…В стоящей на плите кофеварке бурчала вода. Гилберт смотрел в окно, в чернильно-непроглядное декабрьское ночное небо, и курил сигарету за сигаретой. В пепельнице уже накопилась изрядная кучка окурков.
Спать он не мог – вместе со сном приходили кошмары цвета освежеванного мяса, полные невыносимого мерцания и разрывающих разум воплей. Твари, напоминающие кошмары Гигера с Кроненбергом, втягивали его в свой безумный хоровод, сдавливали, растягивали, трансформировали…
Самым страшным в этих кошмарах было то, что они не желали так просто отпускать свою жертву, даже после пробуждения. Уже проснувшись и открыв глаза, Гилберт продолжал чувствовать удушающие объятья пульсирующих щупалец. Монструозный мир словно бы пытался затащить соприкоснувшегося с ним кладоискателя к себе навсегда; и Гилберт не был уверен, что это не произойдет однажды. Что он не останется там – под кроваво-красным светом, обезумевший, задыхающийся, умирающий, но не мертвый; распятый на кресте из шевелящейся извивающейся плоти, или, скорее, вросший в эту плоть, как мушка в янтарь.
Раздался входной звонок. Несколько мгновений Гилберт размышлял, стоит ли ему открывать. Все-таки время позднее; вряд ли кто-то из его немногочисленных друзей или знакомых мог вздумать навестить его в такой час. А с другой стороны, он был слишком утомлен борьбой с кошмарами, чтобы перспектива быть ограбленным могла его напугать.
С этими мыслями он подошел к двери и открыл засов.
– Элизабет? Ты?..
– …Не надо было нам лезть в этот проклятый лес… – Элизабет, снявшая пуховик и оставшаяся в юбке и грязно-сером шерстяном свитере, пила из чашки кофе. – Одному дьяволу ведомо, какие тайны за этим кроются. Хорошо, если беда угрожает только нам; а если речь идет о сотнях, тысячах человек?..
С момента последней встречи Элизабет заметно сдала. Лицо ее осунулось, под глазами залегли тени.
– О чем ты? – Гилберт, затянувшись, выпустил струйку дыма. – Тебе что-то об этом известно?
– Да… кое-что… Я же говорила – мой прадедушка был из местных. Он рассказывал бабушке, что его сородичей забрал Несущий Саван…
– Хм!.. Говоришь, Несущий Саван? Кстати, а как ты нашла меня, ведь я же не оставил тебе адреса…
– Мне подсказали…
– Кто тебе подсказал?
– Я не буду говорить об этом.
– Не будешь? Ладно… – Кладоискатель бросил докуренную сигарету в пепельницу. – Помнишь, я говорил тебе про Джерри Павора? Сейчас он, к сожалению, в отъезде; но я надеюсь, что завтра он сможет с нами встретиться…
– Не надо! – Резким движением Элизабет отставила чашку с остатками кофе.
Гилберт досадливо поморщился. Элиза оказалась упрямой – она явно знала больше, чем говорила; однако на вопросы реагировала одинаково – «Не надо!»; «Об этом лучше не знать»; «Я ничего не скажу»… Она замыкалась в своем молчании, точно устрица в раковине. Возможно, Павор сумел бы открыть эту раковину при помощи разных психологических трюков; однако Гилберт психологом не был. Оставался, правда, еще один способ – крайне предрассудительный в моральном плане; однако Гилберт уже дошел до такой степени, что готов был переступить даже через это…
– Подожди меня здесь… – Гилберт покинул кухню. Спустя полминуты он вернулся, держа в руках бутылку виски.
– Вот… – Он поставил бутылку на стол. – О'кей, я готов признать, что за всем этим скрывается какая-то чертовщина. О'кей, я готов признать, что зря впутался в это и втянул тебя. Но не предлагаешь же ты просто так сидеть и ждать, пока эта чертовщина нас настигнет?
– Что же ты предлагаешь?
– Выпить чего-нибудь алкогольного. Тебе – да и мне, если по правде, тоже – нужно отвлечься, расслабиться…
Казалось, «пежо» со всех сторон обступила бездна черного вязкого безвременья. Кусты, деревья мелькали в свете фар – чтобы снова раствориться во тьме. Если бы сейчас навстречу машине вышел Слендермен или еще какая-нибудь придуманная в интернете тварь – Гилберт счел бы его присутствие здесь куда уместнее своего.
Как назло, единственным фонарем, который он нашел в гараже, оказался фонарь для работ в фотолаборатории, с красным фильтром; в итоге салон авто теперь смахивал на сцену из его ночных кошмаров. Впрочем, тратить время на поиски другого фонаря у Гилберта не было желания; сейчас он даже находил в таком освещении нечто пикантно-символическое.
– М-мы… п-приехали?.. – Элизабет уже успела выпить больше половины бутылки виски и дошла до достаточно «расслабленного» состояния.
– Приехали… – Гилберт перебрался на заднее сидение, где забрал у женщины бутылку с остатками алкоголя. Бутылку он тотчас же опорожнил, глотнув виски прямо из горлышка. Пустая посудина полетела из окна машины в темноту, со звоном ударившись о землю.
– И мы-ы… п-продолжим?.. Н-нам ник-то… н-не п-помешает?..
Из одежды на Элизабет были только колготки с трусиками и свитер, под которым не было уже ничего, кроме самой Элизабет.
– Никто. Никто в целом мире не знает, что мы здесь. Случись что с нами – никто не заметит.
– П-правда?.. О-о… это круто-о…
Элизабет принялась стаскивать свитер. Это получилось у нее не сразу; уже почти раздевшись, она застряла головой в горловине, и Гилберту пришлось прийти на помощь.
– Обещаешь вести себя смирно? За рубашку хвататься не будешь?
– О-обещаю… н-не буду-у… – протянула Элиза и тут же, вопреки своим словам, вцепилась в борт рубашки Гилберта.
– Нет, так дело не пойдет! Р-руки убери! – Нарочито грубо Гилберт развернул Элизабет и, сведя ее руки сзади, принялся обматывать их скотчем (скотч, как и фонарь, он нашел в гараже).
– О-ой… – застонала Элиза, дрыгая ногами. – Ты свяжешь меня… и от-трахаешь, как последнюю сучку!.. О… умммм!.. – Дальше она издавала лишь мычание, так как Гилберт засунул ей в рот носовой платок и наклеил сверху скотч. Элиза не переставала мычать и трясти взъерошенной головой, пока Гилберт обматывал скотчем ее согнутые в коленях ноги прямо поверх колготок.
Наконец дело было сделано. Пока связанная Элизабет с кляпом во рту мычала и дергалась, Гилберт вышел из машины и закурил. «Неужели кошмар со стороны выглядит именно так? – думал он. – Кроваво-красный свет, обездвиженность, удушье… Неужели нет другого выхода? Я должен узнать секрет этой проклятой палочки! Должен!..»
Докурив сигарету и раздавив ее ногой, кладоискатель вернулся к оставленной им в салоне женщине. Взяв в руку полиэтиленовый пакет, он накрыл им лицо Элизабет п плотно прижал, не давая ей сделать ни вдоха.
– Спокойнее, – приговаривал он, – ты сама виновата. Ты не хотела рассказать мне по-хорошему, что за фигня творится вокруг Холлов-крика. Так что не обессудь – мне придется прибегнуть к силе…
…Он почти не удивился, когда вместо сигарет нащупал в перчаточном отсеке ту самую кривую рогатую палочку из Холлов-Крика. Теперь он знал, что это такое.
«Ну, и стало мне легче от этого знания? Стоило ради него убивать человека? Все равно это мне не поможет, не поможет! Я убийца, убийца, убийца!..»
– Убийца-а-а!! – заорал Гилберт, буквально выпадая из машины. – Я убийца-а! Де-е-елайте со мно-ой… акх-акх-а… – Он надсадно захрипел сорванным горлом.
Ничего не изменилось. Только где-то за горизонтом прогрохотал гром – или, может быть, то был грохот начавшего рушиться неба?..
Гилберт встал с четверенек. Он снова чувствовал, как сжатая в его кулаке палочка ведет его куда-то прочь от дороги. «Пежо» остался стоять на обочине шоссе – с распахнутой дверью, с забытым в замке зажигания ключом. Все равно. Уже все равно…
Кладоискатель брел по полю зигзагами, шатаясь, точно зомби. Несколько раз он падал и поднимался, весь извозяканный в грязи и земле. Наконец он остановился; палочка в его руке сигналила ему в самый мозг – здесь, здесь!
Он упал на колени и принялся копать руками пряно пахнущую землю. Вскоре он увидел странное образование, почти скрытое под дерном – словно рога сюрреалистического оленя, или многопалая пятерня лезущего из могилы зомби…
Но это только в дешевых ужастиках чудовища вылезают из-под земли. В действительности, те, кто лежит в земле – или в воде – лежат там спокойно. Они не восстанут – даже если очень хочется…
В действительности опасность придет с неба.
Снова загрохотал гром – теперь он, казалось, шел со всех четырех сторон света. Вне себя от ужаса, Гилберт бросил палочку и бросился бежать, не разбирая ни направления, ни дороги. Он бежал, спотыкался, падал и, поднявшись, снова бежал – куда угодно, лишь бы не стоять на месте! Он бежал – пока новый звук не пришпилил его к месту, подобно булавке, вонзившейся в спину таракана.
Над равниной прогремел трубный рев. Так мог бы реветь слон – слон ростом с Эверест. Гилберт поднял глаза.
Он увидел Несущего Саван.
Над миром вставал чудовищный многоногий колосс, шагающий по колено в облаках. Чрево его пылало, точно адская топка, и кроваво-красное сияние дьявольским рубином пробивалось сквозь тучи. Его туша заслонила собой почти все небо – уродливая махина, которой место только в кошмарных видениях, что порой рождаются в изнуренном бессонницей и стимуляторами мозгу. Однако оно нашло дорогу, сумело ворваться в наше пространство, услышав зов «семян-маяков», что дремали до поры меж этим измерением и тем…
Кругом воцарился сумрак, рассеиваемый лишь светом из утробы непостижимого чудовища, пришельца из чуждых измерений. Гилберт увидел, как вниз тянутся в поисках добычи похожие на гофрированные шланги «руки», заканчивающиеся венчиком пальцеобразных щупалец. Одна из «рук» оказалась в нескольких метрах от мужчины. Он видел, как в середине образованного щупальцами круга раскрывался и сокращался бесчелюстный рот, как будто чувствуя близость пищи.
Но Гилберт никуда не бежал. И вовсе не потому, что понимал бесполезность этого действия. Просто в его душе – наверное, впервые за все это время – наступил блаженный покой, исполненный безысходности.
Долгожданный палач наконец пришел к своей жертве.