Хёнджун знает, что должен сделать. Он должен, ему необходимо подойти и спросить кого-нибудь из них: «Гониль-хён… Чонсу-хён… Я…»

Он не может этого сделать. Перебороть себя слишком сложно, и если рядом с Сынмином он уже совсем не стесняется говорить о таких вещах, то с друзьями это всё так же невероятно неудобно. Они несомненно знают, что он и Сынмин занимаются сексом, но говорить об этом и просить освободить пространство на время ради этого? Кажется совсем чересчур. Он всё ещё прокручивает в голове тот факт, что Сынмин просил Гониля помочь освободить для них квартиру. Раньше они просто хитрили: ловили момент, когда общага пустовала, и занимались своим неприхотливым петтингом. Вот такой секс, с проникновением, требовал больше времени и подготовки, выкрасть пару свободных часов было почти невозможным.

Нужно будет как-то решить эту проблему в будущем, думает он про себя. А сейчас ему ничего не остаётся, кроме как, преодолев своё невероятное смущение, всё же попросить хёна куда-нибудь на время отлучиться.

Странная всё-таки сложилась ситуация. Не из-за того, что Хёнджун просит об этом — скорее из-за того, что вообще нашлись этому причины.

Хёнджун помнит, как нервничал Сынмин, когда только спросил, не хочет ли он попробовать с ним что-нибудь новое. Даже выговорить этого не мог.

— Что? — тогда спросил Хёнджун. — Минет, игрушки, взаимная дрочка?

Сынмин жутко смущался, а Хёнджун не понимал, как его образ такого уверенного в себе на сцене человека совмещался с вот таким — волнующимся и неловким О Сынмином. Он мог выглядеть сексуально там, а здесь прятал лицо в ладонях, не в силах даже предложить свои ласки.

— Это другое, ты же сам знаешь, — почти обиженно протянул тогда Сынмин. — Там я притворяюсь, а здесь… — он замолк, не заканчивая предложение. — А ещё я рядом с человеком, который мне нравится, как ты думаешь, я буду себя вести?

Хёнджуну странно, что в такой ситуации он почувствовал себя увереннее, а Сынмин совсем растерялся. Обычно это у него плохо получалось показывать то, что он имел в виду, — внутри бушевало столько чувств, а подходящих слов не находилось. Как люди вообще это делали? Ему нужно было больше времени, чтобы обдумать всё и понять, облечь в слова то, что он чувствовал. У Сынмина это выходило легче: он мог и найти слова поддержки, и подобрать колкий комментарий, где это было необходимо. Только не сейчас. Наверное, это тоже навык, который можно (и нужно) было развить.

Он всегда чувствовал, что отличается от остальных. На подкорке его сознания билась мысль: что-то я делаю не так. То, как он двигался, как говорил, как выглядел — почему-то это раздражало других людей. Когда по всем ударил пубертат, он будто один остался стоять в сторонке, думая: ну и что мне нужно сделать? Ни отношения, ни секс его не интересовали. Или просто не было того, кто бы заинтересовал.

Хёнджун замечал, что на парней он заглядывался всё-таки больше, но какого-то желания не то что встречаться — чувствовать по отношению к ним хоть что-либо не было. Всё это казалось таким ненужным, далёким для него, будто для него не созданным.

А потом случился Сынмин. И он влюбился.

Видит бог, сначала он думал, они никогда не найдут общий язык. Сынмин, если он будет честным, поначалу был той ещё занозой в заднице. Такой красивый и будто совершенно недоступный. Они привыкали друг к другу постепенно, позволили себе ещё посидеть в уютной скорлупе, но в конце концов всё же вылезли наружу. Сынмин, как оказалось, был словно бесшипная роза — прекрасная и хрупкая. В какой-то момент Хёнджун вдруг открыл для себя, что Сынмин… добрый человек. Он умело прятал свою любовь среди кучи мелочей, но Хёнджун смог её разглядеть: Сынмин делал горячий чай, когда кто-то простывал; приобнимал за плечи, слегка сжимая; поправлял воротник рубашки; давал понять, что он рядом.

Когда Хёнджун понял, что влюбился, осознание пришло так резко, что он даже застыл на мгновение. Он закрылся в своей комнате, прижался к холодной двери и, запрокинув голову, начал думать.

Так нельзя. Нельзя было себе позволять это чувствовать, нельзя было себе в этом признаваться. Это было несправедливо и по отношению к Сынмину, и ко всем вокруг. Так он уверенно про себя думал, а потом Сынмин улыбался — своей искренней, яркой улыбкой — и Хёнджун понимал, что пропал. Страх — вот, что он чувствовал в это время. Было страшно, что это было неправильным, что он как всегда всё разрушит просто будучи самим собой.

Хёнджун не знает, что бы сделал, если бы Сынмин не набрался смелости ему признаться. Но как только признание сорвалось с его губ, Хёнджун вдруг почувствовал, что расправлять плечи стало немного легче. И страшно, когда теперь Сынмин держал его руки в своих, уже почти не было.

Хёнджун не раз задумывался: его сексуальное взросление пришло позднее остальных или он просто нашёл человека, с которым ему наконец захотелось это опробовать? Теперь он знает: его отсутствие интереса к романтике и сексу было для него естественным. Но таким же был и его интерес к Сынмину. Возможно, Сынмин просто был такой человек. Его человек.

Достаточно много времени ушло у Хёнджуна на то, чтобы дать Сынмину понять: если тот хочет что-то попробовать, ему достаточно просто спросить об этом Хёнджуна. Если он захочет, то согласится, если нет, то нет. Всё просто.

Сынмин и правда начал спрашивал. А потом понеслось.

Что для себя понял Хёнджун за несколько месяцев их петтинга: он проявлял свою любовь через укусы, а ещё у него, похоже, была оральная фиксация. Ему нравилось делать минет, а Сынмину — целоваться с языком, а ещё тот, оказывается, был податливым и жалобно скулил, прося довести себя до оргазма. Ему нравились обращения и когда ему говорили, что у него всё хорошо получается. Он будто отдал всего себя власти Хёнджуна, и его абсолютное доверие заводило даже больше, чем стоны или жалобные просьбы.

Сынмин слишком осторожничал, но Хёнджун дал ему время, потому что знал — он привыкнет и будет смелее с ним обращаться. Сынмин, похоже, до сих иногда не мог поверить, что они и правда друг с другом встречаются — что уж было говорить о возможности пробовать новое, занимаясь вместе сексом.

Поэтому сейчас перед Хёнджуном стояла задача не просто выбить свободное время, но и дать возможность Сынмину открыть что-то до этого неизвестное о себе.

Он поджимает губы и всё-таки ловит бедного Гониля-хёна, которому слишком много в этой жизни свалилось на голову.

— Да, Хёнджунни, что-то случилось? — спрашивает он его, и Хёнджун рефлекторно прикусывает язык.

— Нет, ничего такого, — сначала отвечает он, почёсывая затылок, а потом всё-таки обращается, — хён.

Гониль внимательно на него смотрит.

— Да?

— Вы сможете освободить квартиру сегодня вечером?

С секунду Гониль стоит, обдумывая услышанное, а потом жмурит глаза и шепчет:

— Боже…

Хёнджун уже готовится извиниться, когда Гониль, открыв глаза и снова смотря на него, продолжает:

— Может, вам попробовать рабу-хотэру? Говорят, отличное место.

Хёнджун мгновение недоумённо смотрит на него, приоткрыв рот, и Гониль добавляет:

— Я шучу. — И снова вздыхает. — Ладно… Но вы как-нибудь разберитесь с этим, окей? Или скоро напротив графика уборки будем составлять расписание, чтобы всем хватило времени заняться сексом.

И снова, прежде чем Хёнджун успевает что-то сказать, Гониль продолжает:

— Я несерьёзно, Хёнджунни. Всё в порядке, будет вам вечер. Хён во всём разберётся.

Он кладёт ладонь на плечо Хёнджуна, давая понять, что всё и вправду в порядке, но так и хочет закончить словами: «А что ему ещё остаётся делать».

Когда Гониль уходит, Хёнджун задумчиво провожает его взглядом. Он закусывает фалангу пальца, обдумывая услышанное. Хмурясь, он тихо спрашивает у самого себя:

— Отели… любви?

Комната для практики Сынмина встречает его настенным зеркалом во весь рост. Он видит свой задумчивый взгляд: сведённые на переносице брови и сжатые губы. Сынмин, увидев его, сразу поднимается со своего места; подходит, смотрит на него пару секунд, а затем обхватывает его талию, собирая руки в замок.

— Всё в порядке? — осторожно спрашивает он, и Хёнджун кивает.

— Можешь собираться через пару часов. Мне пойти с тобой или подождать здесь?

— Я пойду раньше, — говорит Сынмин со смущённой улыбкой.

— Хорошо.

Сынмин наклоняется, утыкаясь носом в шею и, щекоча, трётся о его кожу.

— Я скучал.

— Мы разошлись несколько часов назад, — смеётся Хёнджун в ответ.

— Ну и что.

Хёнджун прижимается к нему своей щекой, улыбаясь, и прикрывает глаза. Куртка у Сынмина неприятной текстуры, поэтому он не обнимает его в ответ. Вместо этого проскальзывает под одежду и засовывает ладони в задние карманы его джинсов.

Когда Хёнджун вновь открывает глаза, перед ним ним предстаёт следующая картина: в отражении он, его взгляд исподлобья, его руки в карманах, и Сынмин — такой вдруг внезапно маленький и беззащитный. Хёнджун вынимает ладони и кладёт Сынмину на бёдра, под ягодицы. Сынмин слегка вздрагивает и опускает руки; немного поворачиваясь, он, приподняв плечи, поднимает ладони к груди Хёнджуна, и оставляет лёгкий поцелуй на его шее. Сынмин поглаживает его через футболку и кладёт руку ему на плечо; Хёнджун через отражение видит Сынминову линию челюсти и то, как он движет головой, целуя его кожу. Хёнджун смотрит и не может оторвать взгляда. Он подставляется поцелуям и приоткрывает рот, вдыхая; мурашки идут вниз по его спине. Когда Сынмин поднимается выше и касается губами его щеки, Хёнджун понимает, что начинает возбуждаться. Тихое быстрое дыхание Сынмина щекочет кожу, делая всё только хуже, и ему приходится мягко отстранить его от себя. Сынмин, похоже, понимая причину, ничего не спрашивает и только неловко кашляет, почёсывая себе затылок.

— Через пару часов, да? В семь будет нормально? — Хёнджун в ответ кивает.

— Я тогда пойду, — кидает он и, подойдя ближе, оставляет быстрый поцелуй на Сынминовых губах.

Он машет рукой, уходя, и улыбается. Но, выйдя из комнаты, в его голове, словно шарманка, крутится только одно слово: зеркала.

Воображение рисует разные сцены, не давая сосредоточиться на практике, и он, понимая, что возбуждение так просто не сойдёт, плетётся в мужской туалет. Удостоверившись, что он там один, Хёнджун заходит в одну из кабинок и, оперевшись о дверцу, мастурбирует прямо там, стараясь быть настолько тихим, насколько возможно. Он кончает так быстро, что даже стыдно; сперма у него в кулаке горячая и противно склизкая, капли попадают на пол, и он, морщась, вытирается туалетной бумагой и убирает за собой. По какой-то причине чувствуя себя виноватым, он выходит из кабинки и, моя руки, понимает, что сознание всё-таки смогло на время расслабиться.

Хёнджун возвращается, чтобы закончить практику, и его мысли больше не занимают зеркала и различные позы, в которых он и Сынмин могли бы оказаться напротив них. По крайней мере — пока.

Когда Хёнджун закрывает за собой дверь в общежитие, внутри тихо. Сынмин не в гостиной — значит, уже у себя в комнате. Хёнджун переодевается в домашнюю одежду и шмыгает на пару минут в душ, чтобы ополоснуться.

Сынмин сидит за столом, уткнувшись в ноутбук, когда Хёнджун заходит в его комнату. Вокруг его шеи полотенце, рыжие волосы ещё слегка влажные — видно, тот тоже недавно вышел из душа, не став сушиться феном. Хёнджун подходит и, наклоняясь, приобнимает его, кладя голову ему на плечо. Подглянув, он замечает, что Сынмин даже сейчас занят работой. Хёнджун медленно тянет руку и закрывает крышку ноутбука, заставляя Сынмина тихо усмехнуться.

— Дай мне сегодня позаботиться о тебе, хорошо? — шепчет Хёнджун ему на ухо и чувствует, как тот дрожит, сглатывая.

Он крутит его на стуле, поворачивая к себе лицом, и кладёт руки Сынмину на плечи. Сынмин, приоткрыв рот, смотрит на него глазами доверчивого зверька, и Хёнджун понимает: если бы он захотел, то сделал бы с ним всё что угодно, и тот бы ему позволил. Хёнджун этого не знает, но он был первой взаимной мужской влюблённостью Сынмина с тех пор, как тот осознал, что гомосексуален. То ли от этого он был так наивен и доверчив, то ли от того, что по-настоящему любил его, но Сынмин был открыт, раним и осторожен, и Хёнджун, осознавая, что в его руках слишком много власти, тоже не торопился, хорошенько всё сначала обдумывая.

Хёнджун прислушивался к нему как к песне — тихой, играющей спокойной мелодии; он запоминал его по нотам — долго и методично, чтобы в конечном итоге не совершить непоправимых ошибок. Наверное, было бы легче, если бы Сынмин не отдавал ему всего себя, но, похоже, по-другому он просто не мог — или не хотел.

Хёнджун кладёт ладонь на его шею и слегка тянет на себя, заставляя того подняться. У него не слишком хорошо получалось передавать свои чувства словами, зато он мог накормить его, помочь завязать ему шнурки… Прикоснуться к нему, обнять, поцеловать его — мог говорить своим телом, когда не получалось словами, и Сынмин считывал его, понимал.

Он тянется, касаясь губ Сынмина, — сначала это всего лишь лёгкое прикосновение друг к другу. Хёнджун целует уголок его рта, затем щёку и скулу, двигаясь выше, оставляет поцелуй у него на мочке и наконец наклоняется, закусывая кожу на его шее. Хёнджун проводит языком вверх и, когда Сынмин резко вдыхает и сглатывает, чувствует, как дёргается его кадык.

Он скользит вниз под футболку, поглаживая живот, и снова целует его в губы. Сынмин кладёт руки ему на плечи, притягивая ближе, и, когда Хёнджун позволяет углубить поцелуй, толкается языком ему в рот. Касаясь его нёба, он чувствует язык Хёнджуна под своим. Они сглатывают накопившуюся слюну, отстранившись, и Хёнджун снова накрывает его губы, оставляя маленькие укусы при каждой поцелуе. Он поднимает ладони выше, заставляя Сынмина поднять руки, и снимает с него футболку.

Секунду Хёнджун осматривает его тело, а затем, положив ладони ему на грудь, мягко толкает на кровать, усаживаясь сверху. Он начинает сначала: целует его в губы, спускается к шее, оставляет поцелуи на его груди, слегка массируя соски. Устроившись между ног Сынмина, он покрывает поцелуями его живот, слушая его тихое сбивчивое дыхание, ощущая, как он вздрагивает от его прикосновений. Хёнджун кладёт руку ему на пах и чувствует его стояк.

Он поднимает на Сынмина глаза и видит его взгляд: нуждающийся, голодный. Хёнджун оставляет одну руку на животе, поглаживая, а второй слегка сжимает его член через ткань штанов.

— Хорошо? — спрашивает он, водя медленно вверх, потом вниз. — Вот так хорошо?

Сынмин сглатывает, быстро кивая, и шепчет:

— Да.

Тогда Хёнджун надавливает немного сильнее. Сынмин под ним дрожит, его живот часто поднимается, когда он дышит, и Хёнджун улыбается.

— Хороший.

Он приподнимает Сынмина за талию и стаскивает с него спортивки, оставляя только в нижнем белье.

— А ты? — растерянно спрашивает Сынмин, и Хёнджун кладёт палец ему на губы, затыкая.

— Ш-ш. Сначала тебя.

Он целует его, и Сынмин тянется к нему, приподнимая бёдра. Хёнджун придвигается ближе, упираясь коленом между его ног, и Сынмин выдыхает ему в рот через поцелуй. Хёнджун целует его, поглаживая везде, куда дотягиваются руки, и ощущает чужое рваное дыхание. Он сам сбивается, ловит ртом воздух, чувствуя под ладонями быстрое биение сердца Сынмина. Он прижимается к нему, утыкаясь носом в шею, и, подаваясь вперёд, трётся пахом о его бедро. Хёнджун обычно просто тихо стонет во время ласк, но здесь он не может сдержаться: немного поменяв положение, он своим стояком касается члена Сынмина, и глубоко мычит, пытаясь заглушить своё наслаждение. Он двигается ещё пару раз вверх и вниз, придавливая, и Сынмин тоже следует за ним, повторяя его движения. Он кладёт ладони ему на плечи, и Хёнджун, теперь опираясь на руки, тихо шепчет:

— Боже…

Затем он резко садится и стаскивает с себя футболку, а когда ловит растерянный взгляд Сынмина, говорит:

— Я отсосу тебе.

Это не вопрос, но Сынмин всё равно кивает. Он приподнимается, подкладывая под спину подушку. Хёнджун смотрит за его действиями и улыбается уголком рта:

— Хочешь на меня смотреть?

Сынмин поджимает губы, пряча улыбку, но признаётся:

— Хочу.

Хёнджун наклоняется, быстро соприкасаясь своей грудью с грудью Сынмина, и целует его прежде, чем спуститься вниз. Сынмин помогает ему, приподнимая бёдра, чтобы Хёнджун стянул с него боксеры. Сначала рука ложится на его член. Длинные пальцы Хёнджуна жестковатые, но ловкие; пару раз он проводит вверх и вниз по стволу, размазывая естественную смазку, а затем опускается, раздвигая чужие ноги. Хёнджун оставляет несколько укусов на внутренней части бедра, мастурбирая ему рукой, а потом оставляет её у основания, и паховые волосы щекочут ему кожу; другой рукой он массирует Сынмину мошонку. Он наклоняется, сначала просто проведя языком по длине, и даже не морщится. Сынмин за ним наблюдает. Когда Хёнджун берёт в рот головку, он на мгновение поднимает глаза, встречаясь с Сынмином взглядом, и у того вниз по спине идут мурашки. Горячий мокрый язык Хёнджуна скользит сначала по головке, а потом, когда он берёт глубже, спускается вниз по длине, и Сынмину так хорошо. У Хёнджуна не очень получается прятать свои большие зубы, но он старается, и, когда он ускоряет темп, Сынмин от удовольствия жмурится, закатывая глаза. Он тянет руку и кладёт её Хёнджуну на затылок, и тот понимает, что нужно двигаться ещё быстрее. Во рту у него так мокро; губами он сжимается вокруг его члена, создавая приятное давление, стимулируя; язык его ещё не совсем умело, но двигается, стараясь сосредоточиться на головке. Хёнджун расслабляет горло, как учился, и Сынмин толкается ему в глотку, прижимая затылком к себе ближе. Хёнджун чувствует, как дрожат его бёдра, когда Сынмин кончает ему в рот, протягивая низкий сладкий стон. Он вынимает член и, сдерживая рвотный рефлекс, сглатывает его сперму, на этот раз всё же морщась.

Сынмин, не успев отдышаться, тянет его на себя и целует, не давая Хёнджуну времени предупредить о неприятном вкусе. Сынмин, честно, забывает, что сперма иногда бывает такой, но решает игнорировать это. Он целует, пока хватает воздуха; Хёнджун сам отстраняется, когда чувствует, как начинает сбиваться дыхание. Сынмина посещает быстрая мысль о том, что стоит поменьше пить кофе и есть острого.

Хёнджун сжимает его бедро, а затем поглаживает, поднимаясь выше и снова кладя ладонь ему на грудь. Сердце в грудной клетке Сынмина заходится, быстро-быстро стуча, и у Хёнджуна так тянет в душе от осознания, что причиной бешеного ритма является он сам. Он берёт ладонь Сынмина и тоже прижимает к своей груди. Сердце напротив, живое и горячее, бьётся так же сильно.

Сынмин выпрямляется, помогая Хёнджуну снять его пижамные штаны вместе с трусами, и они прикасаются друг к другу, уже обнажённые, в поцелуе. Губы у Хёнджуна горько-кислые, но Сынмину всё равно.

Он разрывает поцелуй только для того, чтобы, опустив руку, пошарить рядом с кроватью, доставая подготовленные презерватив со смазкой и протягивая их Хёнджуну.

Хёнджун помнит, каково было, когда Сынмин только вошёл в него, поэтому спрашивает:

— Ты уже растягивал себя? — хоть и знает, что ответ будет положительным. Сынмин ожидаемо кивает. — Может, мне ещё раз это сделать?

Сынмин качает головой:

— Всё в порядке.

— Ты уверен?

— Я уверен, — говорит он с улыбкой. — Я тебе доверяю.

— Хорошо, — шепчет Хёнджун, словно уверяя самого себя в том, что не нужно так волноваться. — Хорошо…

Он разрывает упаковку и достаёт презерватив. Зажимая кончик, он опускает его по длине, и тот, холодноватый от смазки, скользит вниз до основания. Хёнджун выдавливает столько лубриканта, сколько считает необходимым для плавного вхождения; на ладони остаётся смазка, и он проводит рукой по члену Сынмина, заставляя того слегка вздрогнуть от прикосновения. Чистой рукой Хёнджун снова касается его торса, проводя по волосам на груди, и спускается ниже, к волосяной дорожке от пупка до паха. Сынмин брил только подмышки — то ли для имиджа, то ли ощущения были приятнее, — но Хёнджуну нравились его волосы на теле, он считал это привлекательным. Сам он убирал их только на лице — было некомфортно, когда кожа раздражалась от бритья, и он предпочитал оставлять их на теле. Сынмину, кажется, такой он тоже нравился больше.

Хёнджун, придерживая член, устраивается у Сынмина между ног и уже чувствует, как начинают затекать бёдра, но решает это игнорировать. Одной рукой он опирается сбоку от Сынмина, и тот хватает за его предплечье, заставляя посмотреть ему в глаза. Приоткрыв рот, он смотрит на него — взгляд его одновременно вожделённый и любопытный. Сынмин, как он сам и сказал, абсолютно ему доверяет.

Хёнджун, нервно сглатывая от предвкушения, медленно в него входит. Сынмин не морщится, но закусывает губу, и Хёнджун даёт ему какое-то время привыкнуть. Сынмин хватается за него и резко выдыхает, когда он, опираясь уже на обеих руках, двигается чуть глубже.

Теперь Хёнджун тоже знает, каково это — быть внутри. Двигаясь, заключённый в такое узкое пространство, он чувствует, как Сынмин сжимается вокруг него; сам сейчас разгорячённый от возбуждения и ласк, внутри Сынмин будто был ещё горячее. Хёнджун старается сосредоточиться, но чувствует, как пот скатывается с волос по виску вниз к груди; его ладони, обычно потеющие, сейчас тоже становятся мокрыми. Ему так невероятно жарко, сердце громко бьётся у него в ушах, и он, не чувствуя сопротивления, толкается глубже и сильнее. Сынмин, ногтями впиваясь в его плечи, тихо скулит, но уже совсем скоро перестаёт сдерживаться — стонет во весь голос, выгибаясь в спине и двигаясь ему навстречу.

Подобрать подходящий ритм оказывается не так-то просто. Хёнджун немного медлит, и Сынмин, хватая его за бедро, просит:

— Хёнджун… Хёнджунни, пожалуйста, быстрее.

Он толкается сильнее, а потом ещё раз и — ещё. Всё смешивается: и его собственное наслаждение, и наслаждение Сынмина; он слышит под собой его громкие стоны, и это кружит голову так же сильно, как и узкое горячее пространство вокруг него. Хёнджун через пелену замечает, как Сынмин, жмуря глаза, сводит брови на переносице, как открывается его рот, когда он издаёт очередной стон, и он под ним такой красивый, такой открытый, такой его. У него получается наклониться, крадя его очередной стон в поцелуе. Сынмин сам тоже уже мокрый — капли пота скатываются у него по шее, пропитывая подушку, но он не обращает внимания. Хёнджун толкается снова и снова, быстрее, жёстче; слышит, как Сынмин хнычет, глотая воздух, и видит, как из уголка его глаза скатывается слеза.

Хёнджун, всё ускоряясь, чувствует, что вот-вот достигнет оргазма. Он наклоняется и, толкаясь, кончает первым, впиваясь Сынмину зубами в плечо, заставляя того вскрикнуть от неожиданной боли. Через пару мгновений Хёнджун чувствует горячую сперму на своём животе — Сынмин кончает почти одновременно с ним. Хёнджун слышит, как тот тяжело дышит под ним, мокрый и горячий; чувствует, как часто поднимается его грудная клетка. Он пахнет кисло и сладко, когда Хёнджун ослабляет челюсть, отрывая зубы от его кожи, и вылизывает место укуса — на вкус он такой же кислый.

Сынмин, всё ещё сбивчиво дыша, обнимает его за плечи, и теперь живот Хёнджуна точно покрывается его спермой. Он одной рукой касается Сынмина, поглаживая, и тот тихо хнычет ему на ухо:

— Хёнджунни… плечо.

— Прости, — говорит он ему в ответ почти на автомате, но ему правда жаль.

— Ничего, — выдыхает тот, щекоча кожу, принимая его извинение.

Хёнджун отстраняется, встречаясь с Сынмином взглядом, и тот под ним такой уставший, мокрый и красивый. Рыжие прядки спадают ему на лицо, и он убирает их, открывая ему лоб. Хёнджуну прямо сейчас так хочется сказать, что он его любит, но время кажется неподходящим, поэтому он, выйдя из него и сняв презерватив, наклоняется и целует вместо признания. Скорее — признаётся поцелуем. И Сынмин целует его в ответ.

Они вытирают сперму, а затем бессильно валятся на кровать, и Хёнджун теперь, когда тело начало остывать, наконец чувствует, как болят его мышцы. Он сильнее, чем кажется, но секс — испытание, к которому он ещё не совсем готов.

Он перекатывается на бок, бросая руку на живот Сынмина, обнимая его, и Сынмин кладёт свою поверх его. Свободной рукой он гладит волосы Хёнджуна, уже начинающие высыхать, приятно массажируя ему кожу.

Они лежат в уютной тишине какое-то мгновение прежде, чем Сынмин, повернувшись к нему лицом, вдруг шепчет:

— Спасибо.

— За что? — смеётся Хёнджун, но ему и правда интересно.

— Никогда бы не подумал, что могу испытывать что-то похожее, — говорит Сынмин, сглатывая, и Хёнджун внезапно понимает, что это признание. — Я раньше не чувствовал ничего такого прежде. Ни с кем. Ты особенный, Хёнджунни. Не из-за этого, а в принципе… но из-за этого в том числе.

Хёнджун не может сдержать улыбки. Он тянется, чтобы оставить поцелуй на его щеке, и признаётся:

— Ты для меня тоже.

Он складывает ладони под щекой, и Сынмин тоже поворачивается на бок, ложась головой на сложенную в локте руку. Они смотрят друг на друга какое-то время. Сынмин свободной рукой поглаживает его по щеке, прикасаясь к родинке у его правого глаза, и Хёнджун, освободив ладонь, тоже касается родинки Сынмина — у его левого глаза. Сынмин улыбается, когда понимает, что Хёнджун отвечает ему прикосновением, и, боже, он так сильно его любит.

Сынмин оставляет невинный поцелуй на его лбу вместо слов, и Хёнджун нежится, улыбаясь.

Они снова погружаются в тишину, просто наблюдая друг за другом. Когда Хёнджун начинает задумчиво водит пальцами круги по его груди, Сынмин вдруг понимает, что тот хочет ему что-то сказать. И правда — через пару секунд, словно прочитав его мысли, Хёнджун спрашивает:

— А теперь… ты хотел бы попробовать что-то ещё, или мы пока продолжим, как есть?

Сынмин в ответ заговорчески ему улыбается.

— А что, есть что-то на уме?

Хёнджун поднимает брови, поджимая губы, а затем проводит языком по своим зубам. Хитро улыбаясь, он поднимает на него взгляд и спрашивает:

— Сынминни… ты когда-нибудь слышал об отелях любви?