— Присядь рядом, — домашний, умиротворённый голос женщины раздался прямо над ухом Мо Жань. По коже пробежала будоражащая стая мурашек, но девушка ни на секунду не отвела взгляд от руки Чу Ваньнин, что, казалось бы, совсем естественно лежала на её ладони. — Что-то случилось?
И что же… она должна ответить? Что за два дня она спала ни много ни мало только три часа? Что же она, чёрт его дери, должна сказать? Наставница впервые глядела на неё столь обеспокоенно.
— Не-а, — спустя несколько секунд с притворным воодушевлением улыбается Мо Вэйюй. Так же, как улыбалась всегда. — А что не так, Чу-лаоши?
Чу Ваньнин смотрела пристально, обводя фигуру ученицы плавно, с головы до ног. Словно пыталась отыскать причину, словно что-то знала, но не хотела говорить то ли из того же страха, то ли из… стеснения. Но точно Мо Жань знала одно: наставница слишком волнуется, только и всего.
— Ты выглядишь уставшей, — Чу Ваньнин так же мягко, как произнесла эти слова, ладонью провела вдоль её пальцев. — Только что встала?
Она раскусила Мо Жань в два счёта.
— Да, встала.
Может быть, ей стоило ответить Чу Ваньнин с бо́льшим энтузиазмом, однако, пускай добиваться желаемого результата до конца — некая фишка Мо Вэйюй, сейчас всё было по-другому. Ведь то, что приснилось ей на днях, вернее, в течение нескольких недель… Было бы опрометчиво доверять этот небольшой секрет наставнице, подвергая женщину ненужным переживаниям. Все эти кошмары же, ну, по сути, всего лишь глупые выдумки.
Точно выдумки.
Хотя настолько правдоподобного образа себя в мужском обличье, совершающей настолько бесчеловечные, отчаянные поступки, сходящей с ума от любви и ненависти к собственному учителю, ей ещё не приходилось видеть. До сих пор Мо Жань не догадывалась, кем всё-таки был этот объект двух сильных чувств, не зная его имени, и снится ли кому бы то ни было подобный ужас, только в разы чудовищнее.
Да и Мо Вэйюй всегда, сколько сознательно помнила себя и свои причуды, была одна не из самых приятных в общении собеседниц, с которыми можно расслабиться за разговором перед сном. Почему же Чу Ваньнин…
— Сейчас без пяти шесть вечера, знаешь?
— Знаю.
— И где же ты была целую ночь? — женщина одарила её хмурым, и в то же время заботливым взглядом. — У тебя всё на лице написано.
Надо же.
— Ну, знаете… домашка.
Чу Ваньнин с мимолётной, такой домашней улыбкой взглянула на неё глазами, полными глубокой привязанности. А может быть, женщина хотела иронически подчеркнуть всем давно известный факт: Мо Жань как два года закончила университет. Забавно, не правда ли?
— Кого ты пытаешься обмануть? Меня?
В последнее время Мо Вэйюй замечает всё чаще, как наставница становится смелее в своих высказываниях. Пускай это, скорее всего, не совсем то, что хочется услышать.
Ведь подобные сновидения — не случайность, не судьба, и даже не что-то неестественное на фоне современной жизни девушки. Это как напоминание, а, возможно, и что-то, что взаправду случалось, только очень давно.
Настолько давно, что осознать масштабы происходящего не так уж и просто.
Мо Жань спустя минуту бессмысленного молчания и терпеливого ожидания наставницы внезапно усмехнулась и сквозь силой воли натянутую улыбку бросила:
— А даже если узнаете, как было на самом деле, что сможете сделать? Вижу… вы очень уверены в своей правоте.
И снова тишина.
Чу Ваньнин не хотела отпускать её руку.
— Всё-таки что-то не так. Можешь рассказать? — она не унималась, держала ладонь Вэйюй крепко-крепко, смекая, что вряд ли упустит ученицу и позволит ей уйти так просто. — Почему ты… такая упрямая? — взгляд женщины чуть потупился.
Чу Ваньнин лишь больно было понимать, что она не может помочь, когда вот, стоит прямо перед любимой. Стоит и упрашивает о чём-то, казалось бы, таком формальном. Но у неё не получается, и не впервые.
— А вам… — Мо Жань могла начать отсюда. — Вы всегда такая, знаете ли.
— Речь не обо мне, Мо Жань, — произнесла наставница и мимолётно прикоснулась ко лбу ученицы холодными губами.
В самом деле… такое происходит впервые.
Нет, не поцелуй или что-то ещё. Впервые Вэйюй чувствует, что может заплакать только от чувства близости, отвергая помощь с таким невообразимым упорством. И это правда сто́ит стольких усилий, но ни капли не сто́ит беспокойств той, которую она желала и желает оберегать и ценой собственной жизни, и ценой любого другого, кто встанет на её пути. Впервые, наверное, рассказать подобное настолько сложно, что Мо Жань становится страшно. Страшнее, чем когда-либо.
Ей жаль не потому, что она не хочет, а потому что попросту не в состоянии заставить Чу Ваньнин волноваться по таким пустякам, как кошмары одной глупой, совсем ещё юной ученицы.
— Простите, — девушка горько усмехнулась.
Длинные, чуть влажные после недавнего душа локоны волос, ниспадающие сперва на плечи женщины, обратились прямо к Мо Жань. Эти нелепые прикосновения показались даже… щекотными.
А за панорамным окном в гостиной немного погодя объявился обещанный погодой дождь. Ну и пусть, так даже лучше.
— Прощаю, — низкий и взрослый голос Чу Ваньнин звучал хрипло. — Обещай поспать сегодня, если всё же не хочешь рассказывать. Хорошо?
Такими темпами вопрос бы звучал так, будто бы она должна выбирать между тем, как провести эту кошмарную ночь в очередной раз: в ужасе от кошмаров или ужасе бессонницы?
— Хорошо.
Только вот наставница, к сожалению или счастью, больше не верила словам, брошенным на ветер, как бы сильно ни любила Мо Жань, и как бы сильно ни хотела ей помочь. Лишь небольшой, совсем случайный момент поучения.
— Ты меня не поняла, — она склонилась к ней ближе и взглянула прямо в глаза, которые, казалось, зальются слезами от любого опрометчивого слова, сказанного ею в миг искренности. — Сегодня ты ляжешь со мной.
Вэйюй шокировано поджала губы.
Было ли лучшим решение оставить всё в секрете? В эту ночь, быть может, это решится. Ведь оставить всё как есть для Чу Ваньнин значил бы проигрыш чистой воды, а Мо Жань не станет легче.
На самом деле, она сама не догадывалась, когда ей и вправду станет легче. Пусть прошли все самые ужасные воспоминания человека, подобного Вэйюй, и со вчерашней ночи началась самая мирная, полная повседневности линия, естественно, на фоне прошедшей, пусть Мо Жань могла спать хотя бы немного лучше, переживать эти сновидения, зная правду, было нелегко. И, признаться, если раньше Мо Жань просыпалась по пять и больше раз за ночь, лишь наблюдая эти жестокие деяния от первого лица, то сейчас чуть меньше, и это только потому, что она привыкла.
Привыкла видеть, как кто-то, похожий на неё, закапывает собственные чувства как можно глубже, как он же поддаётся ненависти, как отвергает любовь, мучает себя, как страдает и делает больно своему учителю, который — Вэйюй категорически не хотела признавать правдивость подобного домысла — иногда так напоминал ей Чу Ваньнин. Так напоминал, что однажды Мо Жань не смогла удержаться и очнулась вся в слезах, с распухшим лицом, пролежав порядком двух часов в истерике и беспокоясь, не потерялась ли она среди столь яро борящихся внутри неё реальностей.
А сейчас ей страшно. Страшно пережить подобное снова, чтобы по пробуждению увидеть обеспокоенную наставницу, её прекрасные, спокойные и строгие глаза и потерять самообладание так же быстро, как таяла она под взором возлюбленной каждый раз. Потому что Ваньнин замечательная, невероятная. Она не заслужила такую надоедливую, капризную и вспыльчивую занозу в заднице, которая в придачу ещё и тайно ненавидит себя за поступки в прошлом, слишком отвратительные и несправедливые по отношению к женщине, влюблённую в неё тогда.
Вэйюй только… хочет душевного спокойствия этой женщины.
Чтобы она не волновалась из-за пустяков и, ненавязчиво поцеловав ученицу в щеку, вскоре отправилась в постель.
Но вот она же пристально наблюдает за тем, как Мо Жань мечется в собственных мыслях и совершенно теряется в поиске нужного решения. Как Мо Жань, наверное, совсем на грани от того, чтобы сойти с ума.
— Я…
Чу Ваньнин обнимает её.
— Больше ни слова, — невзрачно проводит вдоль волос. — Ты спишь вместе со мной и точка.
Мо Вэйюй едва не расплакалась, чувствуя лёгкий, терпкий, но сладкий и приятный аромат яблок, исходящий от Чу Ваньнин как самый естественный аромат, который переполнял их спальню, гостиную, кухню, вещи и простыню, одеяла или подушки день ото дня. Просто девушка редко позволяла себе так дерзко нарушать личные границы её наставницы, а в этот раз, к большому удивлению Мо Жань, Чу Ваньнин сама разрешила ей прижаться так близко, чтобы уткнуться носом в шею женщины и, в конце концов, почти позабыть, каково это, неистово задыхаться от волнения всё истекающее время до сна.
Мо Жань с непреодолимым стеснением и страхом сначала прикоснулась пальцами к плечам, далее мягко, ненавязчиво спуститься к предплечьям и, уже не сдерживаясь, всё-таки обняла наставницу в ответ.
Теперь Чу Ваньнин, возможно, слышала, как сильно торопится её сердце и торопилось до сих пор, когда девушка оставшейся волей скрывала невыносимую историю внутри себя.
Теперь ей, возможно, не убежать от ответственности за собственные слова, не спрятаться за бушующим ливнем снаружи, теперь… всё будет по-другому.
— Мо Жань, — спустя некоторое время наставница нехотя отпрянула. — Ты можешь рассказать мне обо всём, когда захочешь, и в любой момент я готова выслушать, ладно? Не закрывайся, не молчи, не делай хуже, пожалуйста. И как бы от правды ни становилось хуже мне самой, просто говори, если есть возможность. Для этого мы рядом прямо сейчас. Поняла?
Вэйюй, на самом деле, невыносимо выслушивать подобное. В глубине души она догадывалась, что её, скорее, высмеют, чем поймут. А даже если Чу Ваньнин говорит так…
— Мы обе достаточно устали за сегодня, — женщина вновь прильнула губами к её лбу и вздохнула. — Надо расстелить кровать.
Ах, точно.
— Или ты голодна?
Точно, она же не ужинала.
…Мо Жань, раскрыв рот от изумления, медленно кивнула в согласии. И тогда женщина сразу же, словно спеша, отправилась на кухню, совсем незаметно улыбаясь.
***
Этой же ночью девушке приснилось, как учитель, один из героев этой мучительной истории, который так сильно напоминал ей её наставницу, погиб, защищая собственного ученика, спасая его от неминуемой гибели.
Предчувствие Вэйюй не обмануло её, это точно.
Сегодняшний сон оказался одним из самых тяжёлых к восприятию, одним из самых болезненных и… наверное, стоило рассказать всё Чу Ваньнин перед тем, как вскочить посреди ночи с жаркой постели и в миг расплакаться от нахлынувших чувств, обиды и горечи за судьбу человека, не заслужившего происходящего с ним дерьма.
…Наверное, Чу Ваньнин очень волновалась.