Из окна задувало по-осеннему холодным ветром. Шелестели постепенно желтеющие листья, пахло далёким дождём. Сюэ Ян завозился, медленно просыпаясь. Не открывая глаз, собрал ощущения: тёплые руки даочжана, прижимающие тело к телу, его чистый запах, гладкие волосы под щекой. Едва слышимое дыхание. Который час?.. Наверняка, утро только на пороге: первые петухи перебрасывались пробуждающим кличем. Даочжан, его ранняя пташка, обычно встающий самым первым, ещё досматривал сны. А Сюэ Ян лежал в защитной теплоте и наслаждался неспешностью времени.

      Впервые не нужно было никуда бежать, сломя голову: три луны назад поступила свежая группа двадцатилетних заклинателей, и те оказались не в пример лучше отбывших лбов, которых даже два года у Бездны не сделали искусней и опытней. Новобранцев Сюэ Ян оценил сносными — это подтвердилось в первую же дежурную ночь, которую Сюэ Ян за ними присматривал. И все последующие в течение двух недель. А раз так, то, стало быть, и выходить на ночные дежурства можно реже. И поспать подольше, утром обнимая даочжана и целуя его нежные ласковые руки, тёплую шею и алеющее от ласк доброе мягкое лицо.

      Сюэ Ян никогда не думал, что захочет возлечь с кем-то. Не после воспоминаний из детства, и не после всех тех взглядов взрослых мужчин и женщин на его — тогда ещё совсем юное — лицо. Но теперь, когда Сюэ Ян, раз заснув с Сяо Синчэнем в Гуанси однажды, более не оставался в постели на ночь один, он всё чаще думал о том, что с даочжаном не страшно и, может быть, даже хочется. Сяо Синчэнь никогда не касался его недопустимо. Каждое его движение и каждое касание, направленное на Сюэ Яна, несло вопрос о разрешении и бережную деликатность.

      Тогда после возвращения в город И с почтой и вином на ночь оба неловко разошлись по своим цзинши. В полночь Сюэ Ян нагло вторгся в пространство даочжана со своей подушкой и Чжун. Их приняли, и с тех пор они делили одну комнату. (Ван Иди это никак не прокомментировал, но его снисходительно-довольный прищур буквально вопил «давно пора»). Чжун спала у них в ногах, вытягиваясь поперёк кровати, и очень быстро Сюэ Ян привык к тому, что сон может быть не только необходимостью, но ещё и чем-то приятным. Тем, чем хочется закончить длинный тяжёлый день. Как следует смыть с себя грязь в бочке с нагретой водой и опуститься в заботливые руки. Тихо переговорить или просто молча насладиться обществом друг друга.

      Неужели жизнь может быть так хороша?..

      Очень осторожно и с большой опаской, Сюэ Ян начал верить, что заслуживает не только всего того дерьма, которое с ним приключилось до встречи с даочжаном. И что, стараясь быть менее невыносимым и чуть более (совсем немного) терпимым к раздражающим людям, тем самым он заслуживал, чтобы возле него находился кто-то настолько несуществующе-прекрасный, как Сяо Синчэнь.

      Даочжан тихонько пошевелился, готовясь проснуться, и Сюэ Ян открыл глаза. Вытянулся всем телом вдоль другого, разминая мышцы. Бедром ощутил знакомый жар, который ему доводилось чувствовать только в такие моменты, как этот: когда Сяо Синчэнь спал и не контролировал своё тело так тщательно. За прошедшее время им не довелось увидеть друг друга полностью обнажёнными. Даочжан всегда ложился спать в целомудренных нижних одеждах, Сюэ Ян едва утруждал себя ночными штанами — их обоюдные невинные ласки всегда заканчивались выше пояса. Чувствовать крепость было тревожно-приятно. Всякий раз, когда это случалось, Сюэ Ян боролся с собой, желая одновременно и коснуться, и увидеть, при этом не теряя контроля над ситуацией и не испытывая смятенного стыда от собственной неопытности.

      — А-Ян?.. — прошептал Сяо Синчэнь, невесомо касаясь пальцами волос на затылке Сюэ Яна. Они никогда не желали друг другу доброго утра — достаточно было позвать по имени, чтобы дать знать, что проснулся.

      — Сяо Синчэнь, — Сюэ Ян поднял на него взгляд. Увидел чуть распушившиеся после ночи волосы, сонный нежный взгляд и ласковую улыбку. Потянулся, чтобы поцеловать.

      Капли поцелуев стекали по всему лицу Сяо Синчэня. Он лежал, покорный, вновь прикрыв глаза, и руки его нежно гладили голые горячие плечи. Шёлковые рукава нижних одежд приятно охлаждали загоревшуюся кожу. Сюэ Ян исцеловал всё лицо даочжана прежде чем приподняться на руках и нависнуть сверху. Новая порция кусачих ласк обрушилась на Сяо Синчэня, точно летний тёплый дождь. Он ощущал губы на своей шее, плечах и груди. Внутренности его, до того тлеющие, разгорались во тьме сдерживаемых многолетних желаний. Каждый вдох превратился в поверхностный глоток воздуха, от удовольствия тело подёрнуло рябью мурашек. Сюэ Ян прикусывал кожу возле розовых упругих бутонов, и влажность его дыхания, теплота губ, яркость касаний размягчали рассудок.

      — А… А-Ян, — дрогнув, позвал Сяо Синчэнь, безвольно опустив руки на постель и закрывая глаза. Ци стремительно стекала вниз живота. Он обожал и одновременно боялся этих вспышек весенней страсти, потому что не желал вновь усмирять просящее ласк тело. — Пожалуйста …

      Даочжан невольно приподнял бёдра — мимолётный неконтролируемый порыв жара, вырвавшийся из запертого тела. Твёрдость и теплота его янского корня чётко обозначилась на коже Сюэ Яна пугающим предвкушением. Долгом. Необходимостью. Сюэ Ян нехотя отстранился. Положил раскрытую ладонь на гладкую щёку. Всмотрелся в лицо под ним. Сяо Синчэнь прикрыл глаза, сделал прерывистый вдох. Даочжан хотел его — Сюэ Ян это знал: видел и чувствовал. И потому неловко боялся, и стыдился самого себя за этот страх перед неизведанным, но уже успевшим отпечататься неприятностью опытом.

      — Прости, — Сюэ Ян склонился и мягко поцеловал розовую щёку. Неуклюже ткнулся губами в подтаявшее томление, горячесть и сдерживаемую жажду. — Прости.

      — Я чем-то обидел тебя? — Сяо Синчэнь открыл глаза. Тело, дрожащее и вибрирующее от потоков ци, соображало медленно и неохотно. — Ты не обязан… Мы не должны… Нам не обязательно. Разумеется, я…

      Сюэ Ян положил раскрытую ладонь на исторгающий потоки сожалений рот. Губы замерли. Сяо Синчэнь смотрел так внимательно и виновато, хотя не сделал в сущности ничего, что могло бы обидеть Сюэ Яна. Просто он калечный во многом, и каждый раз, когда думал, будто достоин чего-то, жизнь непременно напоминала ему, что это не так. Страхами и опасениями, подкидыванием неприятных воспоминаний или напоминанием, что может быть ещё хуже, чем было тогда.

      Сюэ Ян встал с кровати и выскочил из комнаты, босой и полунагой. Кожа ещё мерцала желанием близости, но внутренности сводило от страха. Он вышел, оставив Сяо Синчэня лежать на спине с распушившимися волосами, горячими щеками, медленно возвращающимся разумом и глубоким сожалением внутри.

༺🌸༻

      Шёлк ласкал пальцы. Сюэ Ян прогонял меж ладоней длинный, богато расшитый пояс с золотым орнаментом. Ханьфу, точно лужа крови, растекалось по постели Сюэ Яна — его старой постели. В комнате, в которой он прожил много лет до того, как в их с Ван Иди и Чжун жизнях (как в жизнях каждого из города И) появился Сяо Синчэнь. Иногда Сюэ Ян доставал свадебное алое ханьфу — эту свою сладостную блажь и вымученную слабость. Реки ткани с вязью облаков приносили удовольствие одним своим видом, но ещё больше наслаждения Сюэ Ян получал, представляя даочжана в этих одеждах. Своим перед небом и землёй. Мог ли он попросить о таком, если сам не в силах был дать того, чего хотелось им обоим?..

      Та утренняя неловкость недельной давности будто почти забылась. Сюэ Ян целый день не показывался даочжану на глаза, они встретились вновь только перед сном и ничего не обсуждали. Просто уснули, обнявшись, как делали это всегда, а наутро, когда даочжан попытался поговорить о произошедшем, Сюэ Ян просто поцеловал его и сказал, что всё хорошо, и что им больше не следует поднимать эту тему. Что даочжан ни в чём не виноват, и Сюэ Ян запрещаем ему даже думать о том, будто Сяо Синчэнь мог сделать что-то не так.

      И вот Сюэ Ян вновь чах над ханьфу, не зная, наберётся ли когда-нибудь смелости предложить его Сяо Синчэню. Он легко мог сорваться в бой посреди ночи, услышав набат или треск сигнальных огней. Мог сражаться несколько часов подряд, не жалея сил, забраться в самую густую чащу, выслеживая тварь — страха не существовало в его вселенной. Ровно до тех пор, пока речь не заходила о чём-то более тонком и сложном, чем сражения с нечистью и техники владения различным оружием.

      — Долго ты ещё будешь глазеть на эти тряпки?

      От неожиданности Сюэ Ян вскочил с кровати и попытался закрыть собой цуни красной ткани. Дремавшая у кровати Чжун приподняла голову, широко зевнула и снова опустила её на чёрные лапы. Ван Иди, стоящий в дверях, смотрел на Сюэ Яна хмуро и непривычно строго.

      — Шифу…

      — Это свадебный наряд. Если хочешь преподнести его Сяо Синчэню — сделай это. А если нет, то выброси или перепродай. Нечего глазеть на ханьфу, надеясь, что оно подскажет тебе верный выбор.

      — Я и не надеюсь, — Сюэ Ян сложил руки на груди.

      — Тогда какого Яньвана ты постоянно пялишься на это ханьфу? — Ван Иди вышел из комнаты.

      Сюэ Ян присел обратно на кровать — осторожно, будто наряд мог обжечь его ядом. Снова огладил взглядом поблёскивающее в бледных дневных лучах тонкое сплетение нитей. Угрюмо вздохнул. Стало быть, Ван Иди уже не раз заставал его за этим редким занятием, но впервые решился обсудить это. Хотя и не стоило — будто Сюэ Ян и сам не понимал, что толку в том, что он время от времени тешил себя этими разглядываниями, не было никакого. Что выбирая моменты, когда Сяо Синчэнь уходил на обход захворавших в городе, ему также не стоило пренебрегать наличием в доме Ван Иди.

      Дверь в комнату вновь приоткрылась — на этот раз с тихим треском. Сюэ Ян не поднял взгляда — он знал, что это Ван Иди, хотя и полагал их разговор оконченным. Шифу присел рядом с кряхтением. Тяжело вздохнул.

      — Чего ты боишься, глупое дитя?

      Сюэ Ян мотнул головой. Сжал в ладонях шёлк и принялся бережно складывать ханьфу. Лацкан к лацкану. Рукав к рукаву. Строчка к строчке. Ни с одной вещью он не обходился столь бережно, как с этой. Ничто прежде не вызывало в нём столь непривычный трепет. Теперь же любая вещь и любая мысль, связанная с даочжаном, дрожала внутри истошной медовой терпкостью.

      Не справлюсь. Не достоин. Не смогу дать всего, что Сяо Синчэнь заслуживает. Привяжу его окончательно к этому пропащему месту. Не оставлю выбора. Поглощу своей тьмой и потеряю свет. Испорчу. Оскверню. Сломаю.

      Сяо Синчэнь ни разу ничего не просил, а потому Сюэ Ян желал ему дать всё. Но был ли он способен на это?

      — Ты стал намного человечней, когда даочжан Сяо начал жить с нами, хотя мне казалось, что ты навсегда останешься диким зверёнышем с оскалившейся пастью. Но ты сильно изменился. Тебе нелегко принимать себя нового, но разве ты не видишь, как ты дорог ему? Сомневаться не страшно, но страшно, когда сомнения не проходят и располагают твоей жизнью вместо тебя, А-Ян.

      Ван Иди повертел в руках шкатулку. Со вздохом открыл её, посмотрел на две фамильных шпильки, каковые передавались из поколения в поколение — блестящий чёрный нефрит, всегда холодный и безупречно гладкий. Тончайшие сероватые прожилки искрились из глубины. Резной наконечник в виде пышного, ещё не раскрывшегося до конца бутона цветка. То, чем ему так и не пришлось воспользоваться.

      — Возьми, — Ван Иди закрыл шкатулку и передал её Сюэ Яну. — Подумай как следует. Если не захочешь — вернёшь мне, и мы сделаем вид, будто сегодняшнего разговора не существовало.

      Сюэ Ян взял в ладони позолоченную шкатулку. Вырезанные цветки бутонов, схожих с теми, что венчали свадебные шпильки, клонились книзу. Их сердцевины украшали драгоценные поблёскивающие камушки. Это, несомненно, дорогой подарок, и дело не cтолько в стоимости самой шкатулки и её содержимого, сколько в воспоминаниях, что они хранили.

      — Спасибо, шифу, — Сюэ Ян глянул на Ван Иди. Потерянный от доброты, он рассматривал морщинистое лицо и белоснежные от седины, но всё ещё густые волосы.

      Ван Иди хлопнул его по плечу и тяжело встал. Вышел из комнаты, и дремавшая у ног Сюэ Яна Чжун увязалась следом за ним, в надежде, что её покормят.

      — Ну пойдём, окаянная, пойдём, — ласково приговаривал Ван Иди, хлопая себя по бедру, и Чжун, виляя хвостом, лизала его руки.

༺🌸༻

      Сяо Синчэнь толкнул дверь в их с А-Яном комнату плечом. Продолжая промакивать влажные после мытья волосы мягким полотенцем, как всегда неспешно и тихо вошёл внутрь. Поток сквозняка тронул огоньки горящих свечей, и тёмные тени заколыхались по стенам. Стояла глубокая осень, и дом уже приходилось топить, чтобы по ночам не стучать друг о друга зубами и не тратить ци на самообогрев. Плотно закрытые ставнями окна больше не пропускали лунного света, и все краски в полутьме приглушались, становясь тёплыми и бледными тенями дневных себя.

      Сюэ Ян сидел на заправленной кровати в ночных одеждах, ссутулившись. Непривычно неуверенный и ломкий, кажущийся небольшим живым пятнышком в масляной мгле. На коленях у него багряными реками разливалось богато расшитое ханьфу. Чжун, вытянувшаяся на постели у ног хозяина, сразу же повернула морду на звук открываемой двери. Сюэ Ян же лишь сжал пальцы на ткани. Ему не нужно было поднимать взгляда, чтобы знать, кто пришёл. Ван Иди давно спал в своей комнате, и больше в такой час в эту комнату никто зайти бы не мог.

      Сяо Синчэню же не нужно было слов и обилия света, чтобы понять напряжённое состояние А-Яна. Повесив влажное полотенце на плечи, он мягко присел на постель рядом. Опустил взгляд на руки Сюэ Яна, замершие меж сатиново поблёскивающих волн шёлка. Петли золотистого узора плясали в свечном тепле, и вязь с облаками и звёздами оживлённо плясала неспешный хоровод.

      Сяо Синчэнь невольно опустил руку в эту манящую красотой прохладу, и пальцы утонули в ласковой ткани, что льнула к его коже и гладко шелестела под пальцами.

      — А-Ян… Что это? — тихо спросил Сяо Синчэнь, догадываясь, что именно в этом богатом наряде скрыто всё напряжение милого друга. (И совершенно не догадываясь, с какой жадностью этот милый друг впивался взглядом в бледные пальцы, скрытые меж нежных алых складок, как сладко было представлять их владельца в этих одеждах, гордо несущего своё новое… бремя.)

      — Свадебные одежды, — просто ответил Сюэ Ян, по-прежнему не поднимая взгляда.

      О... — губы Сяо Синчэня слегка приоткрылись.

      Сюэ Ян вскинул голову. Почти с вызовом, грубовато предложил:

      — Они твои. Если хочешь.

      Сяо Синчэнь на секунду опустил взгляд вниз. Туда, где его руки продолжали оглаживать шёлк — в этих ладонях, даже смятый, Сюэ Яну он казался ещё красивее, чем висящим на той болванке в лавке во всём своём великолепии. Вот, стало быть, в чём всё дело. Всё напряжение и ломкость прятались в отрезе изящной ткани.

      — А-Ян. Должен сказать, в моём прошлом было место недопониманиям, и теперь мне хотелось бы знать наверняка...

      — Я хочу, чтобы мы принадлежали друг другу. Совершить три поклона, испить вина, скрестить чаши... Всё это. Достаточно прямолинейно, даочжан?

      И вот он Цзычэнь. Стоял аккурат позади Сюэ Яна и горестно вздыхал: «Мой друг, ты в самом деле хочешь связать жизнь и смерть с этим босяком? С убийцей и просто плохим человеком, которого не интересует ни мораль, ни искусство, ни что-либо иное помимо Бездны и каждодневных сражений с ней. Разве наставница желала бы для тебя такого?»

      Сяо Синчэнь полагал, наставница желала для него счастья, не претившего и не мешающего другим. И вот оно сидело перед ним на постели, смотрело с тревогой и ожиданием.

      Даже в самые тёмные ночи Сяо Синчэнь не мечтал о том, чтобы надеть алое ради Сун Цзычэня и преклонить с ним колени. Его любовь в последние месяцы рядом с Цзычэнем виделась такой безответной и тёмной, что представлять нечто подобное было бы ужасно мучительно, ведь фантазии рано или поздно заканчиваются, и послевкусие от них всегда горчит. Но с Сюэ Яном всё иначе. Этот человек видится многим дырой, высасывающей из мира всё славное и хорошее, но если бы это было так, смог бы тогда он один сделать счастливым не только Сяо Синчэня, но и Ван Иди, и даже Чжун? Возможно, он не благочестивый молодой господин, и его мысли иногда пугают — признаться, это в самом деле так. Но он и не абсолютное зло. Сяо Синчэнь в это верит.

      А веры порой бывает достаточно.

      — Достаточно прямолинейно, — медленно кивнул Сяо Синчэнь. В шёлке он нашёл руку Сюэ Яна и поднёс её к своим губам. Поцеловал нежно-нежно, приложил раскрытую ладонь к своей щеке. — Я хочу этого, А-Ян.

      — Только подумай хорошенько, даочжан. Я плохой человек, помнишь? Приходилось убивать и выживать всеми способами. И этот город — самое дрянное место во всей Поднебесной, но мне он роднее материнской утробы. А ты застрял здесь, в этом не самом лучшем месте с человеком подстать.

      — Ведь я уже согласился. Разве мог не подумать обо всех твоих словах все те годы, что живу здесь? Рядом с тобой одинаково хорош и Гуанси, и город И. У меня не было дома с тех пор, как я сошёл с горы. Но теперь он есть, и полностью устраивает меня. Тебе необязательно при всяком удобном случае очернять себя. Я не знал прошлого А-Яна, но знаю настоящего. Того, кто старается ради меня. Я счастлив уже этим.

      — Даочжан, — Сюэ Ян горестно вздохнул. — Почему ты… такой…

      Наивный. Безрассудный. Смелый. Искренний. Наполненный светом и теплом.

      Сяо Синчэнь вздохнул. Сюэ Ян обнял его, ощущая пальцами влажность волос и запах мыльного корня на коже чуть ниже уха — такой приятной на ощупь (особенно, если коснуться её губами… прямо как сейчас…)

      Почему ты веришь в меня?..

      — Полагаю, нам нужен второй наряд. Позволишь мне выбрать его для тебя? — тихо спросил Сяо Синчэнь куда-то в макушку Сюэ Яна, ощущая, как горячие губы на шее медленно стекали поцелуями вниз. Спазмируя внутренности сладостной тяжестью. Завлекая без обещания продолжения. Пусть так — этого было достаточно. И будет достаточно до тех пор, пока Сюэ Ян не решит обратное. Даже если Сюэ Ян никогда не решится на нечто большее. Его теплое тело и губы на шее, за ухом, на губах — уже давали больше, чем он когда-либо ждал от Сун Цзычэня.

      Вся его, даочжана Сяо, жизнь стала полноценной только после прихода в город И.

      И красные одеяния, которые они оденут друг на друга в один из дней, сделают эту жизнь ещё более оформленной и понятной.

      В конце концов, им больше не придётся придумывать друг другу статус для всех незнакомых людей.