Пролог

Рождённые ползать умеют летать,

Но пока сверху вниз и недолго.

Мне незнаком ваш язык, и пытать

Меня нет, к сожалению, толка.

Я знаю только то, что ничего не знаю.

Я не проиграл лишь потому, что сразу выбыл.

Мне не снятся сны, а может, не запоминаю.

И я свободен только в том, что не обязан делать выбор.

Дайте танк (!) — Хомилия (с придыханием)


       Вначале Она была размером с чёрную рисинку. Гладкая на ощупь и всегда холодная, даже если сжимать Её в ладонях несколько минут. Боги дали Её Первому и Первой, наказав хранить, а после передать своим детям. Так они и поступили: прожив друг с другом праведную долгую жизнь, перед смертью они передали Её старшей дочери. Та — своему сыну. Сын — другому сыну…

      Чем больше становился людской род, тем больше становилась Она. Долгое время у Неё не было имени, а потому Её называли тем, соразмерно чему она была. Из рисинки спустя поколение Она выросла до размеров крупной фасолины, затем стала похожа на ядрышко локвы, после — на саму локву. И так передавалась Она от родителей к старшим детям, и росла пусть и медленно, а всё же ощутимо.

      Люди жили своею жизнью. Они возделывали землю и собирали пищу, которую им предлагала природа. Люди научились заготавливать еду на зиму, разводить скот и плодовые растения, добывать огонь и очищать воду для питья. Люди познавали друг друга и свои тела, открывали для себя абстрактные понятия, описать которые не получалось двумя словами, но, пережив это, уже были не способны забыть. Они открыли для себя ревность и страсть, чревоугодие и меланхолию, любовь и зависть. Тоску. Скорбь. Жажду. Потомки Первого и Первой впитывали в себя всё, что предлагал им мир, каждое новое поколение вырастало более мудрым и опытным, чем предыдущее. Они чтили пожилых и поклонялись Богам, а семья, в которой хранилась Она, спустя несколько десятков поколений отвела для Неё отдельный дом, ибо в руках Она уже не умещалась, и переносить Её пришлось впятером. Чёрная резная шкатулочка, в которой хранилась Она — с тонким орнаментом пышных бутонов, клонящихся книзу, позолоченная, инкрустированная камнями и покрытая лаком — тоскливо осиротела. Пустая, она осталась стоять на полке семьи-хранилицы, и никогда не покрывалась пылью. Даже спустя столетия люди гадали бы, кто тот мастер, сотворивший подобное чудо до того, как открыли блеск золота, переливы камней и свойства лака. Если бы шкатулка не продолжила стоять между старой посудой и ненужной утварью. И никто про неё не вспоминал как будто специально, хотя, конечно, продав такую редкость семья могла выручить столько богатств, что хватило бы на несколько лет спокойной безбедной жизни.

      В столетие, когда старшая дочь семьи-хранительницы познала любовь, Она выросла до размеров большого дома. Вокруг Неё выстроили ограду, но каждый, кто хотел, мог прийти и посмотреть на Ту, предание о которой переходило из уст в уста в виде устрашающих колыбельных, зловещих песенок, пугающих сказок и жутких историй. И пусть Она ещё никому не причиняла зла, никто не желал Её прикосновения даже в мыслях. Она пугала всех своей неизменностью и неподвижной чернотой, застывшей посреди беспрерывно текущей и меняющей облик жизни.

      Тогда люди уже дали название многим словам, описывающим нечто такое, что нельзя было осязать, обонять или слышать. Полюбив мужчину, успевшего преклонить колени с другой, старшая дочь уже знала, как называется изжигающее её нутро чувство. Оно убивало её скоротечно, и так мешало делать что угодно, что вскоре в голове осталась только одна иссушающая разум мысль: заставить опередившую её женщину испытывать такие же мучения, что испытывала она. Старшая дочь пригласила соперницу на прогулку и, воспользовавшись чужой добротой и наивностью, насильно заставила испить треть бочки самого свежего и самого борзого уксуса. И пока несчастная женщина не изошла совсем, старшая дочь сидела рядом с ней и тихонько напевала одну из песенок о Ней.

      В столетие, когда старшая дочь семьи-хранительницы познала любовь, стало столетием, когда Она, ранее твёрдая и холодная, разлилась чёрным озером, пожирая землю под собой. Не осталось больше ни ограды, ни деревьев, что росли неподалёку. Кромка, где начиналась Она, воняла костром и — немного— рисовым уксусом.

      Наутро старшая дочь утопила убиенную в липкой черноте. Спустя двенадцать дней уже полуразложившийся труп вышел из чёрного озера и удушил свою убийцу, не тронув более никого из её семьи.

      Так произошли первые убийства.

      Так Ей, с тех пор ненасытно извергающей из себя мёртвое, дали имя.

      Бездна.

༺🌸༻


      Бездна продолжала расти на север, юг и восток. Только западная её сторона, та, возле которой случилось первое погребение, не сдвинулась с тех пор ни на цунь. Чтобы обогнуть Бездну по периметру пешим ходом потребовалось бы пару лун. Порой случались массовые смерти от заразной болезни или падение скота от лап и зубов дикого зверя. Тогда же, примерно спустя сутки после, из западного берега Бездны выползали страшные чудовища. Какие-то похожие на людей, какие-то — нет. Одни преследовали конкретную цель, другие убивали бездумно.

      Тогда старейшины сделали предположение: в Бездну попадали все души, погибшие не своей смертью, и выбирались из неё, чтобы насытиться убийствами и обрести покой. Смертей становилось всё больше, защита требовалась каждому дому. Город, возле которого растекалась Бездна, медленно сдвигал границы подальше от ледяного берега и опасности. Тварей никто не сдерживал, и они отправлялись бродить, неприкаянные, сживая со свету беззащитных и слабых.

      Так Бездна пополнялась новыми душами, и тварей становилось так много, что игнорировать это перестало быть возможным. Тогда крепкие мужчины и женщины вызвались вести борьбу с порождениями Бездны. Появились первые заклинатели, зачинавшие свои золотые ядра отнюдь не с детского, но уже с осознанного и взрослого возраста. Их умения и навыки сохранялись, копились и систематизировались. Переходили из поколения в поколение, чтобы тех, кто желал стать заклинателем, можно было воспитывать с самого юного возраста.

      Много лет прошло с тех пор, как появились первые самосовершенствующиеся. Легенда о Бездне по-прежнему передавалась из поколения в поколение, обрастая новыми подробностями и деталями. Уже не узнать наверняка, как всё произошло на самом деле, да и для большого моря не имело значения, наполнялось ли оно слезами или дождевой водой. Ведь оно уже существовало и жило по своим законам.

      С тех пор каждый заклинатель, достигший двадцатилетнего возраста, был обязан отправиться на запад — в ту самую точку, из которой выбирались твари — и нести там службу не менее двадцати четырёх лун. Так весь остальной мир оставался в безопасности, а простые люди без золотого ядра обрели возможность спокойно жить и растить детей.

      Бездна перестала расти, но и меньше она не становилась — только поглощала да выплёвывала души, извергала их, изуродованные, с западного края и умерщвляла всех неосторожных, рискнувших зайти в неё слишком глубоко или взлететь над ней на мече дальше, чем на один чжан.

      Люди научились с Ней жить.

      Люди продолжали открывать абстрактные понятия и давать им всё новые имена.