Однако спокойно насладиться командирской постелью организм мне не позволил: не успел я лечь, как принялся бегать в сортир. Хорошо, конечно, что он рядом, а не где-то в конце бесконечного коридора, но зато я постеснялся включить свет — я вполне привык ориентироваться в темноте, уж белый унитаз-то найду. В итоге на выходе голова закружилась, я смело шагнул — и хряпнулся то ли в дверь, то ли в стену. Рухнул, конечно, зато уж в прихожую, где быстренько сориентировался и дополз до кровати. Син ещё тут десяток своих ног раскидал, а я ведь стараюсь аккуратно, чтобы не разбудить его…

К утру я настолько обжился в санузле, что в очередной визит и зубы в темноте почистил. А что, неплохо у него тут, удобно — и туалет есть, и доставка… Даже можно было бы вдвоём жить…

***

Утром просыпаюсь вроде нормально, но стоит повести глазами — всё плывёт. Чёртов коньяк ещё не выветрился.

Осторожно кошусь на Сина. Кажется, спит. Во всяком случае, дыхание ровное.

Оглядываю комнату. Хотя я был здесь раньше, но в первый раз вообще стеснялся по сторонам пялиться, а вчера был не в состоянии — хоть бы взгляд на Сине сфокусировать.

Мебель вся прежняя — это ясно, откуда возьмётся другая? — но на этот раз я осматриваю всё внимательнее. Справа, рядом с кроватью, окно и небольшой стол — в прошлый раз здесь были разложены краски и кисточки.

Окно выходит на запад — сейчас солнца не видно, хотя погода ясная.

Слева — дверной проём в прихожую. Дальше, у противоположной стены, параллельно кровати стоит шкаф.

Обстановка спартанская, ничего личного. А, нет, вон на дверце шкафа висит постер с блондинкой, призывно снимающей розовый лифчик.

В моей комнатушке, конечно, таких роскошеств нет — ни шкафа, ни душа, ни окна. Но я всё равно буду по ней скучать.

Взгляд снова примагничивается к Сину. Действительно спит? Удобно, что он лицом к окну лёг, — светло, и отсюда хорошо всё видно. В деталях.

Футболку вчера так и не надел, это мне повезло. Вытянулся на сбившемся покрывале во весь рост — ну да, из-за недостатка места ноги пришлось сунуть под кровать, и я всю ночь боялся на них наступить. Вместо подушки положил голову на руку и уткнулся носом в локоть. Вроде всё тот же хищник, но такой домашний, уютный. И сопит как-то… Какое слово подобрать? Мило? Я невольно улыбаюсь. Идеальный. С одной стороны, хочется защитить его, укрыть от утренней прохлады, а с другой — вцепиться зубами, чтоб не сбежал, содрать штаны и выебать как следует. А потом — зацеловать с головы до ног. И снова выебать, да.

Я раньше Сина видел преимущественно в футболке: там, конечно, ткань тонкая и тело обрисовывает, но всё же это не то. Один раз был без неё, но зато весь в оранжево-чёрной краске. А сейчас можно рассмотреть в подробностях. Вот бы подобраться к нему ближе, провести по рельефу мышц, по каждой линии... А если бы ещё языком... Чёрт, да пусть после этого хоть казнят — плевать, я хочу к нему прикоснуться, поцеловать, лизнуть, накрыть ртом и согреть эти остро торчащие соски — холодно, небось, на полу без футболки-то...

Может, всё же укрыть его чем-нибудь? Только подходящего нет. Разве что моим кителем? Нет, если уж так, у него и собственный должен быть. В шкафу, видимо. Но если я начну тут лазать, Син наверняка проснётся... Подожду немного, я ещё не насмотрелся.

На груди волос нет, но на животе начинается тёмная полоска, завлекательно сбегающая под прикрытие штанов… ткань которых вполне обрисовывает утренний стояк. Приходится аж зубы сжать, чтобы держать себя в руках и не шевелиться. Чёрт, я бы сейчас подержал себя в руках… Хотя лучше бы его, конечно…

Ещё и, как назло, мысли о вчерашнем всё больше заполняют голову, липнут жарко и влажно. Горячая кожа Сина под моими пальцами. Губы. Запах. Неудачно — или удачно? — свалившееся полотенце. Обнажённое тело — просто идеальное — настолько близко. Короткие тёмные волосы на лобке. Так, стоп! Прекращаем эти мысли, иначе я взорвусь. Сначала нужно перебраться из его комнаты в какое-то уединённое место, а уж потом дрочить.

Я знаю, что возбуждение — плохой советчик, оно искажает восприятие, и нельзя поддаваться соблазну... Но ведь я и так упал в глазах Сина ниже некуда, чего терять... К тому же после вчерашнего он по-любому выпрет меня из подразделения, это, наверное, вообще последний раз, когда я его вижу, так что нужно пользоваться моментом. Ну, что он мне сделает? Посмотрит укоризненно? Переживу. Руку сломает? Так уже ломал. Отдаст под трибунал за «оскорбительное лапанье старшего по званию»? Подумаешь! Плевать мне, сам встану и скажу всем генералам: «Признаю вину полностью, идите в жопу». Да вы только посмотрите на это спящее совершенство — как можно его не лапать?! Даже больше, в него нужно вцепиться руками-ногами-зубами, вот пусть прямо так и волокут на трибунал.

Решившись, аккуратно сползаю с кровати на пол, подбираюсь к голой спине и, смутившись на секунду, всё-таки ложусь рядом, прижавшись лицом между лопаток. Тёплый, и сердце стучит размеренно. Мм, я буду скучать по его запаху... Хреново, что с похмелья нюх отшибло, но немного чувствуется. Может, обнять? Ухмыляюсь, представив физиономию капитана в ответ на подобное. Ладно уж, пожалею его, а то ещё психологическую травму нанесу.

Однако не проходит и минуты, как Син вздыхает, просыпаясь, и сонно шевелится. Вот бля!

Одним прыжком я оказываюсь в коридоре и углубляюсь в процесс обувания так сосредоточенно, будто от этого зависит моя жизнь.

Через мгновение из комнаты вылетает Син:

— Эм… Уже уходишь?

— Извините за вчерашнее. Не знаю, что на меня нашло, но это больше не повторится.

Такие у меня интересные ботинки! Шнурки-то какие увлекательные! Просто взгляд не оторвать! Особенно если над головой стоит командир — без футболки. При мысли, что я вчера полез к нему с поцелуями, а потом ещё и укусил — за язык, пиздец-то какой! — хочется провалиться на противоположную сторону планеты.

Покончив с обуванием, делаю шаг к выходу и уверенно дёргаю дверную ручку… которая закрыта. Блядь. Приходится всё-таки взглянуть Сину в лицо. Надеюсь, у меня морда не совсем красная — в сумраке прихожей, может, незаметно.

Он как-то изучающе рассматривает меня, прикладывает ладонь к замку и говорит:

— Жаль. Я надеялся наконец-то тебе отсосать.

Я, конечно, стараюсь выглядеть спокойным, но от неожиданности этого заявления брови невольно ползут на лоб. Капитан, на досуге фантазирующий о блондинках и кружевных лифчиках, хотел бы отсосать? Мне? И он говорит это после того, как накануне демонстративно улёгся спать на полу. А перед этим выпер меня с должности и из своего кабинета.

От обиды сжимаю зубы, но потом всё же бормочу:

— Я бы ожидал наоборот. Если бы вообще чего-то ожидал после увольнения.

Ну да, можно подумать, что после вчерашнего — когда я чуть не оставил его без языка, — он решился бы сунуть мне в рот что-либо ещё.

Син раздражённо прищуривается:

— Я тебя не увольнял, а взял временную замену, пока ты был в больнице. Да я думал, ты вообще свалишь после такого!

— А я думал… Бля, да какая разница! Куда мне валить?! А ты прислал этого придурка с вещами, сам даже не попрощался. Как будто мне нужны эти вещи…

Он зло фыркает, и кажется, что сейчас приложит в челюсть, но вместо этого вдруг толкает на стену и целует — сильно, вжимая мои губы в зубы. То ли рот затыкает, то ли показывает, кто тут главный. Я пытаюсь вырваться, но хрен там, держит крепко. Нет, если честно — я мог бы вырваться… Может, мне просто не особо хочется…

Побрыкавшись для приличия, затихаю — и чёрт, Син тут же отрывается от моих губ. Эй, командир, вернись обратно!

Как ни в чём не бывало спрашивает:

— Ты какую пиццу предпочитаешь?

— «Красный прапор».

Главное, морду сделать недовольную и не прыгать до потолка от восторга.

Хоть я и зол на него, но уходить совершенно не хочется. Да что там — в случае чего ему придётся выпихивать меня из комнаты силой, и я не сдамся так легко. Что до пиццы, то мне вообще плевать, просто я знаю лишь единственное название — потратился как-то разок для интереса, такие изыски в стандартный паёк не входят.

— Отлично, тогда я закажу тебе два «прапора» и… чай?

Мысленно закатываю глаза: неужели наконец-то запомнил.

— Чёрный без сахара.

— Хорошо. И я надеюсь, что ты останешься. Если останешься, код двери 714531.

Он уходит на кухню, к окошку службы доставки. А я некоторое время недоверчиво смотрю вслед, но потом всё же нажимаю цифры на табло, закрывая дверь на замок, и иду в комнату. Не знаю, что за странная муха укусила капитана, но я от такого шанса не откажусь.

Подхожу к столу и разглядываю пейзаж за окном: та же ровная поверхность верхушек деревьев, но в прошлый раз всё было заснеженное, а сейчас — светло-зелёная листва, май ещё только начался. Три коробки зданий. Хм, я как будто уже и привык к этой картинке. Всё, капитан, мне нравится вид из окна, теперь я постоянно буду здесь ночевать!

За спиной раздаются шаги. Син принёс поднос из службы доставки: четыре пиццы, чёрный чай, кофе и две шоколадки.

Я уж было хочу обидеться — забыл, что я не ем сладкое? — но тут до меня доходит, что они обе ему. Игнорируя пиццу, капитан срывает синюю фольгу с шоколадки и откусывает сразу половину — хренасе! Я понимаю, что он любит сладкое, но с такими завтраками недолго и в больницу загреметь.

В ответ на мой взгляд Син невнятно мычит с полным ртом:

— Что? У меня стресс!

— Какой, например?

— Такой, — он глотает, — что ты чуть не сбежал, бросив меня дрочить в унылом одиночестве. А теперь я должен ждать, пока ты поешь.

Беру кусок пиццы и ухмыляюсь — наверняка слишком нервно.

— Всем бы твои проблемы.

Син пожимает плечами и запихивает в рот вторую шоколадку, бормоча:

— Просто я очень тебя хочу.

Что? Так и подмывает оглянуться — он точно обращается ко мне? Может, к той бабе с лифчиком, что улыбается со шкафа? Но ладно, плевать. Как я и сказал, нужно пользоваться шансом.

Проглотив пиццу за пару укусов и чай за один глоток — наверняка поставил мировой рекорд скорости, — я делаю шаг к Сину. Страшно? До ужаса. Но я привык к этому чувству. Просто чем страшнее, тем быстрее нужно броситься в драку и сильнее бить.

Кажется, что руки должны дрожать, но нет, уверенно так провожу по его животу, будто сто раз это делал. Ну, в фантазиях вообще-то так и было, разве что без этого шрама, который я сам же ему оставил. Осторожно обвожу розовую плоть — знаю, что сейчас уже не больно, но всё же. Кожа прохладная. Конечно, ходит тут полуголый… Надеюсь, хоть не простыл...

Но остатки разумных мыслей вылетают из головы, когда я перехожу к кнопкам на его штанах — стояк под руками неопровержимо свидетельствует, что капитан, как ни странно, сказал правду насчёт меня.

На белье темнеет влажный след смазки, и я, не удержавшись, провожу большим пальцем вдоль члена — даже через ткань чувствуется жар кожи. Конечно, я мог бы прямо сейчас стянуть с него трусы и бухнуться на колени, но блин, минета надолго не хватит, а что после этого? Встать и уйти? Такой вариант меня не устраивает.

Нет уж, мне хочется растянуть удовольствие! Для начала просто погладить, обнять, может, даже в шею поцеловать или куда там принято это делать и, конечно, прижаться к бёдрам — как тогда во сне. Наяву ощущение его стояка выносит даже сильнее. Мысль, что Син хочет меня — здесь, так близко, и не отстраняется, — наполняет какими-то неизвестными, но очень приятными эмоциями.

— Секунду, — он допивает кофе. — Слушай, а можно тебя попросить? Язык болит.

Я охотно подставляю шею, и Син слегка царапает кожу зубами. Не вгрызается, как в прошлый раз, а осторожно вылизывает мягким языком — от щекотки вдоль позвоночника пробегают мурашки. Его удовольствие отдаётся в сознании пульсирующим теплом, и меня вдруг накрывает волной другого непривычного чувства — и снова у меня нет слов для этого всего. Хочется гладить его, трепать по волосам, целовать везде, от затылка до пальцев ног. Хочется сделать для него что-нибудь особенное.

Зализав царапину, Син, не открывая глаз, утыкается лбом мне в висок.

Но вообще-то, раз такое дело, я тоже хочу! Так что я провожу пальцами вдоль его позвоночника — Син, действительно, по-кошачьи дёргает лопатками.

— Эй, ты здесь?

— Неа…

— А можно мне?

— Угу…

Он кладёт голову мне на плечо, проводит когтем по своей шее, и я стараюсь — это непривычно, но я стараюсь — быть с ним нежным, как и он со мной. Конечно, странное дело — выражать свою признательность человеку, покусывая его шею и наслаждаясь вкусом крови, но именно это я и делаю. Чтобы он понял, как много значит для меня.

С каждым разом, как я пью его кровь, ощущения всё сильнее. Тогда, в самом начале, это было вкусно и очень приятно, да, но сейчас — гораздо лучше. Кажется, что время остановилось и внутри меня разворачивается бесконечное пространство, в котором вспыхивают звёзды, а то и целые галактики. Они складываются в узоры настолько прекрасные, что, если я смогу охватить внутренним взглядом картину целиком, я просто умру, переполненный счастьем.

Над ухом раздаётся тихий голос:

— На кровать?

Согласно мычу в его шею, и Син тянет меня в сторону. Дойдя до предела удовольствия, почти теряя сознание, я обмякаю в его руках. Чёрт, меня ещё ни разу так не выносило. Может, дело в том, что вчерашний алкоголь не до конца выветрился?

— Только давай потише, ага? — он сам шепчет. — Стены толстые, но всё же.

— Угум.

Дальнейшее воспринимается странно: словно я продолжаю висеть посреди бесконечно прекрасного космоса, но в то же время существую в теле, которое укладывают на кровать и раздевают. Наслаждение от вкуса крови сливается с возбуждением, когда язык Сина проходится по моему животу и уверенно спускается ниже, вылизывает всей поверхностью — словно бы шершавой. Конечно, ведь он тигр… Только лиан вокруг не хватает… А без палки мы на этот раз обойдёмся… Впрочем, вместо палки я могу вставить ему кое-что другое… Да, с удовольствием…

Я нахожу в себе силы двинуть рукой, нащупываю его пальцы, и, словно в ответ, член обхватывает что-то влажно-тёплое, тесное и безумно приятное. То ласкает мягким языком, то легко щекочет, затем крепко сжимает, заставляя стонать и мечтать, чтобы так и продолжалось, но вскоре отпускает, возвращаясь к неторопливым движениям.

Сознание постепенно проясняется, я даже открываю глаза — и обнаруживаю себя в чужой комнате. Нет, я знаю её, это комната капитана. И я — здесь, на его кровати. Кошу глазами вниз: его губы двигаются по моему члену неторопливо, размеренно, временами соскальзывают с головки, оставляя блестящую нитку слюны, чтобы затем с явным удовольствием снова спуститься по всей длине.

Кто бы мне сказал, что капитан Блэйк умеет так отсасывать, — ни в жизни бы не поверил, но факт остаётся фактом: от одного зрелища, как мой член ритмично погружается в его рот, можно кончить без раздумий. Однозначно лучший минет в моей жизни. А впрочем, это же Син, он может делать что угодно, и мне понравится. Главное, чтоб не куснул своими зубищами — так, не думаем о них, смотрим на губы, Син очень аккуратный, — а всё прочее идеально. И если к ощущению тёплого влажного рта добавить зрелище того, как он со смаком меня облизывает и при этом урчит довольно, будто это что-то очень вкусное, — всё, одиннадцать из десяти, минета лучше быть просто не может.

Как всё это возможно? Вчера вечером я был самым несчастным, одиноким и пьяным мутантом в этой галактике, а теперь — посмотрите, где мы оказались.

Однако реальность отрезвляет. В конце концов, я собирался сделать для Сина что-нибудь особенное, а пока только он для меня старается.

Я сжимаю его пальцы и выдыхаю:

— Стой… Подожди…

— Что?

— Такими темпами я скоро кончу.

— Ну и отлично.

— А ты?

Вместо ответа он снова проводит языком по всей поверхности члена, погружает головку в рот и ускоряет темп, а я прикусываю губы, чтобы не застонать. Да и чёрт с ним. Я честно попытался, а если его всё устраивает — я не буду жаловаться, даже позволяю себе положить руку на его голову и погладить волосы.

Удовольствие нарастает, и я снова выпадаю из реальности, сконцентрировавшись лишь на ощущении влажной тесноты, ритмично сжимающей член. А если к этому добавить мысль, что язык, ласкающий головку с такой самоотдачей и, может, даже удовольствием, принадлежит командиру, — возбуждение мгновенно подскакивает в несколько раз.

В ответ Син тут же усиливает напор, и я окончательно теряю способность пошевелиться или проявить хоть какую инициативу — остаётся только довериться его рукам и рту в надежде, что они сделают всё правильно и доведут меня до конца вот в этом идеальном темпе.

Минута — и оргазм вышибает остатки соображения.

А когда прихожу в себя — обнаруживаю, что вцепился в затылок Сина, не позволяя ему отодвинуться. Ой бля, надеюсь, он там не захлебнулся?

Тороплюсь отпустить. Син отфыркивается и возмущённо выдаёт:

— Ты вчера нажрался коньяком из столовки?! Как я сразу не опознал это дрянное пойло! Им же только тараканов травить!

Я, конечно, и сам не романтик, но это всё, что пришло ему в голову в такой момент? Как-то с тараканами меня ещё не сравнивали. По крайней мере, вслух.

— Сам-то что пьёшь, эстет… — язык шевелится с трудом. — Ладно, в следующий раз составлю меню. Чтобы тебе было вкусно.

— Перед походом по шлюхам советуют есть ананасы, — судя по голосу, он улыбается.

Словно удар в челюсть, мгновенно выбивающий остатки расслабленного удовольствия. «Капитанская шлюха». «Отсасываешь ему? Или он тебе?». «Все вы, уроды, одинаковы».

Син тут же забирается ко мне на кровать, встревоженно спрашивает:

— Что такое? Я же знаю.

Говорить об этом точно не хочется — я не собираюсь сейчас, в такой момент, озвучивать всю эту грязь. Но он ведь не отстанет.

Мнусь, пытаясь сформулировать помягче.

— Трибунал. Это было после… помнишь?

Он вроде бы кивает, но затем спрашивает:

— И?.. — по тону ясно, что ни черта он не помнит.

Так, очевидно, намёками не получится, придётся говорить как есть. От неловкости — и от того, что для меня это был настолько важный момент, а он всё забыл или, может, даже не обратил внимания, — охватывает раздражение, так что я выпаливаю:

— И хотя ты не помнишь, ты меня тогда сильно укусил. Остался засос. Все заметили.

Судя по выражению лица, до него начинает доходить. Жаль. Сейчас он поймёт, что из-за меня оказался в такой идиотской ситуации. Может, взбесится — и будет прав, конечно. Вдвойне взбесится от того, что я не рассказал ещё тогда, — всё-таки это его репутация, дело важное, а я промолчал, потому что лично мне так было удобнее.

— Думаю, в части нас уже давно считают парочкой. Особенно после трибунала — типа, ты меня спас. Извини, я должен был уволиться, чтобы прекратить эти слухи, но я… не знаю… Я не смог.

— Может, наконец-то расскажешь? Что там было на самом деле.

Это не так-то легко, но деваться некуда. В конце концов, он имеет право знать, из-за чего его чуть не казнили.

— После этого типа-засоса меня стали называть капитанской шлюхой. Звание так себе.

— То есть они?..

— Да, решили, что тоже могут попользоваться. Ну то есть началось всё с премии — кому-то что-то не дали… Но в итоге все сняли штаны. Почти все.

Син хмурится и утыкает лицо мне в подмышку. Ну вот, я всё испортил. Так хочется прикоснуться к нему — обнять, погладить по волосам, — но я не решаюсь.

— Прости, что втянул тебя в такую херню, ты столько потерял — и деньги, и награды… Я должен был уйти раньше. Как получил документы — ты мне помог, опять же, — нужно было сразу уволиться.

Блядь, ему бы стоило дать мне в морду и выгнать из комнаты пинками — из-за того, что он мне помог, его собственная жизнь пошла под откос…

Голос из подмышки внезапно выдаёт:

— Хочешь, я буду шлюхой, а ты меня трахнешь?

От неожиданности даже замираю. Мне это не послышалось?..

Опасливо говорю:

— Супер-предложение. Прям трудно отказаться.

Ну, надо же хоть что-то сказать.

Син поднимает голову.

— Серьёзно. Назови меня шлюхой.

— Ты действительно этого хочешь?

Он привстаёт, усаживаясь на колени, и насмешливо щурится.

— Ну, лейтенант? Или у вас кишка тонка трахнуть старшего по званию?

Губы против воли расползаются в улыбке. Ну, раз он хочет — я-то с удовольствием.

— Вот уж не ожидал, капитан, что вы окажетесь такой сладкой шлюшкой.

Син ухмыляется.

— Ты многого обо мне не знаешь.

Однако он в любом случае знает обо мне ещё меньше, и моя улыбка тает. Я бы хотел, чтобы происходящее между нами стало чем-то большим, чем случайный перепих, о котором он завтра забудет, поэтому должен наконец-то сказать правду.

— Слушай, к вопросу о том, кто чего не знает… Я… — оказывается, очень трудно выговорить что-то впервые в жизни. — Меня зовут Эйруин.

— О как? — капитан меряет меня скептическим взглядом и авторитетно выдаёт вердикт: — Тебе не идёт. С таким именем нужно быть волшебником, размахивать посохом и кричать: «Ты не пройдёшь!».

— Сам-то хорош! «Синхард» похоже на рыцаря в доспехах, который самостоятельно ни с коня слезть, ни поссать не может.

— Да и не худший вариант, — он быстро морщит нос. — Нет, серьёзно, если ты Эйруин, то обязан быть дедом с длинной седой бородой.

— Эм… — облизываю губы. — Ну, на самом деле я немного старше, чем выгляжу. Не знаю точно, но мне больше тридцати. Просто борода не растёт.

Син щурится мне в лицо с насмешливой улыбкой:

— А я-то думал, как двадцатилетний мальчишка может быть таким умным да рассудительным? Не говоря уж о том, как ты ткнул меня этой злоебучей палкой.

— Извини.

— Это было ахуенно, — он ухмыляется. — Больно, конечно, но ахуенно. Так и что, хочешь сказать, ты старше меня?

— А тебе?..

— Десятого будет тридцать один.

Хмурюсь, пытаясь сообразить. Впрочем, что тут «соображать», если я просто не помню? Но кажется…

— Думаю, старше.

— Хм-м… — Син проходится по мне изучающим взглядом, дополняя его когтем, щекотно скользящим по коже. — Ну, что тут скажешь, такому взрослому да серьёзному мужчине и отдаться не стыдно.

От смущения я фыркаю и бормочу:

— А тебе лишь бы отдаться…

— Но-но! — Син мигом делает серьёзное лицо. — Я вообще-то не пидор!

Я мямлю:

— Да я заметил…

— Нет, правда, — он смеётся. — Я раньше про мужиков не думал. Просто ты… необычный.

— Это не новость.

— Карроче! — Син спрыгивает с кровати и начинает стягивать штаны. — Долго мы пиздеть-то будем?

Дожидаюсь, пока он разденется, обнимаю за талию и тяну обратно к себе.

— Уже закончили.

После недолгой борьбы он оказывается верхом, опирается руками мне на грудь и, приблизив лицо к моему, мурлычет:

— Кто кончил, а кто ещё нет.

Я скептически поднимаю бровь и указываю на собственный стояк.

— Без понятия, кто тут кончил, но лично я хочу ещё.

Однако на этом моменте Син как-то грустнеет и без энтузиазма спрашивает:

— А ты вообще… В курсе, что там как? Я просто с мужиками не…

Его взгляд сползает вниз и останавливается на члене — изучающе, как будто примеряется.

Я фыркаю:

— Зачем тогда напрашивался?

— Ну… — он поднимает глаза на моё лицо и забавно морщит нос. — Как-то к слову пришлось.

Не удержавшись, смеюсь и притягиваю его к себе, чтобы лёг рядом — на узкой койке это возможно только если боком и тесно прижаться.

— Ох, командир, ну ты даёшь. Не боишься перед новобранцами на плацу выступать — вдруг ещё что-нибудь к слову придётся?

Он тоже улыбается:

— Не, там не страшно — Главный столько раз повторяет, что будет ебать их отсюда и до обеда, что на любые мои слова они решат, что так и надо.

— Ну да, такой армейский стиль общения, все постоянно обещают друг другу какие-то секс-изыски.

— Никогда не думал, что это может стать реальностью. Так что, ты?..

— Ну, было. Несколько раз.

— Но... не здесь? Ну, тогда?

Я качаю головой, и Син заметно расслабляется. А что, была бы какая-то разница, если бы тогда эти шестеро меня отымели?

— Мм... То есть ты всё-таки по мужикам.

— Да не особо.

Он поднимает бровь, демонстративно оглядывает меня и проводит ладонью по бедру, сжимая.

— Прям «не особо»?

— На себя посмотри.

— Ну да, — Син усмехается. — А в те разы… Ты или тебя?

— Я. А ты уже надеялся?

— Да нет, чего... Я же сам предложил.

Я не очень-то хорош в общении, но здесь даже я понимаю, что восторга в его словах не слышно.

— Да ладно, если не хочешь — не надо.

Сказать честно, я и сам не рвусь, потому что впервые в жизни задумываюсь, а как правильно? Нет, в целом-то всё понятно, да и парни в мою клетку иногда попадали, но я никогда не думал об удовольствии другого человека. Конечно, старался аккуратнее, не совсем уж… Но что касается удовольствия — откуда ж я знаю? Их было не спросить, как им там приятнее, узнать где-то в другом месте тоже вариантов не было.

В общем, при мысли, что Син раньше ничего такого не делал, я чувствую себя очень неуверенно. Ведь нужно, чтобы ему понравилось. Чтоб было ахуенно, лучше всего, что было раньше, чтобы он захотел повторить... Но как это сделать — не знаю. Какой-то слишком внезапный поворот, и я оказался к нему не готов.

Тем временем Син спрашивает:

— Так… а как тогда? — и смотрит с ожиданием.

Чёрт, я и сам понимаю, что мнусь тут как девица нецелованная, но что-то вдруг на меня робость напала. В первый момент от неожиданности даже не осознал, а теперь — всё внутри замирает то ли от восторга, то ли от растерянности. Только подумать: капитан Блэйк — вот этот, который с идеальной задницей и таким командирским рыком, что только слюни пускать от восторга, — лежит рядом со мной как ни в чём не бывало. Голый. Позволяет гладить себя и сам прижимается, целуя шею и разминая поясницу — осторожно, но всё равно покалывает когтями. Может, я ненароком превратился в грудастую блондинку в кружевном лифчике? Кошусь — да нет, всё такой же плоский и белый. А чего он тогда?

Провожу ладонью по руке Сина — предплечье мохнатое, собственно, как у всех мужиков бывает, ну, кроме меня — и снова замираю в нерешительности. Ощущение такое, будто мне на голову свалилось драгоценное сокровище, к которому не знаешь, как и подступиться, а от мысли, что это экзамен — если ошибусь, командир больше не позовёт, — вообще подбирается страх.

Ладно, начнём хоть как-нибудь, а дальше как пойдёт. Например, с поцелуя — перебить впечатление после прошлого раза, когда я ему чуть язык не откусил.

С опаской приближаюсь к его лицу и целую — медленно и аккуратно, контролируя каждое движение, чтобы снова ненароком не цапнуть. Син тоже явно напряжён, готов в любой момент отодвинуться. Да уж, ну я и романтик хренов, столько думал об этом, а как до дела дошло — запорол хуже некуда. А можно вернуться в прошлое и всё переделать?

Но всё-таки постепенно поцелуй становится более расслабленным — во всяком случае, с его стороны. Мне нельзя: стоит чуть отпустить контроль, как сразу хочется вцепиться зубами. Так, я держусь, я смогу... Подумаешь, целоваться... Чёрт, никогда не думал, что это настолько сложно...

Тем временем Син целует всё увлечённее, смотрит мне в лицо — как я и представлял, однако в жизни это смущает сильнее. Обнимает за шею, гладит по щеке, проводит большим пальцем по губам — щекотно…

— Можешь лизнуть?

— Мм?.. Ага.

Но стоит сделать движение вниз, как Син обнимает меня и крепко прижимает к себе.

— Стой, не уходи.

— Ты ж сказал…

Он снова проводит пальцем по нижней губе и нажимает сильнее.

— Я сказал — можешь рот открыть?

В недоумении глядя на него, я приоткрываю рот, и когтистый палец ныряет внутрь. Он решил в отместку проткнуть мой язык?

Но нет, прикосновения аккуратные.

— Не царапает? А теперь можешь лизнуть?

Зачем? А вдруг сделаю не так? Я вообще не понимаю, чего конкретно он хочет, но всё же аккуратно нащупываю языком подушечку пальца под ногтем и провожу по ней. Солоноватая.

— Ты так смотришь, что я чувствую себя извращенцем, — Син улыбается.

Скорее это я чувствую себя полным неучем, который ни черта не понимает в происходящем. Что я должен делать с его пальцем? Может, пососать? На пробу скольжу по нему губами, одновременно поглаживая языком подушечку, — на губах Сина мелькает лёгкая улыбка, и я, осмелев, продолжаю более увлечённо.

Он притягивает меня к себе — по-прежнему с пальцем во рту, — проводит языком по губам, добавляет и его внутрь: теперь гладит мой собственный язык с двух сторон, и непонятно, то ли ответить на поцелуй, то ли продолжить палец облизывать.

Странно это всё. Непонятно. Облизывания эти… Нет, приятно, но непривычно. Я всегда думал, что секс — это ну… А Син как будто делает что-то совершенно другое — в чём я не разбираюсь и ничего не умею.

Но тут я вроде угадал — нужно палец пососать. Ладно. Хорошо. Хотя тут же мысли прыгают в предсказуемом направлении: это, блин, палец, а получится ли у меня нормальный минет? Чёрт, какого хрена я не подготовился, не проштудировал какой-нибудь справочник «Как удовлетворить командира за три простых шага. Пособие для “чайников”»? Лежу тут и даже что-то загибаю про свой богатый опыт, а сам ни хрена не знаю! Тем более, я же не могу делать с ним то, что делал раньше, — не было похоже, чтобы тем парням это сильно нравилось. Я ведь хочу, чтобы Сину было приятно, а не так...

И Син ещё со своим «я с мужиками не». Поначалу, когда он храбро высказался насчёт «отсосать», я тоже подумал, что всё отлично, он знает что делает, но теперь — всё больше не по себе. Кажется, что он в любой момент может передумать — как будто очнётся от наваждения и воскликнет: «Лейтенант, как вы оказались в моей постели и какого хрена тычете в меня стояком?!».

И поэтому я скольжу ладонью по его спине и бёдрам очень осторожно, прислушиваясь к реакции — тут нормально? А здесь? Всё-таки минет — это одно, ты сам контролируешь происходящее, а когда тебе какой-то мужик вдруг смело суёт руку в задницу — это может быть не очень.

Когда перехожу к животу — тут, конечно, совсем мимо стояка не пройдёшь, но не стоит сразу хвататься за него как за последнюю надежду. Помню, меня самого напрягал этот момент, когда ты ещё только штаны расстегнул, а она безо всякого разгона сразу хвать за член — ещё и не до конца вставший — и дёргает, будто оторвать хочет. Брр…

Нет уж, я так делать не буду. У меня тут ещё этот прекрасный идеальный живот… Син шепчет: «Можешь сильнее?». Послушно разминаю мышцы, и он жмурится так довольно — того и гляди замурлычет, — что я невольно улыбаюсь. В груди теплеет от мысли, что мои прикосновения ему нравятся, что ему хорошо со мной.

Пока глажу живот, по тыльной стороне ладони, конечно, всё же елозит член — кожа такая нежная — и оставляет приятно-влажные следы. Заглянув в лицо командира — действительно ли глаза закрыл, не следит за мной? — кошусь вниз. Ох, какой...

Чёрт, нужно прекращать, вдруг Син глаза откроет, а я тут уставился как кролик на удава. Ага, просто роскошного удава... Можно я сам его проглочу? Ну или дайте хоть лизнуть... И капля эта на головке, вот-вот потечёт — специально задеваю, чтобы она смазалась по моей коже. Я никогда раньше не обращал внимания на подобные мелочи, не до того было, но Син так увлечённо меня облизывал, будто это что-то вкусное, так что и мне захотелось попробовать.

Так, хватит пялиться! А то можно подумать, будто я стояк впервые в жизни увидел. Пока есть возможность, нужно не залипать только тут, а успеть Сина со всех сторон рассмотреть. И поцеловать. И облизать. И вообще всё что угодно.

Сейчас, только последний взгляд... И живот... И грудь... Мм, какой же он весь... Даже шея, и та идеальная.

И лицо, понятно, тоже. Тёмные ресницы подрагивают. Кожа вокруг глаз тонкая, нежная, и морщинки в уголках — потому что Син часто улыбается. На левой скуле вблизи виден бледный тонкий шрам, идущий с виска. Щетина уже заметна — наверное, вчера утром брился? Челюсть, конечно, такая... армейская. Типично военная морда! Я усмехаюсь себе под нос. Всё равно милый. Вот как сейчас: услышал моё фырканье, глаза открыл, тоже улыбнулся вопросительно — и кончики клыков сразу вылезли. Смешной такой. Зубастый.

Но ладно, хватит тут целоваться как невинные птички и мять его будто на сеансе массажа. Пора брать дело в свои типа-опытные руки! Я уже сам с трудом держусь, а Син и вовсе ещё ни разу не кончил.

И даже если я не особо знаю что и как, у меня есть замечательный козырь — подсмотреть в его голове, чего ему хочется.

Касаюсь сознания Сина: «Можно?».

«Конечно» — он легко открывается нараспашку. Вот оно, привычное чувство уверенности, можно зарыться с головой и расслабиться. А Син в ответ тоже пробирается внутрь моего сознания, прикасается к ощущениям, шепчет: «Всё нормально?», и я прижимаюсь к его губам: «Ага».

Так странно: касаться его снаружи и в то же время чувствовать внутри его удовольствие от этого прикосновения. Никогда не думал, что обычные поглаживания могут быть настолько приятными.

Я, конечно, собирался перейти к активным действиям, но в сознании Сина так много ощущений, кажется, гораздо больше, чем у меня, — и я снова подвис, изучая. Они ярче. Как будто моё тело по сравнению с его — какое-то бревно без нервных окончаний.

— Ты чего молчишь, что холодно?

Словно просыпаюсь, вернувшись в реальность, а Син перегибается через меня и, дотянувшись, берёт с пола покрывало, на котором спал вместо подушки.

— Да мне нормально.

— Как это «нормально», если холодно? Даже я чувствую.

Он укрывает нас, и действительно, сразу становится комфортнее.

Сочетание внешнего тепла с внутренним, от его сознания, ощутимо расслабляет, и от этого возбуждение усиливается. Да, Син прав, нужно было раньше взять покрывало, а я почему-то не подумал об этом. И сам он, рядом, такой приятный, жаркий. Так и хочется обнять крепко, уткнуться носом в шею и, конечно, проехаться ногтями по этой чудесной заднице... А затем просунуть руку между нашими телами, наконец-то сжать его стояк, почувствовать эту приятную наполненность, пройтись по всей длине...

Но Син шепчет: «Стой» — и я тут же отдёргиваю пальцы. Вот чёрт! Слишком поторопился? Ему неприятно? Он передумал?

Син снова перегибается через меня, тянется к ящику стола, роется там пару секунд и возвращается с бледно-голубым флаконом.

— Подожди, верни как было, только не двигай.

Окончательно растерявшись, снова сжимаю его член — с опаской. Что не так?

Тем временем он выдавливает на пальцы прозрачный гель и присоединяет руку к моей, размазывая по члену и моим пальцам что-то мокрое и прохладное.

— Что это?

— Смазка, — он смотрит удивлённо. — Ты не пользуешься?

Качаю головой. Нам давали только презервативы, да и те стандартного размера, мне не подходили, так что я привык обходиться вообще без всего. Ну, то есть когда доходит до проникновения — можно слюной, но мы же вроде не собираемся трахаться? Или уже собрались?

— Хренасе суровый мужик. Не, я, конечно, могу и так, но лучше с ней.

Я так и замер — с его членом в руке, опасаясь даже менять силу нажатия, чтобы не ошибиться. Жду дальнейших инструкций. И вот как я могу что-то с ним делать, если элементарных, судя по всему, вещей не знаю?

— Ну?.. — Син улыбается как будто смущённо и указывает взглядом вниз.

Настороженно глядя ему в лицо — чтобы поймать реакцию, — медленно двигаю пальцами. Скользят непривычно легко и гладко. Но в этот раз Син меня не останавливает, не отстраняется. Наоборот, прижимается к губам, закрывает глаза, а в голове разворачивается ощущение его удовольствия. Ну, раз такое дело, то я осмеливаюсь скользнуть ладонью ниже.

Сжать мошонку — определённо да, Син сам с готовностью раздвигает ноги, чтобы дать мне место для манёвра. Здесь можно и подольше задержаться...

А вот ниже, пройтись пальцами по промежности — в его сознании чувствуется, что это непривычно. Стоит двинуться чуть дальше — мелькает напряжённость, и я сразу возвращаю руку обратно, на более стандартную траекторию. Лучше не стоит.

Зато движения по члену ему определённо нравятся, вот так и продолжим. Со смазкой комфортнее, можно без опаски и по головке пройтись, и уздечку поласкать, и везде... Хм, может, мне тоже стоит так попробовать?

Руки Сина скользят по моему телу — на всякий случай замираю, вдруг он хочет меня остановить? — но нет, всего лишь обнимают за талию. А дальше — тянут куда-то. Наверх. Оседлать его.

На узкой кровати когда один сверху — даже комфортнее, чем пытаться вдвоём уместиться. Только покрывало, конечно, окончательно сползло куда-то в ноги, но ладно, мы уже и сами разогрелись. Левой рукой опираюсь на кровать рядом с головой Сина, правой — обхватываю его член поудобнее. Отлично, вполне устойчивая поза.

Син снова проходится по моей талии, спускается на бёдра, проводит по чувствительной внутренней поверхности, накрывает ладонью подрагивающий от удовольствия член, но я — чёрт, как же это трудно! — перехватываю его руку, убирая: «Не хочу отвлекаться от тебя».

Очень удобно, что я могу прикоснуться к сознанию Сина и узнать, как он хочет. А хочет он... Сжать крепче и медленно, по всей длине, сильно оттягивая крайнюю плоть... Нет, стоп — ближе к головке, быстро и резко... Нет, ещё выше — окольцевать головку скользкими пальцами, погладить по всей поверхности, обвести уретру... А когда удовольствие нарастает — снова спуститься к основанию, помять, нажать, но не торопясь, растягивая наслаждение...

Бросаю взгляд вниз: снова выступила прозрачная капля смазки, от очередного моего движения тягуче стекает на живот… Не выдержав, быстро перебираюсь туда. Я обязан это попробовать!

Ловлю языком очередную каплю. Вкус солоноватый, но узнаваемый — похожий и на запах Сина, и на вкус его слюны и крови. Ещё один компонент, такой же желанный, как и другие, и изучать тело Сина настолько приятно, что, осмелев, я накрываю ртом головку — хочу ещё! С силой прохожусь ладонью по всему члену, и это работает: вкус смазки появляется снова. Ныряю языком в уретру, вылизываю, посасываю — Син стонет в ответ и сжимает мои плечи.

Через некоторое время тянет меня наверх, обратно. Впивается в губы, торопливо вылизывает язык, засасывает его, и возбуждение в сознании Сина настолько головокружительное, что я даже закрываю глаза, чтобы не отвлекаться, погружаясь туда полностью.

Как же повезло, что я могу чувствовать его, реагировать на каждое невысказанное желание: можно даже не тратить время на формулировки, лишь мелькнула мысль — и я уже подстраиваюсь.

Так зациклился на его ощущениях, что, когда в голове раздаётся: «Ты такой милый», будто просыпаюсь. Открываю глаза: Син смотрит мне в лицо, совсем близко, тут же приподнимается с подушки и целует.

И что это значит?

Ну, наверное, ему нравится, что и как я делаю?

Не придумав ничего умнее, отвечаю: «Хорошо» и тороплюсь вернуться к движениям и в его сознание — жар, обвивающий волнами возбуждения.

Стоит усилить напор, как Син закрывает глаза, но всё равно — гладит мой затылок и шею, тянет вниз, к себе, чтобы прижаться лицом к моему, мимоходом прикасается губами к углу рта, выдыхает: «Быстрее...».

Я было по привычке подчиняюсь его приказу, но, почувствовав, что уже близко, решаюсь на эксперимент. На себе не проверял — не было условий для подобных изысков, нужно было делать всё оперативно, — но где-то читал, что так приятнее. Да ведь Син и сам просил меня менять то так, то эдак. В крайнем случае, если не понравится, он ведь скажет?

Для начала — набрать темп, подвести ближе к границе оргазма.

И остановиться. Сильно, но медленно пройтись по всей длине, спуститься и ниже — сжать мошонку, погладить промежность... Теперь уже он реагирует спокойно, и я удовлетворённо улыбаюсь. Что ты думаешь, командир, я сюда ещё вернусь.

Снова быстро: Син дышит уже тяжело, приоткрыв губы и чуть постанывая.

И опять замедлить, сменив ощущения, позволить ему расслабиться... Лаская бёдра и всё между…

Ускориться: Син резко выдыхает, сжимая простыню в кулак, а мышцы живота напрягаются в предвкушении оргазма. Мне и самому трудно сдерживаться, чувствуя его нетерпение.

Но — медленно. Син стонет сквозь закушенные губы, и его пальцы хватают мои бёдра, сжимают, покалывая когтями. Член в моей ладони уже наполнен до предела, такой горячий...

Ускориться. Син рычит и сжимает меня сильнее, а в голове мечутся даже не слова — образы: просьба и что-то вроде «сделаешь так ещё раз — убью».

Ладно, даже мне уже сложно терпеть: хоть я чувствую всё только через его сознание, но ощущения такие яркие...

Быстрые движения — и вот уже рубеж, теперь главное держать темп...

Боже, никогда не представлял, что чужой оргазм, разворачивающийся в твоём сознании, может быть настолько прекрасен: словно в темноте душной летней ночи стоишь на рельсах, дрожащих от приближения огромного скоростного поезда, а в следующее мгновение он налетает — и выбивает дух, волоча твоё обессиленное тело за собой ещё целую минуту.

Син, запрокинув голову, стонет в голос, а я постепенно замедляю движение, осматривая его, жадно ловя каждую мелочь: румянец на щеках, пульсирующую жилку на шее, тяжело вздымающуюся грудь... Член в моей руке ритмично подрагивает, и я невольно улыбаюсь — у меня всё же получилось сделать... ну, может, не «лучше всего, что было раньше», но достаточно хорошо.

Но тем временем пора бы обратить внимание и на собственные ощущения: я не заметил, как тоже начал пыхтеть будто паровоз, а стояк теперь не получится просто игнорировать. Но сейчас уже как-то странно продолжать самому — ведь то, что видится нормальным в момент возбуждения, после оргазма может показаться неприятным. Вдруг Сину будет не очень, что я тут... Да ещё на нём верхом... Может, в туалет уйти и там закончить?

Однако Син, уже почти отдышавшись, сгребает меня в охапку и крепко прижимает к себе — ага, ляпнув в лужу спермы на животе.

Поскольку наши сознания всё ещё перепутаны, над ухом тут же раздаётся:

— А ты такой брезгливый?

— Да нет. Просто... Мокро и холодно.

— Но ты же это переживёшь?

По привычке хочется ответить саркастически или уж хотя бы шутливо, но...

— Конечно.

Утыкаюсь носом в его подмышку, втягиваю запах пота, трусь щекой о горячую кожу. Неловко, но всё же очень хочется это сказать, и я добавляю мысленное: «Для тебя — всё, что хочешь».

«Тогда я хочу, чтобы ты кончил. Здесь. Для меня».

Вдоль позвоночника легонько пробегают когти — сознание отзывается искрами мурашек.

Поднимаю голову, заглядываю ему в лицо, на что Син усмехается совершенно пакостно, тянет меня к себе, утыкается губами в ухо и мурлычет:

— Ты ахуенно кончаешь. Смотрел бы и смотрел, — зубы на мгновение прикусывают мочку. — Можно ведь?

— Если хочешь…

— Ещё как хочу.

Отвлекается на подушку под головой, тянет её выше, чтобы можно было сесть, — по боку стекает капля спермы, но Син успевает перехватить её и спасти матрас. Поджимает губы, указывает мне на ворох одежды на полу.

— Дай что-нибудь? Потом моё наденешь.

Дотягиваюсь до футболки, подаю — Син протирает сначала себя, затем, чистой стороной, меня. Бросает обратно на пол.

Теперь уже спокойно устраивается спиной на подушке. Демонстративно оглядывает меня сверху вниз — как будто это не просто я, сидящий на его бёдрах в ожидании продолжения, а какая-то скульптура в музее.

Тянет к себе, целует теперь уже медленно, со вкусом. Одной рукой почёсывает затылок — как я и мечтал, и в жизни это на самом деле потрясающее ощущение, — а другой гладит внутреннюю поверхность бедра.

Поднимается выше по ноге — у меня внутри всё замирает в предвкушении… Но останавливается. Вскоре и на другое бедро ложится ладонь — и снова не желает приближаться к члену. Разминает, осторожно сжимает кожу… Когти чуть задевают, но это не пугает — я верю Сину.

Даже наоборот, когда вот так стоишь на четвереньках, разведя ноги, — ощущение уязвимости заводит неожиданно сильно. Так меня раньше не ласкали. То есть не то чтобы меня вообще кто-то особо ласкал. Чувствовать прикосновения там непривычно… Не знаю, пожалуй, приятно, но хотелось бы, чтобы Син поскорее занялся делом.

И вот я стою тут и жду, когда же он, наконец, перейдёт от этих изысканных финтифлюшек к обычной такой дрочке: быстрыми резкими движениями, чтоб кончить побыстрее. А он всё тянет.

Член приятно тяжелеет, подрагивает от ожидания, но — хрен вам, Син только елозит поблизости, время от времени задевает его, словно дразнит. Как ни странно, от этих слабых ощущений по бёдрам всё больше разливается жар, нарастает хоть и медленно, но ощутимо. Не думал, что это сработает.

Я уже топчусь по кровати в нетерпении — в конце концов, я и сам могу подрочить, если он не хочет, — а Син усмехается.

— Ты сказал, что можно посмотреть.

— Да сколько уже смотреть!

Вместо ответа он вдруг одной рукой дёргает мою голову к себе — сильно впивается в губы, засасывает жадно, — а второй сжимает стояк. Ну наконец-то!

Но опять останавливается на этом — только целует и мнёт ритмично, не приближаясь к головке.

Оторвавшись от моих губ, смотрит вниз — я непроизвольно тоже — как раз чтобы увидеть, как смазка тягуче капает с моего члена на его собственный. Син, прищурившись в довольной ухмылке, цепляет подушечкой пальца блестящую нитку, проводит по головке, собирая больше, и подносит к моим губам. Прислушивается к моему сознанию, к реакции. Ну, мне, конечно, как-то странно, но можно попробовать. Проводит пальцем по нижней губе. Влажно.

В сознании раздаётся: «Оближи», — и я подчиняюсь. Слушаться Сина — самый приятный опыт, какой был в моей жизни, так что его просьбы не обсуждаются.

И снова он притягивает меня к себе, сам вылизывает мои губы. Тем временем его рука ещё раз повторяет этот трюк: крепко проходится по члену, большим пальцем гладит головку, собирая влагу, возвращается к моему рту. Палец смазывает губы, уверенно так ныряет внутрь, проводит по языку, словно натирает его этим солоноватым вкусом. И тут же Син снова целует, облизывает, посасывает мой язык, а в сознании звучит: «Мм, такой вкусный…»

У меня уже голова кружится от возбуждения, и соображения хватает только пробормотать: «А кончить-то уже можно?..»

«Не знаю, я ещё не насмотрелся» — он и правда скользит взглядом по моему телу, проводит ладонью по животу.

«Да ё-маё…» — в ответ на мой разочарованный тон Син фыркает насмешливо, ещё раз быстро целует и тянется к флакону со смазкой. Да-да-да, я хочу это попробовать… От нетерпения аж переступаю ладонями по кровати, следя, как он набирает в ладонь прозрачный гель, растирает слегка — и наконец-то прикасается к головке члена, уверенными движениями распределяя смазку. В первую секунду слишком холодно, но зато потом — хорошо-то как…

Несколько размеренных движений, и Син берёт быстрый темп. Мышцы напрягаются в предвкушении скорой разрядки…

И тут он замедляется, скользя крепкой ладонью по всей поверхности, сильно оттягивая крайнюю плоть — на каждом таком движении хочется стонать, а вдоль позвоночника пробегают мурашки.

«Ну что, отомстить тебе?»

Я только протестующе стону в ответ, кусая губы. И так уже мурыжит меня битый час!

Син усмехается — и ускоряет движение. Вторая рука сжимает мошонку — ох твою ж налево, хорошо… — а в сознании раздаётся: «Поцелуй меня».

Куда тут целовать, я сейчас задохнусь… Но послушно наклоняюсь к нему, стараюсь поймать губы — что не так-то просто, когда воздуха не хватает…

В конце концов окончательно теряюсь в удовольствии, сосредоточившись лишь на приближающемся оргазме. Ну, приличия ради держусь рядом с лицом Сина — ага, вот сейчас поцелую… сейчас… потом… В итоге, не дождавшись, он уже сам лижет мои губы, посасывает и чуть не кусает, пока я затерялся где-то, стараясь хотя бы дышать…

Ощущения нарастают — боже, его руки делают всё просто идеально — и нарастают… Ещё немного… Ещё… В моём сознании словно вырастает огромная волна цунами…

И всей своей махиной обрушивается на голову, оглушая и закручивая в водовороте.

Стон сдержать не получается, но — необходимо, это правило. И поэтому я, не открывая глаз, сжимаю зубами первое, что попалось. Удержаться. Нужно тихо…

Оргазм тает, возвращая в реальность, и перед моим лицом раздаётся протестующее мычание.

Открываю глаза — и понимаю, что вцепился зубами в губу Сина. Ой бля…

Тороплюсь отпустить. Ну и отпечаток остался… По ходу я ещё и порвал её немного, вон кровь выступила. Хорошо хоть сильнее не дёрнул, с меня бы сталось.

Син морщится и потирает губы тыльной стороной ладони.

— Совсем решил меня сгрызть?

— Извини.

Долбаная привычка…

Однако он вроде не бесится — поморщился напоследок и тут же:

— Если крови дашь, то вопрос исчерпан.

Ну, хоть что-то у меня есть, чем можно его подкупить.

Я, наверное, слишком торопливо тычу ему в нос шеей — нужно же искупить вину! — однако Син толкает меня в грудь, заставляя сесть прямо, и тянет мою руку.

— Мне и тут хватит.

Осторожно прокалывает кожу клыком и присасывается. Сосредоточенный такой. Без всяких там улыбок. Это напрягает. На краю сознания снова мелькает страх — вдруг я всё же разочаровал его, — но я отмахиваюсь от этих мыслей. Сколько можно! Дайте хоть сейчас насладиться моментом.

Вскоре Син целует мою руку напоследок и с довольным выдохом обмякает на кровати, закрыв глаза. А я оглядываю это лениво раскинувшееся тело: моя сперма покрывает и член, и живот, собралась в пупке, и на рёбрах поблескивает, и даже капелька рядом с соском виднеется. Да уж, накопились запасы.

И вдруг меня накрывает таким странным чувством… Понятно, что это всего лишь сперма, вытереться и забыть, но почему-то кажется, будто вместе с ней я отдал Сину всё, что у меня есть, — и наслаждение, и доверие, и уязвимость. Вообще всё. И теперь видеть следы этого на его теле… Не знаю, как это выразить или объяснить, но ощущение такое, словно он принял меня. Не морщится брезгливо, не бросается скорее в душ — вытянулся на кровати, довольный, с улыбкой в уголках губ. Как будто согласился быть моим.

Тяжело дыша, киваю на его член, который снова уже бодр и весел.

— У тебя давно никого не было?

— Ага, — Син даже глаз не открывает. — Но так и быть, дам тебе время перекусить. Или ополоснуться.

— Только что-то одно?

— Мм… Если останешься до завтра, то можно и то, и другое.

— Сам-то не хочешь?

Я тянусь на пол, снова за несчастной футболкой, а Син тем временем поднимает голову и оглядывает своё тело.

— Ай, и не в такое вляпывались. Поваляйся со мной? А потом душ.

Вытираю его — в основном ткани хватает, а уж прочее потом смоет — и возвращаю футболку на пол. Нет, после такого изобилия её остаётся только выбросить.

— Тут вдвоём не поместиться.

— Очень поместиться! Если вот так боком…

Син — по-прежнему на спине — обнимает, притягивая меня к своему боку, и я, по большей части лёжа на нём, вжимаюсь спиной в холодную стену. Неудобно, но это совершенно неважно. Зато если наклониться, то можно его целовать — в грудь, в шею, даже в щёку. И Син не отворачивается. Сам подставляет губы и смотрит с ожиданием, с лёгкой улыбкой — как будто это вполне естественно.

Настолько невероятно, что просто не укладывается в голове.

И даже если всё это скоро закончится, сейчас, когда Син лежит рядом и позволяет мне смотреть на него, гладить, даже перехватывает мою руку и целует запястье, я — впервые за долгое-долгое время, а может, даже вообще впервые — чувствую себя счастливым.