Бло́двин Пендра́гон запомнилась как Черная Королева, чародейка. Проведшая все детство в тени властолюбивой тетки-опекунши, она казалась лишь болезненной чахлой девочкой, которой легко будет управлять кто-то из Великих родов крови. Но в день своей коронации Блодвин сняла с парадных платьев вороньи перья и надела на них белые кости, а голову ее венчала корона из обломков ребер тех, кто погиб на турнире в ее честь. Когда придворный заискивающе спросил у нее, перестала ли Блодвин молиться Вороньей Богине, она холодно проронила: «Да — и вы можете теперь молиться мне»…

Говорили, что Мор’реин ждет нас всех по ту сторону погребального костра, но Блодвин могла вернуть кого угодно оттуда и подчинить своей воле. А богов делают история и людская молва.

Черная Королева владела ключами от кладезя бездны и умела говорить с демонами по ту сторону. Но — какой ценой…

Из «Книги королей», глава IX, стр. 26

Тетушка Мерери́д сахарно улыбнулась ей и помахала рукой. Блодвин в ответ выдавила ровную, отточенную улыбку и скользнула в сторону, готовая искать компанию даже среди надоедливых детей Великой крови, но не оставаться наедине с родной теткой, опекавшей ее последний десяток лет. Скучно с ней, повеситься хочется. Хотя вокруг было не лучше. Огни свечей в люстрах слепили ей глаза, как ночной птице, наконец-то выбравшейся из глухого леса и попавшей в человеческое жилье — шумное, суетливое и пугающее.

Пытаясь отвязаться от надзора Мерерид, она и сама не заметила, как попалась прямо в компанию Та́рина Ллéоурга, громкую и веселую, словно они не собрались отпраздновать будущие смерти, кровь, коей будет отплачено за то, что Блодвин дотянула до совершеннолетия, хотя лекари когда-то пророчили ей от силы пять поворотов колеса. Она улыбнулась, глядя на свое бледное отражение на глади вина — в торопливо схваченном кубке перевернулся мир.

Разумеется, раззадоренный южным пряным вином и вниманием нескольких девиц Великой крови, Тарин принял эту улыбку на свой счет, выпятил грудь. Блодвин стоило смущенно хихикать и использовать свои женские чары, но она смотрела на этого юнца уверенно и прямо, пока он сам не почувствовал себя неловко, кашлянув и подавив в горле новый взрыв смеха. Волынка неподалеку издавала странные воющие звуки, и Блодвин невольно задумалась, кто пригласил на праздник таких пропащих музыкантов…

— За принцессу Блодвин! — отважно провозгласил Тарин, поднимая кубок. Он чуть склонил голову, явно рассчитывая, что этот маленький жест покорности ей понравится. Но тост не был закончен, несмотря на то, что Блодвин кивнула: — За принцессу, чьим верным защитником я стану еще до того, как снег покроет землю!

Его друзья радостно завопили, загоготали, и Блодвин поджала губы. Ногти впились в ткань перчатки. «Покроет», надо же… Жалкий, примитивный юмор, как раз под стать Тарину, но ее заботили совсем не неуклюжие шутки о предстоящей женитьбе. Ее злило не это. Внезапные вести неприятнее старых врагов. Вполне понимая, что нарушает многие правила при дворе, отчего тетку Мерерид мог бы хватить удар, Блодвин взяла его под руку, увлекая к стене, подальше от любопытных ушей. К ее щекам, обычно белым и впалым, как у трупа, прилила волна обжигающего пламени, когда она заметила, какими взглядами их провожают друзья Тарина.

Он наклонился к ее лицу, с любопытством рассматривая принцессу. Это было невыносимо — терпеть это обращение, будто она и впрямь была всего лишь призом для победителя турнира, а не будущей королевой, но отправлять его на смерть только за самонадеянность и глупость было бы бесчестно. А он сам с удовольствием шел на заклание.

— Вы… ты обезумел! — оставив раскланивания, прошипела Блодвин, отчаянно пытаясь содрать с себя перчатки, вдруг прилипшие к коже. — Ты никогда не заявлял об участии в турнире!

— Хотел сделать это на пиру… — удивленно проговорил Тарин, замешкавшись. — Неужели вы сомневаетесь в моих умениях, госпожа?

Его боевой задор почему-то начал спадать — надо думать, не так восхищенная принцесса должна была откликнуться на его объявление об участии в Турнире Крови. Словно в легендах, в сладких рассказах киварвитов: рыцарь, клявшийся защищать деву до последнего вздоха, становился и ее нареченным. Богиня благословляла этот союз. Конечно, с тех лет многое изменилось, и о браках договаривались те, кто правил странами, а не простые рыцари, обедневшие из-за своей чести. Но все равно в истории Тарина и Блодвин могло быть нечто романтическое.

Она и правда не догадывалась. Обычно делом дома было решать, кого отправлять сражаться за право умереть за принцессу, однако теперь это становилось поводом для празднований. Все были уверены в своей победе. Все до одного. Даже до Блодвин, предпочитавшей библиотеку гуляниям, доходили слухи о том, как Ске́ррис, один из многочисленных отпрысков рода Не́йдрвен, устраивал пьянки в свою честь — он чуть не первым записался в участники.

Тарин молчал — он и впрямь рассчитывал ее поразить. И не прогадал. Только Блодвин хотелось скорее не одарить его улыбкой, а расцарапать лицо.

Как бы там ни было, Блодвин знала: скорее всего, Тарин не переживет схватку, никогда не щадившую смелых детей Великой крови. О, кровь там лилась реками, удобряя землю, а Служители выли гимны во славу жестокой богине, пока не оставался один, последний, измученный, сам едва живой, отдавший все во славу Мор’реин и короны. Несмотря на заговоры, древние амулеты и благословение принцессы, никто никогда не мог вычислить, кто именно останется победителем. Говорили, в темных подворотнях ночного Афа́ла можно было сделать ставку, если веришь в свою удачу. Но Блодвин чуяла: это не будет Тарин, избивавший соломенные чучела да поддающихся наследнику рода слуг.

— Во имя всех богов, это слишком большая плата, — прошептала она, чувствуя, что горло пережимает от бессилия. Может, будь она ласковее с Тарином все это время, он бы не счел, что обязан доказать свою доблесть на турнире… Или она, по крайней мере, сумела бы уговорить его посоветоваться с семьей — у Тарина был младший брат, не связанный брачными обещаниями, так почему бы не отдать в жертву его?.. — Я желаю вам удачи, Тарин Ллеоурга, и пусть Воронья Богиня осенит вас своими крыльями.

Ритуальные слова звучали словно бы откуда-то издалека, смешиваясь с голосами гостей и дрянной музыкой. Почему-то Блодвин казалось, что после этих слов должно случиться что-то значительное, но только друзья Тарина взвыли по-волчьи, прославляя его, а ее за руку подхватила тетка Мерерид, шепча, что Блодвин все сделала верно. Она радостно улыбалась, и Блодвин захотелось отдернуть руку, как будто ее обжег огонь, но вдруг они вместе с Мерерид оказались напротив князя Тристана, который тоже, как и все, поднял свой кубок в честь принцессы.

«Тебе просто не нравится думать, что этот придурок сложит голову, создавая тебе кучу проблем! — в ее ушах шелестел ехидный скрипучий голос, заглушая шум праздничного зала. Улыбка Блодвин приклеилась к губам. — Теперь придется выбирать нового! И вообще — мальчишка должен был достаться мне! Молодое мясо, не ставшее жестким в боях и испытаниях… Хорошая дичь!»

Блодвин постаралась успокоить руки. Несмотря на странную выходку Тарина, она должна была сделать вид, что ничего страшного не произошло. Потому она натянуто улыбнулась, слушая сухие похвалы князя. Признаться, сражаться у него получалось лучше, чем радовать дам ласковыми словами, но его светлые понимающие глаза многое искупали. Блодвин казалось, что он сам не рад оказаться среди танцующих и кричащих тосты, словно тут собрались не дети Великой крови, а простолюдины, набившиеся в душную таверну, пропахшую кислым потом и дрянным пивом.

— Я принесу вина, тетя? — мягко спросила Блодвин, стараясь взглянуть на Мерерид исподлобья, выражая покорность.

— Конечно, дитя… — согласилась та, увлеченная князем Тристаном.

Виночерпиев в зале было много, но все были слишком поглощены пиршеством, чтобы заметить, как Блодвин подносит тетке кубок с вином и ее любимые пирожные. Самой ей есть не хотелось, особенно — после разговора с Тарином, в животе скручивался узел тревоги. А вот в аппетитах своей родственницы Блодвин не сомневалась. И вовсе ей не трудно было выдавить немного семейной заботы — Блодвин ехидно улыбнулась, глядя, как Мерерид вцепилась пухлыми руками в князя Тристана.

Немногие признали бы в них родственниц: тощая, мертвенно-бледная Блодвин, похожая на призрака, вышедшего из холмов, и ее пышная тетка, уже навалившаяся на бедного князя. Мерерид почти позабыла о вине, но, приняв кубок, выпила его чуть не залпом, распаленная и о чем-то, как всегда, хлопочущая. Она вечно злилась на Блодвин, называла ее сонной мухой — та и собственную помолвку проспала бы, если бы тетка не подсуетилась и не продала ее самому надежному роду Великой крови… В постели самой Мерерид если кто и оказывался, то явно не из-за ее природных дарований и даже не из-за положения при дворе, а благодаря звонким монетам и щедрым подаркам. Но в шуму торжественного пира Мерерид не теряла надежды: все были в подпитии, и многие леди крови вели себя и более непристойно. Только на них Блодвин не обращала внимания. Ее не интересовали люди, никак не влияющие на ее судьбу.

— Если позволите, моя госпожа, я бы хотел поговорить с принцессой, — осторожно выпутался из плена Мерерид князь Тристан. — Нам нужно обсудить Турнир.

С неохотой Мерерид уступила племянницу, но Блодвин лопатками чувствовала ее внимательный, неотступный взгляд. Князь Тристан казался ей трезвее и осмысленнее всех присутствующих, и он осторожно увлек ее к приоткрытому окну, задвинутому черной портьерой с драконьей вышивкой, где можно было вдохнуть не винные пары и не густой запах жареного мяса, а немного свежего воздуха. Блодвин украдкой рассматривала этого молчаливого воина; ее внимание всегда привлекал змеистый шрам на его виске, напоминающий молнию. Там короткие золотистые с проседью волосы не росли. Ей всегда любопытно было, как Тристан получил эту страшную рану, но он не хвастался ей на пирах.

— Мне нужно заверить вас, что вы будете в безопасности, — серьезно сказал он. — Не в обязанностях принцессы знакомиться с участниками и являться на каждое испытание. Многие прекрасно обходились и без этого, но ваша тетушка заверила меня, что…

— Я знаю, что в прошлом принцесса должна была спокойно ждать в самой высокой башне, пока к ней поднимется достойный, но мы больше не живем в те милые золотые годы, — улыбнулась Блодвин, как учил ее преподаватель по риторике. Оставаться спокойной, говорить красиво. — Думаю, это меньшее, что я могу сделать для этих юношей. А вам их не жаль?.. — спросила она.

Тристан должен надзирать за испытаниями, потому что был самым честным рыцарем при дворе — разумеется, это были красивые слова, всех можно искусить чеканной монетой. Но Блодвин полагала, что в испытаниях турнира и впрямь многое зависело от случая — купить победу тут почти невозможно.

— Такова традиция, — сказал князь Тристан, вздохнув, и Блодвин догадалась по ясному, холодному взгляду его пронзительно-синих глаз, что рыцаря предстоящие торжества не радуют. — Я вырастил много хороших воинов, принцесса, и мне повезло, что немногие из них погибли в стычках на границе или во время турниров. Терять тех, кто может стать нашей опорой в войне…

Он неловко улыбнулся и оборвал себя. Очевидно, не хотел забивать голову принцессы проблемами — как будто это не ей вскоре предстояло взойти на престол и решать судьбу Э́йриу! Злость и обида вспыхнули ярко, но она постаралась не показывать это.

— Расскажите, — попросила Блодвин, — кто мог бы стать моим рыцарем, будь ваша воля? — Князь Тристан заколебался — это уже казалось ему лишним или недостойным, просто стоять рядом с принцессой и развлекать ее байками, но она убедительно кивнула себе за спину: — Ну, прошу вас, иначе вы отправитесь на встречу с моей дражайшей тетушкой…

— Боюсь ее разочаровать: я дал одно обещание слишком давно, чтобы его нарушать.

— Ее это не убедит, — покачала головой Блодвин. — Да и, уверена, она волнуется за Тарина больше, чем его родня. Она уже пыталась сговориться о цене?

— Да, вы правы! — тихо рассмеялся князь Тристан. На его суровом лице зажглась улыбка, и он рассеянно провел рукой по волосам, словно припоминая, облокотился на широкий каменный подоконник рядом с принцессой. Она невольно посмотрела на истрепанные рукава его камзола и поспешила отвести взгляд. — Пожалуй, если бы мне нужно было выбирать… — начал он. — Гвинн Ши’урсгарлад — мы были оруженосцами вместе. Когда-то наделал шума при дворе, вызвал на поединок всех, кого только можно. Собирал клинки побежденных им. Но, несмотря на это, когда кому-то потребовалась бы защита, он костьми бы лег, но сделал все…

Блодвин невольно посмотрела на него. Кости, костьми… Были это случайно сорвавшиеся слова или при дворе уже сновали слухи, как крысы?.. Но князь Тристан самозабвенно улыбался, предаваясь воспоминаниям, которые пьянили его крепче вин, и Блодвин расслабила напрягшиеся плечи.

— Я никогда о нем не слышала… Что с ним случилось? — вежливо спросила Блодвин, полагая, что сам вопрос подразумевает ответ. Она была готова услышать о трагической смерти этого рыцаря крови, но князь Тристан неловко пожал плечами:

— Его ранили на поединке, он уехал в родные края, и с тех пор я ничего о нем не слышал. Хотя, когда он уезжал, все было очень плохо, — князь поежился — судьба, которую не пожелаешь никакому воину. Блодвин вздохнула, представив человека, посвятившего жизнь битве и обреченного прозябать, решая крестьянские споры. — Не думаю, что он когда-нибудь вернется в столицу. По крайней мере, не до тех пор, как умрут все, кто помнит его блистательную юность. Но, несмотря на то, что он… что случилось, иногда я думаю, что с ним исчезли старые рыцари крови.

— Может, у него есть сын, который мог бы явиться на турнир? — предположила Блодвин.

— Это… было бы чудом, — усмехнулся князь Тристан, — у Гвинна никогда не ладилось с женщинами. Таким людям приятнее участвовать в сражении, чем произносить клятвы у вороньих камней… Простите, принцесса! — спохватился он. — Я не хотел… сплетничать.

— Меня растила госпожа Мерерид, думаю, никто не знает о сплетнях больше, чем я, — успокоила Блодвин. — Благодарю, это было… познавательно.

— Позволите старому рыцарю сказать кое-что неприличное? — Тристан колебался. — Мне кажется, вы хорошая девушка и не заслуживаете наблюдать… это. Если вам нужен совет, лучше не приходите посмотреть на участников Турнира. Вы будете спать спокойнее.

Он искренне пытался помочь, одарил ее мягкой улыбкой. Блодвин склонила голову набок, вглядываясь в него.

— Вы правда думаете, что я хорошая? — уточнила Блодвин.

— Я… неважно, что думаю я, гораздо важнее — какое впечатление вы производите на своих подданных. А оно именно таково, — смешался князь Тристан. — Многие говорят, что нас ждут мирные годы вашего правления. И ваша мать… жаль, что она встретилась с Богиней так рано, но она тоже была доброй владычицей. Я не так хорош в учтивостях, простите, принцесса.

— Вы, как и Ши’урсгарлад, больше подходите для того, чтобы сражаться? — прищурилась Блодвин.

— Если бы я знал, для чего подхожу… — печально вздохнул он. — Но я сделаю все, что в моих силах, чтобы вас защищал достойный человек!

Блодвин стоило бы сказать ему что-то успокаивающее, но она лишь кивнула и отошла в сторону. Тристан остался в гордом одиночестве, не желающий присоединяться ни к одной из компаний, в которые сбивались лорды и леди крови. Его давно не интересовали слухи и готовящиеся интриги, поскольку всю свою жизнь он посвятил служению при дворе.

Возможно, будь он рыцарем ее матери, Блодвин не приходилось бы терпеть глупую и блудливую, как кошка, Мерерид. Она перевела взгляд на тетку, устало вздохнула. Праздник в честь Блодвин был в самом разгаре, слуги подливали в кубки, подавали новые блюда из дичи, выловленной в лесах, прилегающих к Афалу. Музыка уже не казалась такой ужасной — возможно, Блодвин просто привыкла. Смирилась.

Хотя сегодня чествовали ее, от принцессы не требовалось ничего говорить. Только мелькнуть — черной тонкой фигурой в платье с длинным шлейфом, похожим на вороньи сложенные крылья.

***

От тетки Мерерид крепко пахло кислым вином, но Блодвин заставила себя сохранять строгое и спокойное лицо, разве что немного нахмурила брови, чтобы ее следующие слова прозвучали более жалостливо:

— Тетя, мне как-то нехорошо… все эти люди… Может, лучше будет, если я уйду, а вы развлечете гостей?

У Блодвин никогда не получалось быть приветливой с лордами крови. Возможно, она знала их по именам и гербам, потому что в детстве ее заставляли учить геральдику, но она не понимала, о чем говорить. Так же, как князь Тристан, Блодвин старалась избегать общества, но не пропадать совсем, чтобы не прослыть затворницей. Тетя Мерерид соглашалась, что Блодвин никогда не была достаточно веселой, чтобы влиться в пиршество, не находила наслаждения в горячей еде и внимании мужчин. Ей полагалось сидеть во главе стола и казаться безжизненной куклой.

— Что же ты будешь делать с мужем, если так быстро устаешь? — хихикнула Мерерид.

Блодвин смолчала, рассматривая свои пальцы, нервно перебирающие подол черного платья, расшитого вороньими перьями. Когда тетка напивалась, из нее сыпались шуточки и похуже, но эти… эти казались неприятной неотвратимостью. Муж отберет у нее все, особенно такой, как Тарин. Нет, мальчишка не казался злым и жестоким. Но ему нужно, чтобы им восхищались, восхваляли его, и Блодвин растворится рядом с ним, поглощенная вниманием его воинственных приятелей и девиц, заглядывающихся на Тарина.

Она знала, что сделает с таким мужем, но тете Мерерид не стоило о подобном рассказывать. Хотя теперь все ее планы стремительно рушились, и Блодвин хотелось уединиться в комнате, чтобы подумать, что делать дальше. Кто будет претендовать на ее руку после смерти Тарина?

Тем временем рассудок тетки уплыл куда-то слишком далеко, и Блодвин, чувствуя, что ей и впрямь становится дурно у жаркого камина, приготовилась повторить вопрос, но Мерерид вцепилась в ее руку с неожиданной для этой пухлой дуры силой. Смяла кожу, стиснула, и Блодвин шумно выдохнула сквозь зубы, жалея, что не может свободной рукой выхватить костяной гребень из прически, чтобы вонзить его в оплывшую мягкую плоть.

— Ты должна была выйти замуж, Блодвин. А теперь… Теперь все так странно. Этот мальчик Тарин может быть сколько угодно тупицей, умеющим только мечом махать и красиво улыбаться, но его семья была бы тебе опорой, — проговорила Мерерид, то ли слишком пьяная, то ли неожиданно отрезвевшая. — Иначе они придут за тобой. Обязательно придут, о-о, дитя, ты даже не представляешь, как сильно они жаждут силы. В тебе хорошая горячая кровь, и они пожелают выпустить ее из твоих белых ручек! — Мерерид захихикала, как умалишенная.

Блодвин знала, что ей недолго терпеть тетку — она и сейчас могла бы развернуться и уйти, никто не удивился бы. Но она осталась, почему-то завороженная страхом на лице Мерерид. Сквозь большое окно, прикрытое черной бархатной занавесью, светила яркая луна, и лицо Мерерид казалось сбежавшим тестом, белым и рыхлым, но Блодвин вдруг прочла в ее глазах искренний, неподдельный ужас. Мерерид схватилась за стоявший подле нее кувшинчик и снова опрокинула в себя глоток вина. Блодвин спросила у тетки, осторожно, будто говорила с умалишенной, какие иногда приходили в яблоневый сад и выли у корней:

— Что за «они», тетушка? Здесь никто нам не угрожает, стража нас защищает.

— Стража?! — крикнула Мерерид. — Служители придут за тобой, дитя, и никто их не остановит. Они потребуют свое, как хотели потребовать с меня, но мне повезло… нам всем повезло…

Блодвин нахмурилась; Мерерид никогда не упоминала Служителей, если это не был какой-нибудь обряд колеса года, где требовалась Воронья Матерь, чтобы благословить народ. Озадаченная, она попыталась расспросить о большем, но Мерерид только залилась пронзительным смехом, словно что-то пилили, и потеряла к ней всякий интерес. Ее больше занимали несколько мужчин в одеждах клана Белого Змея, стоявших у бокового стола. Скеррис из их дома, который тоже собирался участвовать в Турнире, на пиру не появился — скорее всего, он развлекался в одном из грязных борделей. Возможно, Мерерид тоже хотела бы там оказаться.

Были это обычные пьяные бредни или нечто большее? Вдруг ее рассудок уже помутился? Блодвин украдкой обернулась, думая, как бы ей незаметно отступить, если тетка рухнет прямо в пиршественном зале. Кому-то она точно попортит аппетит… Но этого не произошло, Мерерид всего лишь неразборчиво бормотала, глядя нездорово блестящими глазами куда-то сквозь племянницу.

А Блодвин хотелось оказаться в своих комнатах, подальше от пьяниц и глупых юнцов.

***

Сол встретил ее привычно недовольным клекотом. Пока служанка, помогавшая ей переодеться в скромную ночную рубаху и вынуть из туго забранных волос украшения, не скрылась за дверью, по традиции пожелав ей удачного ночного полета во сне, большой филин притворялся обычной сонной птицей в клетке, странной прихотью принцессы. Но стоило мелким торопливым шажкам отстучать в коридоре, Сол тут же слетел с жердочки и рухнул на ее постель, пропрыгав по простыням. Янтарные глаза ярко горели.

Блодвин потрепала его по голове, а сама скользнула к прикроватному сундуку, быстро отперла замок небольшим ключиком, который носила на шее, и зарылась в собственные записки, пропахшие травяными порошками — безвредными, к счастью. Многие хранившиеся тут рецепты остались от матери, но они были такими путаными, почти бесполезными. Блодвин схватилась за листок и поднесла к столу, быстро начеркала уже подсохшими за день чернилами все, что услышала от Мерерид, но выходили какие-то бредни полоумной, и Блодвин с сомнением посмотрела на записку. Но ей казалось, что она уловила нечто осмысленное, предупреждение…

Эту записку она не стала рвать на мелкие клочки и сжигать, как ту, на которой рассчитывала, сколько отравы понадобится на Мерерид. Она смешала ландыши и красный чешуйник и еще добавила лепестянку, чтобы отсрочить смерть. Ей не нужно было, чтобы Мерерид рухнула на глазах всех гостей, поэтому Блодвин старалась вычислить дозу так, чтобы она оставалась живой до утра. Головокружение и тошноту она не заметит из-за пряного вина и эля с перебродившим ягодным соком, а там будет слишком поздно. Но прежде Блодвин упражнялась не на людях, а на животных, и потому она боялась, что ошиблась.

Ей нужно было на что-то отвлечься…

— Ритуал скоро начнется! — проклекотал Сол довольно. — Ах, сладкий запах будущей крови… И как этот глупец клялся в твою честь! Посмотрим, как ему размозжит голову! Как он будет стонать, пытаясь ухватить кишки из распоротого брюха! У бурных чувств неистовый конец! — Сол залился радостным хохотом, уханьем филина.

Демон-фамильяр всегда знал, что происходит в замке, в каждом его уголке — и, конечно же, почуял, что слова были произнесены. Блодвин постаралась успокоиться, холодно улыбнулась, присела у окна, проводя гребнем по волосам. Кровожадные крики ночной твари давно перестали ее тревожить, но она тоже чувствовала, как случившееся покалывает ее кожу, пощипывает старым чаровством, названия которому она не знала. Солу нравилось творить то, что внушает страх, и вселять в нее запретные мысли, за которые, узнай кто, стоило бы бросить в сырую тюрьму под дворцом.

— Они захотят, чтобы ты была для них красивой игрушкой, — увещевал демон, вспорхнув на подоконник, расправив крылья. — Эта свинья Мерерид потратит все золото, чтобы сделать твоего нареченного идиота победителем! — Сол жгуче ненавидел Тарина, как иногда казалось — ревновал. — Дети Великой крови так же легко продаются, как другие! Только цены подороже. К концу зимы он окажется победителем, ты — его женой, и ты уже будешь носить его ублюдка…

— Я не стану просто сидеть сложа руки, Со́гхалас, — оборвала его Блодвин, позволяя стали прорезаться в голосе. Пусть она позволяла ей звенеть пока что только в своих покоях, когда она оставалась наедине с диким демоном, но ей нравилось, как это звучит.

— Значит, ты уверена в рецепте? Как обидно будет, если она продрыхнет до утра как ни в чем не бывало, — проскрежетал Сол.

— Уверена. А ты мог бы дать мне точные расчеты.

— Но в чем тогда веселье? Учись сама, и потом чужие смерти будут для тебя всего лишь рутиной, — ухнул он, от удовольствия раскинув крылья и вздыбив перья. Желтые глаза вспыхивали во мраке. Голодные. Он чувствовал ее волнение, потому что они скрепили договор кровью.

— Я справилась, — Блодвин позволила себе улыбнуться. — Послушай… Почему моя тетка так боится Служителей? Они не показывались во дворце со времен моего деда.

— Может, это разумно: бояться тех, кто может тебя сжечь, — подмигнул Сол, наклонив голову и глядя как-то ехидно, по-разбойничьи. — Служители Мор’реин знают многое. Они хотят больше силы, и если кто и зальет эти земли реками крови, то это будут они, а не воины с мечами, как раньше.

Блодвин навострила уши. Редко когда демон позволял себе уважить чужие силу и знания, однако о Служителях и он говорил настороженно, словно побаивался, что в тени угла скрывается черная фигура в маске с вороньим клювом. Ее сердце екнуло, забилось тревожно. Если кто-нибудь узнает, чем она занимается, что принцесса ворожит и подкармливает сварливого демона капельками алой крови…

Интересно, насколько больно гореть на костре?

Она легла на постель, не могла успокоиться и погрузиться в сон. Говорили, когда голова ложится на изголовье, Мор’реин забирает душу — не навсегда, а чтобы овеять его крыльями и благословить на ночной полет. В этом случае Богиня не хотела принимать Блодвин, и она знала, что достойна быть отверженной. Странное дело, но ее не охватывал трепет, как раньше, когда она открывала старую книгу в обожженной обложке, из которой вычитала древние кровавые ритуалы.

Приоткрыв глаза, Блодвин покосилась на Сола. Филин устроился на жердочке, прикрыв голову крылом, и отдыхал — и ей стоило забыть о суетном дне. Блодвин с улыбкой вспоминала, как поначалу боялась демона, она читала, что подобные ему твари являются по ночам к невинным девушкам, чтобы искушать их… Но Сола больше занимала бесконечная ругань и ненависть ко всему сущему, кроме оплетшей его договором Блодвин, чем чья-то невинность. Филин тихо ждал наступления рассвета, и Блодвин, наблюдая за ним, и сама почувствовала, как ее смаривает густой, как патока, усталый сон.

Ей снова привиделось какое-то поле брани, и там, среди гибнущих людей, воплей, отрубленных конечностей и вспоротых животов, из которых выкатывались сизо-розовые внутренности, мелькала огромная ворона. Она была ненастоящей. Призраком с растрепанными перьями и изогнутыми железными когтями. Ужасно и красиво. Мерзость, говорил Согхалас — о божественном и о чудовищном, потому что слово было равнозначным.

Блодвин чувствовала себя мерзостью.

***

К утру зазвонили колокола. Мерерид умерла в собственной постели, изойдя кровью изо рта.