Чем лучше Гарри становилось, тем меньше он зависел от Северуса и его помощи. Северуса это одновременно и радовало, и огорчало: с одной стороны, наблюдение за тем, как Гарри идёт на поправку, доставляло удовольствие. Ушедший в себя и закрывшийся от всего мира Гарри доставлял почти осязаемую боль. Каждый знает, что равнодушие — хуже ненависти, а равнодушный и молчаливый Гарри — хуже любого страшного сна. Но с другой стороны, Гарри, делая крохотные шаги на пути к выздоровлению, приближал тем самым ту часть жизни, которая до сих пор оставалась нерешённой: их личные взаимоотношения, дальнейшие планы на будущее… и всё это начнётся с одного длинного серьёзного разговора, которого Северус избежал бы при первой возможности. Пока он видел равнодушие в зелёных глазах, и, вопреки устоявшемуся мнению, оно было ему милее ненависти. Северус никогда не смотрел на жизнь сквозь флёр собственных заблуждений и прекрасно знал, что Гарри никогда не сможет принять их связь. Для него, молодого и талантливого, узы станут тюремными цепями.

       В эти моменты Северус не думал о своих чувствах. Ему казалось низким горевать о собственной убогой любви, которую он, если б мог, навсегда похоронил где-нибудь в завалах старого барахла или на кладбище, среди полусгнивших трупов людей. Как кто-то такой, как он — чёрствый и жестокий, не считающий большинство людей достойными своего круга общения — способен на что-то настолько правильное и сильное, как любовь?

       В глазах Дамблдора это оскорбительное чувство выглядело как квинтэссенция всей силы мира, светлой и созидающей. Северус видел в этом только деструкцию и самую популяризированную тему для человечества: почти все песни сложены о любви, мировая литература стонет под гнётом этого чувства, невозможно выйти из дома, не увидев при этом хоть раз какого-то из миллиарда проявлений этой разлагающейся чувственной плоти из отчаяния и обожания. Тотальная болезнь, пожирающая всякого, не имела противоядия и не знала жалости.

       Любовь, как заезженная лошадь, проседала под гнётом людей, тонула копытами в грязи и теряла своё значение. Тем паршивее Северусу давалось осознание того, что он и сам потерялся в этом мусоре из осколков всех глупых романов, песен и картин. Потерялся и никак и не мог понять: любовь — это действительно самая светлая материя, на которой зиждется мир, или та разрушительная сила, которая делает из людей самоубийц и обезумевших от боли, ни на что не способных слабаков?

       Спокойная жизнь давала Северусу слишком много времени на размышления. И с этим досадным фактом нужно было что-то делать.

       Спустя ещё две недели лечения Гарри стал более разговорчив. Он больше не лежал на диване, уткнувшись взглядом в одну точку, а брал с собой книги. Читал всё подряд, что только находил в библиотеке Блэков. Заметив это, Северус стал невзначай подкладывать Гарри действительно нужные и полезные фолианты, которые в магическом мире носили статус «обязательно к прочтению». Два раза в неделю — во вторник и четверг — Гарри самостоятельно выбирался в Мунго на встречу с мистером Чемберсом. По видимому, психотерапия вносила не меньший вклад в выздоровление Гарри, чем зелья.

       Спустя полтора месяца Гарри даже пересилил себя и навестил семейство Уизли в Норе. Скорее всего, он просто устал от вечной опеки Северуса, который боялся попытки самоубийства и едва ли не накладывал на Гарри сигнальные чары. В любом случае не имело значения, по какой причине Гарри выбрался из дома, факт заключался в том, что он смог покинуть зону комфорта и постепенно начал выковыривать себя из скорлупы.

∞ † ∞

       На месте, где раньше ютилась Нора, собранная, будто мозаика, из отдельных фрагментов разных домов, теперь стоял один небольшой особняк, сверкающий новыми серыми блоками. Справа от него пристроилась такая же блочная серая коробка, тянущаяся вдоль огорода до самых ворот. По двору туда-сюда шныряли садовые гномы. Они спотыкались о мелкие камешки и выдавали бурный поток самых скверных ругательств. Посередине огорода стоял Рон. Он целился палочкой в убегающего вредителя, но всякий раз оглушающие чары с треском рассыпались в воздухе, не достигнув цели.

       — Чёртовы гномы, вот заведу джарви и посмотрим, кто кого… — бурчал Рон, хмуря брови и вытирая пот с лица: середина сентября выдалась на удивление жаркой.

       — Хочешь устроить состязание кто круче ругается между гномами и джарви? — Гарри незаметно отворил низкую деревянную калитку и приподнял уголки губ. Звенящая пустота внутри него постепенно наполнялась чувствами. Он снова вспоминал, как это: радоваться тёплому солнцу, скучать по друзьями и волноваться за будущее.

       Рон подпрыгнул на месте и выругался ничуть не хуже самих гномов. Он убрал палочку за пазуху и воскликнул:

       — Гарри! Ничего себе!

       Не успел Гарри ничего сообразить, как на него тут же налетели с крепкими объятиями. Он сжал плечи Рона в ответ и прикрыл глаза. Гарри и представить себе не мог, как сильно ему не хватало друзей, пока не увидел Рона.

       — Ты как, дружище? Мы несколько раз порывались к тебе прийти, но папа говорил, что ты сам придёшь, когда почувствуешь, что пришло время. Нам столько тебе рассказать нужно! Гермиона нашла родителей и вернула им память, но они отказались переезжать из Австралии, представляешь? Теперь она переехала в Лондон и поступила в академию при министерстве. У Фреда с Джорджем в магазинчике полный аврал: от покупателей отбоя нет! А папа до сих пор ругается, что министерским работникам приходится наводить порядок после сам-знаешь-кого!

       Гарри настолько отвык от подобной болтовни, льющийся из Рона как из рога изобилия, что не успевал следить за ходом его мыслей. Тем временем его обняли за плечи и повели в дом. Очнулся Гарри только тогда, когда в коридор вышла Молли и всплеснула руками:

       — Гарри! — она тут же крепко обняла его и погладила по голове. — Ну слава Богу, ты пришёл. Как самочувствие?

       — Нормально, миссис Уизли. Иду на поправку, как говорит мистер Чемберс, семимильными шагами. А как вы?

       — Всё хорошо, дорогой. Проходи скорее, я как раз заканчиваю готовить обед. Рон, помоги мне накрыть на стол.

       Рон скривился, но последовал на кухню, которая одновременно выполняла функцию столовой. Гарри усадили за стол и запретили помогать.

       — Сиди, мы сами всё сделаем. Расскажи лучше о себе. Северус тебя не обижает? — Молли помешивала густой суп в кипящей кастрюльке, но при этом смотрела на Гарри со смесью материнской любви и тревоги.

       Гарри пожал плечами:

       — Нет. Он… заботится обо мне, — Гарри едва не поперхнулся этим словом. Но ведь Снейп действительно заботился о нём. Следил, чтобы Гарри вовремя принимал пищу и зелья, отправлял его по вечерам в душ, помогал (как он думал, незаметно) выбрать правильные книги для чтения, следил, чтобы Кричер вовремя стирал его постельное бельё и одежду. Всегда спрашивал, как прошла терапия, и начинал каждое утро с того, что интересовался самочувствием Гарри. Не говоря уже о том, как много Северус делал для него в то время, когда он практически не мог передвигаться без посторонней помощи. Господи, да Северус водил его в туалет и купал! Если и существуют на свете более близкие отношения, то они находятся за гранью понимания Гарри.

       Самое унизительное для Гарри заключалось в постыдных воспоминаниях о том, как Северусу приходилось купать его, укладывать спать, точно маленького ребёнка, терпеть его нервные истерики, когда Кричер подавал к завтраку овсянку, а он хотел тосты. Северус стойко выносил все его слёзы, когда к Гарри начали возвращаться эмоции, и он никогда не позволял манипулировать собой, зная, что зачастую все эти капризы могут привести к ухудшению его общего состояния.

       С мистером Чемберсом они неоднократно обсуждали причину, по которой Гарри впал в состояние бесконечной тоски и самоуничижения. Целителю пришлось рассказать всю правду о природе их со Снейпом брачных уз и то, что Гарри, по гениальному плану Дамблдора, должен был умереть, тем самым совершая сразу два полезных действия: освобождая мир от гнёта Тёмного Лорда и разрывая эти проклятые узы. Но, как это часто бывает, жизнь вносит коррективы, и если хочешь сделать что-то важное — не делись своими планами с судьбой: она над ними только посмеётся.

       Когда Гарри внезапно накрыло осознание, что он выжил и, более того, будет вынужден всю жизнь провести возле противного Снейпа, на него, уязвимого от этого знания, навалились все самые ужасные воспоминания, которые ему приходилось переживать за все эти годы. Будто психологический триллер, сознание проектировало Гарри один сплошной поток боли и разочарования, состоящий из всего того, что он надеялся однажды забыть. Смерть родителей, детство с Дурслями, неоднократные встречи с Волан-де-Мортом в разных его проявлениях, смерть Сириуса, Джинни, Добби и всех тех, кто занимал в его сердце особое место. И, как вершина этого сумасшествия, своя собственная смерть. Он чётко помнил, что тогда произошло в его голове после зелёной вспышки, и теперь постоянно задавался вопросом: а стоило ли ему вообще возвращаться?

       Вся эта мощная волна дёгтем погребла под собой то немногое из хорошего, что осталось: семья в лице всех Уизли, друзья, какие-то надежды на лучшее будущее и радость от того, что ему, несмотря ни на что, удалось выжить. Теперь он будто бродил по вымершему городу, который потерпел бедствия от этого разрушительного цунами. Ходил с закрытыми глазами, слепо натыкался на какие-то ценные обломки и бережно собирал их, пытаясь отстроить всё заново. Очень медленно и не без помощи, но это получалось. И, к неудовольствию Гарри, именно Северус помогал ему отстраивать этот город, а мистер Чемберс пытался открыть глаза и показать, что под ногами всё усыпано различными драгоценностями, которые ждут своего часа.

       — …Гарри?

       Гарри дёрнулся и вынырнул из своих мыслей, делая глубокий глоток реальности. Молли стояла рядом и сжимала его плечо. Позади неё, замерев с тарелками в руках, хмурился Рон.

       — Всё хорошо, мой дорогой? Северус точно тебя не обижает?

       — Нет, миссис Уизли. Он, к сожалению, оказался лучше, чем я бы хотел. Тяжело расставаться с предрассудками, верно?

       — О, это точно, — Молли нежно погладила его щёку большим пальцем и принялась разливать горячий, вкусно пахнущий суп по глубоким тарелкам.

       Гарри взял в руки столовую ложку. В её пузатом боку блеснул луч солнца, падающий на кухню через небольшое круглое окно.

∞ † ∞

       Гринготтс кредит не одобрил. Чего и следовало ожидать: дурная слава, точно бешеная собака, неслась впереди своего владельца. Однако это не заставило Северуса опустить руки: он имел некоторые сбережения и минимальный капитал, которые позволяли ему арендовать небольшой павильон на Косой Аллее, присмотренный совсем недавно. Конечно, не имея постоянного дохода, многие издержки придётся урезать. Не дались бесплатно и те месяцы, которые он провёл в ничегонеделании, когда вся польза от него заключалась в заботе о Гарри. Северусу по-своему нравилось это время, но как взрослый человек, который должен зарабатывать себе на жизнь, он был абсолютно не продуктивен.

       Возвращение в Хогвартс в качестве профессора Северус даже не рассматривал: постоянно метаться между двумя домами он не сможет. Гарри, больше не привязанный к школе, но скованный узами, наверняка в новом году поступит в какую-нибудь из магических академий Лондона. И если Северусу удастся наладить своё дело, то они смогут проводить необходимые несколько часов в сутки вместе и отдавать симбиоз их сил магическому договору.

       Северус продолжал убеждать себя в том, что небольшой магазинчик зелий — это действительно то, чего он хочет. Тишина, котлы и флаконы, привычные ингредиенты и запахи в непривычных условиях. За всю свою жизнь Северус освоил только два навыка: отшлифованный до мельчайших деталей шпионаж и преподавание, завязанное на жёстком тоталитаризме с психологическим унижением львиной доли студентов. Но это то, что он умел делать. Теперь же придётся осваивать кое-что посложнее: выход из зоны комфорта, привыкание к другой жизни и принятие её новых законов.

       И всё это Северус заслужил. Он никогда не имел права даже мысленно касаться этого вопроса. Если бы не всепонимающий Дамблдор с его убеждением, что жизнь большинства людей важнее жизни нескольких, Гарри бы никогда не пережил бы всё то, что переживал сейчас. Ему бы не пришлось пить все эти зелья, выводящие яд боли из организма. Возможно, не будь Северус таким глупцом, открытым перед Дамблдором как простейшая в понимании книга, Гарри сейчас был бы счастлив.