«Положи меня, как печать, на сердце твоё, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы её — стрелы огненные; она пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют её. Если бы кто давал всё богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презреньем».
Песнь песней Соломона, 8:6-7
Хэнк вышел из закусочной с двумя стаканчиками кофе и закатил глаза, глядя на Коннора, уже занявшего водительское место.
— Хитрая задница, — он бросает ему ключи, устраиваясь на пассажирском и убирая кофе в подстаканники.
Коннор только философски пожимает плечами, но поджимает губы, почувствовав как салон наполнился запахом гамбургеров.
Мужчина легко рассмеялся.
— Выдал себя, да? — и на немой вопрос Коннора продолжил. — Да у тебя сразу лицо становится ревнивой жёнушки, которая учуяла чужие духи на мужниной рубашке, — Хэнк откинулся на сидение. — Расслабься, Кон, я верно соблюдаю эту твою диету. И кофе без кофеина, — взмахнув стаканчиком в руке, он бросает серьёзный взгляд на Коннора. — И твой такой же, чтобы я не один страдал, — кивает он на стакан в подстаканнике.
Коннор фыркает и улыбается, выруливая с подъездной дорожки.
Получение права вождения машины Хэнка было ещё одним достижением в личном листе Коннора по завоеванию доверия лейтенанта Андерсона. По степени своей важности оно могло соперничать только с тем разом, когда ему разрешили отвести беднягу Сумо к грумеру. А это о многом говорит.
— Некрасиво перекладывать на другого человека ответственность за собственные решения, — нравоучительным тоном начинает Коннор. — А решение вести здоровый образ жизни и начать с питания было целиком и полностью вашим.
— После того, как ты мне все уши этим прожужжал!
— Я не отрицаю некоторой степени собственной вовлечённости, — легко соглашается Коннор. Он протягивает руку, пытаясь нащупать кофе, при этом не отвлекаясь от дороги.
Со стороны Хэнка раздаётся смешок, и пальцы Коннора касаются нагревшихся стенок стакана, который ему всовывает в руку Хэнк. Благодарно улыбнувшись, Коннор отхлёбывает.
Приятно видеть Хэнка таким расслабленным. После того дела со стрельбой на детской площадке, которое по итогу пришлось передать Перкинсу, Хэнк снова попытался закрыться. Неизвестно о чём думал Фаулер, когда ставил их на это расследование. Конечно, Хэнк — отличный полицейский, но… Чёрт.
— Ну, как оно, безкофеиновое счастье? — спросил мужчина, но ответить Коннор не успел — зашумела рация.
«Оливет-стрит 384, соседи жалуются на странные звуки в закусочной на первом этаже. Владелец с семьёй в отпуске».
— Принято, — отвечает Хэнк. — Мы как раз неподалёку.
— Лейтенант, патрульные сами справятся со взломом и проникновением, — замечает Коннор, всё равно срезая через переулок, меняя направление.
— Ты сам жаловался, что мы тонем в бумажках. Считай это зарядкой перед работой, — невозмутимо отвечает Хэнк. — Да и то, скорее всего, какие-нибудь мелкие идиоты решили поразвлечься. Свалят, как только мы подъедем, — он начинает обыскивать карманы куртки и, выудив из одного из них резинку для волос, собирает пучок на затылке.
Конечно же, совершенно не по уставу, но когда это Хэнка волновал устав?
— Позёр, — фыркает Коннор, не отрывая взгляда от дороги.
— Учусь у тебя, мистер «смотрите все, как я умею крутить монетку на месте преступления», — мягко огрызается Хэнк.
— Это здорово помогает сосредоточиться!
— Скорее, сосредоточить на себе взгляды всех окружающих, за исключением, может быть, трупов, но я уверен, ты над этим уже работаешь.
— Если я начну заниматься подобным, боюсь, придётся менять квалификацию.
— Коннор — заклинатель мёртвых, — Хэнк смеётся. — А что, очень даже звучит.
Закусочная по Оливет-стрит — небольшое помещение, две двери — вход для посетителей и задняя под получение товаров. Окна закрыты жалюзи, не видно никаких движений в отличие от соседских — то тут, то там колышутся шторки и мелькают лица.
Несмотря на всю свою предыдущую демонстративную беспечность, Хэнк всё же жестами показывает Коннору, что займётся задним ходом. Коннор провожает взглядом скрывшегося за углом мужчину и подходит к входной двери. Осторожно касается ручки — она не заперта, но и прямых следов взлома не видно. Возможно, взломщики просто открыли её в качестве запасного выхода. Дверь поддаётся легко, без скрипа. Горячий воздух закрытого помещения ударяет в нос. Внутри темно. На улице солнечное утро, но закрытые жалюзи кафе не пропускают свет внутрь. Коннор прислушивается, но различает только гудение холодильников в глубине помещения и шум телевизора откуда-то сверху, вероятно, от соседей.
Он стоит так ещё пару мгновений, вылавливая каждый звук, и в голову начинают закрадываться сомнения относительно выдвинутой Хэнком теории. Слишком тихо — будь здесь замешаны юные правонарушители где-то да звякнула бы неловко задетая плечом посуда или скрипнули бы ботинки по кафельному полу. Но нет — тишина. Хэнк уже должен был зайти со двора, и, судя по всему, пришёл к тому же выводу, что и напарник, потому что в тишине не раздалось привычного громогласного распекания «мелких идиотов» за «проникновение на частную собственность».
Медленно, следя за каждым шагом, Коннор вошёл внутрь. Свет из двери освещал только ближайшую часть зала, скрывая всё остальное в расплывчатых очертаниях. Он прикинул обстановку — небольшой зал, несколько столиков и барная стойка. Слева и справа от неё — двери, в стене за стойкой — сквозная дыра на кухню. Обычная закусочная. Недалеко от входа дверь в туалет. Выудив из кармана фонарь, Коннор решил начать именно с неё. Он резко, но бесшумно открывает дверь, заранее скрывшись за косяком, чтобы не быть сбитым или застигнутым врасплох кем-то гипотетически спрятавшимся за ней.
Обе кабинки оказались пусты, так что Коннор прошёл к кухне. Он увидел в проёме свет фонарика Хэнка, но на всякий случай вытащил из кобуры пистолет, щёлкнув предохранителем.
В тот же момент женский голос разрезает тишину, оглушая.
— Не стреляйте!
Фонарь моментально выхватывает из темноты молодую невысокую женщину с короткими пепельными волосами. Когда та щурится и прикрывает ладонью глаза, он слегка отводит фонарь в сторону. Но даже так, в полутьме, Коннор сразу отмечает, что она выглядит очень уставшей — того и гляди рухнет на пол. Потом замечает тень возле женщины — девочка, лет восьми-девяти, выглядящая такой же измождённой. Она жмётся к женщине, пока та прикрывает её одной рукой, пряча своим телом.
— Полиция Детройта, — со стороны подсобки появляется Хэнк, светя фонарём больше на Коннора, чем на взломщицу с ребёнком. — Вы проникли на частную собственность, вам придётся пройти с нами, — он говорил это своим спокойным тоном, тем, что обычно получали от него люди, явно решившиеся на преступление не от хорошей жизни.
Женщина замотала головой. Девочка отчаянно пыталась вырваться вперёд и, словно загородить её собой, но женщина ловко удерживала её за спиной.
Они с Хэнком обменялись взглядами. Коннор знал, о чём думает напарник. Нарушительницы спокойствия не выглядели, как оборванки и бездомные. Да, одежда была простая и словно с чужого плеча, но чистая и аккуратная. Сама женщина выглядела усталой и напуганной, но на лице её Коннор не заметил ни характерных следов употребления, ни того безумия, которое часто можно было заметить у душевнобольных. Впрочем, точнее могла сказать только экспертиза.
— Нет, — сказала женщина. Она выглядела непоколебимой, несмотря на страх, отчётливо читающийся в каждом движении. — Он нас найдёт. Если мы задержимся — окажемся как на ладони.
Снова быстрый обмен взглядами с Хэнком.
Либо женщина всё-таки была не в себе, либо дело было в другом.
— Мэм, от кого бы вы не скрывались, мы сможем организовать вам и девочке защиту, — Коннор старался подобрать наиболее мягкие интонации. — Уверяю вас, мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы разобраться с вашими преследователями.
Женщина покачала головой.
— Вы не сможете, — произнесла она обречённо. — Прошу вас, — женщина перевела взгляд с одного полицейского на другого. — Дайте нам уйти. У меня есть план. Мы скроемся, и он нас не найдёт.
Настала очередь Хэнка качать головой.
— Мэм, с нами вы будете в безопасности. Мы сопроводим вас в отделение полиции. У нас есть шелтер. Защищённый. Там, кроме обычной охраны, ещё и полицейские волонтёры каждый день дежурят. Вы сможете спокойно укрыться, прежде чем полиция поймает ваших преследователей.
— Нет, — снова отчеканила женщина. — Мы не можем остаться.
В то же мгновение в фонарь Коннора что-то врезается, выбивая его из рук. «Девочка», — приходит осознание в момент, когда одно неловкое движение приводит к тому, что он летит лицом в пол. Надо же, ему лет двадцать не ставили подножки, думает Коннор, ощущая, как выбивает весь воздух из лёгких. Прежде, чем Хэнк успевает высветить беглянок в темноте зала, Коннор слышит, как раздаётся звук удара чего-то тяжёлого о кафель, а затем — сдавленный вздох Хэнка, споткнувшегося об отброшенный стул. Удаляющийся топот двух пар ног.
И сразу за этим — скрип тормозов.
Коннор ринулся к двери даже раньше, чем пришло осознание происходящего. Маленькая закусочная, словно в кошмарах, растянулась на десятки метров. Вместо привычного бьющего в висках адреналина погони, Коннор испытал панику.
Непрофессионально. Не вовремя. Но отточенная годами работы интуиция уже вынесла свой вердикт — опоздали. Не успели всего на каких-то нескольких секунд. Практически держали в руках, обещали безопасность, и теперь оставалось только слушать резкий детский крик и звонкое женское «нет».
В проёме двери Коннор встретился с расширенными от ужаса глазами женщины, ровно перед тем, как дверь фургона захлопнулась, огораживая её и девочку от внешнего мира. Происходило это уже на ходу. С немыслимой скоростью фургон тронулся с места, оставив после себя столп пыли и выхлопных газов. К тому моменту, как Хэнк с Коннором завели машину и бросились в погоню, фургона и след простыл.
Краем уха Коннор слышал, как Хэнк выговаривает всё произошедшее в рацию, как требует немедленно пустить ориентировку автомобиля и женщины с ребёнком, подключить к поиску городские камеры. Но перед глазами его стоит всё та же картинка дверного проёма и ужас на лице женщины, которую они не успели спасти.