Велир замер на пороге комнаты, как вспугнутое животное. Сжал в руках чашу, не в силах оторвать взгляд от открывшегося ему в свете утреннего солнца зрелища. Король замер тоже, не успев натянуть рубаху - но как хищник, почуявший жертву или другого хищника. Застыл, как статуя, чуть повернув голову на вошедшего. Рубашка повисла на локтях.

Сильная, могучая спина и широко развернутые плечи, вынесшие когда-то на себе огромную Релению, были испещрены страшными, хоть и уже давно зажившими рубцами и шрамами. Плохо зажившими, не залеченными. На спине до самой поясницы и на плечах не было ни одного живого места, ни одного ровного участка кожи.

Сколько времени и за что его, гордого короля, пороли хлыстом и резали по живому?

Велир не помнил, как пересек комнату и куда дел чашу, но он успел на секунду коснуться ладонью чужой спины, как его запястье тут же крепко, но не больно перехватили, и Константин склонился к нему, пытливо вглядываясь. Темные глаза. Светлые глаза. Не поймешь, о чем думает. Двойной взгляд. Волк, человек. Сейчас больше волк.

- Тебе жаль меня, Велир?

Колени подогнулись от того, как этот фаргов выродок произнес его имя. Велир медленно покачал головой. Перед глазами все еще стояла изувеченная спина. Казалось, можно это исправить - просто провести рукой, стереть, убрать.

- Кто?

- Не расскажу. Никогда не расскажу.

Кричал ты? Наверняка нет. Не кричал, когда сдирали с тебя шкуру, не кричал, когда зелье выжигало внутренности, изгоняя волка. Метался, смотрел дико, тяжело дышал, но ни одного стона. И тогда, верно, не кричал, не плакал и не молил пощады - злил их этим, гордец, и они били сильнее, увечили с мстительным удовольствием. Глупец, думает, натянул капюшон вместо короны, и перестал от этого королем быть. Такие с короной рождаются и с ней же умирают, даже если в канаве какой-нибудь.

- Такие, как ты, не гнутся, да? Они сразу ломаются.

Константин не отпустил руку, но на дюйм отстранился, глядя с удивлением. Ожидал ругательств, наверное, ворчания, красного лица. Привык.

Сейчас не хотелось этого, под обнаженным и уязвимым взглядом.

 - Ты еще не сломался.

Головой покачал.

- Научись гнуться. Или надломишься, и страну эту никто не защитит.

Научись гнуться, или сломаешься, я не соберу заново. Потеряю.

Смотрит удивленно. Руку сжал чуть сильнее, к лицу поднес. Не больно. Не страшно, даже если сейчас сожрет.

 - Велир…

Другую руку Велир поднес к его лицу, не зная, можно ли. Скорее всего, нельзя. Отстранится, глаза отведет, и пройдет этот момент, когда король из статуи и титула стал живым, изумленным человеком.

Велир вздрогнул, когда почувствовал горячие, влажные губы на своих ладонях.

- Я не сломаюсь.

Велир смотрел на сведенные брови и блестящие глаза.

- Все ломаются. 

- Меня только ты сломать можешь.

Ухмыляется криво, а глаза огромные, испуганные какие-то. Велир вспомнил, что говорили о юном мальчике-короле много лет назад. 

“Глаза страшные - как посмотрит, так хоть богам душу отдавай. Не бывает у людей таких глаз, не человек он. Две души у него. Помилуй Релен нас”.

Кретины. Одна всего у него душа. Одинокая и испуганная.

“Только ты сломать можешь”.

Не врет, не шутит, хоть и хочет отчаянно: прими это за шутку дурацкую.

Не сломай меня.

Велир шагнул еще ближе. Константин наконец опустил глаза, и знахарь почувствовал, как ресницы по его собственной коже скользнули. Константин выдохнул - Велир вдохнул. Велир выдохнул - Константин вдохнул.

Как будто на весах стоишь или на краю пропасти - одно неверное движение, и полетите оба в пропасть. А там что - один Фарг знает. Или Альсая.

Как же прекрасно его трогать, чувствуя, что он позволяет. Закрывает глаза, льнет к ладоням, голову на плечо опускает, всем телом просит еще, но молчит. Не умеет словами попросить. Велир беззвучно усмехается, проводя костяшками пальцев по небритой скуле. Зачем было ему просить? С ранней юности перед ним вставали на колени те, кого он хотел, давали ему все, что он захочет, так, как он захочет, стоит ему посмотреть скучающе или пальцами щелкнуть. А потом исчезли все - как только он перестал пользу приносить.

Велир сжал темные, мягкие волосы на затылке, стараясь не сделать больно. Бесполезная ревность к давно исчезнувшим людям неприятно ожгла. Константин снова уткнулся носом в изгиб шеи Велира, щекоча горячим дыханием. Не целовал почему-то. Странное утро. Обычно (если у них уже есть такая вещь, как “обычно” после пары-то раз) они хватали друг друга, еще полуодетые, бросали на кровать, пол, куда придется, как придется, быстро, голодно брали друг друга, и после об этом не говорили. Какой смысл обсуждать будущее, которого у них не будет?

И сейчас тоже говорить не хотелось. Велир держал ладонь на весу над изборожденной страшными шрамами спиной. Можно?..

Константин расслабил плечи.

Разные глаза, диковатые повадки, внезапные приступы молчаливого гнева, которые замечали только Иван и Велир, пробегающие по лицу Константина, как грозовые облака, эти шрамы - все в нем кричало “опасно, не подходи”.

Велир никогда не умел читать знаки, за что регулярно получал от Лизард. Подошел, руку протянул. Волк сомкнул на ней зубы… И побрел за ним покорно домой.

Велир опустил руку на спину. Кожа бугристая. Константин сильно вздрогнул.

- Прости.

Король покачал головой и горячо, порывисто выдохнул в чужую шею. Попытался расслабиться насильно, но все равно напряжен. Как волка ни корми…

Велир не знал, как нужно и как можно трогать другого человека. Не научился. Константин не знал, как можно довериться прикосновениям другого, отдать контроль и принимать, то, что дают, не знал, как просить.

А мы с тобой похожи. Тебе давали ласку лишь в обмен на королевскую милость, обо мне вспоминают, только когда болит. 

Так вот как, наверное, чувствуют себя боги.

Велир притянул Константина ближе, прижимая к себе горячей грудью. Погладил шею, спину, плечи. Шрамы не исчезли. Ну конечно, наивный глупец. Они не исчезнут никогда. Он может только не нанести новых.

Константин сжал его в ответ, вцепился, как в самое дорогое. Сильно, больно. Перехватил поудобнее. Скользнул губами по шее, ключицам, щеке. Замер и… Впервые расслабился.

На столе лучи солнца на секунду сложились в корону - и исчезли.