Начало «Расшифровки рунической письменности и архитектурной философии цивилизации царя Дешрета» было положено: составлен краткий реферат об объекте и предметной области исследования, получено одобрение научных руководителей, сформирована исследовательская группа, состоящая из нескольких одноклассников Кавеха и аль-Хайтама и еще пары-тройки людей, приставленных руководителями. По большей части исследование продвигалось хорошо. Работая со столь умным соавтором, Кавех все явственнее ощущал, как мечта создать что-нибудь выдающееся вместе с кем-то близким становилась все более реальной. Когда они, наконец, закончат и опубликуют диссертацию, им удастся раскрыть глаза людей на красоту культуры пустынной цивилизации. (Быть может, после публикации кто-нибудь возьмется за реставрацию дворцов и вернет в них былую жизнь! Ну, правда, нельзя допускать, чтобы подобные архитектурные достижения обращались в пыль). Однако не обходилось и без трудностей. Кавех был готов к ним: у него уже имелся опыт небольших совместных исследований, и он был знаком с ситуациями, когда кто-то не успевал со сроками. Поэтому он, как лидер и ответственный за командную работу, всегда предлагал свою помощь другим участникам проекта. Даже если помощь требовалось по части Хараватата.

— Аль-Хайтам, как переводится эта руна?

Упомянутый аль-Хайтам поставил чашку кофе обратно на блюдце.

— Помнится, ты говорил, что пойдешь со мной в «Пуспа», как только разберешься с делами. Прошли две недели, и что я вижу? Ты все так же по уши в делах.

— Эй! Я вообще-то не сидел сложа руки! За эти дни я очень даже разобрался! Когда ты пригласил меня, у меня был настоящий аврал. Банально не мог позволить себе потратить время на дорогу от дома до кафе. Как только я более или менее освободился, то сразу же пошел за тобой, — внезапно в голове Кавеха возникла догадка о причине расстройства аль-Хайтама, и он добавил мягче: — Прости меня. Ты, верно, хотел подискутировать, когда приглашал меня сюда, а я пришел и доделываю недоделанную работу… Но мне стало совестно еще дальше откладывать нашу встречу.

— Я вовсе не имел в виду твою медлительность, — устало выдохнул аль-Хайтам. — Я лишь призываю тебя задуматься над причинами и последствиями твоего положения. Проект еще и на четверть не закончен, а уже ты взвалил на себя нереалистичные объемы работ. От этого страдают твои продуктивность и внимательность. Забытый тобой кошелек тому прямое доказательство.

— Я ведь сказал, что верну тебе за угощение!

— И снова ты не слышишь меня.

Все Кавех слышал, но он не хотел говорить на эту тему. После прошлого подобного разговора он еще долго пребывал в скверном расположении духа и не горел желанием повторять этот опыт. В тот раз Кавех обратился к нему за консультацией по аффиксации, но его прозорливый друг быстро сообразил, что спрашивал Кавех отнюдь не из праздного любопытства. И тогда аль-Хайтам выдал целую тираду: «не приходило ли тебе в голову, что ты перегибаешь палку?», и «я молчал, пока дело касалось студентов Кшахревара, но Хараватата…», и «какой прок от промежуточных участников проекта, если по итогу я проверяю написанный тобою реферат?». Хорошо, что они в тот момент были у аль-Хайтама дома, и никто кроме Кавеха не услышал последней фразы, в противном случае Кавех вряд ли смог бы сгладить ситуацию.

Сейчас же они находились в кафе «Пуспа», куда часто заходил студенты Академии – лишние глаза и уши. Хоть Кавех не заметил кого-либо из товарищей по проекту, но любой студент мог с легкостью оказаться одним из их друзей и передать подслушанный разговор. Поэтому лучше не стоило поднимать тему.

Как бы то ни было, в их прошлый спор аргументы Кавеха в защиту своей позиции, кажется, заставили аль-Хайтама задуматься, потому что в конечном итоге он пояснил ему нюансы аффиксации в языках племен пустыни. Поэтому сегодня Кавех надеялся на то же. Сделав глоток купленного ему в угощения кофе, он развернул лицом к аль-Хайтаму листок с фрагментом рунической надписи, найденной близ деревни Аару, и спросил еще раз:

— Так как переводится эта руна?

Аль-Хайтам даже не стал смотреть на лист.

— Не скажу.

— Что–! Почему?

— У меня сегодня день отдыха, и я не собираюсь тратить его на диссертацию. Советую тебе обзавестись такой же привычкой.

— Ты ведь знаешь, что я все равно найду ее значение, только потрачу на это час, копаясь в материалах проекта, в то время как для тебя это буквально пара секунд. Почему бы не помочь мне сэкономить время?

— Знаю, но не понимаю. Объясни, пожалуйста.

Кавех протяжно замычал. Если бы он не знал аль-Хайтама, он бы счел, что тот намеренно издевался над ним.

— Аргх, я ведь уже объяснял! В отличие от тебя я уже на старших курсах, у меня мало времени. Эта диссертация важна для меня.

— Студенты Академии неограниченны во времени при написании диссертации. Даже после окончания курсов.

— Может, я не хочу задерживаться в Академии надолго? У меня, между прочим, свои планы!

— О, и какие же?

— Собственное архитектурное бюро! Хочу создавать дизайны, сочетающие в себе эстетику, практичность и, главное, безопасность. Чем быстрее я приступлю, тем больше проектов я смогу выполнить, и, значит, в мире появится больше красивых вещей, от которых у людей будет дух захватывать!

Аль-Хайтам не то фыркнул, не то усмехнулся. Кавеха как ледяной водой окатило: весь его энтузиазм улетучился, а к лицу прилила краска стыда. Стоило догадаться, что на приземленного человека подобные слова не произведут никакого впечатления или вовсе покажутся шуткой. В случае аль-Хайтама все, наверное, было еще печальней – Кавех легко мог представить, что его друг рассматривал здания лишь местом, чтобы согреться, укрыться от дождя и изолироваться от людей для чтения очередной книги. Уж точно не тем, от чего захватило бы дух.

— Ну? Давай. Высказывай мне свои суждения, — с мрачной смиренностью сказал Кавех, чувствуя, как аль-Хайтам хотел что-то возразить.

— Оставим это на другой раз. Лучше вернемся к предыдущей теме, — смилостивился (нет, лишь не менее заинтересован) аль-Хайтам. — Ты сказал, что для тебя важен временной ресурс. Однако твои поступки противоречат этому. Ты берешься изучать курсы Хараватата, стремясь освоить программу, на которую обычный человек тратит годы, хотя имеешь под рукой студентов Хараватата, которые уже должны знать необходимый минимум, чтобы оказать тебе консультацию. Если честно, принимая за исходные данные дефицит времени, я нахожу твое занятие до абсурда глупым. Однако ты не глупый. Следовательно, неверны исходные данные. Так в чем причина, Кавех?

— Говорит «студент Хараватата, находящийся у меня под рукой», который отказывается выдавать перевод руны.

— Я – уникальный случай. Другие же ребята с проекта более склоны помогать другим, тем более ты некоторым из них уже помог, и они в долгу перед тобой. Тот вопрос про аффиксацию – самая основа словообразования, уверен, ты понимал это. Любой студент Хараватата может дать на него ответ, а, просмотрев изрядное количество корпусов текста даже незнакомого языка, определить способы словообразования в языке. Тем не менее, почему-то эту работу выполняешь ты, а не они.

— Потому что кое-кто не хочет помогать своим же товарищам, — признал Кавех.

Если бы аль-Хайтам был хоть чуточку уступчивее, атмосфера в их исследовательской группе была бы намного легче, а жизнь Кавеха стала бы значительно проще. Он не хотел обвинять в этом своего друга, но тот сам начал выпытывать его о причинах. Вообще аль-Хайтам должен был понимать причины, ведь с самого начала у них была договоренность: аль-Хайтам не командный игрок, Кавех берет командную работу на себя. Так в чем проблема? Каждый из них выполнял свою часть, пусть и в случае аль-Хайтама это значило не делать ничего (хотя тот распределял задачи между студентами из Хараватата и проверял результаты их работ, что, в своем роде, тоже командная работа, и Кавех был благодарен ему за это).

— Отлично, — с внезапной решимостью в голосе сказал аль-Хайтам и достал из кармана листок со списком участников проекта. — Облегчим работу и мне, и тебе. Ты ведь знаешь, что я с самого начала был против набора других участников. Предлагаю, исключить всех харавататских, кроме, собственно, меня.

Взяв лежащее на столе письменное перо Кавеха, аль-Хайтам действительно начал вычеркивать одним за одним имена людей из Хараватата (своих одноклассников!). Кавех настолько был шокирован данной идеей, что не сразу спохватился выхватить перо из чужих рук, а когда все-таки сделал это, то порывисто поднялся на ноги воскликнул:

— Ты совсем уже что ли?! Кто так поступает!

— Не вижу причин, почему мы не в праве так сделать. Они объективно замедляют ход исследования. За время, что они тратят на свою часть работ, я бы успел сделать то же самое за каждого из участников, так как обладаю бо́льшими способностями и не отвлекаюсь на учебу в Академии. Мало того, что я вынужден тратить время на перепроверку их данных и выводов, я из раза в раз нахожу ошибки. Теперь еще и другой ценный член проекта тратит на них время, отвлекаясь от своих прямых задач.

Искренность его намерений ужасала. Он и правда был готов буквально выгнать из проекта людей просто потому что те не дотягивали до его уровня. Задача сильного – помогать слабым, наставлять, давать им средства и возможности. В этом был убежден Кавех. Аль-Хайтам же собирался нарушить разом все пункты; выбросить за обочину академического сообщества всех неугодных, которые не были виноваты в том, что не поспевали за гением, за которым по определению нельзя поспеть.

Кавех также выхватил из-под носа аль-Хайтама листок с зачеркнутыми именами, смял его и запрятал на самое дно своей сумки – не хватало, чтобы кому-нибудь из группы попался на глаза этот список.

— Ты не в праве так сделать, аль-Хайтам, потому что я на правах старшего и лидера проекта запрещаю тебе исключать кого бы то ни было! — с редкой для своего голоса бескомпромиссностью объявил Кавех. — В тебе совсем нет никакого сочувствия? Эти ребята по-настоящему заинтересованы в исследовании и так же, как и мы, хотят его успеха! Они прикладывают все свои силы, чтобы оправдать возложенные на них ожидания, и переживают за свои неудачи. Им не посчастливилось, что их научные интересы пересеклись с твоими, но они в этом не виноваты, и поэтому тебе нельзя наказывать их за случайность!

Аль-Хайтам задумался, поднеся руку к подбородку. Какой-то частью Кавех опасался, что его совсем не дружеский и даже тиранический поступок с запретом аль-Хайтаму на принятие решений в вопросе исключений людей оскорбит аль-Хайтама и приведет к очень плохим последствиям. Однако возмущение Кавеха было настолько сильно, что он ничего не смог с собой поделать, прекрасно отдавая себе отчет о действиях. Осведомленный о самодурстве аль-Хайтама, он мог повлиять на него только средствами власти, как бы противно ни было Кавеху обращаться к такому инструментарию. Но как сам аль-Хайтам и заметил: он – уникальный случай; а, значит, и инструментарий должен быть соответствующим.

— Так вот какова причина… Теперь понимаю, — наконец, ответил аль-Хайтам.

— Чт–? О чем ты?

— О причинах твоего разбития в лепешку ради остальных. Ты хочешь, чтобы все были счастливы и довольны.

— Ты что, устроил эту сцену только ради этого? — изумился Кавех.

В груди его заплескалась надежда, что аль-Хайтам просто хороший актер, и все это было лишь постановкой. Но–

— По большей части. Однако я был серьезен и озвучил свое настоящее мнение. Если бы ты не запретил мне выгонять людей из проекта, я бы так и поступил.

— Ты–! Аргх, просто невероятно…

Кавех ухватился за внезапно закружившуюся голову и, ослабленный, уселся обратно на стул. Он не мог определиться, что чувствует относительно такого открытия личность аль-Хайтама. Хорошего в его чувствах было мало, скорее он выбирал между «плохо» и «очень плохо». Обычно Кавех избегал общения с людьми, которых он считал, жестокими и высокомерными. Хоть аль-Хайтама нельзя было назвать ни жестоким, ни высокомерным, но он продемонстрировал, что способен поступать жестоко и высокомерно. Воспользоваться своей властью, чтобы выставить товарищей вон из исследовательской группы; взять за критерий свои выдающиеся способности, чтобы осудить менее талантливых людей. Но Кавех тоже повел себя жестоко и высокомерно, просто взяв и лишив своего друга выбора. Пусть аль-Хайтам, кажется, не испытывал по этому поводу никаких трудностей, Кавеху от этого было не по себе – так нельзя вести себя с друзьями.

— Если у команды обстоит все так, как ты говоришь, — заговорил аль-Хайтам, прерывая поток мыслей Кавеха, — то очень скоро в проекте не останется никого кроме нас.

— Только попробуй что-нибудь выкинуть, аль-Хайтам! Ребятам непросто и без твоих провокаций.

— Мне даже пальцем шевелить не придется. Все случится само собой.

— Посмотрим. Я не дам проекту столь легко развалится.

— Некоторые вещи вне нашего контроля. …И это хорошо.

Кавех убрал руки от лица и, наконец, растеряно взглянул на аль-Хайтама.

— Почему?

— Контролировать все… звучит слишком утомительно. Так как мы не в состоянии контролировать все, то зачастую лучше просто отпустить и не забивать себе голову.

— «Не забивать себе голову», — устало усмехнулся Кавех. — Не думал, что когда-нибудь услышу от тебя такое.

— Тогда как тебе такое? Я тоже в каком-то смысле хочу, чтобы все были счастливы и довольны.

На этот раз Кавех уже рассмеялся. Однако вспомнив о том, как его ранее задел полусмешок аль-Хайтама, когда Кавех поведал ему о своей мечте архитектора, он постарался взять себя в руки и смущенно извинился:

— Прости, просто в это сложно поверить. Ты ничего не делаешь ради этого! Наоборот – буквально минуту назад готов был отстранить от исследования целую толпу людей, которые немало вложились в этот проект.

— Может, в том, что они сделали высокие ставки на этот проект, и есть источник их несчастий?

— А ты, значит, вообще ни на что не надеешься в проекте?

— Я просто занимаюсь тем, что мне интересно. Если все сложится успешно, то обеспечу себя финансами. Не получится – не особо расстроюсь, ведь я позанимался любимым делом, — безразлично пожал плечами аль-Хайтам и взял в руки чашку.

Кавех с теплой, но немного грустной улыбкой пронаблюдал, как аль-Хайтам допил свой кофе. Наверное, он никогда не сможет в достаточной степени понять своего друга. Каким-то образом, обладая сравнительно похожей биографией, они обзавелись почти абсолютно противоположными взглядами. Даже стремясь к одной цели, они избирают разные пути. Счастье и довольство аль-Хайтама уже здесь, он живет в нем. Счастье и довольство Кавеха где-то впереди, за горизонтом, и ему предстоит еще долгий путь.

— Мне бы твоего спокойствия…