Он устремился вслед за собаками, и его спутники отстали; тут он услышал вместе с лаем своей своры лай других собак, доносившийся со стороны. И он выехал на лесную поляну и увидел там не своих собак, а чужих, преследовавших большого оленя. На середине поляны они настигли его и повалили наземь. Тогда он смог разглядеть этих собак, подобных которым он не видел никогда в жизни. Они были белы как снег, а их уши — красны; и белое и красное сверкало и переливалось.

Легенда о том, как первый Ши’урсгарлад приручил алых гончих

Принцесса была не просто красивой — завораживающей. Рона поймала себя на мысли, что не может отвести взгляд от Блодвин Пендрагон, тонкой, мрачной и прекрасной, и в какой-то момент принцесса посмотрела на нее в ответ. Словно прочитала ее мысли. Может, она была на это способна? Йорген предупреждал ее, что дети Великой крови могут использовать удивительные чары. Или же?.. Рона взволнованно отвернулась, думая, не могли ли ее взгляды сбить принцессу с речи, которую та готовилась произнести, и виня себя за любопытство… Но Блодвин совладала с собой и начала говорить.

Ивор в это время стоял рядом и глазел на принцессу — это было как-то непочтительно, но Рона не стала одергивать друга. Тем более что многие другие юноши застыли с такими же странными выражениями лиц. Они не казались влюбленными, скорее — жаждущими. Голодными. Гервин осклабился, как лесной волк, а учитывая, что выглядел он как бритоголовый бандит с большой дороги, со стороны это смотрелось еще страшнее. Рона сложила руки на груди и посмотрела на Блодвин даже сочувственно. Речь о мечтах захватила принцессу, и она ничего вокруг уже не замечала. Но для собравшихся она была трофеем. Бедвир тоже блуждал взглядом вокруг и около, словно не мог сосредоточиться, поэтому он понимающе улыбнулся, встретившись взглядом с Роной.

«И не бойтесь умирать, вы уже остались жить в вечности», — про себя повторила Рона, горько думая, что не хотела бы умереть с таким девизом на щите. Ей вообще не хотелось умирать, хотя окружавшие ее рыцари приняли последние слова принцессы с радостью. Будто не может быть большей чести, чем героически погибнуть. Впрочем… про тех, кто жил мирно и воспитывал детей, не рассказывали легенды, их имена все забывали. А вот прославленные кровью и смертью не стирались из памяти никогда. По крайней мере, пока их народ не сгинет так же, как Ушедшие.

Когда принцесса ушла в окружении королевской стражи, грозно чеканившей шаг, к толпе рыцарей подошел Тристан. Он усмехался, словно слова Блодвин затронули и его сердце, окинул их долгим, нечитаемым взглядом. Рона с Ивором стояли слишком далеко, чтобы точно понять, о чем сожалел старший рыцарь. Поскольку принцесса не сказала ничего об испытаниях, к Тристану подались все участники Турнира Крови, точно взволнованные мальчишки в канун Самайна, которым должны были подарить сладости.

— Поскольку я придумывал эти испытания, исходя из своего опыта службы рыцарем… — издалека начал Тристан, и Рона едва подавила обреченный вздох. Старый зануда. Она хотела прошептать это Ивору, но тот смотрел на сира Тристана так, словно тот был деревянным идолом старого бога, который вдруг заговорил и пошел. — …И завтра с утра вы отправитесь в лес, в котором должны будете охотиться на дикого зверя, — наконец-то перешел к делу Тристан. — Несмотря на то, что королевская охота — это торжество, почти что праздник, настоящий защитник должен оставаться рядом с королевой и не допускать, чтобы она пострадала. Любой ценой. Развлечения для двора часто оборачиваются неприятностями, а еще это удачный момент для покушения. Поэтому вам необходимо быть осторожными и чуткими. Задача — убить особую дичь, которую приведут и выпустят в лес королевские звероловы, — добавил он. — Поскольку зверь один, а вас множество, думаю, самым разумным будет объединиться. Я хочу, чтобы на этом испытании вы сражались плечом к плечу — это лучший способ отдать честь вашим соперникам.

К счастью, его речь скоро закончилась. Оживленно переговариваясь, рыцари разбрелись по лагерю, и Рона видела на их лицах облегченные улыбки. Они наверняка так боялись, что первое же испытание окажется ужасным, но охота… Все они, дети Великой крови, наверняка множество раз отправлялись на охоту с толпой слуг. Разница состояла только в том, что теперь каждый был за себя. И они должны были соревноваться с другими, чтобы первыми поразить таинственного зверя.

— Охота? — рассмеялась Рона, чувствуя, что ее волнение улеглось. — Я лучший охотник в наших краях, мы справимся! — она хлопнула Ивора по плечу, и тот с сомнением покачал головой:

— Ну если ты так говоришь, Рон… Я-то лучше с мечом управлюсь, а лук и стрелы — это не мое. Но я могу погнать дичь на тебя! — придумал он, довольно улыбаясь. Рона в который раз подумала, какая у него улыбка сияющая. Наверняка растопила бы много девичьих сердец, если бы Ивор не решил сражаться за принцессу. — У нас точно все получится!

Луки, что им выдали, чтобы они поупражнялись вечером, были добрыми, Рона сразу же проверила тетиву и осталась довольна. Она знала, что мужский лук слишком крепок, дядя Гвинн всегда перетягивал для нее тетиву, но и этот казался сносным — в оленя она точно попадет, олень же большой… Ивор смотрел на нее с воодушевлением, что Рона раздвинула плечи, стараясь казаться увереннее и взрослее, хотя это и было смешно рядом с таким великаном.

По случаю первого испытания возле того места, где рыцари дрались друг с другом, поставили несколько мишеней. Рона наложила стрелу на тетиву, прицелилась, вздохнула. Деррек всегда был зорче ее, хотя помощнику конюха не позволялось брать оружие. Но они вместе удирали в лес, где охотились на зайцев ради развлечения, а потом поджаривали добычу на костре… В глазах защипало. Стрела сорвалась с тетивы. Она не попала в красный центр мишени, но прибила ткань к доске в углу. Рона опустила лук и вздохнула. Неплохо. Завтра нужно стараться лучше, но и участие ведь засчитывалось, так?..

— Ты молодец, настоящий охотник! — искренне восхитился Ивор. Он стоял рядом, но не пытался прицелиться из лука, а вертел в руках небольшую деревяшку и порхал по ней ножом. Рона повернулась к нему, привалилась к забору и недолго наблюдала, как с виду грубые руки Ивора обращаются с маленькой деревянной птичкой. — Я никогда не мог подстрелить утку, но научился вырезать такие свиристелки, — хмыкнул он. — Мой отец, похоже, с этим смирился. К тому же деревянные игрушки можно выгодно продать.

— Мои родители познакомились на охоте, — неожиданно для себя призналась Рона. — Это вроде семейной сказки. Отец просто выехал охотиться со своими рыцарями, все было как обычно. А потом он увидел белую тень среди деревьев… Подумал, это олень, кинулся туда, но это была моя мать верхом на белой кобыле. Собаки бросились к ее лошади, та встала на дыбы, и мама едва не упала, но отец успел оказаться рядом и удержать ее.

— Ух ты! — выдохнул Ивор, который даже перестал строгать. — Как будто она была загадочной принцессой из сидов…

Рона редко слышала, чтобы Ушедших называли по древнему названию их рода — считалось, что это могло принести несчастья. Но Ивор, похоже, не верил в дурные приметы.

— Нет, она была всего лишь крестьянкой, — усмехнулась Рона. — И она ехала попросить у лорда заступничества, потому что на ее деревню напали бандиты. Так случилось, что лордом был мой отец.

— Красиво… Хотел бы я тоже однажды жениться по любви, — признался Ивор и снова отковырнул щепку от птички.

— А что, есть кто-то на примете?

— Не-ет, у меня с девушками как-то не складывается, — покраснел Ивор, помотав головой. — То есть… я не представляю, о чем с ними можно говорить! Я только и умею, что мечом размахивать да вырезать по дереву, какая девушка захочет об этом слушать? Они же такие… утонченные. Как принцесса Блодвин.

Рона фыркнула. Знал бы Ивор, что он уже который день общается с девушкой, наверное, не поверил бы. Но это была опасная мысль: несмотря на то, что ее новый друг казался славным, Рона понимала, что не может раскрыться даже Ивору.

— Надеюсь, Госпожа Мор’реин пошлет мне настоящую любовь, — горячо добавил Ивор.

Странный он был. Верил одинаково пылко в Воронью Богиню и в Ушедших, которые поклонялись старым богам… Но Ивор не был ни грешником, ни фанатиком, просто его доброты и веры хватало на всех. Рона нахмурилась. У нее уже не оставалось сил верить в богов после всего, что она увидела и пережила — и ей совсем не хотелось умирать во славу какому-то пернатому чудовищу.

Нарушая их хрупкое уединение, мимо них прошли Скеррис с его подручными, Филипом и Брином, которые уже шумно обсуждали охоту. «Вы заходите с боков, отвлекаете, а я стреляю», — пояснял Скеррис, увлеченно размахивая руками, и Рона отвернулась, чтобы он не увидел ее усмешки: конечно, главная роль отведена блистательному Скеррису, а его дружки слишком глупы, чтобы уразуметь: их руками он добывает себе славу и победы. А быть может, кто-то из них более достоин стать защитником принцессы… Просто едва ли у них получится проявить себя, если они и дальше будут держаться Скерриса. А после он с радостью зарубит их в вороньих камнях…

Возможно, Рона проводила Скерриса слишком яростным взглядом, потому что ублюдок это заметил, остановился и повернулся к ней с отвратительной ухмылкой. Отвратительной — потому что она ему шла, и Роне хотелось разбить ему губы, и потому что ухмылка эта предвещала неприятности. Ивор медленно положил руку ей на плечо, словно напоминая, что прошлая драка закончилась неважно. Тристан ушел на пир во дворце, а иначе он не упустил бы возможность лишний раз напомнить им про рыцарскую честь. Но ему наверняка доложат о драке…

— Смотрю, с меткостью у тебя неважно, щенок! Ты хотя бы умеешь держать меч? — презрительно выдавил Нейдрвен, едва удостоив Рону взглядом; он придирчиво рассматривал пораженную мишень. Его друзья взвыли от смеха.

Нахмурившись, Рона чувствовала, как от застилающей глаза ярости у нее краснеют щеки. Беда всех рыжих, — но она совсем не хотела, чтобы кто-то решил, будто она смущена выпадами Скерриса. Ивор что-то сказал, но она пропустила это мимо ушей. Кажется, ее друг пытался их примирить — как по-детски! Нет, Скеррис нарывался, и это нельзя было оставить так просто.

— Мой дядя меня учил! — гордо заявила Рона, положив ладонь на рукоять фамильного клинка. — Можешь проверить, если хочешь. Мы все равно недалеко от тренировочной площадки. Или ты боишься, что деревенский парень тебя победит, а, лучший клинок Афала?

— А-а, — зловеще протянул он, — значит, вызов! Ну тогда я постараюсь быть снисходительнее к тому, кого учил калека.

Одно слово — и мир словно бы помутнел.

Рона рванулась вперед, рыча, как злобный пес. Стоявший рядом Ивор едва успел перехватить ее сильными большими руками, иначе она пальцами бы вонзилась в надменное лицо Скерриса, пытаясь соскрести с него усмешку, — совсем не по-рыцарски, но зато этот ублюдок так визжал бы, так визжал… Как девчонка! Рона продолжала скалиться, пока друг оттаскивал ее в сторону. Филип и Брин тоже умели думать головами: они увели своего хозяина подальше, кидая на Рону с Ивором странные взгляды. Вроде уважительные, а вроде и грозные.

— Он хочет, чтобы тебя выгнали с турнира за драку, как ты не понимаешь? — шептал Ивор, блестя щенячьими глазами — будто он был в чем-то виноват. — Сир Тристан и так к вам приглядывается. Если так хочешь отстоять честь семьи, дождись испытаний…

— Надеюсь, мы с ним встретимся в честном бою, — проворчала Рона, понемногу остывая. — Разделаю его на глазах у принцессы.

— А я надеюсь, что нет, — серьезно сказал Ивор. — Ни один из вас не сдастся, придется драться до смерти.

— А что, можно сдаться? — удивилась Рона. Йорген ни о чем подобном не упоминал; она думала, ее судьба — стать жертвой или победителем.

— Только во время последнего испытания поединками. Останется всего человек десять… Можно попросить пощады — тогда ты просто прольешь свою кровь в ритуальную чашу, чтобы воздать честь Богине. Это старое правило, — пояснил Ивор. — Рыцарь, дошедший до поединков, слишком хорош, чтобы его убивать. Многие лорды и леди крови отдадут что угодно за такого телохранителя. Но… редко находятся те, кто захочет сдаться, — обреченно сказал Ивор и кивнул на похваляющегося перед друзьями Скерриса, а потом на нахмуренную Рону. — Говорят, будто в этом нет чести. Но мой прадед сдался и вернулся домой. Благодаря этому я стою здесь. Хотя воинской славы это моей семье не прибавило. Скорее наоборот.

Рона с сомнением посмотрела на него. Возможно, она сумеет убедить Птицеголовых, что живой принесет больше выгоды? Если так вдуматься, ей не нужна была слава — ей бы просто вернуться домой, к дяде, к тому, что осталось от ее жизни…

— Ладно, — встряхнулась Рона, подняла лук с земли. — Мне нужно тренироваться к завтрашнему утру. Вдруг именно моя стрела будет решающей.

— Давай я тоже попробую, — нехотя предложил Ивор. — Надеюсь, я эту ниточку не сорву.

Рона улыбнулась и стала придирчиво следить, как друг натягивает тетиву.

***

Лес у Афала был живым, свежим и таким ярким. Рона, привыкшая к суровой красоте северных лесов, даже потерялась сначала от сверкания зелени и затаила дыхание, боясь, что этот дивный сон испарится. Но остальные шагали, не обращая внимания на воплощенную сказку. За спинами у них были луки, некоторые несли охотничьи копья.

Поиски дичи начались около часа назад, и пока рыцари изучали лес. На родине Роны сказали бы, что лес осматривал их в ответ. Ей хотелось опуститься на колени и вознести несколько благодарностей Хозяину Леса, как делали в глухих северных селах, прежде чем отправиться убивать живых существ ради выживания, как делали они с Дерреком, чтобы не прогневать лес. Но здесь, в сердце Эйриу, где молились Мор’реин, и сейчас, когда Служители держали ее за горло, Рона не отважилась.

Они медленно продвигались по лесу, вслушиваясь в шаги, потому что никому не хотелось стать тем несчастным придурком, который вспугнет дичь. Разумеется, им не дали собак, хотя Рона уверена была, что с ними управится. Следовало пробираться через густой кустарник, и Рона подумала, глядя в спины идущих впереди, что им следовало бы разбрестись в разные стороны, чтобы покрыть большее расстояние, однако Тристан приказал держаться вместе. «Не боятся же они, что мы потеряемся в лесу?» — мрачно подумала Рона, но поглядела на Скерриса, который в окружении своих приятелей выглядел как высокородная дама на прогулке, только веера не хватало, и ухмыльнулась: что ж, некоторые из них были совершенно не способны охотиться без свиты.

С утра, как и было обещано, слуги исчезли из лагеря. На охоту Тристан приказал не надевать полный доспех, что Рона посчитала разумным: толпа громыхающих железом рыцарей точно не поймает никакую особую дичь, это бессмысленная затея. Она надела кольчугу под тунику с алой гончей, а Ивор помог закрепить стальные наплечники. Но даже в таком легком доспехе Рона чувствовала, как солнце припекает в утреннем ярком лесу, а тело начинает ныть от усталости. Почти все были без шлемов. Это ведро на голове Рона бы точно не вынесла.

С ней так и не связался никто из Птицеголовых, и Рона проснулась с неприятным чувством потерянности. Они говорили ей следить за принцессой, но едва ли она могла сделать это в лесу. Должно быть, ее задачей было пока что выжить любой ценой.

И попытаться выиграть. Она же столько раз убегала в лес дома!

— Следуй за мной! — осмелев, велела Рона Ивору, который только покорно кивнул. Ее успокаивал шорох его шагов за спиной. Он был послушным — не просто покорным, как подпевалы Скерриса; Ивор верил в нее и надеялся, что она придумает что-нибудь стоящее. Как будто ему нужно было следовать за кем-то. Младший брат, верно?..

Она внимательно смотрела себе под ноги, боясь пропустить след, хотя Рона не знала, что именно искать. В этом лесу наверняка должна быть какая-то дичь — и как им угадать, за чем именно они идут? Рона остановилась ненадолго — отдохнуть, перевести дыхание. Густой лес колебался от легкого ветра и перешептывался. Где-то в кронах тренькали птицы — таких песен Рона никогда не слышала на родине, потому любопытно прислушивалась. Кусочек неба сверкал, как чистая сталь. В воздухе висело приятное тепло, а на земле лежали черные тени от могучих деревьев.

Рыцари были взбудоражены. Несмотря на то, что пока они держались вместе, боясь уйти слишком далеко и пропустить желанную добычу, многие опасливо оглядывались друг на друга, как будто боялись, что кто-то из участников может накинуться со спины и прикончить кого-то из соперников. Но лес был тих, если не считать птичьих трелей и их осторожных голосов, и пока что ничего не происходило.

— Это странно, — под нос себе пробормотала Рона, глядя под ноги, — как будто тут нет дичи. До нас этой дорогой шли только люди. Наверное, звероловы? И они… — она наклонилась над вдавленным смазанным следом. Рона могла бы поклясться, что человек бежал со всех ног. Но она решила не объявлять об этом — как бы не прослыть трусом.

Остальные — многие из них были не совсем безнадежны — тоже увидели следы звероловов и уже радовались, что они на верном пути. Но когда впереди оказался глубокий сырой овраг, все приуныли. Мелкая речка журчала, и кое-кто остановился, чтобы умыть лицо, уже покрывшееся пленкой пота.

— Как же мы теперь? — спросил совсем мелкий парнишка, которого легко можно было принять за чьего-то оруженосца.

— Идем дальше, — пробасил Брайан. Он выглядел так, будто мог перешагнуть злосчастный овраг одним широким шагом. — Посмотрим на той стороне.

Рона оглядывалась, видя, что толпа рыцарей редеет: из пяти десяток на привале у оврага осталось от силы двадцать человек. Другие решили попытать счастья самостоятельно. Она посмотрела на Ивора, который оставался рядом с рыцарями, которых считал своими приятелями, но все же ее друг стоял на приличном расстоянии, подпирая ствол сломанного дерева. Рона нахмурилась, посмотрев на этот надлом. Ствол сломался недавно, но никакой бури не было. Выходит, кто-то его сломал?..

— Как думаете, может, это будет белый чародейский олень? — спросил кто-то из рыцарей. — Или вепрь?

— О, ну если олень, то я с ним легко слажу! — гордо воскликнул Сидмон, показав на свою тунику, на которой был вышит олень с тяжелыми рогами, напоминающими разросшееся дерево. Рона мрачно покосилась на него. Выскочка. Как будто вышивка наделяет его какой-то силой. В таком случае у нее должен был появиться чудесный песий нюх — и она уже бежала бы по следу!

— Нет, олень — это слишком легко, — отмахнулся тихий обычно Бедвир; его голос звучал приглушенно. — Может быть, это единорог? — мечтательно вздохнул он.

— Да где бы они взяли настоящего единорога? Их не видели уже сотни лет.

— Говорят, единорогов на девственниц надо ловить, — глубокомысленно протянул еще один рыцарь.

— Да? А на что они им?

— Сам-то как думаешь, — некрасиво ухмыльнулся бритый Гервин, показывая выбитый зуб. — Единорог — опасная тварь. Злая и ебливая.

— А то ты их много встречал!

Рона не вмешивалась в болтовню. Вспугнут дичь — будут сами виноваты, она вместо этого будет чутко оглядываться, как и посоветовал им сир Тристан, благословивший на подвиги. Старший рыцарь остался в священной роще, проводил их уважительным кивком, словно сам пытаясь не дрогнуть.

— Глянь, Скеррис куда-то пытается уйти, — заметил Ивор, пока остальные препирались о добыче. — Думаешь, он что-то знает?

Вспомнив рассказы Йоргена о том, что за участниками Турнира тщательно наблюдают, чтобы не допустить нечестной игры, Рона с сомнением покачала головой. Но у семьи Скерриса наверняка было достаточно золота, чтобы нарушать правила и не бояться возмездия. Даже Тристан, как казалось, опасался эту заносчивую сволочь. Могли ли ему сказать, где именно выпустили желанную дичь?

— Я за ним не пойду, — сквозь зубы сказала Рона. — Еще подумает, что я за ним слежу. А разбираться с ним, а не с нашим испытанием, я не намерен!

— Вот это — мудрое решение! — довольно кивнул Ивор, словно гордился ей.

Их небольшой отряд выбрался из оврага и углубился дальше в лес. Оказалось, что Скеррис не ушел далеко — они с Филипом и Брином блуждали рядом, словно прислушиваясь к чему-то. Кто-то великодушно позвал их присоединиться, но те сделали вид, что не слышали. Рона фыркнула, откидывая с пути камешек. Не очень-то и хотелось делить охоту с такими заносчивыми уебками…

Лес вдруг притих — ни звука, ни шороха. Рона замерла как вкопанная. Сердце колотилось в груди. Это неправильно. Так не должно быть!

Она услышала оглушающий рев, пробравший ее изнутри, и завертела головой, испуганная. Прямо на них вылетело нечто; огромный дракон, свившийся кольцом и буквально катившийся на них, оставляя за собой взрытую твердой чешуей полосу… Шедший первым парень с туникой, украшенной цветами, оказался на пути — и превратился в размазанный шмат мяса, и тело змея теперь разукрасилось бурыми полосами. Он развернулся, оскалился, завизжал. Вытянутая бронированная морда, похожая на кошачью, гребень, длинный хвост, заканчивающийся жалом. Рона застыла, не понимая, бежать ей на дракона или прочь, а кто-то уже ринулся на змея, воздев клинки. Герои из легенд, мальчишки, выросшие на песнях о подвигах.

Дракон снова зарычал, заревел, истекая белой пеной пасти, и широко взмахнул шипастым хвостом. Он был огромным. Он казался непобедимым. Рона протянула руку к мечу, но ладонь дрожала и не двигалась. Тварь взглянула на нее блестящими янтарными глазами, не мигая.

Гребаный дракон. Это не мог быть гребаный дракон, они же вымерли!

— Нам надо!.. — Рона обернулась к Ивору, чтобы выкрикнуть какой-то бесполезный приказ, когда хвост мелькнул, врезавшись в ее друга… Ивор рухнул, как подрубленный, и Рона упала вместе с ним, напуганная этим широким взмахом. Хвост тяжело пронесся рядом, толкнул ее в левое плечо. Откуда-то сбоку послышался отчаянный крик. И хруст костей. — Ивор! — позвала Рона, подползая на локтях. — Блядь, надо отступить и…

Она перевернула Ивора к себе, продолжая бормотать что-то, и вдруг увидела, что половины головы у него нет. Кровь пропитала светлые волосы, пролом раны был буро-серым, влажным, грязным от нападавшей хвои… Рона схватилась за него, ее пальцы коснулись края раны, и она с визгом отдернула руку. Внутри что-то сжалось, и Рону вывернуло, горло обожгло кислым. На глазах выступили слезы, она слабо застонала, в ушах шумело. Рядом раздавался дикий звериный рев. Кто-то бежал, ломясь сквозь кусты, и Рона слышала удаляющийся топот ног.

— Нет, нет… — тихо бормотала Рона, раскачиваясь. — Не может быть, нет, Ивор, вставай…

Ее горло снова сжалось, но в ней завтрака не осталось, только вырвался жалкий щенячий визг. Слезы катились по лицу, но Рона нашла в себе силы оторваться от серого мертвого лица Ивора и оглянуться на бушующего дракона. Кто-то еще пытался с ним сражаться. Кажется, Тарин. Защитник принцессы. Его смело в сторону ударом лапы.

— Помоги мне! — услышала Рона требовательный крик. — Сука, ты оглох?! Эй!

Рона двигалась словно во сне. Ей хотелось уползти прочь, но куда она побежит — там ее тоже ждет гибель, костер… Человеком, протягивающим ей руку, оказался Скеррис, и Рона не поверила своим глазам. Все скатывалось в лихорадочный бред: дракон, смерть, кровь, Скеррис Нейдрвен — тоже в крови. Но ему, кажется, повезло. Он не был ранен или еще не осознал этого. Вздернул ее на ноги и потащил прочь, потому что дракон вновь свернулся клубком, прокатываясь по поляне и сминая парня с гербом голубки, оказавшегося у него на пути. Рона хватала воздух ртом, задыхаясь. Горло снова стиснуло удушьем, но в этот раз ее рвало какой-то кислотой из желудка.

Прямо под ее ногами лежало тело с рыжими волосами, и Роне показалось, что она смотрит на себя со стороны. Ноги стали совсем каменными, она споткнулась. Только спустя несколько мгновений Рона осознала, что перед ней лежит Эйдан — высокий рыжий парень с заразительной улыбкой. Теперь его глаза смотрели пусто, в небо. А грудная клетка превратилась в смятое месиво, из которого острыми палками торчали поломанные ребра вперемешку с железными звеньями кольчуги. Рона всхлипнула, слезы заливали лицо. Не может быть. Этого не может быть.

Скерриса это не волновало.

— Если хочешь жить — бери копье и бросай! — в лицо ей проорал Скеррис. Он тоже был напуган, лохматый, трясущийся. Глаза бегали, но он пытался… пытался собраться, сделать хоть что-то. Никто не подчинялся его приказам. — Ты меня слышишь?! Я не хочу умирать из-за тебя!

Пощечина обожгла ее щеку, но у Роны не было сил злиться. Она с трудом кивнула, опираясь на Скерриса. Он дрожал. Надменный лорд превратился в такого же напуганного мальчишку, как и они все. Рона оглянулась и увидела, как дергаются чьи-то ноги в широкой пасти, как прокатывается ком проглоченного человека по длинной шее, защищенной гладкой золотистой чешуей. Приятели Скерриса или сбежали, или погибли; это уже не имело значения. Пахло кровью, во рту остался кислый привкус. Умирать, чувствуя вкус собственной рвоты, как-то не хотелось.

О каком копье он говорил? Рона замедленно, будто сонно, оглянулась и увидела Брина, разодранного на части. Как человек так быстро мог превратиться в куски мяса, в мешанину вывалившейся требухи? Ниже пояса у него ничего не было, и Рона побоялась искать взглядом его ноги, чтобы не наткнуться на что-то еще более ужасное. Зато она увидела копье, которое Брин тащил для Скерриса, поблескивающее во все таком же радостном солнечном свете.

Рона не задавала вопросов, боясь, как бы голос не оказался пискляво-женским. Впрочем, Скеррис бы все равно ничего не заметил. Его глаза смотрели бешено, почти безумно.

— Луки его не пробьют, — лихорадочно бормотал Скеррис. Его цепкий взгляд следил за драконом, словно он пытался предугадать его следующий бросок, но Роне казалось, что тварь крошит и разрушает все, что видит. — Они знали это и все равно дали нам их!

— Глаз, — слабо выдавила Рона. — М-мы можем попасть ему в глаза. Видишь? Горит.

— Ты что, дурак ебаный?! — в ярости взревел Скеррис. — Мы в жизни не попадем! Мы ж не в сказке! Эта хуйня двигается! А ты не долбаный лучник! Ты вчера едва в тряпку попал! Завали ебальник и слушай, что я говорю! Бей копьем его в шею, как откроется! А я ударю мечом вблизи! Ты только отвлеки его!

Роне снова захотелось сбежать в лес и спрятаться в овраге, закопавшись в гнилые листья, но она стиснула зубы. Скеррис посмотрел на нее, словно спрашивая, может ли он на Рону положиться. Еще с утра она послала бы его нахер и плюнула в лицо. Но сейчас она кинулась к копью; она коснулась уже коченеющих пальцев Брина и зажмурилась на мгновение, когда в желудке снова что-то крутанулось. Но Рона впилась в копье намертво. Умирать — так хоть с оружием в руках. Так, чтобы не стыдно было по ту сторону костра.

Остальные разбежались кто куда, стараясь не сбиваться вместе, чтобы не привлекать проклятую тварь.

Ничего не сказав, Скеррис сорвался с места. Он выхватил фамильный меч, тоже узкий и легкий, как у Роны, взмахнул им, высекая искру из чешуйчатого бока твари. Дракон развернулся, с рыком встречая его, но Скеррис ловко припал к земле, и смертоносный хвост мелькнул у него над головой. Рона смотрела ему вслед, и слезы текли по ее щекам. Она не верила, что он сможет, не надеялась, что дракона можно победить. Говорили, Скеррис — лучший клинок Афала. Но разве он устоит против этой твари?

Скеррису удалось избежать следующего удара, он упал на одно колено, а потом вскочил, размахнулся мечом и обрушил его на драконью голову. Меч отскочил от чешуи, не причинив дракону вреда. Скеррис с криком отлетел в сторону. Его враг не обращал на него внимания; теперь дракон повернулся к Роне. Она стояла, прижав руки к бокам, стискивая копье в правой руке. Она смотрела на Скерриса, глаза ее расширились от ужаса.

Он снова атаковал. В этом не было смысла, но, кажется, его безумие было заразительно. «За принцессу Блодвин!» — взвыл Тарин, похоже, уже лишившийся рассудка, как и меча, и тоже кинулся на дракона, размахивая какой-то палкой. Те, кто еще не разбежался, подхватили оружие и стали размахивать им, словно пытаясь сбить с толку дракона, который не мог разорваться на десятки яростных тварей и сожрать их всех. Воспользовавшись тем, что тварь отвлеклась, Скеррис снова кинулся к морде в самоубийственном порыве. Он полоснул дракона по ноздрям, заставив зареветь еще громче.

Дракон мотнул головой, зашипел и плюнул… Скеррис стремительно отскочил, подставляя под удар парня, который стоял за ним. Кислота. Какая-то кислота, которая задымилась, едва соприкоснувшись с кожей и железными колечками кольчуги, и тогда рыцарь, в котором Рона узнала великана Брайана, рухнул на землю, катаясь, пытаясь содрать с себя кожу, которая и так плавилась и облезала.

И в этот момент, когда дракон встал на дыбы, заливая кислотой из пасти всю поляну, от которой, пытаясь спастись, бежали рыцари, Рона метнула копье.

Она не знала, хватит ли у нее сил, но все равно метнула.

Скеррис говорил ей целиться в шею, но Рона видела, как плотно подогнана блестящая чешуя, помнила, как меч только выбил искры. Поэтому она швырнула копье под воздетую лапу дракона, и оно впилось прямо в подмышку, где была тонкая кожа.

Дракон завизжал, завертелся на месте, попытался снова свернуться клубком и прокатиться по поляне, сметая все на своем пути, но не смог — впившееся глубоко копье мешало. Словно забыв о смертоносной кислоте, рыцари кинулись к нему, повалили на землю. Мечи впивались в мягкое брюхо, расковыривали. Рона едва видела за их спинами, что происходит. Но различила, как Скеррис метнулся к оскаленной пасти.

Он словно на мгновение оглянулся на Рону. Кивнул — как будто сам себе. И загнал меч прямо в распахнутый глаз дракона.

Вскоре дракон затих, перестал биться в конвульсиях. Рыцари отхлынули. Кто-то пошел искать раненых, которым еще можно было помочь, другим просто хотелось оказаться как можно дальше от опасной твари. Даже мертвой. Рона пошла к нему, толком не зная, что делает. По дороге едва не столкнулась с Бедвиром — тонким, слабым Бедвиром, который не пережил бы схватку с настоящим рыцарем, но каким-то чудом уцелел в битве с драконом. Даже если он прятался в траве, у Роны не хватило сил бросить ему обвинение.

— Отличный бросок, Рон! — рявкнул ей Гервин. Он скалился, его трясло чуть меньше. Он точно бывал раньше в боях.

Рона что-то проскрипела в ответ. Ее запомнили. О ее броске наверняка станет известно Тристану. Разве не этого она втайне хотела: отличиться, чтобы о ней складывали легенды? Аэрон, сын Гаэлора, победитель дракона.

Это все была сплошная ложь.

Она вспомнила, как Ивор улыбался, говоря, что ему снился дракон. Что это его судьба.

Судьба — лживая сука.

Или эта пернатая тварь решила посмеяться над ним, над его мечтами.

Подойдя к драконьей пасти, Рона увидела Скерриса, лежавшего на земле. Белые волосы потемнели от грязи, на лице алели ссадины, и он глядел в небо, смеясь, как умалишенный. Смех булькал у него в горле, словно кто-то взрезал Скеррису шею. Рона посмотрела на него, потом — на драконью пасть с шильями клыков. Из нее натекла лужа чего-то густого и липкого, что уже начинало источать дым, и оно подбиралось к ногам Нейдрвена.

Рона могла бы развернуться и уйти.

Но она прокляла свое ебаное благородство, наклонилась и резко дернула его за шиворот, оттаскивая от вылившейся кислоты. Он дико взвыл, как испуганный кот.

— У тебя сапог плавится, придурок, — пробормотала Рона. Губы были сухими и почти склеившимися от крови.

— Ебаный рот! — взвизгнул Скеррис, торопливо скидывая обувь.

Рона упала на землю чуть поодаль, наблюдая, как он отряхивается. Меч Скерриса валялся в траве, перемазанный в драконьей крови, более густой и темной, чем у человека. Слишком много крови на сегодня… Рона прикрыла глаза, постаралась успокоить дыхание. Все тело ныло, и она не чувствовала левую руку, словно та вдруг исчезла.

Открыв глаза, как ошпаренная, Рона посмотрела на руку. Удивленно, словно весь мир вдруг подернулся дымкой, испарением от драконьей кислоты. Рукав туники насквозь пропитался кровью, и она не могла шевельнуть пальцами, как ни пыталась. Шум поляны исчез, затих; голова закружилась, и Рона почувствовала, что падает.

Какое счастье, что рука была левой.

***

Она не помнила, как оказалась в лекарской палатке, но двое парней затащили ее внутрь, не слыша сдавленные стоны. Они были неотвратимые и безжалостные, как твари с той стороны. Не оставили Рону умирать в лесу. Может, думали, что обязаны ей чем-то, что она попала копьем в дракона. Гервин отказывался бросать ее, волок на себе. С другой стороны ее поддерживал какой-то парень с гербом шиповника. Роне казалось, что ей стоит отбиваться, а не подчиняться влекущим ее рукам, но вскоре, после очередного провала в безвременье, она увидела Йоргена и успокоилась. Не было смысла бежать. Служители приговорили ее к смерти — может, Йорген избавит ее от мучений.

Но он всего лишь закончил с предыдущим парнем, у которого была вывернута ступня, и потом повернулся к Роне. Йорген чуть улыбался, словно занимался самой приятной в мире работой, а она видеть его едва могла, потому что образ расплывался от выступивших слез. Только когда лекарь умело снял с нее тунику и кольчугу, занявшись плечом, Рона почувствовала, что все это реально. Нижнюю рубаху, пропитавшуюся потом, тоже стоило стащить, но они хорошо помнили, что находятся не в защищенной и тихой каморке Йоргена под Гнездом. Осторожничали — Йорген бросал быстрые взгляды на полог палатки.

— Под когтями у татцельвурмов много всякой дряни бывает, — размышлял Йорген, осматривая ее рану. Он плеснул туда едко пахнущий спирт, и Рона закашлялась. — Выглядит чистой, но я все равно промою. Не дергайся, будет хуже.

— Ивор, — прохрипела Рона, вздрагивая всем телом. Она не чувствовала боли из-за того, что Йорген торопливо штопал ее плечо, но в груди пылал огонь, который заставлял ее вздрагивать и выдавливать обжигающие слезы. — Он… Ивор, он… Ты видел его? Ты…

Язык заплетался. Ей хотелось удариться головой об крепкий стол лекаря, чтобы навсегда забыть о том, как ее друг свалился, истекая серо-бурой жижей из пробитого черепа.

— Ивор Карлсефни, — кивнул Йорген; у него была цепкая память. Голос его казался излишне спокойным. — Он мертв.

— Я знаю… Он умер у меня на глазах.

— Тогда чего спрашиваешь? — хладнокровно удивился Йорген.

Рона разрыдалась, а он продолжал зашивать ее. Стежок за стежком.