У беды тихий шаг, и от каждого сводит грудь.

Рядом нет никого, кто б оплакал твою судьбу.

Птицам после кружить в небе росчерком черных полос

и кричать за тебя. Твой надломлен и выжат голос.

Что вложить бы суметь в души вырванную дыру?

Мальчик спит и не знает, как много еще сдерут

с него в будущем шкур человечности, ласки, веры,

как останется в памяти этот раз, самый первый:

кровь стучала в висках, в животе все узлом свивало,

боль меняла цвета, на изнанке век плыла алым,

была слишком огромной, почти что невыносимой.

И неважно, что ты пытался, что ты просил.

Время вовсе не вылечит, просто изменит роли,

но, стерев твою память, унять не сумеет боль:

пусть нить шрама скрывает давно под собой пустое,

но порой пустота эта тоже дрожит и стонет.