, но ничего не говорит.

      — Или я бы мог просто воссоздать вечер, который запланировал для тебя, немного позже.

      Он обдумал это немного.

      — Воссоздать… — В голове начинает формироваться идея. — Что, если мы сделаем это сейчас?

      Ганнибал некоторое время молчит, но произносит:

      — Это интригующая задумка. И как мы это устроим?

      — Это… эм… — он запинается, не в силах рассказать о своих способностях. — У меня очень живое воображение.

      Он наполовину ожидал, что Ганнибал просто над ним посмеется, но вместо этого прозвучал совсем другой ответ:

      — Хорошо. Мы, скажем так, воспроизведем преступление.

      Уилл кивает сам себе. Он встает и выключает общий свет, вместо этого щелкая прикроватной лампой. Он садится у изголовья, пытается устроиться поудобнее. Закрывает глаза, делая глубокий вздох. В сознании качается маятник, перенося Уилла из гостиничного номера в его машину. Он смотрел на дом снаружи. Обыкновенное здание, немного вычурное (но совсем не похожее на настоящий дом Ганнибала, он уверен).

      — Я… Я приезжаю на десять минут раньше, — говорит он вслух, глядя сквозь окно своей машины на дом. — Ты не похож на человека, который прощает опоздания. Я еще несколько минут сижу внутри, ведь не хочу показаться чересчур нетерпеливым, прежде чем постучать в твою входную дверь.

      К его глубокому смущению, Ганнибал мягко посмеивается.

      — Это то, что ты обычно делаешь на местах преступления, Уилл?

      Он морщится, щеки краснеют.

      — Вроде того. Мы можем этого не делать, если это странно для тебя.

      — Это неортодоксально, вот и все. Но очень интересно. — Он прочищает горло. — Я встречаю тебя в прихожей, беру твое пальто и вешаю на крючок, прежде чем провести тебя на свою кухню.

      Уилл делает еще один медленных вдох, возвращаясь к сцене. Ганнибал выглядел великолепно, как всегда. Его разум решил представить его так же, как на фотографии в телефоне — в накрахмаленной рубашке на пуговицах и темной жилетке.

      — Я хвалю обстановку, но в основном думаю о том, насколько плохо соответствую этому месту.

      — И я, несомненно, обратил внимания на твой внешний вид, и неудовольствие было самой далекой моей мыслью.

      Уилл смеется, краснея гуще.

      — Я оставил пару завершающих штрихов до твоего прибытия, — продолжает Ганнибал. — Есть определенные вещи, о которых лучше позаботиться перед непосредственной подачей. Я наливаю тебе бокал вина, чтобы скрасить ожидание. — В его голосе слышится нотка гордости. — Смесь Бордо. Chateau Léoville Poyferre, две тысячи девятого. В нем присутствуют легкие нотки черного чая и китайская смесь из пяти трав с оттенками сухоцветов и древесного угля.

      Уилл сосредотачивается сильнее, пытаясь представить себе вкус. Он улыбается, понимая, что это выше его сил.

      — Боюсь, все это для меня потеряно. Как я говорил, я больше любитель виски. Я, вероятно, предпочел бы распробовать его хорошо у тебя, чем представлять вкус сейчас.

      — В любом случае, оно будет хорошо сочетается с ужином.

      — Я уверен, что так и будет.

      — Я веду тебя в столовую, усаживаю напротив себя.

      Уилл сглатывает, представляя легкую горечь чудесного красного вина.

      — Что на ужин?

      — Тушеная утиная грудка, подается с салатом из рукколы с фенхелем и грецкими орехами.

      Его рот наполняется слюной от одной только мысли.

      — Черт, звучит хорошо. И… высококлассно. Ты собирался устроить все это для какого-то парня, с которым познакомился в баре?

      Ганнибал фыркает.

      — Думаю, наши отношения продвинулись дальше этой отметки, не так ли?

      Сердце Уилла замирает. Что ж, они переписывались безостановочно в течении последних двух недель. Он бы не решился сказать, что они «встречаются», пусть, технически, прямо сейчас у них и было свидание. Симуляция свидания, но Уиллу хотелось бы думать, что это имело значение.

      — Кажется, больше не стоит звать нас «Лучшими из незнакомцев», — признает Уилл. — Хотя я не совсем уверен, кто мы теперь.

      Его воображение рисует Ганнибала, ухмыляющегося, довольного и безупречного, что поднимал сейчас свой бокал.

      — Тогда, за Выяснение.

      Губы Уилла растянулись в широкой улыбке.

      — За Выяснение.

      Они молчат в течение какого-то теплого и уютного момента. Уилл представляет еду, облизывая губы и желая, чтобы это не было лишь фантазией.

      — Я очень щедр на комплименты блюду. Это изысканно и совершенно не похоже на мой обычный рацион. Как что-то, что я бы обычно приберег для особого случая.

      — Это особый случай, Уилл?

      — Начинает казаться, что так оно и есть, не правда ли?

      Уилл представляет, как Ганнибал ему улыбается, встречаясь с ним взглядом через стол, прежде чем снова опустить глаза в свою тарелку.

      — Конечно, мы говорим за ужином. Я спрашиваю тебя о твоем текущем деле…

      — И я вежливо, но твердо сообщаю, что предпочел бы в это не вдаваться, — заканчивает Уилл. — Джек Кроуфорд и так достаточно управляет моей жизнью. Я бы предпочел сохранить от него хотя бы свою личную.

      Ганнибал наклоняет голову. После напряженного момента он произносит:

      — Могу я сделать вывод, Уилл?

      Уилл издает резкий смешок.

      — У меня такое чувство, будто он мне не понравится.

      — Мы с тобой знаем друг друга не так уж и долго, и вполне возможно, что я ошибаюсь, — осторожно начинает Ганнибал, глядя на него через стол. — Но мне кажется, что твоя работа слишком давит на тебя.

      Уилл морщится.

      — Она давит на каждого в этой области. Это темная работа.

      — Однако тебе трудно от нее дистанцироваться, даже постфактум.

      Его челюсти сжимаются. Новая волна раздражения поднимается в нем. Его хорошо читают. Правильно читают.

      — Ты переходишь грань между беседой и психоанализом, Ганнибал, — предупреждает он. — Ты знаешь, как я отношусь к психиатрам.

      Ганнибал вздыхает.

      — Мои извинения.

      — Все в порядке.

      — Я просто собирался сказать, что если я прав — если ты из тех, кто с трудом обособляется от работы, — я был бы рад помочь тебе отвлечься снова, когда захочешь.

      Уилл замирает и лишается голоса на какое-то мгновение. Что ж, это… мило. Приятно удивляет. И, возможно, наводит на размышления.

      — Спасибо, — произносит он наконец. — Я ценю отвлечение.

      Ганнибал одаривает его мягкой улыбкой, и это кажется настолько реальным, что сердце Уилла сжимается почти болезненно.

      — Это мило, — добавляет тихо.

      — Рад стараться.

      — Правда? — спрашивает, стараясь изо всех сил, чтобы его волнение не проскользнуло в голосе.

      — Да.

      — Хорошо.

      — После ужина я приглашаю тебя присоединиться ко мне в гостиной, выпить у камина.

      Уилл ухмыляется.

      — Гостиная, о вау, — поддразнивает. — Полагаю, я мог бы остаться на еще один бокал вина. Было бы невежливо уходить сразу после бесплатного ужина.

      — О, нет, не вино, — говорит Ганнибал. Воображение Уилла рисует вокруг них новую комнату, с потрескивающим камином и черным удобным диваном. Уилл сидит с правой стороны, Ганнибал тем временем подходит к богато украшенному бару. — Думаю, ты найдешь мой выбор в виски более чем удовлетворительным, Уилл. У меня высокие стандарты.

      — Твоя нынешняя компания предполагает обратное, — язвит он, вздыхает, представляя вкус прекрасного темного виски с верхней полки шкафчика Ганнибала.

      Он представил, как Ганнибал садится рядом с ним.

      — Очень высокие стандарты и пристальное внимание к качеству, — настаивает он, вызывая улыбку у Уилла.

      Уилл почувствовал, как пульс участился. Он попытался играть в хладнокровие:

      — Сегодня ты не скупишься на лесть, Ганнибал.

      — В чем разница между лестью и флиртом?

      Уилл ухмыляется.

      — В намерении.

      Ганнибал делает глоток виски.

      — Тогда я ни разу не польстил тебе этим вечером.

      Уилл смеется, густо краснея. Ганнибал, кажется, очень доволен собой, и Уиллу хотелось, чтобы он не был полностью очарован прямо сейчас.

      — Знаешь, из тебя получился бы отличный серийный убийца.

      Они оба на момент замолкают. Уилл потому, что не подумал дважды, прежде чем сказать что-то очень странное. А Ганнибал, конечно, потому что на подобный комментарий не было изящного ответа.

      Уилл порывается продолжить. Но не может решить: будет ли более неловко, если он станет настаивать на том, что это комплимент, или сейчас нужно вообще забрать свои слова назад.

      — Что заставило тебя так подумать?

      Уилл нервно рассмеялся.

      — Ну, — начинает, тяжело сглатывая. — Ты дотошный. Отчужденный, в манере, которую большинство людей сочли бы привлекательно загадочной чертой. Скрытный, но не вызывающий подозрений. Очень, очень харизматичный. — Он прочистил горло. — Могу ли я винить в таком образе мыслей свою плохую обособленность от работы?

      Он готов к тому, что Ганнибала это заденет. Это уже было достаточным признаком, что его на него не нападут в ответ. И Ганнибал снова удивил.

      — Думаешь, мне сойдет это с рук?

      Уилл обдумывает это. Ганнибал умен, но не совсем аккуратен. Похоже, ему нравится быть в центре внимания больше, чем кому-либо еще.

      — На какое-то время — да, — отвечает наконец. — Честно, думаю, ты погубил бы сам себя.

      — Неосторожность? — спрашивает, приподнимая бровь.

      — Гордыня.

      Звучит сухой смешок.

      — Значит, я слишком близко подлетел бы к солнцу?

      Уилл пожимает плечами.

      — Я профайлер, а не экстрасенс. Хотя, я бы не рекомендовал становиться серийным убийцей, в любом случае. Они никогда не кажутся довольными.

      — А ты доволен, Уилл?

      Уилл хмурится.

      — Не знаю, кто вообще мог бы назвать себя таковым. Не все время.

      — Мы преследуем это, независимо от времени и расстояния. Счастье. Как думаешь, они гонятся за ним вместе с нами, твои убийцы?

      Уилл уставился на огонь, что все еще извивался в своем отчаянном стремлении уничтожить. Поглотить.

      — Думаю, им бы стоило.

      На этот раз тишина затягивается, заполняя разум Уилла. После нескольких минут молчания, Уилл вздыхает.

      — Мне, наверное, пора идти. Не хочу злоупотреблять гостеприимством.

      — Тогда я провожу тебя обратно в прихожую. Предлагаю тебе твое пальто.

      Уилл замирает. Он поднимает взгляд на Ганнибала: его темные глаза при слабом освещении кажутся такими пустыми. Как бездна. Что пугала своей поглощающей неизвестностью.

      — Я пообещал себе, что не позволю тебе снова уйти от меня — без поцелуя, — сказал он чуть дрогнувшим голосом. — Так что я целую тебя.

      Когда Ганнибал не ответил сразу, Уилл занервничал.

      — Ты целуешь меня в ответ?

      — Да, — выдыхает он.

      Уилл пытается представить это. Не справляется. Весь день его разум усердно работал, воссоздавая сцены преступлений. Его воображение пытается собрать кусочки воедино, но он хотел нечто абсолютное.

      — Как ты это делаешь? — спрашивает.

      — Я… — Ганнибал запинается, но ненадолго. Уилл ждет, глядя на него снизу вверх. — Я беру тебя за челюсть, прижимаюсь губами к твоим.

      Уилл представляет это. И вздыхает.

      — Я вкушаю тебя. И у тебя вкус виски, ты пахнешь как свежий лесной воздух. Я провожу пальцами по твоим прелестным кудрям.

      Он почти почувствовал это. Этого недостаточно. Он проводит рукой по своим волосам, и его дыхание немного перехватывает.

      — Я притягиваю тебя ближе за ворот рубашки, — говорит Уилл. — Я прислоняюсь спиной к стене твоей прихожей так, что ты меня в нее вжимаешь.

      — Я медленно облизываю твои губы.

      Уилл сглатывает. Он нерешительно проводит языком по нижней губе.

      — Я… Я начинаю развязывать твой галстук.

      — Тебе нравится, когда тебя кусают, Уилл?

      Уилл давится воздухом.

      — Да.

      — Я беру твою нижнюю губу зубами и немного оттягиваю, прежде чем укусить. Ровно настолько, чтобы ты это ощутил.

      Он вздыхает. Румянец поднимается до ушей, он берет свою губу между пальцев и сильно сжимает.

      Когда пальцы разжимаются, Уилл почти дрожит. Черт, ему стало жарко просто от одной мысли об этом.

      — Я беру тебя за запястье и веду обратно в гостиную, — говорит он, уже тяжело дыша. — Сажу на диван и сам устраиваюсь на твоих коленях. Начинаю раздевать тебя. Я… — он сдерживает тихий стон. — Целую тебя вдоль линии подбородка. Кусаю ключицы и оставляю синяки на шее.

      — Уилл, — выдыхает Ганнибал, телефонный динамик улавливает его сбитое дыхание. — Я беру тебя за бедра и укладываю на диван.

      Уилл ложится своей на гостиничной кровати, чувствуя, как член твердеет в штанах.

      — Втягиваю тебя в глубокий поцелуй, пока снимаю твою рубашку.

      Уилл зажимает телефон между головой и плечом, руки спускаются и нетерпеливо расстегивают рубашку.

      — Продолжай, — говорит он хрипло и низко.

      — Поцелуями я спускаюсь ниже по твоему телу, — говорит Ганнибал, и он почти физически уловил его тихий вздох, что через штаты понесся к нему. — Я касаюсь губами твоей груди, дразню соски, чтобы посмотреть, вызовут ли они интересную реакцию.

      Уилл проводит кончиками пальцев по груди, вдоль тела. Он давится воздухом, сжимая свой сосок и выгибаясь в пояснице.

      — Ганнибал… — выдыхает, перекатывая его между пальцами.

      — Ты трогаешь себя, Уилл?

      — Следую тебе, — отвечает. — Пытаюсь представить, что это ты. А ты трогаешь себя?

      — Тебе бы этого хотелось?

      Он облизывает губы, пальцы дразнят его бока, талию.

      — Да. Черт возьми, да.

      Ганнибал издает тихий стон, и это что-то разжигает в Уилле.

      — Как бы ты ко мне прикоснулся, Уилл?

      Уилл тянет ремень, приподнимая бедра, чтобы приспустить штаны и боксеры.

      — Я бы хотел, чтобы это длилось долго. Ты такой собранный и идеальный. Я бы действовал медленно, чтобы увидеть, как ты понемногу распадаешься на части.

      Низкий нуждающийся стон вырывается из горла Ганнибала. Уилл берет в руку член, что дернулся от одного только звука.

      — Я бы тоже с тобой не торопился. Я бы хотел показать тебе, насколько велико мое желание, я бы находил все новые и новые способы извлечь из тебя эти прекрасные звуки, пока ты не задрожишь от удовольствия.

      — Черт, — Уилл давится воздухом. Он поглаживает член, установив медленный темп. Он так возбужден лишь словами Ганнибала, что требуется вся его выдержка, чтобы не начать беспорядочно толкаться в собственную руку в погоне за освобождением. Он не торопится.

      Он отводит телефон от уха — хриплые вздохи на той стороне были все еще слышны — и открывает галерею. Находит фото Ганнибала, самодовольного, сильного и такого, черт возьми, сексуального.

      — Ганнибал… ах… Отправь мне фотографию. Я хочу тебя увидеть прямо сейчас.

      — Ты тоже отправишь свою?

      Уилл тихо всхлипывает, проводя пальцем по головке члена.

      — Да.

      Он немного приподнимается, пытаясь найти подходящий угол камеры, который показал бы его, как он сам надеялся, «привлекательнее». При взгляде на получившееся фото, его сердце пропускает удар. Честно говоря, он был похож на законченную шлюху. Глаза были полуприкрыты, взгляд — затянут туманной пеленой, а губы — приоткрыты, будто умоляя, чтобы меж них скользнул член Ганнибала. Он закрыл глаза, униженно.

      Он открывает их вновь, когда телефон вибрирует от уведомления.

      Дерьмо.

      Ганнибал выглядит неотразимо. Рубашка не скрывала волосатой груди и сильных рук. Его руки — руки творца — сжимали толстый член, оттягивая крайнюю плоть, чтобы дать Уиллу лучшее представление. Все его тело жаждало Уилла, и Уилл стонет, глядя на него.

      — Черт, я так тебя хочу. То, что я бы с тобой сделал… м-м-м…

      — Твоя очередь, Уилл.

      Уилл фыркает, заставляя себя наконец отправить фотографию.

      — Ладно, хорошо. Я никогда… хах… никогда не смотрел на себя во время мастурбации. Это странно.

      После отправки Уилл снова открывает фотографию Ганнибала и прикусывает губу.

      — Боже, у тебя огромный член. Я хочу, чтобы ты поставил меня на колени. Интересно, смог бы я со всем этим справиться… — он толкнулся в свою руку и протянул:

      — Уверен, я бы им подавился.

      Когда Уилл слышит стон Ганнибала, он понимает, что фотография получена.

      — Уилл, — выдыхает он. — Ты так восхитительно выглядишь, mielas berniukas. — Ганнибал стонет в трубку. — Skanus. Taip labai skanu, Уилл.

      Уилл ничего не мог с этим поделать. От голоса Ганнибала волна тепла прошлась по всему телу. Он всхлипывает, сжимая член.

      — Черт, Ганнибал, т-твой акцент, — стонет Уилл, вцепившись отчаянно в телефон. — Он так горяч, пожалуйста, продолжай говорить.

      Слышится смешок.

      — Тебе нравится, когда я использую свой родной язык, kekšė?

      Уилл скулит, все его самообладание рушится в одно мгновение.

      — Да. Да, не останавливайся!

      Он мог представить, насколько Ганнибал был собой доволен, когда тот начал говорить. Глубоко, с чувством. Со вздохами и стонами.

      — Nežinau ar noriu tave nužudyti, ar tave dulkinti, Уилл. Noriu tave pasaugoti, jei tik galiu. Bet tu taip skaniai atrodai.

      Пальцы Уилла поджимаются. Он стонет, напряжение скрутило все его внутренности, Ганнибал сводил его с ума.

      — Да, черт. Да, Ганнибал… продолжай, так хорошо, о черт… — Он оборвал сам себя очередным движением руки. Темп набирал обороты вместе с растущим отчаянием.

      — Ar vis tiek mylėsi mane, kai tave nužudysiu?

      Он хнычет, изнемогая. Дрожит, с головы до ног.

      — Я… а… Я сейчас… сейчас кончу, Ганнибал, пожалуйста…

      — Sumanus berniukas, aš suvalgysiu tavo širdį.

      Может, дело было в интимности момента, в том, насколько сильно Уилл ощущал себя приближенно к Ганнибалу, даже сквозь мили. Может быть потому, что Ганнибал сам сейчас был на грани, и весь его тщательно выстроенный фасад рушился в пылу момента. Может, это был просто вопрос времени. Какова бы ни была причина, эмпатия Уилла проявляет себя, всего на секунду. Она проскальзывает в разум Ганнибала, забирается внутрь.

      Голодный, нуждающийся. Жестокий, могущественный, праведный. Странно противоречивый.

      — Съесть тебя живьем, — шепчет разум Ганнибала Уиллу. — Хочу съесть тебя живьем. Мой милый, умный мальчик… Я съем твое сердце, пока оно еще бьется.

      Уилл стонет его имя, дрожь раскатывается по телу, когда он кончает. Сердце колотится о ребра. Он дергано толкается в руку, переживая самый сильный оргазм, что у него был за долгое время. Немного спустя, Уилл пытался отдышаться, пока Ганнибал продолжал шептать неизвестные ему слова. В трубке раздается прерывистый и хриплый стон, и Уилл в последний раз содрогается всем телом в ответ.

      Минуту или две, единственным звуком, что они оба издавали, было дыхание в динамик телефонов. Наконец, Уилл тихо рассмеялся.

      — Обычно я не выпрыгиваю из штанов на первом свидании, ну так, чтоб ты знал.

      — Еще один случай, когда я безмерно благодарен за то, что ты сделал исключение, — отвечает Ганнибал, тяжело дыша, все еще пытаясь собрать себя в кучу. Стена была восстановлена, и Уилл больше не мог за нее попасть.

      Уилл хмыкает в ожидании, когда его грудь наконец успокоится.

      — Пожалуйста, скажи мне, что ты не зачитывал там свой список покупок.

      Ганнибал устало смеется.

      — Нет, конечно нет. Я размышлял вслух о том, что хотел бы с тобой сделать.

      Уилл все еще пытался успокоить бешеное сердцебиение, и глубокий вздох помог лишь отчасти.

      — Когда-нибудь мне нужно будет узнать перевод.

      — Узнаешь.

      Уилл перевернулся на своей гостиничной кровати, вся усталость дня накатила на него одной волной. Ленивая улыбка появилась на лице.

      — Итак, что происходит после? Выгонишь меня или оставишь на ночь?

      — Тебе бы хотелось остаться?

      Уилл аккуратно приподнимается, хватает пару салфеток с прикроватного столика и вытирается.

      — Что ж, учитывая мое состояние после этого, не думаю, что у меня был бы выбор, если бы я вправду был у тебя. Скорее всего, я бы отключился за рулем при попытке добраться до дома.

      — Тогда я был бы счастлив позволить тебе остаться на ночь. Утром я также приготовлю тебе завтрак.

      Уилл издает радостный смешок в ответ на предложение, ухмыляясь как идиот (но эй, его же никто сейчас не видел).

      — А ты любитель обнимашек?

      — Обычно нет, — отвечает Ганнибал. Голос низкий, мягкий. Он тоже устал. — Но для тебя — да.

      Он вздыхает, и его улыбка растворяется.

      — Я напишу, как мы завтра приземлимся, хорошо? Поспи немного.

      — Приятных снов, Уилл. Спасибо за отдых.

      Уилл улыбается. Он хотел бы просто раствориться в представлении их свидания, перевернуться на другой бок, прижаться к теплому телу Ганнибала. Он хотел бы, чтобы ему вообще не нужно было бросать трубку, и чтобы он мог просто оставаться с ним на связи до восхода солнца. Он хотел бы, чтобы стена Ганнибала опустилась снова. Хоть на мгновение. Чувства, которые он уловил, были жестокими, пугающе жестокими, но то были чувства полные страсти. Собственнического желания, непреодолимой нужды. Он хотел почувствовать себя таким желанным снова.

      — Может, мы смогли бы сделать это в реальности, когда-нибудь в ближайшее время. И ты сможешь продемонстрировать все эти твои горячие иностранные штучки, о которых ты говорил, на мне.

      Ганнибал посмеивается над шуткой, что, очевидно, прошла мимо Уилла.

      — Да. Я с нетерпением этого жду.