К каждой процедуре он относился как к некому ритуалу. Комната, где он готовился, была так же наполнена различными запахами, как и массажный кабинет, ведь для профессионала на первом месте - доведение своей работы до идеала, превращение её в искусство перед требовательными критиками. Не ясно, был ли этим критиком он или всё же клиент, особенно сегодня, однако Цзяоцю не собирался останавливаться на чём-то банальном. 

Эта черта, подобная тому же упрямству, выедала Рацио изнутри, не оставляя и кусочка от барьера, который бы мог прикрыть его от невыносимо инфернальных чар Авантюрина. И у последнего сейчас оказалось особенно выгодное положение: Рацио так сильно выдавали покрасневшие мочки ушей - то ли под действием горячего водяного пара, витающего в воздухе, то ли от стыда, - что, казалось, дотронешься до них кончиком пальца и учёный развалится. 

Поистине захватывающее зрелище.

Чем-то этот актёр его поразил, вынудил остановиться и уставиться из слепого пятна толпы на фигуру в водной глади, мимо которой проплывало множество маленьких обитателей. По большей части он находился на одном месте, завораживающе размахивая плавником конечности, затем подплывал к другой натуральной декорации из скалы, и что самое интересное - старался не встречаться с восторженными посетителями взглядом. От чего-то скрывался, от чёго-то напряжён.

Мысль о том, что Кавех знал его настолько досконально, что за неделю сделал точную его копию, сохраняя в скульптуре всё, о чём сам аль-Хайтам не догадывался, будоражили давно потухшую фантазию мужчины. Были ли потрачены на это в том числе ночи, учёный уже не помнил. Зато видение того, как архитектор терпеливо и упорно выстраивает из глины образ, разглаживая пальцами изгибы сотворённой фигуры, глубоко засел в его сознании.

Жизнь серийного убийцы ощущалась совсем бездушной и до противного привычной. Тюрьма уже как дом, а об мирском бытии можно было и не вспоминать - не то, чтобы сильно хотелось. По крайней мере, Кавех так думал, пока одним утром не проснулся в совершенно ином месте, не похожем на уже привычную ему камеру или карцер. В чужом мире, не иначе.

- Меньше выпендривайся, - на выдохе почти прошептала Хайтам. - Сама напросилась.

- Флуфай, фы, - прямо в таком положении начала Каве, но успела осознать, что сейчас не самое время для споров. 

Долго и молча смотреть этому человеку в глаза не получалось от слова совсем. Слишком притягательный, возбуждающе-коварный. Кавех не мог не притянуть аль-Хайтама за подбородок к себе и не вовлечь в долгий поцелуй, прищуренным взором наблюдая, как тот умело отвечает, почти не уступая в собственной уверенности. Им обоим это нравилось, и останавливаться на полпути никто из них не собирался.

Лин Тянь отправляется в Янь Шан, будучи совершенно не готовым к морозу и другим капризам местной природы. И первым делом встречает его даже не Синьхэ, который обещал, а снег, снег и ещё раз снег... 

Их бой Оникабуто был справедлив и жесток, Аратаки даже удалось найти хорошего соперника дружку Аято, но, к сожалению неудачливого óни, битва закончилась его поражением. Спрос был небольшой. Аято всего лишь хотел отвлечься, пока Тома с Аякой где-то в городе занимались тамошними вопросами. Итто появился как всегда кстати - и Аято тут же не упустил шанс пригласить его в имение. Как всё вылилось в самый что ни на есть настоящий спор на три желания? Хороший вопрос.

Рейзор заслуживает больше, чем ежедневные спектакли в его исполнении. Пусть они до сих пор сидят вместе, голодные до кончиков пальцев, уставшие после насыщенного дня, полного и неудач, и маленьких радостей.