— Твоя кровь особенная, — голос мамы всегда можно было сравнить с шелестом весенней травы или каплями воды в знойный день, но не сегодня. Сегодня ее поспешный, не предвещающий ничего хорошего шепот был горячим и неприятным, и Минхо не хотел его слышать. Но ему в любом случае пришлось бы.
Ее обычно идеальная прическа была растрепана, светлые пряди старательно оформленных слугами в красивые кудри волос уже не были такими аккуратными и небрежно падали на лицо, а подол дорого и когда-то белоснежного вышитого тончайшим кружевом платья порвался и извозился в грязи. Это выглядело так неправильно, что хотелось броситься на ее грудь и зарыдать от отчаяния надрывно и громко, как могут только обиженные дети на груди своих родителей. Как будто он вернулся назад сквозь время, и он все еще маленький ничего толком не знающий мира ребенок. Жаль, что такого не было в возможностях Минхо. Поэтому он сомневался, что кто-либо вообще смог бы провести его назад. А сейчас он был достаточно взрослым, он был уже практически мужчиной, и на его плечи прямо на этом месте ложилась нелегкая задача.
Мама стояла перед ним на коленях, не жалея своего испорченного наряда. А возможно удержаться на ногах просто не было сейчас в ее силах. Она вглядывалась в Минхо проникновенным взглядом, просящим и полным надежды, будто не понимала всю суть своего сына. Его могущественной матери никогда не нужно было умолять Минхо хоть о чем-либо. Он в любом случае готов на все.
Всю ее тонкую женскую фигуру обрамлял хаотично дрожащий ореол света, делая ее практически неземной. Но этот свет не был благоденствием или явлением божественной мудрости, это был жар от огня, что полыхал совсем рядом, стоило ей только оглянуться. Но она смотрела только на него, хотя этому и мешал окружающий их дым. Он заполнял все возможные пространства, влезая в щели и пропитывая кожу и волосы. Легкие уже давно молили хоть об одном достаточно глубоком глотке свежего воздуха, но они были в ловушке. Сзади — огненное зарево, через которое не пройти, а дальше — глухая кирпичная стена. И только маленькое окошко, через которое пролезет разве что крыса, позволило им дожить до этого момента.
— Твоя… и моя кровь, — глаза мамы были как никогда темными и глубокими. Когда-то за то, чтобы эти глаза просто взглянули на человека, никто не жалел ни чужой жизни, ни своей. А теперь они, эти бестолковые, ненадежные и разрушающие все на своем пути создания, обвиняли ее во всех возможных грехах. — Наша с тобой кровь — источник силы. Нельзя допустить, чтобы хоть одна капля пропала даром, если есть пути отступления. Поэтому беги вперед, Минхо. — она выделила слово специально, и у Минхо вырвался невольных всхлип от понимания того, что именно он должен был сделать.
— Нет, мама… — он сжал кулаки, сердце, надрываясь, глухо стучало у него в висках, — Я… Я не брошу тебя!
— Тсс, — она успокаивающе протянула руку, кладя ее на щеку сына. Большой палец ласково провел по его виску, будто пытаясь успокоить сошедшее с ума сердцебиение, — Мне жаль, но это единственный выход, мой дорогой птенец. Настала пора вылетать из гнезда.
Минхо со слезами на глазах смотрел в ее лицо, разум понимал, что отсюда обычным путем им никак не выбраться, но душа отчаянно хотела верить, что он сможет, что они смогут. Но мама была неумолима и жестока в своей правде.
— Беги от них всех и не останавливайся. Неси нашу кровь как можно дальше. Насколько хватит твоих возможностей, чтобы они забыли о том, кто ты такой, кто я такая. Наше существование должно быть стерто из памяти, и тогда ты сможешь все исправить.
И как бы Минхо не хотел остаться рядом, он понимал, если не хватило сил даже у нее, у той, чья кровь билась в его жилах и той, что правила так долго, у него их точно не будет достаточно. Поэтому он позволил в последний раз себе коснуться мамы, своей королевы, своей повелительницы и лучшей женщины, что он когда-либо встречал. Он порывисто обхватил руками ее кажущуюся хрупкой фигурку, с небывалым ранее отчаянием пытаясь вдохнуть родной запах, чтобы воспоминание о нем не растворилось в памяти слишком скоро. И даже проклятый пепел, что осел у нее в волосах, не помешает этому. И объятия в ответ не заставили себя ждать. Практически невесомые, как умела только она, но Минхо чувствовал, насколько эти нежные руки на самом деле сильны. Жаль только, что одной физической силы здесь было мало. Здесь требовалось нечто большее.
— Я все сделаю, мама. — влажно прошептал он ей на ухо, — Я все сделаю.
И ему поверили. Мама отстранилась и наконец твердо взглянула на него. Ласковая улыбка на губах не достигла ее глаз. Всего-лишь приподнятые уголки рта, а сколько много недосказанного в них таится.
— Ты знаешь, что только ты сможешь это сделать. Вперед, Минхо. — повторила она снова. И в этот раз это был приказ, которого невозможно было ослушаться.
Минхо с тяжелым сердцем опустил руки и встал, пытаясь позорно не расплакаться. Мелко дрожа, он отвернулся в противоположную сторону от обжигающего пламени, искры которого долетали до его обнаженных предплечий, оставляя мелкие точечные ожоги. От места, что было когда-то его домом, почти ничего не осталось. Спиной он чувствовал взгляд мамы и понятия не имел, последний ли это в его жизни раз, когда он сможет его ощутить. Но другого выхода действительно не было. Поэтому он на секунду обернулся, запечатлев мамин образ в сознании. А потом поднял голову, сдерживая слезы и коротко выдохнул, выпуская свою сущность на свободу.
И тогда мир вокруг дрогнул, как будто замедлился, чтобы мгновение спустя пуститься в невероятно быстрый бег. Мамин голос, кричащий что-то то ли ему, то ли кому-то еще на какое-то время еще оставался с ним, но вскоре растворился в ускоряющейся какофонии звуков, постепенно сливающихся в белый шум, а потом и вовсе ультразвук, который тоже очень быстро исчез, превращаясь в оглушительную тишину. С этого момента Минхо больше не сможет вернуться. Он ушел, беря с собой ту единственную правильную драгоценность, что мог унести.
Где-то там за его маленьким самостоятельно сотканным пузырем из силы мимо проносились дни, минуты, года, жизни. Порой казалось, что все его тело сопротивлялось и выло о пределе, но Минхо не останавливал это безумие. И хотя все его существо хотело освободиться от этих тисков, он вспоминал сухие и горячие руки мамы, в последний раз прижимающие своего сына к себе и вкрадчивый шепот у его уха, который повторял ему старую заученную наизусть с пеленок тайну.
Минхо был еще совсем крошечным, когда впервые увидел маму. Он помнил, как заглянул в ее глаза и внезапно впервые за свою коротенькую жизнь осознал, для чего он был создан. Это было так давно… Но время такая странная штука, что никогда не бывает того самого момента, когда думаешь, что вон оно, все, пришел конец. Каждый миг кажется важным, каждое малейшее взаимодействие, поэтому как бы ни был долог их совместный путь, Минхо все равно было мало. Но сейчас ее смех, ее взгляд, ее слова — все это поддерживало в нем надежду на то, что он справится с возложенной на него задачей. Эти воспоминания давали сил не останавливать время и двигаться дальше сквозь него. Если он сдастся раньше необходимого, то случится что-то непоправимое, чего не исправить никому, даже ей.
Вот только Минхо понимал, что хоть он и достаточно силен, его сила не рассчитана на вечность. И похоже, что сегодня наступил этот самый миг. Он правда не знал, какое именно сегодня, но его нутро подсказывало ему, что сейчас. Сделав последний рывок, он преодолел оставшееся расстояние и наконец-то позволил себе остановиться.
Едва не падая, Минхо умудрился сделать шаг, ноги дрожали и отказывались держать тело, их слишком сильно подкашивало от усталости. Но шага хватило, чтобы уткнуться всем весом в попавшуюся на пути холодную кладку стены. Возможно для разума это время казалось мимолетным, но вот все остальное его «я» понимало масштабность того броска, что он совершил. Он понятия не имел, та ли эта стена, что стояла на этом месте много-много лет назад, он даже не мог задуматься, где он находился и что за место было здесь спустя века, но очень надеялся, что он все же сумел достичь цели. Вокруг него время как маятник постепенно замедлялось до обычной скорости, совершая обратный переход, пока сущность наконец окончательно не запечаталась внутри.
И как только его пузырь, отделяющий его от времени и пространства, разошелся по швам, в барабанные перепонки тут же ворвался оглушительный шум ливня, а секундой позже на голову обрушилось такое количество воды, будто небо приветствовало его, отсутствующего так долго. Дождь… Внутри что-то коротко кольнуло от досады. Их дом не выстоял, не дождался. Но он знал, что так и будет. А на что он еще надеялся, оставляя его в таком состоянии.
Минхо облегченно выдохнул и медленно сполз вниз, утыкаясь носом в сырую землю. Его мало волновало, как это выглядит со стороны. Он просто больше не сможет пошевелить ни одной мышцей на своем теле. Сквозь намокшую рубашку чувствовалась холодная земля и только это ощущение чего-то сырого и неприятного не давало мгновенно погрузиться в небытие. Он даже не будет пытаться вставать некоторое время, организм был слишком измотан броском, чтобы предпринимать какие-то действия. Все тело ныло и болело, даже думать о чем-то было сложно. Минхо был высушен досуха. В мышцах не чувствовалось силы даже повернуть голову, чтобы противные мелкие дождевые капли перестали заливать глаза.
Дыхание давалось ему тяжело, в носу все еще чувствовался остаточных запах гари, и грудь вздымалась медленно и натужно, с усилием пытаясь перегнать сквозь легкие воздух, но и это было непросто. Все, на что хватало сил — это просто лежать в куче мокрой земли. Он не мог ни пошевелиться, ни перевернуться на бок. Он даже не считал, сколько прошло времени с тех пор, как он прибыл, но по ощущениям казалось, что целая вечность. Хотя на самом деле вечность он оставил позади.
Вялотекущие мысли прервали чьи-то мягкие шаги. Чуткий нечеловеческий слух засек их еще до того, как обладатель шума увидел самого Минхо. Был бы он в нормальной форме, то конечно стоило бы затаиться, но он ничего не мог поделать. Прямо сейчас он был слаб, как новорожденный котенок. При желании любой человек запросто смог бы свернуть ему шею. Но Минхо надеялся, что смог выкроить достаточно времени, чтобы его не узнали.
Наконец хозяин шагов испуганно ахнул, увидев распластанное тело, которое никак не реагировало на непогоду, и шума тут же стало гораздо больше. Сначала пропали холодные капли, льющие на него сверху, а потом над Минхо показалась маленькая мордочка незнакомого мальчишки, прячущегося под зонтом. Тот щурился, начиная походит на какое-то забавное и милое животное, и вглядывался в его полуоткрытые глаза. Видимо пытался понять, видит найденное нечто хоть что-то, или нет.
Минхо видел все прекрасно, просто не мог об этом сказать. Надо же до чего докатился, предстал перед каким-то ребенком в самом своем неприглядном виде. Знали бы его слуги об этом, точно бы тайком засмеяли. И от всей этой ситуации ему самому стало так смешно, что он не смог сдержать слабый булькающий смех, от чего в груди больно закололо. Воздух был холодным и неприятно царапал своими когтистыми лапами горло, в нем противно запершило. А издаваемые звуки оказались слишком сиплыми и прерывистыми и мало походили на то, каким Минхо помнил свой голос. Ох, должно быть он выглядел ужасно. Это даже к лучшему. Меньше шансов, что его сопоставят с собственным портретом и найдут сходства.
От такого поведения у незнакомого мальчишки полезли глаза на лоб, он попятился, недоуменно хлопая глазами-бусинками, а потом, вдруг как будто бы что-то понял. На миловидном личике появилось неожиданное осознание. Мальчишка еще раз моргнул, а потом присел на корточки, пытаясь внимательней рассмотреть его.
— Эй, ты меня понимаешь? — Минхо хотел бы ответить на вопрос, но смог выдать только слабое сиплое дыхание. Мальчик снова моргнул, и это моргание немного напрягало Минхо, казалось, что с каждым взмахом ресниц незнакомец принимал какое-то понятное ему одному решение. Мальчишка закивал головой, улыбаясь так широко, будто ему сказали нечто удивительно хорошее.
— Да, я вижу, что понимаешь. Это замечательно!
Что в этой догадке такого замечательного он не пояснил. Минхо просто надеялся, что его мысли не выдали слишком много тайн, если мальчишка мог их читать. Но тот тут же поспешил развеять его сомнения:
— Не беспокойся, я не умею читать мысли, я считываю только твои самые яркие образы и эмоции, ничего больше.
Минхо немного расслабился. Так значит он был одним из существ, что овладели маминым даром, эмпатом. Это радовало, хотя все равно не стоило расслабляться. Даже самые слабенькие эмпаты, которые ощущают базовые эмоции, опасны. Особенно если они умеют задавать правильные вопросы. Ему не хотелось потом заметать следы из-за того, что кто-то слишком много знает. Он никогда не любил такую работу. Забирать жизни, которые не принадлежали ему — это всегда выбивало из колеи, заставляю чувствовать то, что Минхо не должен чувствовать, как утверждала мама. И если до этого у него всегда на плече была ее нежная рука, то сейчас в одиночестве подобное будет сделать еще труднее.
— Ах, в этом сердце так много тревог, — сокрушенно покачал головой мальчишка, — Но я знаю, как тебе помочь. Если ты согласишься пойти со мной, то тебе станет легче. Обещаю. — жизнерадостно предложил он.
Мальчишка все еще улыбался своей странной зубастой улыбкой, будто был рад, что нашел какого-то непонятного оборванца. И будь Минхо не в таком печальном состоянии, он бы отверг это воистину сомнительное предложение. Но сейчас ему совсем не помешало бы набраться сил после утомительного перемещения. А если мальчишка не убил его на месте или не потащил без этих реверансов куда-то к себе в логово, чтобы сожрать, значит он ему для чего-то нужен. Минхо не питал ложных надежд. Он прекрасно осознавал, что бесплатный сыр можно найти только в мышеловке. Но разве он был мышью? Конечно нет, его воспитала хищница.
Поэтому Минхо согласно выдохнул, насколько вообще выдох мог означать согласие. Но он знал, что мальчишка его понял. Его улыбка как будто стала еще шире, он без раздумий закрыл зонт, несмотря на то, что дождь и не думал заканчиваться, и потянулся к Минхо. И ему это не понравилось. Как-то он не подумал, что именно потребуется сделать, чтобы действительно перетащить его в более сухое и относительно безопасное место. Тут же захотелось оттолкнуть чужое тело, закричать, чтобы его не трогали, но Минхо не был в состоянии. Он только выдал невнятные звуки, больше похожие на мяуканье, чем на возражения, но его тут же раздраженно одернули:
— Да не вертись ты. Потерпи, это ненадолго.
Ох, кажется его спасителю не нравится, когда его не слушают. Значит не сейчас, ему нужно было время. А потом он установит допустимые границы. Минхо с усилием заставил себя расслабиться и покорно закрыл глаза, терпя неприятные прикосновения ледяных ладоней к и так уже охлажденной дождем коже. Его подхватили на руки, удивительно сильные для такого маленького тела, чуть подбросив, чтобы голова удобней откинулась на грудь. Держать ее на весу сейчас не представлялось возможности, и кажется мальчишка это понимал. Спина, которую наконец оторвали от земли, была воистину благодарна за такой поступок. Минхо коротко охнул, когда от всех этих перемещений мурашки разнесли колющую боль по всему его телу.
— Ну вот, так же лучше, а ты возмущался. — эта зубастая улыбка скоро войдет в топ ненавистных Минхо вещей. — Еще немного и больше тебе не придется страдать.
Слова были сомнительными, как и все, что окружало это существо. Минхо не обманывался, что его нашел человек. Слишком глубокие были эти черные глаза, слишком много было на их дне, но он пока не знал, что ему стоит там искать, поэтому он подождет. По крайней мере пока не восстановится достаточно, чтобы самостоятельно стоять на ногах. И хоть под ухом Минхо в холодной груди не билось сердце, ласковый голос, обещавший ему сухую постель и теплый дом, и размеренная качка будто убаюкивали, с каждым легким шагом погружая сознание все глубже и глубже в транс, пока полностью не окунули в небытие.
***
— Почему ты постоянно тащишь каких-то щенков в наш дом?
Громкий возмущенный голос вытащил его из забвения, от чего голова Минхо тут же отозвалась резкой мигренью.
— Вовсе не постоянно, — вкрадчиво объяснял кто-то второй, чуть менее громкий, но не менее раздражающий, потому что все, чего хотелось Минхо — это обратно погрузится в приятную темноту, — И вряд ли их стоит называть щенками, учитывая… гхм… специфику.
Но похоже, что сейчас такое желанное беспамятство ему не светило, потому что разговор и не думал прекращаться, а только начинал набирать обороты.
Первый говорящий фыркнул, определенно неудовлетворённый ответом на свое недовольство.
— Да эти твои «не щенки» только одни неприятности и приносят. Тебе одного психованного ребенка мало, решил стать многодетной матерью? Я в отцы не нанимался ни разу. — с каждым предложением он переходил на ноту выше. Страшно представить, что было бы, реши он продолжить.
— Нет, это не…
Минхо не мог этого больше терпеть. Его голова грозила взорваться, если этот невыносимый разговор на повышенных тонах продолжиться еще хоть секунду. Он тяжело выдохнул и простонал:
— Можно немного потише? Прошу.
Он приоткрыл глаза, которые тут же заслезились от искусственного света ламп, из-за чего обстановка вокруг была немного размытой, но прямо сейчас это его не волновало. Он еще не особо пришел в себя, чтобы осматриваться вокруг.
На него удивленно смотрели две пары глаз. Хозяин одной из пар Минхо уже был знаком, если это так можно назвать. Им был тот самый мальчишка, что подобрал его на улице. А вот второй был для него новым лицом. Он стоял, скрестив руки на груди и скептически поджав губы, хотя внезапно заговорившее тело, до этого полумертвым грузом лежащее и никого не трогающее, немного сбило с него спесь. Они явно не ожидали, что предмет спора решит очнуться прямо посреди разговора о нем.
Минхо зашевелился, вяло поднимая руки, чтобы стереть влагу с ресниц. Конечности все еще слабо его слушались, значит с его потери сознания прошло не так много времени. У него была довольно быстрая регенерация, но ее было недостаточно, чтобы после иссушения себя на таком уровне за несколько минут восполнить силы.
Заметив его тяжелые движения, все еще безымянный мальчишка тут же засуетился, подбегая ближе.
— Ох, прошу нас простить, — он говорил достаточно тихо, милостиво заботясь, чтобы головная боль не убивала Минхо с каждым произнесенным звуком, — Мой друг просто немного…эмм…обеспокоен твоим присутствием здесь.
— Обеспокоен? — раздалось возмущенное из-за спины мальчишки, отчего Минхо тут же болезненно поморщился.
Мальчишка обернулся и грозно шикнул на громкого товарища. Тот тут же замолчал.
— Я уйду, как только смогу, — начал осторожно Минхо, прощупывая почву. Он ни разу в жизни не оказывался в подобных ситуациях, поэтому как именно действовать для него пока было загадкой, — Если ваш друг так защищает свою территорию, я все понимаю.
— Территорию, — снова фыркнули издали, но справедливости говоря, уже не так громко, как прежде.
Но мальчишка, который видимо был тут за главного, вовсе не собирался соглашаться так быстро. Он промолчал, смотря на Минхо взглядом, от которого тут же захотелось спрятаться. Темные раскосые глаза будто искали в нем что-то, выковыривая изнутри кусочки души, которые Минхо вовсе не собирался никому показывать. Но он все равно ответил этому невысказанному вызову, не опустил глаза, тоже пытаясь высмотреть что-то в ответ. Вот только он не разбирался в чужих душах. Для него они всегда были загадкой. Все вокруг погрузилось в тишину, и даже их беспокойный сосед не издавал ни звука, как будто понимал что-то, чего не понимал Минхо.
— Не слушай его. — спустя пару минут наконец произнес мальчишка, никак не комментируя происходящее, — У него опилки в голове. — он проигнорировал протестующие звуки за спиной, — А тебе стоит хорошенько отдохнуть, прежде чем бросаться словами. Совсем недавно ты не мог произнести и одного, помнишь?
Как же не помнить. Для Минхо это произошло мгновение назад, и это было отвратительно — не владеть своим телом настолько, чтобы даже одна буква казалось весила тонну. И конечно такое состояние никуда не годилось. Отдых ему был жизненно необходим, поэтому не стоило пренебрегать тем, что эти незнакомцы все еще не выкинули его обратно на улицу, стоило ему открыть глаза.
Второй парень вздохнул и деловито отодвинул мальчишку в сторону со словами:
— Джисон, своими проповедями ты только дуришь бедняге голову. Вряд ли это то, что ему необходимо сейчас, улавливаешь? — он вскинул вверх брови, намекая на что-то определенное товарищу, но на что именно от Минхо ускользнуло.
Наконец обретший имя Джисон на эти слова открыл рот, закрыл, видимо поняв о чем идет речь, нахмурился и без слов вышел за дверь, успев довольно агрессивно ею хлопнуть. Минхо с недоумением проводил его взглядом. Он конечно знает его всего ничего, считай минуты, но ему казалось, что для такой личности как Джисон, подобное поведение было совсем не характерно. Видно он ошибался. Происходящее на данный момент все еще сбивало с толку, и такое не помогало ни капли привести ворох эмоций и мыслей в порядок.
Все еще безымянный парень хмыкнул на этот раз удовлетворенно и присел рядом с Минхо. Тот с некоторой опаской напрягся, не ожидая от агрессивно встретившего его появление существа ничего хорошего.
— Да не шугайся ты, не укушу, — хохотнул парень, по свойский похлопывая Минхо по плечу, отчего он только напрягся еще больше. Его тело было ослабшим и ни на что негодным, он был не способен даже пресечь такие простые хамские прикосновения, и это пугало. Он огромными глазами взглянул в лицо нарушителю его личного пространство, отчего улыбка у него на секунду застыла, а потом снова ожила, только теперь как будто более мягкая, более… понимающая?
Рука с плеча тут же исчезла, будто и не было ее там, но Минхо все равно хотелось стряхнуть с себя что-то невидимое. Он ненавидел это.
— Я кстати Чанбин. — внезапно представился парень, никак не комментируя произошедшее, — Ты не обращай внимания на Джисона, он хочет казаться идеальным, но вовсе таким не является. Вот сколько минут прошло, а он даже не соизволил назваться сам, не то что представить меня. — Чанбин скрестил руки на груди, — Придурок полный в общем.
Столько нелестная характеристика от такого персонажа в сторону друга не совсем удивляла, но все же Минхо не ожидал, что ему станут лить в уши всякие гадости, стоило только Джисону уйти за порог. Мама все же была права, в других существах так много пороков.
— Мое имя Минхо, — слабо отозвался он, посчитав правильным ответить на такое странное, но все же дружелюбие.
Чанбин довольно оскалил маленький рот на круглом лице, показывая острые зубы и подтверждая догадку Минхо, что людей здесь не наблюдалось. Он тоже был порочным дитем его мамы. Все они.
— Минхо. Хорошее имя. — прокомментировал Чанбин.
Дверь распахнулась, впуская вернувшегося Джисона с какими-то пакетами в руках. Он с подозрением окинул взглядом их с Чанбином композицию. Не найдя ничего криминального, он мило улыбнулся и присел рядом с кроватью.
— Прости, мы заболтались и совсем забыли о твоих потребностях.
— Потребностях? — недоуменно повторил Минхо, не понимая, о чем он говорит. Да, ему сейчас нужен был отдых и сон, из которого эта парочка его бестактно вырвала, но какие именно потребности имелись в виду?