Возможно, только возможно ему не стоило здесь находиться, не стоило прыгать вниз и бродить среди этих пустых стеллажей и пыльных помещений. Ни одной целой книги не сохранилось, лишь каменные плитки, на которых в древние времена выбивали историю. Бумага истлевала под напором времени, оставляя после себя следы и, что не удивительно, запах. Стойкий, наполненный травами запах прошлого.
Здесь тихо. Слышно только как завывает ветер, перекатывая песчинки по едва ли сохранившимся каменным гигантам, как поют свою неторопливую историю создания этой части мира. Воздушные скаты завораживали и сообщали путешественнику, что даже среди этого марева серо-фиолетовой пыли и песка, среди вечного ярко-белого света есть что-то живое, не обремененное помутнениями, оставшееся таким, каким и должно быть.
Итэр ведет пальцами по полкам, собирая на ткань перчаток свидетельство неумолимого времени. Это все так знакомо. Еще одна звездочка угасла в его душе. Они опоздали сюда. Однако он тут, и это стоит принять. Не все в этом мире в их власти, не все может поддаться «правильности». Чаще происходит именно такая встреча.
Путешественник выдыхает, смотря на трещину на потолке. Теперь ему предстоит подняться наверх, где его ожидает верный компаньон, с коей Тейват связал его, нарушив прежний поток энергии. Итэр правда хочет понять сестру, но они должны были привыкнуть за годы путешествий к несправедливости мироздания. Или в этот раз сыграл фактор разлуки?
Сияние глаз на мгновение разрушает сумрак помещения и сверху обеспокоено выглядывает Паймон, не решившаяся спускаться с Итэром.
— Все хорошо? — парень улыбается и кивает.
Все хорошо. Просто так пусто. В измененной, поддернутой ветхостью и наполненной страдающими жителями Каэнри’ах Энканомии пусто. Словно время здесь больше не властно, будто бы все эти вишапы лишь призраки прошлого. Ненастоящие. Неживые. Созданные порушенным миром как попытка заполнить все пространство чем-то привычным, способным удержаться в разъедаемой территории.
Итэр улыбается, а внутри сдерживает крик от накатывающих воспоминаний разрушающихся миров. Его не должно быть здесь. Но он тут. В уже мертвом, пытающемся заново все построить мире.
Энканомия — один сплошной дворец, выстроенный древней цивилизацией, уничтоженной задолго до появления здесь близнецов. Итэр смотрит на расписанные каменные плиты, украшенные столбы и чувствует, как от нахождения его в этом закрытом мирке появляются первые трещины. Энканомия не выдерживает силы путешественника, являя отголосками прошлого разломы и души людей, удерживаемые землей.
— Призрак!
Паймон боится (или желает показать страх) таких явлений. Она прячется за спиной хмурящегося путешественника, пытающегося все же помочь залечить раны от своего нахождения.
— Ему не стоит верить,
Паймон будто бы всегда настороже. Но даже у нее не выходит показать, что пришедший чтец бездны плохой парень. Итэр знает, какого это остаться без возможности жить прошлой жизнью, знает, что среди жителей самых разных миров всегда найдутся те, кто хотел бы идти против, но слишком слаб, кто находит утешение в простых вещах. Итэр даже не обижается за ложь. Слишком привычно.
И в этом пустынном, сотканном из серо-фиолетовых нитей мире от такого простого «предательства» становится чуть проще дышать. Призраки прошлого не появляются, свет гиганта, устремляющегося стрелой ввысь, не слепит, отключенный для спокойствия этого мира. Энканомия молчит, впитывает в себя поступь путешественника и ждет, когда один из многих нарушителей уйдет.
И Итэр уходит, оставляя в сосредоточении энергии маленькую звездочку, как очередное напоминание о посещенном им мире. Еще одна звезда исчезает с некогда белых крыльев. Еще одно сияние затухает в глазах. Его не должно быть здесь, но волею случая он обретен искать «знание» сестры, волею случая готов проследить ее историю вновь. Даже если это будет очередная пустошь, где из существ лишь проклятые и призраки.