Холодное, тягучее чувство обволокло внутренности незыблемой, противной коркой. Саша даже толком не мог описать подобное ощущение, с которым ему пришлось столкнуться после какого-то забытого, но мало приятного случая… Все воспоминания в голове смешивались, путались и крутились, словно неторопливый водоворот около сливного отверстия ванной. Да, кажется, именно так это можно описать. Вялое, текучее чувство. Безмерно глубокая сонливость, усталость и подавленность. И пусть все это неизвестное количество времени юноша провел без сознания, ему все же снились какие-то рваные, запутанные сны. Каждый из них знаменовал что-то своё. Но почти все Филатов забудет, стоит ему только приоткрыть длинные черные ресницы.

Осознанный и вполне реальный мир встретил парня удушающей, нарастающей болью вкупе с целой гаммой громких звуков. Последние таковыми казались лишь потому, что Саша еще не привык к ним. А вот боль… Откуда она вообще взялась? Подросток попытался пошевелиться, но тут же прекратил попытки с болезненным стоном. Пространство вокруг предательски плыло и размывалось, словно его глаза в помине не знали о такой вещи как фокус. Даже воздух здесь казался каким-то ядовитым, болезненным и тошнотворным. Еще немного, и голубоглазого парнишку бы даже стошнило, но в желудке было так пусто, что казалось, будто он вскоре совсем иссохнет и слипнется. Обессиленно повернув голову и видя перед собой только какие-то размытые пятна, Филатов попробовал хоть кого-то позвать. Но, вопреки этому, у него вышло лишь сипло прохрипеть. К счастью, подобных почти мертвенных звуков было достаточно для того, чтобы лежащие рядом Тайш и Гизмо тут же отреагировали на очнувшегося больного.

— Он проснулся! Проснулся! — вопил домовой, вскочив на все свои несколько лапок. Вскоре он опрометчиво прыгнул на чужой живот с какими-то радостными восклицаниями, но в ответ получил только измученное мычание и попытку скинуть назойливого пушистика вниз. Саше было больно от ощущения любого прикосновения. Даже лежащее сверху одеяло и мягкий матрас снизу доставляли жуткий дискомфорт, отдаваясь в нервных окончаниях частыми позывами некой колючей пытки. Испугавшись того, что парнишке стало совсем худо, Тайш ещё громче что-то провопил и кинулся прочь. Куда именно, Филатов так и не понял. Как и не понял того, что его верный и более спокойный Гизмо мирно присел рядом и уставился на своего хозяина в ожидании ласки. К несчастью, тот никак не мог ее оказать, хоть и очевидно скучал. Саша вообще сейчас абсолютно ничего не мог толком разобрать. Где-то на периферии сознания проскользнула мысль о том, что подобным образом себя ощущают новорожденные дети. А чуть позже болезненные воспоминания разломили заледенелую стену легкой амнезии и болезненным колом пронзили самое сердце.

Саша погиб. Испустил последний вздох ещё тогда, когда его грудную клетку безжалостно пронзила чужая когтистая лапа, с силой отнимая у пострадавшего его хрупкое, окровавленное сердце. И выходит, раз уж он погиб…

— Я в Преисподней? — тихо зашептал Филатов самому себе, с трудом напрягая голосовые связки.

— Не дождешься, ты жив, — рядом шумно раздался чей-то голос. Поначалу Саша его вовсе не узнал, но вскоре непонимающе протянул:

— Эшли?

— Я рядом, — женские нежные пальцы коснулись чужого предплечья. Однако прикосновение было настолько болезненным для парня, что тот тут же жалобно захрипел и попытался уйти от контакта, что у него не особо-то и получилось. Благо, Кемпбелл быстро это поняла и одернула свою ладонь.

— Твое тело еще не перешло в новую форму, прости, — с сожалением произносит девушка. Саша все еще ничего не видит перед собой, чуть ошарашенно и безумно измученно хлопая потерянными глазами.

— Как ты себя чувствуешь? — интересуется ведьма, наклоняясь к тяжело дышащему юноше, из-за чего на периферии его взора промелькнуло какое-то светло-серое пятно — сама Эшли.

— Паршиво… — без ужимок признается Филатов, даже пытается улыбнуться в столь плачевной ситуации, надеясь, что у него хоть это вышло.

— Отдыхай, тебе нужно набраться сил, — заботливо отвечает Эшли, а затем чем-то шумит рядом, разобрать слишком сложно.

— Что случилось?

— Тебе пока еще рано об этом переживать.

— Я уже н-начал, — закашлявшись, парирует Саша.

— Это тебе немного поможет, — Кемпбелл тем временем вновь оказалась рядом. Кожу на руке вдруг пронзила дикая боль, от которой Филатов судорожно задрожал и попытался хоть как-то возмутиться, но все слова смешались в несуразную кашу. Острое ощущение раскаленной жижи, что так быстро влилась в кровь, вскоре исчезло, как и невероятный болезненный дискомфорт, благодаря чему Филатов снова мирно заснул, что-то бубня себе под нос.

Больше его изможденную голову не посещали никакие сновидения. Признаться честно, Саша был этому даже рад. Уж больно сильно он устал от бесконечно надоедающего бессвязного бреда.

Второе пробуждение далось с менее неприятными ощущениями. Боль в теле вновь заиграла своими красками, однако зрение наконец начало возвращаться в норму. Филатов все еще плохо видел объекты, находящиеся на расстоянии нескольких метров, но имеющихся возможностей хватило, чтобы рассмотреть помещение, в котором он находился. Это был алый широкий шатер, расшитый красивыми изящными узорами, с верхушки которого свисали не менее привлекательные длинные бусины из драгоценных камней, фонарики, цветные стеклышки, ловцы снов и прочая необычная всячина. Ткань шатра периодически колыхалась и вздувалась, что говорило о том, что находится он под открытым небом. На удивление здесь было комфортно и тепло. Рядом располагались кучи книжных шкафов, столов, сундуков и прочей утвари с различными ведьминскими атрибутами. Единственное, что выбивалось из общей картины — небольшой медицинский аппарат искусственного дыхания, несколько экранов, выводящих на табло информацию о состоянии тела самого Филатова, и капельница.

Рядом все так же мирно сопел Гизмо, которого Саша был несказанно рад видеть. Тонкие пальцы потянулись к пушистой шерстке. И хоть юноше было больно касаться своего питомца, он все равно несколько раз погладил его толстые бока, пока тот потерянно не приподнял свою голову, протяжно зевая. Было очевидно, что Гизмо полезет за ещё большей лаской, от чего Филатов неловко заохает, пытаясь отстранить от себя назойливого кота, который не понимал состояния хозяина. Благо, вскоре в шатер зашел Тодд, который испуганно ойкнул и рассыпал на вбитые в землю деревянные половицы несколько скляночек. Однако, они и их судьба его почти не волновали.

— Как ваше самочувствие? — самый первый вопрос. Такой ожидаемый…

— Да нормально, — хрипит Саша, понимая, что его будут доставать подобными расспросами еще очень долго. Сейчас, пусть и почти сразу после второго пробуждения, его волновали несколько другие вопросы. Благо, Тодд был более простодушным в социальных аспектах существом, потому начал медленно проливать свет на истину:

— Признаться честно, я уже боялся, что вам совсем поплошает. Вы только не пугайтесь, нас с Эшли многому научили человеческие врачи и другие ведьмы с ведьмаками.

— А я случаем не просил тебя обращаться ко мне на ты? — все так же медленно и тяжело отвечает Саша.

— Прос…ил, — коротко отвечает Моррисон, прижав свои ушки. Он, на удивление, больше не скрывает свою форму водяного, демонстрируя перепончатые ушные отростки. Они всегда нравились Филатову, как и эти переливающиеся полупрозрачные чешуйки на щеках. Вопрос по поводу обращения на «ты» у этих двоих звучал довольно часто. И пусть ранее они виделись крайне редко, Филатов все равно просил избавиться от натужного по его мнению «вы».

— Что произошло? — наконец интересуется Саша.

— Миледи Кемпбелл просила не говорить тебе о причинах данного инцидента, — неуверенно отвечает Моррисон.

— Почему?

— Потому что тебе нельзя нервничать, — строго прерывает чужой диалог женский голос. Сейчас Эшли, кажется, походит на строгую мамочку намного больше, чем обычно. Саша сразу же замечает ее длинные волосы. Если Тодд не слишком изменился, то вот Кемпбелл… Сколько же он спал?

— Если будешь и дальше держать меня за дурачка, я могу и разозлиться, — кривится Филатов, однако сразу же закашливается и мнется. Тодд поскорее пытается поправить дыхательную маску на его лице, пока парень замечает что-то странное в своих ощущениях.

— Будешь качать права дальше, я снова вколю тебе снотворное, — мелодичный тон прозвучал не грубо, без угрозы, делясь толикой мимолетного озорства. Саша уже собрался приоткрыть иссохшие губы, дабы начать настойчиво огрызаться в ответ, как его потуги тут же перебил знакомый мужской голос уверенно вошедшего в шатер Тараса.

— Почему это ты не хочешь ему все рассказать? — на его лице сияет хитрая улыбка, руки сведены в замок за головой, а следом хвостиком возникает не менее счастливый Сережа. — Парень должен знать, что случилось, — Фролов останавливается около тяжело хрипящего, но улыбнувшегося в ответ Филатова, опускает ладонь на чужую руку в одобрительно жесте. Однако голубоволосый юноша снова шипит и дергается из-за вспыхнувшей боли.

— Не трогайте его, — серьезно предупреждает Кемпбелл. — Его тело еще не восстановилось после мутации. Нужно много времени.

— Ч-чего? — скомкано повторяет Саша, надеясь на то, что ему это все послышалось. В мышцах спины снова появляются какие-то странные позывы, будто у парнишки имеются какие-то продолговатые отростки.

— Ты ангелом стал, дурачок, — еще более счастливо и ехидно выдает Тарас. Сережа рядом скомкано глядит на самого Филатова, он уже понял по одному чужому выражению лица, что юноша, скорее всего придет в ужас, а не восторг.

— Ч-чего, блять? — теперь же Саша пребывает в полном непонимании.

— Ну вот, я же говорила, что нельзя на него все так сразу скидывать, — недовольно вздыхает Эшли.

— Да он бы и сам без тебя это быстро понял, — махнул рукой Тарас, на что снова получил вопросительное восклицание Саши, ведь его первое явно было проигнорировано. Почти сразу юноше поднесли небольшое круглое зеркало, украшенное ажурной лепниной. Среди изящных гипсовых изгибов различных декоративных цветов, листьев и виноградных гроздьев Филатов увидел нового себя — бледного, изможденного, болезненного и опечаленного. Казалось, часть кожи осела так, словно некогда молодой юноша постарел лет так на тридцать. Кое-где ее сухие покровы краснели и отслаивались, словно Филатов, сам того не зная, сбрасывал шкурку. Что удивило его еще больше, так это полное исчезновение шрама на лице. От него не осталось и следа. Возможно, этому можно было и порадоваться, если бы сам Саша не выглядел так плохо. Вишенкой на горьком торте разочарования стали некоторые побелевшие пряди в голубых локонах, острые торчащие в разные стороны уши и длинные, кривые, лысые отростки на голове, четко напоминающие куриные пупырчатые крылышки. «Уродливое посмешище» — то, что пришло в голову Филатова в первую очередь. Пусть шрамы уже и успели исчезнуть, парень так и остался ходячим уродцем.

Саша прикрыл открывшийся ранее рот. Удивление и изумление сменились глубоким разочарованием, из-за чего он молча опустился на подушку, снова ощутив пронизывающую боль в теле. Горько было признавать, но юноша за такой короткий промежуток времени ощутил яркий дискомфорт в грудной клетке, что так иронично смешался с острым желанием умереть как можно скорее. Ну или, как минимум, провалиться сквозь землю на всю оставшуюся жизнь.

— Теперь ты единственная курочка на весь район, как говорится, — самодовольно усмехнулся Тарас. Очевидно, что он не был наделен большим даром эмпатии, и чужую проблему осознает позднее всех. Именно поэтому Сергей недовольно шикнул на свою пару и попытался сгладить углы чужой оплошности:

— Не слушай его, он сам не знает, что несёт.

— Все я знаю.

Однако сразу же после этих слов Тарас смиренно примолк, ощутив на себе взгляды присутствующих. Большее, разумеется, влияние на Фролова оказали голубые, полные укора глаза Сергея.

— Не обижайтесь на Тараса, пожалуйста, — тихим тоном проговорил Тодд. В присутствии волколаков он всегда чуть потухал и съеживался в маленький комочек, ведь ощущал чужой пылкий нрав на подсознательном уровне.

— Не обижайся… — неловко поправил самого себя водяной. — Это чудо, что ты выжил. Лукьян вызволил тебя из плена нашего врага и…

— Вкратце, — Эшли мягко положила ладонь на чужое плечо в молчаливом «не утруждайся». — В конце ноября две тысячи девятнадцатого года ты погиб при попытке рыцаря Красного Креста уничтожить последний осколок души Сатаны. Но в результате неудачи, последний завладел твоим телом, началось восстание демонов — Конец света. Со слов Лукьяна, Сатана преследовал цель создания новой формы жизни на планете. Для этого он использовал все живое, что попадалось под руку, изменяя людей, заключая с ними пакты и попутно руководя демонами. Также он изменял физические свойства планеты и провоцировал войны между странами человеческой расы.

— Ты сказала… — вновь хрипло закашлялся Саша, ему до сих пор тяжело было представить нечто подобное. — В результате неудачи?

— Верно, — кивнула Кемпбелл. И хоть она до последнего надеялась озвучить это как можно позднее, подобное, увы, не удалось. — Стрела, которую ты выпустил в Нила Рихтера — вервольфа, который напал на вас с Лукьяном, попала в древнюю реликвию. С помощью нее Рыцарь Красного Креста запечатывал осколки души демона в плен. К несчастью, носитель в этот момент всегда погибал.

— Но я выжил…?

— Сатана использовал твое тело как сосуд, попутно усыпив и разбив на несколько частей твою душу внутри.

— И как долго это продолжалось? — пытаясь унять тяжелый ком в горле, спросил Филатов.

— Примерно полгода, — вздохнув ответила Эшли.

— Тебя вызволил Лукьян и ещё кто-то… — добавил Сережа. — Он не говорит толком, кто ему помог. Но я лишь помню яркие зеленые всполохи в небе и невероятно огромную силу, — про появившиеся с тех пор километровые пустоши и глубочайшие кратеры Волков предпочел умолчать.

— Около месяца ты находился в коме, — снова продолжила Эшли. — Когда твоя душа отделилась от тела Сатаны, она впитала в себя остатки светлой магии. Когда-то давным-давно Самаэль был ангелом, а после осквернился и превратился в одного из самых сильных демонов. Твое тело, даже скорее душа, ухватила остатки ангельской составляющей Сатаны, и впитала их настолько, что твое тело до сих пор претерпевает существенные изменения.

— Ты бы умер, если бы не Эшли с Тоддом, — Тарас снова хочет положить ладонь на чужую руку, однако вовремя одергивает себя. Скорее всего, ему даже стало несколько стыдно за шутки о куриных крылышках. Хотя и здесь он отчасти был прав… Но все же, отчего так обидно при одной только мысли о том, что тело теперь полностью переменилось?

— Твои кости теперь приобрели трубчатую форму, но, несмотря на это, они такие же твердые, как и у человека. Изменился их состав. — Ведьма тревожно всматривается в какие-то бумажки, лежащие у нее на столе рядом. — Мы предположили, что твое тело должно было впасть в состояние анабиоза, дабы ты выжил. Скорее всего, вокруг тебя должен был образоваться кокон, который начал формироваться в первые дни, однако мы решили рискнуть и прервать этот процесс. Мы поддерживали твою жизнь при помощи магии, так же ускоряли процесс, но, видимо… Не слишком удачно. Твои перья опали, тело начало терять силы. Благо, сейчас ты медленно идешь на поправку.

Саша ничего не ответил, лишь продолжил странным образом таращиться в потолок, откуда свисали разного рода блестящие камешки и прочая магическая утварь. В некоторых из них, которые, судя по всему, были предназначены для накопления энергии, скопилась белоснежная, мягко теплящаяся — скорее всего его — магия.

— Перья отрастут… Скорее всего, — неуверенно нарушил повисшую тишину Тодд, тем самым чуть оживив и без того потухшего Сашу.

— Даже представить не могу, как все переменилось, но я рад, что вы все живы, — хрипло начал он спустя несколько секунд, все так же смотря куда угодно, но только не в глаза друзей. — Все ведь?

Какое-то время никто не решался заговорить. Такое было тяжело озвучить, уж тем более при таком разбитом остатке давнего друга.

— Саша… — как всегда, Эшли была самой смелой. — Твой отец… пропал без вести сразу после начала Армагеддона. Мне кажется, что скорее всего он…

— Погиб, — тихо озвучил Филатов, не дожидаясь конца. — Еще… Кто-то еще? — он все боялся услышать знакомые и такие важные имена.

— Многие ребята из университета. Те, которых ты знал.

— Лукьян? — голос юноши узнаваемо дрогнул именно на этом имени.

— С этим сорванцом все хорошо, — поясняет Тарас, пытаясь взглядом успокоить парнишку, который в этот момент наконец поглядел на него с заметным облегчением. — Его ничего не возьмет, как бы сильно судьба не ставила подножку.

— Это точно, — усмехнулся Сережа, сложив руки на груди.

— Однако… Будь готов к тому, что Лукьян за это время изменился сильнее всех нас, — предупреждает Эшли. Она хотела лишь предостеречь друга, но только поселила в нем зерно предстоящих переживаний. — Сейчас он находится в нескольких сотнях километров отсюда. Однако, я уверена, что он ощутил твое пробуждение благодаря Связи и постарается вернуться, как можно быстрее.

— Есть еще что-то, что мне стоит узнать в первую очередь? Возможно… о вас? — неуверенно поинтересовался филатов, хотя пока не мог выбросить из головы мысли о Лукьяне.

— Из-за… — Эшли явно какое-то время обдумывала целесообразность своего решения озвучить эти новости. Благо по итогу она все же решилась, очередной раз огорчая горькой правдой Филатова:

— Из-за некоторых проблем, которые возникали в прошлом у Лукьяна, его мама… Лиза сильно заболела. Она находится в соседнем шатре.

— Проблем? Что с ней? — обеспокоенно посыпались вопросы хрипящего Саши.

Но не успели ему толком ответить, как в шатер с громкими счастливыми воплями влетел растрепанный Филлип. Он тут же накинулся на воскликнувшего Сашу с распростертыми объятиями вроде: «Саня! Ты жив! Жив!», «Я думал, ты не проснешься» и красочным «Я так скучал, братишка!». Филатов попытался уйти от боли, пока его ожесточенно сминали чужие руки, однако все было тщетно. По итогу, верного друга, который чуть-ли не расплакался от распирающих его эмоций, стащили с больного уже волколаки.

— Я так скучал, Саня! — голубоволосый парнишка не унимался. Филлип тоже за все это время изменился. Несмотря на его крайне счастливое настроение, под глазами можно было заметить глубокие синяки усталости, где-то даже проступали маленькие морщинки. От былых длинных прядей, что ранее с гордостью носил парень, не осталось и следа, только челка осталась прежней. Да и одет он был совсем не так, как ранее…

— Я так рад… что с тобой все хорошо, — сквозь боль и небольшое недовольство все-таки отвечает на чужие горячие чувства Саша, пытаясь не сильно шевелиться. Он кривовато, но так искренне улыбается, что Лисовский тут же поддается очередной волне чувств, пытаясь вновь заобнимать несчастного. Благо строгое «хватит, ему больно!» от Эшли тут же усмиряет парнишку.

— Прости-прости! Я просто… когда ты копыта двинул, я так… Так… — договорить он уже не может, и все понимают подобное состояние. — Но ты, это, — почти сразу же приободрился Филлип буквально спустя пару секунд. — Ты молодец! Вернулся с того света! Мы все так рады были!

— Не сомневаюсь, — улыбается Саша. — Если бы я еще что-то помнил и понимал, я бы тоже успел соскучиться.

— Сашка! Братишка! — Филлип, точно так же, как и Тарас, уже хочет вновь схватить Филатова, однако так же вовремя останавливается, ухватившись за чужое мягкое одеяло.

— Так, все, хватит, — молвит Кемпбелл, сурово поставив руки в боки. — Хватит с него на сегодня новостей, идите по своим делам, Саше нужно отдыхать, а не нервничать.

В импровизированном помещении раздается гулкое «ну-у-у-у» авторства Филлипа, который совсем не намерен покидать своего друга.

— Ладно, ты остаешься, а остальные — идите.

От Филатова не укрылось то, как Лисовский состроил глазки ведьме, пока все остальные покидали шатер. После недолгой рокировки внутри остались лишь Эшли, Филлип и сам Филатов, прикованный к кушетке. Друг какое-то время крутился вокруг последнего, а затем, вспомнив о каких-то фото, сделанных за время чужого отсутствия, пролепетал о своем скором возвращении и ринулся куда-то наружу.

— И к-как… — решил поинтересоваться Саша, пока Эшли осторожно вводила ему в вену какое-то очередное лекарство при помощи длинного шприца. — Свидание т-то удалось, как я вижу? — несмотря на свое плачевное положение, парнишка хитро прищурился. Хоть сегодня на его плечи и свалилось множество неприятных известий, он, непривычно для самого себя, пытался временно отгородиться от малоприятных мыслей, которые так назойливо лезли из каждой щели сознания. К слову, и былое, какое-то странное, тяжелое состояние теперь внутри себя он не наблюдал, даже при том, что тело очевидно претерпело серьезные изменения. И причина тому была также мало понятна. Неужели здесь замешан Самаэль? Или общее понятие Апокалипсиса, в которое сложно поверить, не увидев все собственными глазами? Вскоре юноше придется самостоятельно пролить свет на эти вопросы…

— Свидание? — изогнула бровь Эшли и мягко улыбнулась. — Сначала я пошла на него только из-за того, что Филлип — милый парнишка. Но я не могла завести с ним отношений Благо ты вовремя погиб и мир так невероятно сильно переменился, что теперь я могу делать почти все, что захочу… — девушка мягко ухмыльнулась, будто одним этим движением губ добавила: «просто шучу».

— Видишь, как я старался, — сипло ответил Саша. — А ведь все ради того, чтобы покорить такую девушку, как ты.

— В таком случае, Лукьяну стоит об этом знать? — лукаво хихикнула в ответ Кемпбелл.

— Чего? — а вот Саша ее явно не понял, об этом говорило его забавно потерянное выражение лица.

— Ничего, глупенький, — хихикнула ведьма, выскользнув иглой из чужой плоти и залечивая невероятно маленькую ранку одним взмахом ладони. — На самом деле, я до сих пор переживаю, как ты воспримешь весь этот новый мир, — уже более печально добавила она.

— Я и сам не знаю… — вздохнул Филатов, поворачиваясь куда-то в сторону. — Хочу увидеть Лукьяна, — признание прозвучало искренне, пусть и немного неохотно.

— Он тоже хочет тебя увидеть. С самой первой минуты вашей разлуки только этим и грезил.

Филатов на это ничего не ответил. Он лишь смутился и все-таки отдался тем самым назойливым, тревожным мыслям касательно всего того, что узнал сегодня. Одним словом, сдался. И если бы в первые часы своего пробуждения парнишка руководствовался лишь чем-то подобным, то вскоре все былые болячки и страхи с еще большей силой рухнули бы на чужие плечи. Благо на помощь подоспел Филлип со своими обещанными фотографиями.

Несмотря на разницу своих характеров, они отлично ладили даже после такой долгой разлуки. Как говорится, противоположности действительно притягиваются. Этот закон действовал как в дружбе Лисовского с Филатовым, так и в отношениях последнего с Дзюбенко. О нем Саша то и дело вздыхал, не в силах дождаться чужого возвращения. Он даже порой печально глядел на вход в шатер, увешанный различными расписными рисунками, представлял знакомую крупную фигуру, мягкую улыбку, скользящие по широким плечам лучи яркого солнца, и такое желанное прозвище на устах. Филатову никогда особо оно не нравилось. Но почему-то именно сейчас это простое слово было именно тем, чего он поистине жаждал всем сердцем, пока в голове крутились волнительные вопросы о том, как сильно мог перемениться его вечно солнечный Лукьян. Что он пережил? Все ли в порядке с ним и его здоровьем? Список можно было продолжать вечно. Вот только никакого счастливого возвращения все не происходило и не происходило…

А пока что Филатов с явным интересом всматривался в фотографии, которые притащил Филлип. Как оказалось, его друзья пережили множество тягот и невзгод. Это можно было отследить по снимкам. Где-то в глаза бросался ужасающий пейзаж на фоне, усталые лица товарищей, общее настроение грядущего конца и отсутствия всякой надежды. Лисовский даже сумел запечатлеть трон Самаэля издалека. Зрелище, мягко говоря, было пугающее, от чего у Саши по спине побежали противные липкие мурашки. Кажется, всего в нескольких десятках таких изображений он сумел почти всецело познать часть того, что творилось с миром после его смерти. И этого было более чем достаточно такой глубоко чувствительной натуре юноши. Пусть внешне он всегда был закрыт от окружающих его обстоятельств, в духовных недрах Филатова всегда хранилась мягкая сердцевина. Наверное, именно поэтому он иногда и выпускал те самые, знакомые всем, иголки — пытался защитить свое хрупкое нутро.

Благо на некоторых снимках лица людей все равно были полны некой надежды и решимости. Они мелькали то там, то тут, что безмерно успокаивало. Однако было странно то, что по итогу просмотра всей коллекции Саша ни разу не увидел фото Дзюбенко.

— А, Лукьян, — задумчиво почесал затылок Филлип, когда Филатов озвучил закономерный вопрос о своем друге. — Он совсем после того, как ты того… Он, в общем, совсем задепрессовал. Но я один раз поймал его на фотке, где же оно… — нахмурив брови, Лисовский внимательно перебрал несколько снимков, словно тасовал карты. — Вот, нашел. Видишь, он мельком попал просто.

На снимке, где красовались довольные Тарас и Сережа со своим трофеем — побежденным огромным редким видом демонов, на самом краю, среди темных силуэтов выжженных деревьев, виднелся непримечательный силуэт Лукьяна с пугающе горящим во тьме кровавым глазом. Из-за смазанности детали волколака было сложно разобрать, однако даже этого хватило, чтобы Саша заметно напрягся.

— Он вроде раньше не слишком сторонился камеры… — задумчиво прохрипел парнишка.

— Ну, он до сих пор с нами не очень общается, — чуть огорченно пожал плечами Филлип. — Тебе не говорили? Его ведь выгнали из племени.

У Филатова в ту же секунду в шоке округлились глаза.

— Ну, он пару раз нападал на Тараса.

— Он не мог так поступить.

— Но поступил. Тогда оказалось, что у него есть этот… Как их зовут? Хитрые демоны такие, с рогами, какой-то их вид… — не мог вспомнить Филлип.

— Инкуб?

— Верно! В общем, оказалось, что Нил увидел его ауру, а Лукьян не дал убить гаденыша. Вот Тарас его и изнал.

— Кто такой Нил? — Саша пытался уловить все детали чужого рассказа и сопоставить услышанные ужасающие факты вместе.

— Тот вервольф, который тебя попытался убить — Нил Рихтер. Я его до сих пор на дух не переношу, — зло фыркнул в конце Филлип. — Тупой мудак.

— И Лукьяна изгнали из стаи? Навсегда? — в легком ужасе повторял Филатов. Его глаза зацепились за застывшую на входе в шатер Эшли. Та на время покидала компанию друзей чтобы принести сюда некоторые закончившиеся бутылки с различными цветными жидкостями.

— Да, — почувствовав чужое горестное изумление, все-таки ответила Кемпбелл. — Он был опасен. Мы не могли его просто так оставить рядом. С каждым днем он сходил с ума все больше и больше. Демон, с которым он заключил когда-то пакт, заражал его разум скверной, играя на утрате близкого человека.

— Какой кошмар… — почти шепотом проговорил Саша, ощущая то, как глубоко проскальзывает в его духовную плоть укол вины за то, что случилось с тем, кто ему был так дорог.

— Нил Рихтер выполнял свой долг перед всем миром. Если бы он не уничтожил все частицы души Самаэля, Апокалипсис бы не просто произошел — он бы абсолютно точно стер с лица Земли всех нас, не важно, люди мы, волколаки или ведьмы, — Эшли неторопливо подошла ближе, с досадой опускаясь на край кушетки. — После твоей смерти он долго хотел пережить тот же жизненный путь, что и ты. Он хотел умереть, пока каким-то чудом не начал сражаться на нашей стороне.

— Потому что, как он сказал, на него разозлился Тодд, — закатил глаза Филлип. Возможно, у Саши бы даже возник ожидаемый вопрос о том, умеет ли вообще водяной злиться, однако сейчас его голову занимала лишь тревога о Лукьяне.

— Тогда-то Нил и заметил демона рядом с Лукьяном. Как сказал Филлип, Лукьян не позволил его уничтожить, это стало последней каплей… Лукьян сразу же исчез среди лесов долины. Мы долго его искали, надеялись вернуть обратно. Тарас даже сам в конце концов признался, что погорячился. Но мы не смогли отыскать его. Он вернулся месяц назад вместе с тобой. Лукьян каким-то образом сумел пробраться за тобой на самую верхушку трона Сатаны, вытащить тебя из заточения и повлиять на Самаэля так сильно, что тот до сих пор находится в бегах. Скорее всего, восстанавливает силы для следующих своих ухищрений… Саша? — Кемпбелл привлекла чужое внимание заметно смягчившимся тоном. Изумрудные глаза с безграничной нежностью поглядели в чужие лазурно-голубые. — Лукьян многое пережил и сильно отдалился от всех. Он изменился, и это нормально в его случае. В этом нет ни капли твоей вины. Однако сейчас, мне кажется, только ты действительно можешь всецело повлиять на него. Ему самому это нужно. Он всегда тянулся к тебе, как мотыльки тянутся к свету. — тут ладонь Филатова, несмотря на всю боль, осторожно легла на чужую руку, чему ведьма сердечно улыбнулась. У Саши невольно наворачивались долгожданные слезы. Ему действительно нужно было поплакать…

— Так что не бери на себя вину. Она поглотит тебя с головой и не даст быть рядом с тем, кто действительно в тебе нуждается.

В ответ парень ничего не мог промолвить, он знал, что подруга была права. Вот только он совсем не был уверен, справится ли вообще с чем-то подобным?

— Обними меня… — тихо шепчет Саша, стыдливо опуская глаза вниз. Именно сейчас он обнажает трепещущую от боли и досады сердцевину, что так отчаянно обливается кровью утраты минувших дней. И Эшли исполняет чужую просьбу, стараясь как можно меньше тревожить некоторые участки чужой кожи. Вместе с ней это делает и Филлип, который грустно глядит куда-то в сторону, слушая редкие тяжелые всхлипы и хрипы своего лучшего друга.

— Не забывай, что у тебя всегда есть мы, — шепчет ведьма.

— И мы всегда рядом с тобой, — добавляет Лисовский, пытаясь выглядеть более мужественно, хотя при этих двоих ему точно не нужно из себя никого строить.

— Спасибо… — коротко, искренне и такое долгожданно, ведь это произносит человек, который буквально вернулся в их новый мир из прошлого

Через несколько минут Саша все-таки нашел в себе силы чтобы успокоиться. Хотя отчасти в этом ему помог его организм — Филатов банально заснул на чужих руках, пусть даже спросонья и ощущал тянущую боль. Лекарство Эшли все еще действовало. Филлип не отходил от друга ни на минуту, неустанно переживая за своего лучшего друга. Однако ближе к вечеру у него, как и у многих в последнии, возникли неотложные обязанности, исполнять которые парень, хоть и нехотя, но отправился. Саша проснулся примерно около четверти двенадцатого. Застывшие в усталости веки вновь нехотя приподнялись вверх, являя взору едва различимый силуэт, застывший на пороге шатра. Филатову понадобилось несколько секунд чтобы понять, кто именно находился на периферии его взгляда. Уст коснулась кроткая смущенная и безмерно счастливая улыбка.

— Мой Лукьян… — тихий, почти не слышимый шепот осыпался с пересохших пухлых губ. Со стороны волколака послышались неуверенные гулкие шаги, быстро достигшие больного посреди его магической во многих смыслах «палаты».

— Я здесь, Бемби… Все закончилось.

Конец.