Валерии нужно совершить что-нибудь такое из ряда вон выходящее, чтобы остановить неожиданный арест лорда Кеннета. Но вот только что может сделать одинокая девушка без связей в чужой стране? Особенно испанка в Англии. Как бы хорошо она не знала французский, как бы идеально не говорила по-английски, её акцент, манера держаться и опускать взгляд выдадут в ней наивную овечку, которая не в силах противостоять никому, и её доля не больше, чем наблюдать со стороны, как мужчины вершат историю. Не вмешиваться, говорить в полголоса и улыбаться каждый раз, когда к ней обращаются.

Всю дорогу до поместья Кеннета она едет в карете, прижимая к груди документы, выхваченные из рук аукционисты. Документы, в которых она ничего не понимает, но ради которых Бентлей пошёл на отчаянный шаг. Она прижимает к себе все бумаги так крепко, будто если она не будет их держать, кто-нибудь обязательно позарится на них и вырвет силой. А она просто не может их отдать или потерять. Тонкие пальцы до боли сжимают кожаную папку.

Валерия выскакивает из кареты быстрее, чем делает это обычно. Она семенит по дорожке из гравия, запинаясь, но всё равно не останавливается и, оказавшись на пороге дома, кричит:

— Мистер Девон! Мистер Девон! — испанка оглядывается по сторонам, ища взглядом дворецкого. Она вбегает в холл, затем проносится по лестнице. — Я принесла документы! Дом снова… снова… Лорд Кеннет победил!

***

Любое судебное заседание в Лондоне, да в любом подобном городе, напоминает скорее пир стервятником, чем что-то приличное. Обычно огромное количество знатных людей собирается в зале, чтобы посмотреть, как одного из них же будут лишать почётных наград, регалий и званий. Каждый в Лондоне любит смотреть на то, как рушится жизнь других и говорить спасибо Богу, что на месте несчастного оказываются не они сами. Бентлей знает — сегодня будет точно так же. Огромная толпа соберётся у здания суда, множество людей набьётся в небольшие залы, да так, что в середине процесса станет просто невозможно продохнуть. Дыхание перехватит где-то в глотке, а барышни повалятся на пол, и их будут обмахивать веером, да отпаивать разбавленным вином.

Всё, что происходит в Лондоне, превращается в общественное зрелище. Одни пируют во время процесса, другие просто открывают рты, чтобы отхватить и себе какие-нибудь объедки. Бентлей сам бывал на судах ради интереса. И потому знает — ничего хорошего сегодня не будет.

Его ведут в кандалах по улице от здания тюрьмы до суда. Солдаты хоть и обступают его со всех сторон, но толпа всё сильнее и сильнее сжимает кольцо. Каждый считает своим долгом взглянуть на него — лорда, который по мнению многих сгинул несколько лет назад, человека, представлявшего опасность не только для пиратов, но и для бюрократов, не знающих, как правильно вести дела. Это было раньше, сейчас же для самого себя Бентлей не представляет ничего. Он лишь осколок себя прошлого. Уничтоженный и жалкий. Однако, всё ещё не сдавшийся. Небольшой дневник во внутреннем кармане греет душу и наполняет его решимостью. Бентлей пообещал Джеффри что-нибудь придумать, теперь самое время постараться это сделать, пока не стало слишком поздно.

Кеннет держит голову ровно, пока толпа вокруг наперебой выкрикивает глупые фрази:

— Лорд Кеннет, так вы же умерли?

— Да не сдох он, а, чо ты веришь слухам?

— А он с собой испанку притащил!

— Какая мерзость!

— Предатель!

Слова сливаются в единый галдёж. И ничего из этого он не должен принимать на свой счёт, чтобы не развернуться и не огрызнуться. Смерть сделала его чуть более терпеливым, но менее сдержанным. Потому Бентлей часто ловит себя на мысли, что жаждет ответить как можно более крепким и жарким словцом. Тем, кто находится в первых рядах, везёт не слишком сильно, толпа давит на них. И иступленный народ выталкивает женщину с чумазым ребёнком на руках вперёд. Несчастная налетает на солдата, за что и получает хорошую пощёчину. Та падает на колени, пытается подняться, но толпа не даёт ей занять своё место вновь. И Бентлей только и видит, как она — некрасивая, постаревшая от плохой, тяжёлой жизни мать — сплёвывает окровавленный зуб в свою запачканную ладонь. Он не испытывает к ней жалости, как и все они по отношению к нему.

Бентлей поднимается по лестнице, когда до него долетает обрывок диалога.

— А за что его судят?

— Продался грязным пиратам и воровал, ну!

И от того противно становится на душе, что все поверили в эту гнусную ложь, не имеющую ничего общего с действительностью. Кеннет прикусывает кончик языка. Он сам прибавляет шаг, когда его ведут по длинному коридору прямиком до лестницы. Его заводят в зал, где уже невозможно находиться из-за духоты, а собравшаяся толпа богачей ничем не отличается от тех нищих, что остались за дверьми, не сумев купить себе место на представление.

До того скучная жизнь богатых в Лондоне, что они не могут найти ничего интереснее, кроме как устроить небольшое торжество, пока другому человеку выносят смертный приговор. Бентлей держит голову высоко, выходя на середину зала. Он выцепляет в толпе взглядом лишь одного человека. Реджинальд Комптон. Кто, как не мистер Комптон, будет стараться потопить его, предоставив доказательства по его мнению неопровержимые. Лорд сидит в первом ряду, поближе к судье, да перебирает какие-то бумажки перед собой. Он будет упиваться собственным величием, если победит. И вряд ли это просто из-за обиды. Реджинальд захотел отхватить кусок, который просто не смог проглотить.

Верховный судья несколько раз ударяет молотком по деревянной доске. Несколько раз Бентлей моргает, собираясь с мыслями. Ему нужно трезво оценить всё то, что сейчас будет сказано его обвинителями, прежде чем он сможет сам ответить. Ему не предоставили возможности ни обратиться к юристам, ни подготовить доказательства своей невиновности. И всё это точно произошло с подачи Реджинальда. Бентлей не сомневается, что честными методами вести войну Комптон просто не умеет. Он не знает, кто его отец, но тот явно плохо занимался воспитанием своего сына.

— Дамы, господа. Тишина в зале, — произносит судья, напудренный парик которого смотрится невообразимо карикатурно. Бентлей всё ещё не уважает парики, особенно те, что напоминают собой свалявшуюся шерсть барана. Мода на них прибыла в Англию всё из пресловутой Франции, как и всё сомнительно красивое. — Сегодня мы собрались здесь для слушания по делу лорда Бентлея Кеннета.

Сдерживая неуместную улыбку, Бентлей коротко кивает. Он не знает нового судью. И четырёх его помощников тоже никогда прежде не видел. Как незначительно существование человека, и как же быстро всё поменялось с тех пор, как он последний раз был в столице родной страны. Если в какой-то момент Лондон для него стал крохотной деревушкой, в которой он разве что не знал бродяг, спящих в сточных канавах, то теперь столица представилась ему своим настоящим именем. Сердце огромной империи, к поддержанию которой он тоже приложил руку.

— Лорд Бетлей Кеннет, — судья обращается напрямую к нему. И в водянисто серых, почти прозрачных глазах, кажущихся совершенно крохотными на жирном сальном лице, сверкает напускная серьёзность, — вы обвиняетесь в связях с лицами, уличенных в пиратстве, в содействие с лицами уличенными в пиратстве, в измене родине и его Величеству Королю.

Зал суда взрывается громкими криками. И кажется, что он сотрясается от каждого гневного восклика, и окна ходят ходунов от жарких споров и ругательств. Бентлей вдыхает полной грудью, он расправляет плечи, держа перед собой скованные руки. Кандалы уже натёрли ему запястья, и он лишь потирает красный след на левой руке.

Ироничнее ситуации просто невозможно придумать. Он столько лет боролся с пиратством на море, помогал Короне расправляться с корсарами и отправлял их всех — воров и ублюдков — на вечный покой, чтобы сейчас стоять в окружении толпы и слушать, как ему вверяют все те же прегрешения, что он когда-то вверял сам. Моргана была капером, когда их работа близилась к завершению. Лично подписав каперскую грамоту для неё, Кеннет надеялся, что по возвращению в столицу девушка заблестит в оправе из его величия, как прекрасный самоцвет.

Бентлей усмехается, и его смешок тонет в гомоне. Он поцеловал пиратку и тогда долго корил себя за это, истязал и порицал, пока не выписал ей документы, а сейчас глупцы ревут, что он позволил себе грабить собственное государство и порочить всё то, что строилось годами непосильного труда и лишений.

Молоток судьи не сразу успокаивает присутствующих.

— В качестве обвинителя по делу выступает достопочтенный Реджинальд Комтон. Прошу, вам слово.

— Сэр Джеймс Реджинальд Комптон, — деловито поправляет Комптон, поднимаясь со своего места. Сколько самомнения и напыщенности во всей его фигуре, в его медленных, но заранее отрепетированных действиях. По человеку видно, когда он старательно готовился, вот только Комптон переигрывает, и от того наигранно важно выглядит то, как он поправляет платок на своём горле.

Джеймс Реджинальд Комптон. Вряд ли обвинителем мог стать кто-то другой. Люси, Кеннет ещё не разобрался, кто же она для Комптона, подаёт последнему документы, но он останавливает её рукой, явно планируя говорить своими словами, а не читать с листа. Отличного оратора почти всегда отличает навык уметь подать заготовленный материал в непринуждённо лёгкой манере для любого рода публики. Комптон выходит вперёд.

— Леди, джентльмены, — Реджинальд вежливо обращается к публике. Ко всем этим лощёным отвратительным лицам, — думаю, я буду краток. Мы собрались сегодня, чтобы осудить Бентлея Кеннета за связь с самой кровавой преступницей в современной истории, пираткой Морганой О`Райли.

Кровавой уж она точно никогда не была, хотя, кто знает, сколько кораблей она успела потопить и скольких людей убила, пока пыталась добиться своей цели. При жизни она была не слишком то кровожадной, лишь прокладывала себе путь ножом для мести. Что уж греха таить, он и сам ей это позволил, подарив возможность расправиться с обидчиком. Кеннет плотно сжимает губы.

— Полагаю, многие знают данную особу, так как она не так давно, а именно в пятьдесят шестом году в четвёртый раз сбежала с эшафота, осуждённая прежде за грабеж, разбой, подделку документов Ост-Индской Торговой Компании, убийства и, как мы полагали, за убийство порядочного человека, лорда Бентлея Кеннета. Однако…

Комптон делает небольшую паузу, поднимает палец вверх.

— В связи с недавно выяснившимися обстоятельствами и возвращением Бентлея Кеннета, неизвестно где находившегося ровно последние несколько лет, вскрылись некоторые подробности. Предполагаю, что всё это время он пособничал действиям данной пиратки. Смеюсь вас заверить, это чистая правда. И вот почему… в сорок восьмом году госпожа О`Райли из Нассау отправила своему отцу, герцогу О`Райли письмо следующего содержания, — Джеймс кивает на немолодого мужчину, предпочитающего даже не подниматься, и демонстрирует судье письмо, которое хорошо знакомо Кеннету, — где сообщает о помолвке и скорой свадьбе с лордом Ост-Индской Торговой Компании Бентлеем Кеннетом.

Голос Реджинальда становится практически бесстрастным, он позволяет судье читать документ — ценную улику. Скользкий тип подготовился, будто потратил не один год, чтобы доказать причастность Бентлея к пиратам. Загадка лишь то, для чего ему всё это нужно.

Кеннет же переводит взгляд на человека, представленного отцом Морганы. Он представлял мужчину намного моложе. Но они с Морганой никогда не разговаривали о том, что оставили за спиной. И потому он только предполагал, что она старшая дочь. Бентлей ощущает укол вины, и потому быстро переводит взгляд обратно на судью и Реджинальда.

— Сэр О`Райли подтвердит, что это письмо действительно написано рукой его дочери, так как там стоит печать их клана. И он действительно некоторое время продолжал поддерживать переписку с дочерью-беглянкой. Но это не всё…

Комптон протягивает руку и Люси подаёт ему ещё одну бумагу.

— Позднее, спустя практически четыре месяца после даты отправки данного письма, госпожа О`Райли была осуждена и приговорена к повешению в Порт-Рояле. Однако, из-за её весьма, — на секунду Комптон останавливается, поворачивается к Кеннету и на его губах появляется хищная ухмылка. Но лишь на мгновение… — щекотливого положения, казнь была отложена на неопределенный срок. У меня на руках находится протокол допроса данной особы. Она представляется, как жена лорда Кеннета. И среди описи имущества было найдено кольцо, которое сейчас находится у нашего подсудимого на пальце… Находилось бы, если бы не обыск его, конечно, — Комптон кладёт на стол перед судьёй протокол и кольцо Бентлея, изъятое у него перед заключением в Ньюгейт.

Судья принимает из рук Комптона письмо. недовольство в зале разгорается с новой силой. Все ждут возможности линчевать его. Но не стоит забывать, что самый опасный зверь — загнанный зверь.

— Вам есть что ответить, Лорд Кеннет? Это правда?

Кеннет смотрит на Реджинальда с неприкрытой ненавистью. Он ответит позже за то, что посмел коснуться писем Морганы. Бентлей перейдёт черту и, не привыкший делать всё своими руками, сначала вырвет Комптону ногти, а затем отрежет кончики пальцев. И всё из-за того, что тот посмел касаться писем — самого сокровенного. Эти письма должны принадлежать отцу Моргане, в крайнем случае — ему самому.

— Ваша честь. Многим в этом зале, а если точнее, то всем, неизвестно, что отправился в плавание по личному заданию Короля. И прежде, чем я хотел бы сказать, что отвечать мне следует перед Его Величеством, я пообещаю, что не стану выдвигать обвинения при своём освобождении против присутствующих. Кроме Комптона, разумеется. При нынешнем положении дел, настоятельно рекомендую подыскать юристов заранее. Не думаю, что он сможет заплатить за их услуги.

— Лорд Кеннет, при всем уважении, судят здесь вас. Будьте добры, ответьте на вопрос.

Вдохнув полной грудью, Бентлей чуть приподнимает подбородок, чувствуя, как неприятно хрустит у него грудная клетка. Быть может, он совершает самый опрометчиво глупый поступок в своей жизни.

— Я и правда был женат на Моргане О`Райли, — сердце сваливается куда-то вниз. И теперь оно бьётся в районе желудка, а кишки его заворачиваются в тугой узел.

По залу прокатывается волна возмущения. Очередная, но Бентлею все эти люди равнодушны.

— Разумно, что вы признаете это, лорд Кеннет. Глупо отрицать очевидное, не так ли?

— Лорд Комптон, давайте по делу, — одёргивает Реджинальда судья

Здесь ему бы очень пригодилась каперская грамота Морганы. Очень кстати было было выкрасть её с реквизированной «Последней фантазии» и предоставить судье. Тогда любое обвинение против него было бы немедленно снято. Хотелось бы, чтобы вмешался и король, но рассчитывать на Его Величество не приходится. Зная его, тот среагирует слишком поздно, когда уже глаза Бентлея облепят мухи и отложат в подсохших глазницах яйца.

Реджинальд натягивает улыбку и склизким голосом продолжает:

— Нам не известно, при каких условиях затонул флагман мистера Кеннета «Приговаривающий». Это бы, во многом помогло расследованию, смогли бы осмотреть его документы. Но прошло много лет. Однако, давайте отойдём на секундочку от Морганы Кеннет… Сперва может показаться, что это совершенно не относится к нашему делу, но несколько дней назад, патруль наткнулся на пиратское судно, дрейфовавшее неподалёку от лондонского порта. Оказалось, угнанный бриг «Сонета». Ныне, пиратский бриг под наименованием «Последняя фантазия». И вот что мне удалось оттуда заполучить, — Джеймс демонстрирует всем бортовой журнал, а в нём подписи капитана — Морганы.

Какой бы отчаянной пираткой не была О`Райли не была, документы она заполняла исправно, а когда не могла это делать — тем занимался Колман. Вот только у Джеффри явно не хватило ума получше запрятать журнал или утопить его к чёртовой матери, сжечь в топке на камбузе. Джеймс уверенно шагает впереди, перечисляя имена пиратов, находившихся на борту, пока не останавливается на имени Кеннета.

— Мы поймали этих пиратов, как не странно, в день возращения лорда Кеннета в Лондон.

Судья кивает Реджинальду, принимая во внимание все сказанное, пером он царапает пометки в своём журнале.

— Спасибо, мистер Комптон. Лорд Кеннет, вам есть что сказать? По делу.

Кеннет вскидывает брови, спокойно отвечает, только лишь кадык выдаёт всё его беспокойство, предательски дрожа:

— Разумеется. «Приговаривающий» потонул, выполняя задание короны. И я даже… — Бентлей замолкает, уголок губ дёргается. — Я был на «Последней Фантазии» в качестве пассажира. Иначе как бы я добрался до Лондона. В котором уже решили выставить моё поместье на аукцион.

Судья начинает раздражаться. Мужчина снимает очки, потирая переносицу.

— Вы признаете, что вы были женаты на Моргане О`Райли. Признаете, что ходили под парусами «Последней фантазии», британского брига, украденного капитаном О`Райли?

— Все так ваша честь.

— В качестве пассажира на пиратском судне своей супруги. Может, вы ещё и в Лондоне её скрываете? А что? если пытаешься что-то скрыть, лучше всего это сделать под носом. Вы понимаете, что это ваш крах, Кеннет? — Реджинальд Комптон не сдерживается. Он издевается над Кеннетом. Плохая черта упиваться собственной властью, но сейчас, в данный момент Бентлей готов ему это простить.

Слова похожи на яд, капающий на открытую рану. Кеннету будет мало его убить. Не существует такой пытки, которая удовлетворила бы жажду Бентлея. В горле встаёт ком. Ему никто не позволил подготовиться и грамотно выстроить защиту. Однако, всё не может вот так вот просто закончиться.

— Я был бы счастлив, если бы это было так, — горечь на корне языка ничто по сравнению с горечью, испытываемой от потери. Толпа возмущается. Английский лорд, пока что ещё достопочтенный человек, заявляет, что желает, чтобы преступница в розыске оказалась в его особняке.

Но, по правде говоря, Бентлей хочет, чтобы она просто была жива. Не обязательно рядом с ним, лишь бы снова дышала, и он мог смотреть на её лицо — самое красивое в мире.

— Но вы же сами обнюхали мой особняк вдоль и поперёк. Её там нет. И никогда уже больше не будет. Даже не старайтесь, Комптон. Ваши обвинения…

Судья принимается гневно стучать молотком, даже вставая со своего кресла. А на лице Реджинальда на короткое мгновение появляется то, что называют человеческим сочувствием. Тот оборачивается на сэра О`Райли, ведь дело касается его дочери.

Но это лишь мгновение. И оно ничего не стоит.

— К порядку! К порядку! Мистер Кеннет, вы удаляетесь за неуважение к суду. Слушание продолжится после перерыва.

***

— Ничего не придумали? — усмехается Джеффри, уже удобно расположившийся на койке с натянутой на лицо шляпой. Вряд ли он действительно верил в Кеннета.

— Чувствуешь себя как дома? — язвительно отвечает Бентлей, дергая плечом, чтобы освободиться от цепкой хватки британского солдата. За ним захлопывается решётчатая дверь, и он отходит в дальний угол, чтобы опуститься на потемневшие доски койки. Если ему суждено умереть, то хотя бы с чистым сердцем, что идёт вразрез с традициями Ост-Индской Компании, лордом которой он более не является. Стало быть, всё в порядке.

Он устало откидывается на холодную склизкую стену, уже не беспокоясь за чистоту своих одежд. Кто-то всё же умудрился попасть в него гнилым помидором, оставив некрасивое пятно на мятом шейном платке. Бентлей сидит, потупив взгляд в потолок. Он и подумать не мог, что Комптон способен оказаться такой занозой. Проныра достал то, о чём Бентлей даже и не знал. Никто не мог предсказать, что письма, написанные окрылённой от помолвки Морганой, способны стать тем, что загонит его в могилу снова.

Лорд Кеннет сидит в таком положении ни пять минут и не пятнадцать, у него успевает затечь шея. Но мучения тела, с которым скоро придётся проститься, уже не заботят лорда. Он, погруженный в унылые мысли, отзывается на слова фигуры в плаще, только когда та настойчиво повторяет его имя в третий раз.

Девон. Дворецкий даже перед смертью своего хозяина дворецкий.

— Что же вы устроили в зале суда, господин. Сэр, вам нужно было…

— Девон, если ты пришёл сюда, чтобы поучать меня, как-то делал мой отец, то лучше уходи, пока стража не вывела тебя силком, — раздражённо обрывает своего подчинённого Бентлей, прикрывая лицо ладонями.

Что ему не дает сдаться? Гордость? Любовь? Надежда? Все перемешалось. Было все куда проще: сидеть и разбирать бумаги, подписывать накладные, да пересчитывать за недотёпами бухгалтерский баланс. Что с ним сделала жизнь. Слеза стекает по щеке, попадает на губы. Но через секунду Бентлей уже подрывается с места и подходит к решётке. Это же Девон! Вот она, его маленькая надежда на спасение.

— Как ты сюда попал? Впрочем, не важно.

— Сэр, понимаю, это слабое утешение… но как только вы отозвали все из Компании… акции стоят один фунт и двадцать пенсов.

Бентлей почти шипит:

— Скупи акции Ост Индской компании. Все, которые сможешь… Не меньше пятидесяти одного процента. Моя печать лежит в экипаже под правым передним колесом.

— Сэр, это же глупо. Компания почти обанкротилась, инвесторы стали отзывать свое состояние. Она бесполезна…

— Именно. Это глупо. Но что ты не ожидаешь от умного человека? — он манит дворецкого прильнуть к решётке. И торопливо шепчет тому на ухо свой план. Завершая всё одной крохотной просьбой — пробраться на «Последнюю фантазию» и как можно быстрее найти самый важный документ, когда-либо подписанный в его жизни.

— Сэр, — старый дворецкий стискивает прут решётки, — вы же понимаете, что если вы проиграете, повесят не вас одного.

Бентлей ухмыляется и делает ровно шаг назад, скрещивая руки за спиной.

— Половине Лондона давно пора болтаться в петле.

Джеффри, невольного свидетеля диалога, охватывает злоба. И он подскакивает с койки, да так, что шляпа валится на пол. Он гневно пинает решётку, привлекая тем самым к себе внимание.

— Серьезно, Кеннет? Даже перед лицом смерти ты продолжаешь заботиться об этой сранной компании? Ты навсегда останешься жалким эгоистичным ублюдком, которого не волнует ничего, кроме себя самого. Ты просто…

Но лорд не намерен терпеть осуждение ещё и от пирата, очередного человека, который не то что не видел, что произошло в зале суда, так ещё и не представляет, через что им с Морганой пришлось пройти. Бентлей просовывает руки между прутьями, он хватает Джеффри за грудки, заставляя высокого молодого человека нагнуться.

У Джеффри отвратительно воняет изо рта перегаром. Пираты, грязные оборваны, с которых спрашивать нечего.

— Я сознался… сознался, что женился на ней! И не тебе меня осуждать.

Эти слова становятся причиной нового приступа. Джеффри так и сочится свинцовой агрессией в сторону Кеннета. И если бы не разделяющая их решётка, то он бы точно пригвоздил его к полу и не поскупился бы на пинок под дых.

— Значит ты еще больший идиот, чем я думал. Моргана пожертвовала собой, чтобы жил ты. И ты так ее отблагодарил? Вместо того, чтобы выбраться из тюрьмы, предпочёл сознаться во всём и сдохнуть. Да ты не стоишь и ногтя на её мизинце, — Джеффри плюёт под ноги и попадает на запылённые туфли Бентлея.

— Закрой свою пасть.

Некоторое время после Бентлей неподвижно и молча сидит, погружённый в собственные мысли. Мрачный, готовый к приговору, но всё ещё надеющийся, что каким-то чудом Девон сможет добыть документ, отменяющий слова судьи. Признаться, в смерти почти нет ничего страшного, лишь печально, но точно не страшно. Жаль уходить, когда не воспользовался полностью вторым шансом. С того света трудно вернуться. А во второй раз так и почти невозможно.

Джеффри надоедливо то и дело щёлкает костяшками, но Бентлей не пытается его осадить. Он лишь прислушивается к шагам в очередной раз. Пока вся палата лордов пирует, он вынужден ожидать, когда порядком захмелевшие люди, набившие свои желудки, решат продолжить представление. А второй акт должен будет закончиться если не повешением, то объявлением следующего утра утром казни.

Скрипит поворотный механизм замка. И два британских солдата, юнцы, смотрят разочарованно и в то же время надменно. Бентлей успел при жизни прославить своё имя, но есть то, что гораздо милее подвигов, — поражения. И снова коридоры, которые Кеннет готов назвать знакомыми: тёмные, давящие, мрачные.

— Позвольте, который сейчас час? — уточняет лорд у своих сопровождающих, но его слова остаются без ответа.

Его волокут с коридоров на улицу и с улицы вновь в коридоры. Толпа перед зданием суда так и не поредела, а внутри стало ещё шумнее. По начищенному дубовому паркету Бентлей ступает по направлению к залу, чистые белые стены, повидавшие столько смертников, немые свидетели грядущего приговора. В зал он входит под брань и ругань.

И если так себя чувствует тот самый «свободный народ», борющийся за какую-то свою незримую правду, то Кеннет просто не может осуждать Моргану за все совершённые, по его мнению, ошибки. Лорд даже не слышит, как судья, побагровевший от выпитого вина, стучит в очередной раз молотком.

— Тишина! Продолжаем заседание. Мистер Комптон. До тех пор, пока суд не вынесет приговор. Вам есть что добавить?

Лорд Джеймс Реджинальд Комптон отрицательно качает головой. Ему не нужно ничего говорить — победа уже близко. И она ощущается кровавым привкусом на губе и языках. Когда-то Бентлей сам больше всего в жизни любил отправлять врагов на эшафот.

— Нет, ваша честь.

Бентлей обдирает сухую кожу со своих губ. Дно колодца наступило быстрее, чем он предполагал. Судья одобрительно кивает и переводит взгляд на Бентлея. Видимо, дворецкого поймали, когда он выходил из тюрьмы. Огромные двери зала распахиваются, едва только судья заносит молоток.

— Мне есть, что добавить.

В помещение влетает раскрасневшаяся Валерия да Коста. Она обмахивается даже не веером, а кистью. Дышит тяжело, но шагает быстро, не чувствуя тяжести множества юбок своего голубого платья. Но самое главное в её появление то, что она сжимает в руках. Бентлей знал, что Моргана никогда не избавится от документа. Она была слишком умна для того, чтобы так просто разбрасываться подобными вещами.

Пользуясь минутным замешательством, Бентлей берёт дело в свои руки:

— Ваша честь, — Кеннет выходит в середину зала. Холодное спокойствие охватывает его. И точка в истории превращается в запятую. — Раз мистеру Комптону добавить нечего, то разрешите мне, высказать своё последнее слово.

— А я так понимаю, что это ваша защита?

Лорд, ухмыльнувшись, кивает. Он протягивает руку в сторону Валерии, и та опускает на неё документ. Безмолвно прошептав «спасибо», Кеннет расстегивает тонкий ремешок и разворачивает бумагу. Всё так, как и было несколько лет назад. Даже чернила не полиняли, его подпись и печать на месте. Он подходит к судье и передаёт тому документ.

— Как я уже признался, я действительно женился На Моргане О`Райли. Только она не была пираткой. На тот момент. Каперская грамота в ваших руках. Эта бумага равносильна помилованию, а так же предоставлению статуса исполнителя Королевской воли. Как и весь экипаж «Острого лезвия», она была помилована. А, следовательно, являлась капитаном союзного судна, конвоировавшего «Приговаривающий». Обвинения мистера Комптона, хоть и не безосновательны, но всё же ложны.

— Эти бумаги не указаны в деталях дела. Их не предоставлял адвокат. Они не смеют опираться на них. Косвенные документы не влияют на ход слушания, — Реджинальд даже ударяет ладонями по столу, поднимаясь на ноги. Но разве можно игнорировать доказательство в руках?

Кеннет поворачивается к залу, окидывая всех пристальным взглядом. Он решает. Решает, что делать дальше. Снова его жизнь в его руках. А на миг ему показалось, что всё так и закончится. Судья бегает по строчкам каперской грамоты. У него нет причин сомневаться в её подлинности, ведь документ оформлен в соответствие со всеми правилами и нормами. Но тучный мужчина явно в сомнениях. Ведь если он сейчас помилует Бентлея, то все будут действительно разочарованы.

Голодной разъярённой толпе только и подавай, что хлеба и зрелищ. А представление явно подпорчено неожиданно возникшими сложными обстоятельствами. Все ожидали, когда же его голова, как, всё же, знатного человека, прокатится по грязной земле. И кто-нибудь из оборванцев сможет сорвать с его волос чёрную ленту, которую позже все с жадностью будут раздирать на куски, лишь бы принести милой дочери, не видевшей еды уже больше трёх дней, безделушку.

Бентлей бесцеремонно берёт своё кольцо и направляется к писарю протокола судебного заседания. Строго обращается к нему:

— Записывайте мои слова, — он сцепляет руки в замок за спиной, глубоко вдыхает полной грудью, — По указу лорда Бентлея Кеннета, сэр Джеймс Реджинальд Комптон отстраняется от управления Ост-Индской Торговой Компанией без возможности отзыва капитала, с последующим изъятием доли в акциях, облигациях и иных ценных бумагах, принадлежащих Компании.

Лорд разворачивается к Реджинальду, делая все новый и новый шаг под новый виток указа. Обладал ли такой властью Бентлей? А мог ли он помиловать экипаж самого разыскиваемого пиратского корабля? Мог и может. И, признаться, не скрывает, что упивается этим.

Кеннет подходит вплотную к Комптону, останавливаясь всего лишь в нескольких дюймах от оппонента.

— За преступления перед советом Ост-Индской Торговой Компании, а именно за развёртывание деятельности против одного из членов совета директоров, за финансовые махинации и расхищение бюджета ОИТК, приговаривается к немедленному аресту. Также, согласно новому указу, каждый, кто так или иначе содействовал мистеру Комптону в его противоправных действиях и будет уличён в этом, должен быть немедленно заключён под стражу до выяснения обстоятельств.

Бентлей смотрит в зеленые глаза Реджинальда. С уст лорда срывается ласковая, почти заботливая, отческая фраза:

— Ничего личного, Реджинальд… это благое дело, — он похлопывает Комптона по плечу.

Даже в оковах Бентлей наводит ужас. Будь Джеймс чуть проще, будь он немного менее сильным, взмолился бы его не убивать. Однако, в глазах проскакивает лишь немое уважение. Словно он признает — ему ещё стоит поучиться вести дела.

Толпа, недовольная и напуганная, превращается в безумный поток, стремящийся к выходу. Люди подскакивают со своих мест. Никто не станет оспаривать слова, сказанные уверенным тоном, даже если в этих словах нет ни доли смысла. Даже присяжные спешат убраться прочь, побросав бумаги с записями. Всего лишь толпа. Глупая и беспощадная.

Бентлей вновь подходит к писарю. Он берёт кончиками пальцев тонкую палочку, нагревает её над пламенем свечи, а затем капает на край листа. Он прикладывает печать, оставляя красивый оттиск.

Люди пытаются убежать прочь, гонимые мыслью, что всех он точно не сможет найти. Двери распахиваются, на улицу вываливается народ. Спускаясь по ступеням верховного суда, они и вовсе забывают, как пару часов назад были готовы сами разорвать Бентлея на куски. Но он не для того приказал Девону, прикрывшись паникой, совершить самое отчаянное действие — скупить так много акций, вложить там много средств, чтобы единоличным, или почти таковым, хозяином Компании оказался Кеннет. И теперь улицы заполняют солдаты в мундирах Ост-Индской Торговой Компании. Хоть Парламент и пытается каждый год распустить регулярную армию, кое-что всегда уходит у них из вида: есть армия куда мощнее, чем та, что должна защищать суверенитет их государства. Солдаты заполняют собой сквер, выстраиваясь в шеренге.

— Так же, касательно вас, господин судья, я буду ходатайствовать в парламенте об отстранение вас от должности. И поверьте мне, я добьюсь того, чтобы вас отправили на эшафот.

За окном раздаётся череда выстрелов. Один, второй, третий. И в воздухе повисает дымное облако. Он приказал стрелять по толпе, если кто-то выйдет из здания суда раньше него. Офицер на коне командует «огонь». У Бентлея не было времени, чтобы организовать полноценный военный переворот. Но часть солдата стать причастными к кровавому расстрелу на площади перед Ньюгейтом он смог заставить. В конечном счёте, всех их не перевешают, британский парламент замучается проводить заседания.

— Целься… Огонь!

Бентлей не видит всего, что происходит на улице, но в зале разворачивается не менее интересное представление. Кивком Бентлей вынуждает тюремщика снять с него наручники.

— В следующий раз, мистер Комптон, будьте более благоразумны. Видите ли, может только показаться, что я утратил силу. Я повидал некоторые странные вещи, пока отсутствовал всё это время. И, хочу вас заверить, вам не понравилось бы, окажись вы на моём месте. Но теперь я здесь, я вернулся. Ещё раз попытаетесь перейти мне дорогу, я вырежу вас со страниц истории.

Реджинальд расправляет плечи, чуть поднимает голову. Он стоически выносит, как каждая новая фраза вгоняет гвоздь в крышку его гроба. Не дрогнут губы, глаза, морщинки в уголка глаз. Он выносит взгляд Бентлея, делая лишь одно действие — отставляет в сторону трость так, чтобы закрыть Люси.

Вот оно — мгновение слабости. Но Бентлей не тронет женщину.

— Приемлемо, — почти сквозь зубы произносит Комптон.

Кровь стекает по ступеням, раненые пытаются ползти по умершим, цепляясь за призрачную надежду выжить. Бентлей готов взять на себя ответственность за совершённое преступление. За грохот мушкетов, за стоны и мольбы, за стоны и тишину в зале суда. Не нужно добивать всех, даже если это будет проявлением милосердия.

Плотоядно улыбнувшись, Бентлей разворачивается к Валерии. Он подаёт испуганной испанке локоть. И когда она вцепляется в него трясущимися руками, направляется вместе с ней прочь.

— С… сэр, вы теперь свободны, — лепечет Валерия, не способная совладать с собственным голосом. Она видела жестокость Кеннета мёртвого, но, не думала, что живым он останется точно таким же. — Простите мою дерзость, но что вы намерены делать дальше?

Она лебезит, напуганная, маленькая девочка.

— Освободить Джеффри и его экипаж. Разобраться с парламентом. И вырвать Моргану из когтей смерти наперекор самой судьбе. И если ради этого мне придётся убивать — пускай. Ради неё я готов пойти на всё.

Из носа лорда Кеннета внезапно начинает течь кровь. Он чувствует, как теплые капли попадают на губы, и потому спешит приложить платок. И вязкая жидкость оставляет на белой ткани чёрный след.