Впервые сделанная за несколько лет затяжка ощущается спавшим грузом с плеч, что давно уже были передавлены тяжелым весом собственных грехов и тяготений. Тэхен расслабленно выдыхает струйку дыма в окно, рассматривая миллионы тонких звезд на небе, к которым, кажется, прикоснешься, и они сгорят, как бумага, за считанные секунды.

Когда он уходит из дома Бомгю, мир не переворачивается вверх дном, созвездия Большой и Малой Медведицы не перестают светить едва заметными блеклыми тенями на некогда живом небосводе, а американо горчит все так же, как и прежде.

Однако что-то меняется в самом Тэхене. Что-то, выкручивающее все его кости, посыпающее соль на едва зажившие раны и заставляющее замирать посреди торгового центра с пристыженностью в глазах.

Тэхен все так же бегает по офису так, словно наворачивает кросс вокруг городского парка, ругается с начальниками, вырисовывая на полях тетрадок так и не высказанные вслух пожелания сходить на хуй, и проводит каждый свой вечер в спортзале, забываясь в удушающем запахе пота и ощущением тяжести в теле. Он все так же пьет в местных пабах, тестирует все субиновы тачки и пытается играть в старшего брата для Йерим, которой уже давно исполнилось двадцать.

Она, как самый надежный человек, кладет ему руку на плечо ободряюще, смотрит с пониманием, но никак не жалостью, и это то, что Тэхен в ней так уважает. Он выбрасывает сигарету в окно пятого этажа, закрывает холодное окно, чтобы, не дай бог, Йерим не простудилась на сквозняке в своих тоненьких разноцветных носочках, и целует ее в лоб, дыша сигаретным дымом прямо в лицо.

- Ты в порядке?

- Я пытаюсь.

И этого достаточно, чтобы все вокруг поняли, насколько Тэхена колотит от собственных воспоминаний и эмоций, что он держал в себе тайною под семью печатями, но так небрежно выкинул на человека, который даже ни о чем не подозревал.

Тэхен отправил на его адрес извиняющийся букет и записку со словами, по ощущениям выцарапанные собственной же кровью:

- Мне нужен перерыв.

И Бомгю, как неудивительно, снова его понимает, не мелькает рядом и сохраняет удивительно вежливую дистанцию. Тэхену противно от того, как холодно ему становится без чужих объятий, но он знает, что не может продолжать играть более, ведь их отношения выходят за рамки, а это значит, что ему нужно раскрываться, и это, на самом деле, гораздо интимнее, чем снимать одежду перед близостью.

Однако сердце так яростно колотится в порыве сбежать, уткнуться в чужую шею, вдохнуть запах знакомых духов, что Тэхену приходится едва ли не постоянно держать руку на груди, переживая очередные болезненные спазмы.

Кай говорит, что надо предпринять какой-то шаг, не убиваться, но Тэхен не чувствует, что готов. Он надевает короткие потрепанные шорты туманного оттенка и закрывает сжавшиеся в тревоге плечи за байкерской кожанкой. Закуривает уже вторую (рекорд) по счету сигарету, долго смотрится в отражение и беспрестанно слушает гудки на линии, надеясь на ответ сестры. Йерим сегодня уехала на гонки, пронесшись мимо молнией с набитым ртом, отчего Тэхен долго сидел на диване, цепляясь руками за простынь и пытаясь понять, что, черт возьми, произошло.

Он просил Кая проследить за ней, но спустя время все равно наткнулся на обеспокоенный голос по ту сторону маленького кнопочного телефона. Тэхену думается, что собственных детей другу точно не надо, и сильнее тянет замок на кожанке, ветер все-таки прохладный.

На улицах, где обитают ночные любители страсти, как всегда шумно и пьяно, словно в самых дешевых пабах. Тэхен не сбавляет скорости, заставляет людей отскакивать в стороны, когда Шевроле пролетает мимо синицей, оглядывающейся в поисках своего глупого, любимого птенца.

И Йерим обнаруживается, но в последнем месте, где Тэхен вообще хотел бы ее видеть. Сверкающий румянец на щеках, закатывающиеся от смеха глаза, яркая помада и такая же брезгливо кричащая рука Енджуна на талии, - Тэхен клянется, что увидел, как небо озаряется алым.

Он молча оттаскивает сестру в сторону, передавая ее на руки к взлохмаченному Каю, и хватает Енджуна за куртку, шипя в самые губы:

- Умереть захотел, подонок?

Енджун как всегда по-глупому улыбается, так, будто он все-все о Тэхене знает, и ему совсем не страшно. А Тэхен очень-очень злится, когда его всерьез не воспринимают.

- Идиот, чего же ты так сразу? – посмеивается Енджун, пытаясь коснуться рукой его плеча, но Тэхен не желает лицемерных дружеских жестов и передергивается так, будто к нему прикасается противное насекомое, - твоя сестра была вполне мила, а я вовсе не грубиян, умею ценить и вкушать прекрасное.

- За такие слова нередко оказываются в больнице, знаешь? – Тэхен щурит глаза, стремясь вылить на стоящего напротив парня весь яд, что течет по телу кровавым водопадом.

- Тебе не кажется, что ты уже достаточно просидел в больницах за всю свою жизнь ради того, чтобы наблюдать за кем-то другим? – парень проводит большим пальцем по его губам, - в конце концов, твой ублюдок так долго мучился, а ты даже ничего не смог сделать и только каждый день смотрел, как он умирает. Какая трагичная история. Как жаль, ведь он должен был умереть еще в…

Тэхен бьет прямо в нос. Беспощадно, сразу пресекая любые правила, и наконец, вспоминает, почему так любил университетские драки. Отпечаток чужой боли остается приятным покалыванием на коже, но это лишь распаляет его сильнее, заставляет желать уничтожить. Тэхен ставит Енджуна на колени одним смазанным движением ноги и с упоением бьет по одной скуле, не давая передышку, сразу разукрашивая в фиолетовый и алый новую.

Драки – это искусство.

Енджун ощутимо впивается ногтями в его руку и зубами вгрызается в чужой нос, заставляя Тэхена едва не потерять равновесие от острого приступа муки. Он чувствует, как теплые капли стекают по его лицу, окрашивая бледные губы в ярко-алый оттенок, и только раздраженно сплевывает на землю, вцепляясь в чужое тело. Енджун переворачивает его на землю одним смазанным движением, наносит ритмичные, будто марширующие, удары по всему лицу, омывая Тэхена вкусом их смешанной крови и будущих гематом.

- Ну что, сука, уже не так уверенно настроен? – рычит Енджун сквозь чужие стоны боли и звонкие удары головы об асфальт.

- Пошел ты к черту.

Кто-то тянется удержать Енджуна, и в этих руках он узнает Хенджина, что отчаянно выворачивает собственные внутренности, чтобы прекратить это безумие.

Глупо, - думается Тэхену, - ему надо преподать урок. Избить так, чтобы даже не вспомнил, как выебываться более.

Тэхен набрасывается на приставшего парня грациозным движением хищника, укладываясь головой на чужой живот, и толкая назад всех зевак, разевающих рты позади Енджуна. Забравшись на чужие бедра, он ощущает чужие худые косточки и бьет, бьет беспорядочно, яростно, рассказывая историю своих мучений в простом, совсем не эстетичном беспорядке из крови, льющейся на асфальт, и чьих-то испуганных криков, смешивающихся в голове одной большой ватой, пока приговаривает:

- Ты поплатишься за то, как говорил о моем сыне. Ты, сука, даже понятия не имеешь, какого это, - он плюет в лицо Енджуна, - я надеюсь, что такая сволочь как ты никогда не будет иметь детей, потому что ты этого недостоин ни капли.

- Надо же, какой героический отец, - шипит Енджун, растягивая разбитые в мясо губы в кривой ухмылке, - что ж ты тогда не вытащил своего сыночка из лап смерти и позволил ему сдохнуть? Наверное, это судьба постаралась, чтобы ни один из ублюдков не носил в тебе свою кровь более, - он переворачивает Тэхена на спину, тянется руками к шее, и заставляет задыхаться в ощущении пальцев, сжимающихся на синеющей коже тонкой, врезающейся в память веревкой.

Примерно так же чувствовал себя Тэхен в последний раз, когда видел медленно слабеющего сына на своих руках и мог лишь беззвучно плакать, моля о помощи.

Перед глазами встают чужие крохотные ручонки, что он всегда тянул к отцу, глаза глубокого карамельного оттенка, будто всегда растягивающиеся в улыбке при виде него. Он помнит запах детского шампуня, медикаментов и их смешанных слез, видит тихое сопенье и ощущение соприкосновения его мятой толстовки с чужой мягкой, розоватой кожей.

Тэхен закрывает глаза, надеясь, что останется в этом фантомном ощущении, где он снова чувствует чужое исхудавшее тельце в своих руках, перебирает едва виднеющийся холмок волос и целует чужие веснушки. Рука сжимается, цепляясь за угольный асфальт, надеясь найти свой покой.

Пока чьи-то руки не отталкивают Енджуна с той яростной силой, коей никогда не обладал Тэхен.

Слезящимися глазами парень смотрит на расплывчатые силуэты, видит, как худая фигура набрасывается на его почти что, но еще не совсем убийцу, и улыбается, когда в нос забивается дурманящий запах чужого одеколона.

Тэхен слышит, как хрустит чужая челюсть, и раздается холодный, словно сталь, голос:

- Из всех живущих и умерших только ты здесь настоящий ублюдок, - и прежде, чем раствориться на асфальте бессознательной оболочкой, он чувствует чужие руки, загребающие его в свои горячие, несмотря на прохладный ветер, объятия, укутывающие в колыбельный кокон безопасности, - я здесь, ты в порядке.

Тэхен так благодарен.

➴

Первое, что видит Тэхен заплывшим взглядом, это яркий свет фар и незнакомое лицо перед собой. Слабо всматриваясь в чужие отточенные женские черты, он тихо шипит, когда соприкосновение антисептика к свежей ране накладывается на невыносимый звон в ушах.

- Потерпи немного, герой, - девушка говорит негромко, но Тэхена невольно пробирает мурашками от властности в чужом тоне.

- Ты – Айрин? – сглотнув ком в горле, осмеливается спросить он и видит снисходительную улыбку в ответ.

- Не стоит сейчас много говорить, - она смачивает вату и снова наносит аккуратный слой, - я бы посоветовала тебе все же обратиться в больницу, при таких ссадинах и ранах это не будет лишним…

- Зачем ты мне помогаешь? – резко перебивает ее Тэхен, уставившись подозрительным взглядом.

Айрин только тихо вздыхает и закрывает аптечку под рукой, вставая во весь рост.

- Ты лежал на этой земле так, как будто вот-вот откинешься на тот свет, а я по профессии – врач, и единственная, кто помог помочь тебе здесь, - она устало оглядывается на шумную толпу, будто ей уже давно пресытилась жизнь, что кипит здесь, - тем более, это мой парень отколотил тебя так, поэтому считай, я почувствовала вину.

- Это даже звучит странно, - Тэхен приподнимается на локтях, обнаруживая себя лежащим на какой-то узкой кушетке. В нос пробивается отвратительно острый запах дешевых сигарет, вызывающих желание прочистить себе организм с головы до ног.

- Можешь не верить, если хочешь, - пожимает девушка бледными плечами, никак не реагируя более, - я просто знаю, что Енджун, как и всегда, нес полную херню и вел себя как мудак, а ты всего лишь пытался защитить честь своего сына.

Тэхен устало выдыхает при упоминании и хватается за голову, глазами пробегаясь по каждому из многочисленных лиц.

- Кто рассказал ему о том, что у меня был сын? – спрашивает он так горько, что в мире все неожиданно становится маленьким по размерам с его большой-большой скорбью. Взгляд Айрин смягчается, наполняясь крошками сожаления.

- Я не знаю, Тэхен, - она кладет ему руку на плечо в утешающем жесте,- но я знаю, что ты точно не заслуживаешь получать в лицо такие слова о том, кого так сильно любил. Твой сын, пусть и прожил недолгую жизнь, наверняка был таким же хорошим человеком, как и ты.

Тэхен благодарно улыбается ей, чувствуя, как сбрасывается груз с плеч.

- Спасибо тебе, - шепчет он и, пережевывая губу, все же решается спросить, - почему ты все еще с Енджуном, если он кажется тебе полным мудаком?

- Иногда ты остаешься с человеком не потому, что желаешь, а только из-за того, что вас связывают воспоминания и обстоятельства, - тихо произносит Айрин, смотря вдаль, на ночные проулки Лос-Анджелеса, залитого бесконечным мутно-желтоватым светом, - у нас с Енджуном сложная история и, наверное, ее лучше не знать никому из посторонних.

Тэхен понимающе кивает и принимает бутылку воды из чужих рук, жадно заглатывая желанную влагу. Утерев губы рукой, он смотрит внимательно на Айрин, неподвижную, как скалу, с отточенной грацией, врожденной в нее. Девушка едва заметно приподнимает уголки губ и разворачивается на тонких шпильках, бросая ему напоследок:

- Кстати, позвони своему парню, Субин едва смог оттащить его от тебя, чтобы увезти по делам. Он очень переживал, - и едва различимое на грани, - береги себя.

От Айрин у Тэхен остается только повязка на лице, шлейф сладких духов и бутылка с клубничным вкусом на руках.

Почему-то он знает, что это последний раз, когда им придется свидеться в этом непроглядно большом, грязном, но таком родном Лос-Анджелесе.

➴

Еще пару дней Тэхен усердно зализывает раны, лишь изредка выезжая из дома в сторону кладбища, где похоронена его семья. Он подолгу сидит у двух слитых вместе могил, смотря на них в молчаливой просьбе. Ветер взъерошивает его волосы, забирается прямо под капюшон, оседая на острых лопатках, и так же молча принимает все, что он отдает в своих глазах.

Тэхен так благодарен.

Он принес букет ромашек к маленькому бугорку, напоминающему о бесконечно долгой трагедии в его жизни. Давно не осмеливаясь ступать на эту землю, Тэхен оставил его пылиться в грязи и скорби не для него.

- Прости, что папа так долго бегал от тебя, оставляя только возможность наблюдать за тем, как других помнят их близкие.

У сына Тэхена не осталось ничего, кроме отца, и никто на свете не придет к нему на маленькую могилку, не сотрет грязь и остатки наложенного времени, поминая заново, как в первый раз.

Тэхен учится жить с мыслью, что иногда своих детей нужно отпускать.

В его офисе по-прежнему шумно даже несмотря на отсутствие сверхважных задач, поставленных начальниками. Впервые в своем кабинете он поднимает жалюзи до самого верха, любуясь снующими в спешке людьми и большими окнами высоток, простирающихся в самые облака.

Тэхен знает, что есть трагедии своей жизни, которые стоит принимать.

Он стоит на пороге фитнес-клуба, некультурно закурив перед носом администраторши, прямо как Кай когда-то. Тяжелый вкус ложится на язык приятным слоем, застывая на одном месте и не проходя дальше, потому что в горле стоит твердый ком решительности.

Тэхен набирает знакомые цифры на телефоне и спрашивает простое:

- Встретимся?

- Завтра вечером у клуба в центре.

Тэхен знает, что на свете есть конфликты, которые нужно разрешать.

➴

Отблеск шагов накладывается на оглушающе громкую музыку спокойной пеленой, и Тэхен поднимает голову, встречаясь с по-прежнему острым взглядом. Не говоря ни слова, Бомгю усаживается за стол, убирая куртку на соседнее место. Они внимательно смотрят друг на друга, ведя не то борьбу, не то мирные переговоры.

Тэхен никогда не мог точно определить, что у них с Бомгю точно приходит.

Он распивает багровое вино, чувствуя, как глаза оттенка вишневых косточек затмевают синюю подцветку клуба, трущиеся друг об друга потные тела и темные кожаные диваны, на которых целуются десятки незнакомых парочек. Наконец, пальцы скребут кожу достаточно сильно, чтобы без предисловий начать:

- Я был на первом курсе, когда познакомился с девушкой по имени Маргарет. У нас закрутилась интрижка практически сразу же, но никто не ожидал от этих краткосрочных отношений чего-то большего, чем простое снятие стресса. Но неожиданно она, - взгляд затуманился, - забеременела. И я решил жениться. Это было не только из-за ребенка, но и из-за того, что я проникся глубокими чувствами. Она согласилась, видимо, за неимением другого выбора, и так у меня появилась семья.

Бомгю смотрит, ожидая продолжения, и Тэхен улыбается, зная, что тот едва сдерживает себя от желания прикоснуться к его руке.

Тэхен удовлетворяет его маленький пожар, посылая разряды по чужой коже подушечками пальцев, и рассказывает, как его ребенок родился с врожденным пороком сердца. Признается, что по началу, ему хотелось сбежать, раствориться в потоке собственного страха, но он не отступил и решил заботиться о сыне до конца. Рассказывает о чужих крохотных ногах, румяной коже и самой очаровательной маленькой улыбке. О его слезах и криках боли, когда врачи не могли ничего сделать с постепенно ухудшающимися приступами. Рассказывает, как Маргарет собрала вещи и ушла, как ни в чем не бывало, растворившись в бесконечном круговороте людей грязного и равнодушного Лос-Анджелеса. И о том, что как бы Тэхен ни старался, не винить ее за полное равнодушие к сыну с самого начала у него не получалось, ведь он знал, что она ненавидит собственную плоть и кровь только из-за осложнений в таком крохотном, но безгранично большом сердце.

Тэхен рассказывает, как видел сына в последний раз, как сжимал в полумраке его охладевающие ручки, отчаянно зовя на помощь. Рассказывает о том, какой болью ощущались чужие сочувствующие взгляды, и прибивающее к земле:

- Ваш сын умер три минуты назад.

Он знает, что Бомгю понимает, когда Тэхена сжимают в крепких объятиях и стойком, словно дым от сигарет:

- Прости.

И они оба знают, за что извиняются перед друг другом на самом деле.

➴

Тэхен выворачивает руль, проезжаясь мимолетным взглядом по пустующим тротуарам и широким окнам высоток Даунтауна. Машина делает крутой полукруг, оставляя на земле следы скорости и свободы молодости. Мимо проносится сапфировый Мустанг, и Тэхен только кивает головой на субинову обезоруживающую ухмылку.

Он знает, что сегодня не останется в пролете.

Они равняются с Чаном, и Тэхен приветственно машет рукой улыбающемуся парню в салоне японской тачки. Руки выжимают всю силу и прыть из машины, перемалывая кости и вновь собирая по крупицам. Мимо проносятся чужие силуэты одной сплошной колеей, но ему видится лишь одна единственная тень, что стремится навстречу небу в Хонде Цивик Си, становясь его единственной желанной мечтой.

Тэхен улыбается, когда видит, как метры между ними обрубаются одним простым пресечением финишной линии и громкими выкриками.

Бомгю – король гонок.

И в очередной раз урывает смазанный, переполненный багрово-алым поцелуй, забирая у Тэхена последний шанс на выживание.

Победитель получает в свою постель разметавшиеся по постели белокурые волосы, ярко констатирующие с загорелой кожей. Бомгю спускается поцелуями по его телу, вдыхая чужой запах.

- Твоя молочная кожа отлично смотрится на моих белых простынях, смятых во все стороны, - говорит он, когда Тэхен слезящимися глазами уже едва может исполнять чужой приказ смотреть в его глаза, не отрываясь.

И когда пламя потухнет на постели, уйдя с освежающим запахом свежевыстиранного белья, Тэхен будет перебирать малиновые волосы, слушая зов ночного ветра, оглаживающего его поясницу нежным, почти призрачным потоком.

- Хочется найти твою бывшую, - запоздало шепчет в уста Бомгю, оставляя тонкий слой клубничной гигиенички у самых уголков чужих губ.

- Зачем? – рассеянно спрашивает Тэхен, тщетно пытаясь сконцентрироваться хоть на чем-то, кроме ощущения пылающей кожи под пальцами собственных рук.

Бомгю издает хриплый смешок.

- Конечно, чтобы устроить с ней полемику о твоих губах.

Одной весной две тысячи второго.