За окном поют колядки: нестройные голоса перебиваются громким смехом, хруст снега под ногами съедает половину слов — хотя и без них Барок с лёгкостью узнает знакомую с детства «Adeste Fideles».

...Хочется, чтобы прокуратура переехала в самое тихое и укромное место. Во имя всеобщего спокойствия (и отсутствия у Барока головной боли).

Свет лампы, тёплый и слабый, ложится на глаза пеленой — Барок, сосредотачиваясь на бумагах, не совсем понимает, день ещё или вечер. Его кабинет — вне времени. Никаких венков, никаких елей, ничего праздничного — кроме уличного шума, да и он со временем стихает.

Когда Барок отрывается от работы, видит, что лампа горит не только у него. То, что Казума всё ещё здесь, кажется чем-то неправильным.

— Сегодня Рождество, мистер Асоги, — прерывает Барок тишину.

— Я знаю, — в ответе явно ощущается «Это же очевидно» и «Что с того?».

— Праздник. Вам стоит пойти домой и отдохнуть.

— В Японии — нет.

— Но вы в Британии. Уверен, что вы найдёте дела поинтереснее, чем сидеть тут...

Казума перебивает.

— А что насчёт вас? Вы же христианин?

— Не думаю, что моя вера влияет на моё отношение к праздникам.

— Значит, трудоголик вы больше, чем христианин, — тот слегка смеётся и совершенно не собирается уходить.

Барок решает не продолжать разговор.

...Если бы история сложилась иначе, он бы сейчас праздновал в поместье - вместе с братом, его женой, их дочерью (которую вряд ли бы звали Айрис). Возможно, к тому времени у него бы тоже появилась своя семья.

Если бы.

Язык горчит от этих мыслей.

Но сейчас он впервые за долгое время просто не один в Рождество — поэтому встаёт и достаёт бокалы.

Они оба два упрямых барана.

Вслух Барок этого, конечно, не выскажет.