Я тоже встаю и киваю. Хочется что-нибудь сказать на прощание, только что? Может, «спасибо, что доверили мне эту работу»? Или «мне очень жаль, что так вышло»? Но в итоге не говорю ничего. В любом случае мои слова не имеют значения, а если так — зачем зря сотрясать воздух?

— Да, я попрошу отнести их вам. Ну, или вы заходите. Вдруг чаю захотите.

Капитан слегка улыбается, и я не могу удержаться от ответной улыбки. Я буду скучать по его дурацкому чувству юмора.

— Хорошо. Спасибо.

— Да. Конечно. Не беспокойтесь о вещах, я уверен, с ними всё в порядке. Да.

Кивая, он провожает меня к выходу, и дверь за спиной закрывается. Вот так я снова остался один.

***

В спортзал я теперь ходил через раз, потому что непонятно, в какое время лучше. Ранним вечером — народу много. Поздно — можно напороться на капитана Блэйка. Хотя у него чёткого графика нет, но всё же чем ближе к ночи, тем больше шансов, как мне кажется.

Не знаю, хотел ли бы я с ним встретиться. Нет, ну… Если честно — конечно, хотел бы. Но… Впрочем, я так думаю, что он бы просто игнорировал меня, так что и нормально было бы. Зато бы увидел. А может, он бы даже поздоровался, сказал пару слов, и я бы убедился, что всё не так плохо, как я себе насочинял.

В общем, теперь каждое посещение спортзала превратилось в игру в рулетку: будет он там или нет. И я вроде и рад, что получается избегать командира — после этой идиотской сцены в его кабинете, — но стоит хлопнуть двери, как дыхание перехватывает, а сам и посмотреть в ту сторону боюсь — вдруг это он?

Не он.

Снова не он.

Это вообще кто-то вышел, а не зашёл.

И только я уже расслабился, как нате вам. От неожиданности внутренности скручивает паникой, и неясно — хочется то ли немедленно рвануть к выходу из зала, то ли замереть, следя за капитаном бессмысленным взглядом. Последнее было бы совсем тупо, если учесть, что я вишу на перекладине вниз головой.

Конечно, я не делаю ни того, ни другого. Нет уж. Продолжаю. Правый локоть, левый, снова правый. Сосредоточиться. Я тут очень занят. Я заниматься пришёл, а окружающее меня совершенно не интересует.

Только ощущение такое, словно я всей кожей прислушиваюсь к шорохам в зале, пытаясь вычленить те, что относятся к Сину. Понять, что он делает.

Хватит, нужно сосредоточиться. Сейчас ещё минут пятнадцать, а потом уйду. Посмотрю в его сторону и, если поймаю взгляд, поздороваюсь. Хотя вряд ли он будет смотреть на меня, но всё же стоит проверить. Это было бы вежливо. Но если нет, так нет. Хотя, может, лучше наоборот — и не смотреть, и не здороваться? Избавлю его от неловкой сцены. Просто сделаем вид, что не заметили друг друга.

Мышцы живота уже болят, а я всё продолжаю и продолжаю, потому что боюсь остановиться — это ж надо будет спрыгнуть отсюда, передохнуть, оглядеть зал…

Пожалуй, достаточно. Я не сбежал сразу же, как он зашёл, но и не обязан торчать тут вместе с ним. Позанимался и ухожу. Вполне нормально.

Слез с перекладины. Мельком глянул на капитана Блэйка — как я и ожидал, в мою сторону не смотрит. То есть он там вообще спиной, в гантелях роется. Ну и хорошо. Уйду по-тихому.

Направляюсь к выходу. Так, смотрю на дверь, я ведь даже не обратил внимания, что в зале среди четырёх человек затесался мой командир. Мало ли, я вообще рассеянный и не обязан всех замечать…

За спиной раздаётся:

— Лейтенант!

Так и каменею, не донеся ногу до пола. Бля…

Шаги.

Поворачиваюсь — ненавязчиво так, вдруг это вообще не ко мне обращались?

Син подлетает — без улыбки, слегка настороженный, но вроде доброжелательный — и выдаёт:

— Как насчёт развлечься?

Да уж, «развлечься» — самое подходящее слово. Лучшего он не мог и придумать. Конечно, командир, только пойдём ко мне в комнату, я тебя «развлеку» так, что ноги будут дрожать.

Я знаю, что нужно вежливо отказаться, улыбнуться на прощание — чтобы выглядеть милым и открытым парнем, совсем не подозрительным — и топать в раздевалку, но вместо этого — чёрт! — продолжаю стоять.

А раз уж задержался, нужно и сказать что-то.

— Если хотите…

Бля, ну как оно вырвалось? Зачем? Всё, я — официально самый тупой идиот на территории этой части.

— Хочу, конечно, — капитан расплывается в довольной улыбке.

Ладно. Я спокоен. Всё нормально.

Дальше становится ещё проще, всё-таки драку я воспринимаю как работу, а на работе я не отвлекаюсь.

Неожиданно даже разошёлся: прикладываю Сина в рёбра со всей силы, и он, окатив меня ощущением ярости, на лету хватает зубами мою руку, дёргает так, что нормального человека порвал бы. Свободной рукой бью в челюсть — в первое мгновение зубы погружаются в плоть ещё глубже, но потом Син отпускает мою руку, эпично обдав окружающее брызгами крови изо рта. Ах ты скотина! Расплёвывается он тут моей кровью! Тут уж меня срывает окончательно, и я, бухнув его вниз и оседлав, принимаюсь колотить мордой об пол. Син рычит от злости и втыкает когти мне в бедро, но хрен вам, и не с такими справлялись…

Неожиданно меня выбивает из этого сосредоточенного состояния звук: последний человек хлопнул дверью зала, мы остались вдвоём.

Син, пользуясь заминкой, тут же выкручивается и лупит меня по горлу — дыхание останавливается, и я замираю, бессмысленно уставившись в пространство. Гадёныш…

Вскоре прихожу в себя — вроде ничего не повредил. Повезло мне, что капитан хорошо контролирует силу удара.

Пока я, сидя на полу, восстанавливаю дыхание, Син уже вернулся с бинтом — указывает на мою окровавленную руку и, когда я подтягиваю длинный рукав, сноровисто заматывает.

— Отлично вышло, — скользнув взглядом по моему лицу, усмехается.

— Да. Неплохо.

Я бы не сказал, что проиграть — это «отлично».

— Повторим завтра?

— Угу…

Он кивает и, подумав, улыбается:

— Хорошо, что всё в порядке. А то я думал… Но всё ж нормально, да?

Поднимаюсь с пола, морщась. Да уж, что-то я отвык от таких нагрузок, нужно срочно возвращаться в форму.

Вот только тут капитан, стоящий напротив, стягивает футболку — как ни в чём не бывало — и вытирает тканью влажные дорожки пота на шее. Эм… То есть да, мы выложились по полной и оба мокрые, но… Куда я, по его мнению, должен смотреть, если прямо передо мной стоит это полуголое тело, сверкающее обаятельной зубастой улыбкой? На потолок, что ли?

Даже это не получится — он ещё и в глаза заглядывает, ожидая ответа. Ебись эта жизнь конём, за что мне такое…

— Нормально.

— То есть… — он продолжает настороженно изучать моё лицо. — Всё хорошо?

— Просто отлично.

Вообще всё заебись, особенно этот голый торс перед моим носом. Жизнь прекрасна. Можно я провалюсь под пол и продолжу наслаждаться нашим диалогом оттуда?

— То есть ты можешь вернуться?

Голос капитана звучит с таким радостным воодушевлением, что сразу становится ясно — он не в курсе. Он не знает про слухи. И он, наверное, не видел ничего у меня в голове. Всё это лишь совпадение. Фух…

С другой стороны, я не могу пользоваться его неведением. Хватит, и так уже тянул. Теперь вернуться назад — и снова его подставить — было бы непростительно.

— Не думаю, что это хорошая идея…

Чёрт, ну почему я блею как ни в чём не уверенный козёл? Нужно сказать «нет» — твёрдо, чётко, спокойно — и уйти в раздевалку. Мужик я или что вообще?

— Почему? Из-за ранения? Ты ходил к психологу?

Что ответить? Считает ли он это уважительной причиной? Или придумать другую? Что будет звучать достаточно убедительно?

Ещё и со своим «ты» опять…

— Так что? — он упорно ловит мой взгляд.

— Нет, не из-за этого. Просто… Лучше пусть всё будет как есть.

— Что случилось? — тон Сина мгновенно становится серьёзным.

— Ничего, — я в ответ тоже раздражённо повышаю голос. Сколько можно? Почему он не может просто отпустить меня? Тупые разговоры…

— Так, какого хрена? Ну-ка говори.

И, чтобы добить меня окончательно, капитан ещё хватает меня за плечи — блядь, необязательно тыкать в меня своей мокрой футболкой, лучше бы надел её обратно, эксгибиционист хренов.

Ну, тут уж я вряд ли смогу что-то сказать: голос по ходу вообще пропал. И сам чувствую, что краснею.

Вместо внятного убедительного объяснения я могу думать только о том, что Син так близко, и — чёрт! — взгляд словно сам собой, совершенно предательски, сползает на его губы, а в сознании, прежде чем я успеваю её остановить, мелькает мысль, что только ведь и нужно — одно лёгкое движение, чтобы дотянуться…

Между нами повисает пауза — долбаная многозначительная пауза, — и я чувствую мгновенную заминку в его движениях, пальцы на моих плечах словно бы чуть вздрагивают. Точно почувствовал. Да тут всё понятно, любой догадался бы, по одной только моей красной морде.

Бросив последний взгляд на его губы — вовсе не потому, что хочу смотреть именно на них, просто не хватает духу глянуть в глаза, — всё же вырываюсь и чуть не бегом скачу в раздевалку. Хватит с меня! Наверняка вот теперь-то он всё понял. Да и к чёрту. Завтра же подам заявление. Только нужно попасть в обед, когда капитана не будет, попрошу бланк у его помощников. Хотя он ходит в столовую чёрт знает как, это не угадаешь.

Мыться? Нет уж, нахрен это всё! Не собираюсь я тут раздеваться и ждать, пока это бесстыжее чудище тоже придёт в душ. Глядишь, ещё решит продолжить разговор. А что такого, подумаешь — будем намыливаться и вести беседу, одно другому совершенно не мешает.

До своей комнаты долетаю, наверное, быстрее скорости света. Сейчас футболку — с рваным рукавом и брызгами крови — поменяю, пересижу часик, пока народ рассосётся, и схожу в душ на этаже.

Как бы мне завтра подгадать в такое время, когда Сина не будет? В голову не приходит ничего лучше, чем следить за выходом — когда он пойдёт в столовую. Ага, прятаться в кустах, может, даже с биноклем. Что за идиотизм…

С другой стороны, ну зайду я, попрошу бланк… Ничего особенного. При помощниках он, скорее всего, ничего не скажет. Да, будет неловко, но разок можно потерпеть. Зато после этого всё закончится, и я смогу вздохнуть спокойно.

Стук в дверь — аж вздрагиваю.

Сколько раз представлял это — что он придёт, постучит… Только в жизни, конечно, всё получается совсем не как в тупых фантазиях.

Может, всё-таки не он?

А кто?

Да нет, наверняка он.

Что, пришёл глаза попялить в комплекте с унизительными расспросами? Всё ведь ясно уже. «Так ты что, типа это?.. Хренасе, не ожидал… Нет, серьёзно?» — и такой изучающе-снисходительный взгляд. Очередное «ты ничтожество», которым можно меня потыкать — как острой палкой в морду зверю, запертому в клетке, — ага, наслаждаясь собственным превосходством.

Стук повторяется.

Ладно, открою. Пусть, раз ему так хочется. Прятаться и молчать, если он знает, что я тут, вообще как-то тупо.

Вдруг всё-таки не он.

Но нет, мне не повезло.

— Нужно поговорить, — Син звучит уверенно, как всегда.

Зато он хотя бы уже одет, и на том спасибо. Волосы влажные после душа, меня окутывает привычным запахом шампуня. Что-то цитрусовое. Пластырь на переносице скрывает рваную ссадину, однако по бокам носа, под глазами, уже налились тёмно-красные синяки. Хех, хоть я и проиграл, но мордой об пол приложил его знатно.

Син решительно проходит в комнату, заставляя меня отступить вглубь, и закрывает дверь. Тут и места-то нет: узкий проход, справа кровать. Не заправлена, одеяла вовсе нет, а на простыне складки. Теперь, когда я живу один, хочется отдохнуть от навязчивых порядков казармы. Надеюсь, капитан не вздумает придраться к этому и орать на меня своим фирменным матом? Это был бы вообще абсурд.

Он косится на кровать — наверное, за столько лет эти правила про расправленную простыню уже в кровь въелись, — но всё же возвращает взгляд на меня. И то хорошо.

Только вот ничего не говорит. Стоит себе и молчит.

Что, командир, неловко? Понимаю. Но я тебя сюда не тащил.

Тем не менее, мне тоже трудно терпеть это напряжение, так что я выпаливаю агрессивно:

— Ну и что? — даже нахожу силы взглянуть ему в глаза. Тёмно-карие радужки, чёрные ресницы.

— Я подумал… — Син запинается, но после паузы продолжает более оживлённо: — Я подумал, может, ты хочешь мне что-нибудь сказать?

— Я? — губы, конечно, тут же растягиваются в язвительной усмешке. В конце концов, это он ко мне пришёл, а я хозяин положения. — Нет, я ничего не хочу.

Син снова молчит, оглядывает комнату. В конце концов выдавливает:

— И что дальше?

Я тоже изучаю дверной косяк будто это самое увлекательное, что я когда-либо видел.

— Завтра подам заявление.

— Может… не стоит? Чего пороть горячку…

— И что ты предлагаешь? — о, я даже не запинаюсь на «ты», молодец какой. Нет уж, не собираюсь я в таком унизительном разговоре ещё и обращаться к нему как к старшему.

— Вернуть как было, — он произносит это быстро, будто заранее репетировал, и даже смотрит мне в лицо. — Нормально ж работали.

Качаю головой.

Син раздражённо фыркает:

— Блядь, может, скажешь уже что-нибудь? А то это таинственное молчание, морды интригующие… Я так не понимаю.

Перевожу взгляд на него. Ах, тебе нужно «сказать»?! Хорошо. Отлично.

— Твоё прежнее подразделение считало меня твоей шлюхой — насчёт новых не знаю, — а я, может, не против, чтобы так и было. Доступно?

Да, «доступно» — это его словечко, и мне хочется демонстративно залезть на его территорию.

После паузы Син кивает — как-то неуверенно. Ну да, для него это явно неожиданно. Даже если и заподозрил что-то раньше, в спортзале, когда тебе вот так в лицо говорят — это другое.

— Мм… Ладно.

Что именно «ладно»? Что за странная реплика вообще? А хотя мне похер, зато наконец-то свалит.

Но нет.

Капитан остаётся стоять. И чего он ждёт?

Кошусь на него в недоумении, но по его физиономии как-то ничего не понять.

Делает шаг ко мне. Близко. И что это он?

Не придумав ничего лучше, демонстративно вздыхаю и принимаюсь рассматривать стену слева. Давайте поиграем в молчанку. Его что, от неожиданности закоротило? Долго он собирается тут стоять?

Да, по ходу капитан сломался — мозги закипели или что. Он что, не понимает, что это как-то… Ну, неловко, что ли, или неэтично, или как там… Вторгается в моё личное пространство! На нервы давит.

Мой взгляд мечется по шероховатостям белой стены, уже вроде все достопримечательности по два раза изучил.

Но тут капитан — ещё того лучше — наклоняется к моему лицу и тихо говорит:

— Эрик?..

Даже тепло дыхания на коже чувствуется, и запах — мятный. А я просто не могу заставить себя посмотреть на него, продолжаю осматривать стену. Наверняка выгляжу как полный идиот. Какого хрена ему нужно? Что, по его мнению, я должен сказать? Извиниться? Или что?

Все эмоции спутаны, но больше всего чувствуются напряжение и раздражение. В основном на себя — за то, что настолько психую. Но и на него тоже — за то, что держит меня в такой неловкой ситуации. Чтобы сказать хоть что-то, шиплю недовольное:

— Всё это какая-то хрень…

И тут Син не выдерживает — рявкает:

— Да сам ты «хрень»! Сколько можно!

Хватает меня за талию и прижимается к губам — а я даже и не могу пошевелиться. И от неожиданности, и от смущения, и от растерянности — это же то, что я думаю, или нет? Я как-то… Я просто раньше не целовался и не могу так сразу сообразить, что к чему. Син отрывается на мгновение, бормочет: «Мнёшься тут как…» — и возвращается обратно, для пущего эффекта сграбастав когтями мой затылок.

На его губах мята чувствуется сильнее. Что-то чуть сладкое. Сами губы тёплые. Нет, то, что я замер тут без движения и отстранённо регистрирую характеристики — явно неправильно. Выглядит так, словно я не заинтересован. Обидится ещё.

Подумав, осторожно сжимаю его руки, точнее, ткань кителя. Нужно ответить. Чёрт, а как? Я не особо-то и видел те поцелуи, больше в книжках читал, а там детали не объясняли.

Ну, губами как-то… Нет, я вроде понимаю, что делает он, но совершенно не понимаю, как это повторить мне. По ходу мой рот вообще не так устроен.

Занервничав, вместо поцелуя бессознательно облизываю губы — это хотя бы привычное и понятное движение, — но мой язык вдруг натыкается на его, и от неожиданности я окончательно теряюсь. Замираю. Вообще, я не планировал это, оно случайно...

Син как-то разочарованно рычит — кажется, недоволен исчезновением моего языка. Конечно же, я сразу убрал и даже вообще отодвинулся, хватит с меня этих чересчур интимных штук. Он смотрит на мои губы с ожиданием, но в итоге обиженно ворчит напоследок, снова прижимается и начинает увлечённо обсасывать верхнюю.

Нет, так нельзя. Он один тут что-то делает, а я только стою и глазами хлопаю. Нужно пересилить себя и показать, что мне это нравится.

Вот, например, у меня тут его нижняя губа по зубам елозит, как раз удобно. Такая… не знаю, приятная. Сейчас…

Осторожно двигаю губами — понять, что вообще ими можно делать…

Но тут, не успел я даже осознать — как зачем-то вцепился зубами! А дальше уж дело привычки: сжал со всей дури и дёрнул. Чёрт, хорошо хоть успел притормозить в последний момент, так что губа осталась на месте, но вот на игривый поцелуй это точно никак не похоже. Бля…

Син шипит, отдёргивается, двигает губами, видимо, проверяя их сохранность, и бормочет: «Вот спасибо…»

Однако моё напряжение уже переполнило все пределы — и мне нахрен не сдался его сарказм, — так что я срываюсь:

— Да пошёл ты! — чёрт, ещё и кровь в лицо бросилась, точно ведь покраснел.

— Я «пошёл»?! — он цепляет пальцами мой ремень и дёргает на себя. — Я тебе сейчас «пойду»!

Ткнув кулаком ему в живот — ладно уж, вполсилы, — шиплю:

— Что ты орёшь?! Услышат.

По-прежнему удерживая меня за ремень, капитан ещё и второй рукой обнимает за талию — и насмешливо ухмыляется в лицо. Так близко.

— А ты заставь меня замолчать.

Я должен что-то тут делать? Хренасе наглый — сам пришёл, а теперь я ему должен.

— Я тебе сейчас зубы выбью. Пойдёт?

Честно говоря, я бы предпочёл этот вариант. По крайней мере, это я умею.

— Прям так уж и выбьешь? — он уже мурлычет мне в губы, потираясь своим носом о мой.

— А ты проверь.

Снова пытаюсь отвернуться — чёрт, когда Син тут прижимается, я и думать не могу, и все мышцы сводит паникой. Стояк ещё этот предательский, откуда только взялся… Щёки горят, а сердце вообще колотится так, что дышать получается через раз, поэтому — чтобы хоть вдохнуть — отпихиваю Сина как могу. Хотя это не так-то просто, он продолжает меня прижимать.

Но вдруг — отпускает. Отодвигается. Говорит разочарованно, совсем без прежнего заигрывания:

— Так, я не понял. Ты же вроде сказал?.. И что?..

— Я сказал: завтра заявление подам.

Нет уж, признаем честно, это наилучший вариант. Целоваться я не умею, всё это — флирты, разговорчики эти — явно не моё. И ничего у меня не получится. Ляпнул сгоряча, а теперь понимаю, что не смогу. Лучше пусть он уйдёт, и потом я свалю подальше отсюда.

Командир рассматривает меня, раздражённо скривив губы.

— Хорошо. И я даже его подпишу. Если ты сейчас посмотришь мне в глаза и скажешь, что всё это ничего не значит и ты действительно хочешь уволиться. Сделаем вид, что ничего не было.

Бля, у меня бы, может, получилось это по отдельности — или посмотреть на него, или сказать, но точно не всё вместе. Даже пытаться не буду. Да и вообще, какого хрена он ставит мне условия?!

— Я тебе ничего не должен.

— Ты пока ещё мой подчинённый, — Син толкает меня в плечо, повышая голос: — И я говорил, что не собираюсь лишиться такого сотрудника вот так просто. Так что давай, убеди меня, что я должен тебя уволить.

Ах, вот как?! От злости у меня мигом находится смелость посмотреть ему в лицо — и Син, очевидно, правильно понимает источник этого, потому что спрашивает как-то удивлённо:

— Серьёзно?..

Ещё как серьёзно! Коленом пинаю его в бедро, чтобы отвлечь, и тут же бью в печень, но Син, конечно, уже запомнил эту комбинацию, так что успевает уйти — и со всей дури впечатывает кулак мне снизу в челюсть. Пока из глаз сыплются звёзды, а в ушах отдаётся клацанье моих собственных зубов, он бросается на меня…

…Я бухаюсь спиной и затылком в прохладную стену — комната ведь размером с чулан, — а затем мы, так и съехав по этой стене, рушимся на кровать. Внизу громко хрустит, и я проваливаюсь задницей в какую-то неожиданную яму.

Замираем. В спину и бёдра болезненно упираются острые обломки — видимо, проткнули тонкий матрас насквозь.

И я громко и с выражением декламирую:

— Ёб. Твою. Мать.

— Сломалась?

Хватка Сина ослабла, теперь он уже перебирается руками с меня на кровать — аккуратно. Оглядывает. Конечно, проломилась, как иначе я мог оказаться задницей на полу?!

Чтобы хоть как-то выразить свои эмоции, выдаю в потолок риторическое:

— Как меня заебла эта армия.

Син осторожно, чтобы не сломать ещё больше, выбирается, встаёт, подаёт мне руку.

— А меня заебал ты. Давай уже.

Хватаюсь за его кисть и поднимаюсь из кроватной дыры — острые обломки царапают спину и бёдра в обратном направлении.

— Сам припёрся, я тебя не звал. Ещё и кровать мне сломал.

Выкручиваюсь, чтобы посмотреть на штаны сзади. Вроде целые, повезло.

— Конечно, «не звал», у тебя ж по жизни только два варианта — или сдохнуть, или уволиться. Больше мозгов ни на что не хватает.

— Иди нахуй.

— Сам иди нахуй. Будешь сегодня у меня спать.

Перевожу взгляд на проломленную кровать, и Син — для пущего эффекта — указывает на вмятину, в которую сползла разодранная простыня. Теперь это уж точно не похоже на образцово-показательную офицерскую мебель.

— Ну, придётся, — пожимаю плечами.

— Ну и пошли тогда. А то выёбываешься тут как муха на стекле — «уволюсь»… Тебе взять что-нибудь нужно?

— Что, например? — непонимающе смотрю на него.

— Презервативы? — на физиономию Сина наползает хитро-пакостная ухмылка.

Пытаюсь сдержаться — но тоже уже расплываюсь в улыбке, а потому неловко отвожу глаза и бормочу:

— Скотина…

Он сгребает меня за плечи, чмокает куда-то между носом и щекой:

— Ладно, у меня всё найдётся, — и тянет к выходу.