Почувствовав мерцание знакомой ци, Вэй Ин останавливается в нескольких шагах от защитного барьера Облачных глубин. Прислушиваясь и оборачиваясь, он поправляет заткнутую за пояс Чэньцин, хотя и не чувствует опасности. За два долгих зимних месяца, проведённых им взаперти вместе с Лань Чжанем и его ранами, Вэй Ин начал различать все оттенки его духовных сил. Духовных сил, медленно, но неумолимо восстанавливающихся.

– Лань Чжань?..

Лань Чжань выступает из тени, его силуэт слабо очерчен светом половинки луны, и Вэй Ин думает, что он и не прятался. Вэй Ину просто не хотелось его замечать, пока он крался узкой тропой к дальним постройкам с высокой крышей. Там целую вечность назад они с Лань Чжанем впервые сцепились. По-дурацки, совсем как дети, мнящие себя взрослыми. 

Тогда Лань Чжань был отстранён и холоден. Идеален, прям, недосягаем, изумительно красив и изумительно же раздражающ. Вэй Ин понимает, почему не разглядел тогда за ледяным щитом и тени его настоящих эмоций, но теперь его не обмануть. Лань Чжань, кажется, больше и не пытается. Печаль и смирение таятся в каждом его осторожном движении, в каждом взгляде, в нём всём. Или это Вэй Ин всего-навсего научился правильно смотреть?

Лань Чжань замирает в нескольких шагах. Высокий лоб пересекает белоснежная лента, и это так привычно и непривычно в одно и то же мгновение, что Вэй Ин не сразу обращает внимание, что Лань Чжань простоволос и не одет, как подобает. На нём простое ханьфу и узкий неплотный пояс, а на плечах светлый зимний плащ со свисающими пустыми рукавами. 

Час совсем поздний, время перевалило за полночь, и никто, кроме Вэй Ина, не увидит его таким. Никому и не следует знать, что он самовольно покидает уединение, едва встав на ноги. 

Их взгляды встречаются, у Вэй Ина внутри крутится густая тоска. Он ведь сбегает, верно? Тому, кто сбегает среди ночи, словно вор, следует чувствовать себя виноватым. 

Где-то далеко вскрикивает ночная птица.

Да, он оставил запас талисманов, хотя Лань Чжань теперь пользуется ими только в самые тяжёлые ночи. Он придумал историю для А-Юаня и с ответственностью самого невзрослого взрослого вытер каждую его слезинку. Он аккуратно, насколько смог, переписал все свои бессистемные наработки и несколько сочинённых мелодий на чистые свитки и даже аккуратно сложил их в глубину сундука.

Он прощался, как мог. Но только не словами. Так и не получилось придумать нужные.

Они начинают одновременно: 

– Прости, Вэй Ин. 

– Прости, Лань Чжань.

И одновременно затихают. 

Ночь тёмная и холодная, над их головами шуршат голые после зимы кроны. 

– Что, даже не попросишь меня остаться? – Вэй Ину кажется, что он хрипит, и он тут же жалеет о своих словах. Если Лань Чжань попросит его…

Лань Чжань молчит, растерянно придерживая полы наброшенного на плечи плаща. Он далеко не здоров – стоит, стараясь не двигаться, чтобы не раздражала спину тяжёлая одежда, без которой он пока не может выйти на улицу, потому что мёрзнет вне нагретой цзинши. Его кожа бледная, но взгляд светлый и ясный, и Вэй Ин ничему так не рад, как этому. 

Наконец, Лань Чжань негромко спрашивает:

– А ты тогда останешься?

Останется, если Лань Чжань скажет, что не справится один, если скажет «пожалуйста», но Вэй Ин боится именно этого. Уходить он, наверное, боится тоже – ему некуда и не к кому, но и быть здесь, сидеть взаперти, оставаясь грязной, недостойной тайной, кажется невыносимым. Вэй Ин не знает. Ему нужно подумать. Ему нужно побыть одному. Ему нужно хотя бы какое-то время ни для кого ничего не делать, ни перед кем не отвечать, никого не подвергать опасности, потому что он больше не может.

– Лань Чжань…

Брови Лань Чжаня изламываются, уголки губ вздрагивают. Он не заставляет его отвечать:

– Знаю, Вэй Ин.

– Спасибо.

Лань Чжань опускает взгляд.

– Не нужно «спасибо». Я не должен был. И я... Я хотел, – он сбивается, подходит ещё на шаг. Вэй Ин видит, как нетвёрдо он ступает, и думает, как много боли ему предстоит до тех пор, пока он не поправится. Но теперь он не допускает и мысли, что Лань Чжань сдастся. Нет, только не он. И это придаёт сил ему самому.

– Ты хотел?..

Не найдя слов, Лань Чжань молча протягивает ему свой нефритовый жетон – пропуск через барьер, и Вэй Ин сжимает его, сразу же просовывая в центр большой палец, будто боясь уронить. Зачарованный нефрит тёплый, нагретый ладонью Лань Чжаня, и Вэй Ин незаметно поглаживает его гладкий изгиб.

– Я его тебе не верну.

– Он твой.

– Ох, Лань Чжань, Лань Чжань, – Вэй Ин улыбается, немного игриво, немного задиристо, немного так, как улыбался раньше, в прошлой жизни. 

Лань Чжань смотрит на него, и в его глазах грусть и понимание, но еще что-то такое, от чего промозглый весенний ветер не кажется Вэй Ину таким уж холодным. Что-то, заставляющее сомневаться, нужно ли уходить, что-то, шепчущее, что он может принять это решение сам.

Осознанием перехватывает дыхание. Лань Чжань… удивительный, Вэй Ин признал это очень-очень давно. И он отпускает его. Лань Чжань его отпускает. 

– Тогда я могу приходить, когда захочу?

Вэй Ин делает шаг назад, спиной чувствуя вязи духовных сил, укрывающих Облачные глубины. 

– Когда захочешь, Вэй Ин.