Ученик знахаря пугал людей куда больше самого знахаря. Когда Велир начинал материться и орать, что у него на уме, было ясно, как божий день. Лучше б не было, но тем не менее, он выражал свои чувства открыто, наружу, вел себя, как человек.

Его сын, взявшийся непонятно откуда, как человек себя не вел примерно никогда. Он просто материализовался в доме знахаря, глядя на мир тихими карими глазами. Сразу девятилетний. Карий - теплый цвет, но в глазах Василя не было ни капли тепла - его карий цвет напоминал лёд, сталь, почву, взрытую могилой.

Люди  шептались, что Велир, не могущий получить сына естественным путем, так как с ним добровольно не легла бы ни одна женщина, разрыл могилу какого-то сироты и оживил недавно умершего, взяв живой труп в сыновья. Велир на эти слухи только фыркнул и мрачно пошутил, что слишком много усилий, а в мире и без того полно живых сирот. Василь даже не улыбнулся, холодно наблюдая за визитерами отца с большого сундука.

Он быстро учился и очень быстро начал помогать Велиру с хворыми. Они боялись мрачного, молчаливого, неулыбчивого пацана, но когда припирала болезнь, все равно приходили. "Живой труп", умудрившийся все же подружиться с сыном крестьянина Ивана, живущего неподалеку, рос "что твой гриб после дождя" по словам Велира. Тянулся вверх, покрываясь твёрдыми мышцами, не имея ни одной мягкой уязвимости ни на теле, ни в душе, кроме лучшего друга, и то лишь молчаливо оберегал, следовал, лечил, никак не реагируя на странные вспышки магии, смотрел сурово на болтливого и долговязого, отбившегося от цирка парня с лисой и огрызался на беззлобные шутки. Оберегал и отца - люди стали значительно меньше грубить и охотнее платить, натыкаясь на холодный взгляд молчаливого крепкого и высокого парня в грубой рубахе и залатанных штанах. Такой кишки выпустит и будет хладнокровно наблюдать, как ты подыхаешь. 

"И какой из него знахарь получится?.." - с беспокойством думал Велир, глядя на сына и хлебая настойку. Впрочем, он и сам был не образчиком идеального сострадающего целителя. Проживет уж шкет как-нибудь... Лишь бы ремеслу выучился, а с этим проблем не было.

Изменилось все, пожалуй, в тот день, когда Велир, собирая в лесу травы, наткнулся на взгляд блестящих разноцветных глаз из кустов. Заметив опасность, Василь моментально встал перед отцом, выхватив нож. Из кустов, низко и утробно рыча, на них вышел какой-то монстр - наполовину покрытый черной шерстью, на полусогнутых волчьих лапах, но почему-то стоящий прямо, с человеческим телом и вытянутой волчьей мордой. Передние конечности точно застыли на моменте превращения из человеческих рук в звериные лапы. Монстр глухо зарычал, увидев нож, но глаза - карий и голубой - блестели на уродливой морде немой мольбой. Василь что-то увидел в этих глазах. Опустил нож и протянул руку. Двуногий волк понюхал ее. Рык стих. Монстр сделал шаг и упал в траву без сознания.

Волчья хворь.

Домой Василь принес хворого на спине. Лечил его сам, лишь иногда спрашивая что-нибудь у отца. Велир не боялся больного, но волк кусал абсолютно каждого, кто пытался к нему подойти - кроме Василя. Скупые неторопливые движения, малоэмоциональный голос и ровный взгляд не тревожили зверя, и постепенно Василь остался единственным, кому хворый доверял в своем зверином обличье.

С человеком было иначе. Монстра он напоминал лишь необычным цветом глаз и цветом волос, совпадавшим с шерстью - темно-темно каштановый, почти черный. Хворый был красив, красив отчаянно, и благородное происхождение было написано на бледном челе яснее, чем чернильные письмена на новой бумаге, которую Василь видел лишь по большим праздникам. И если зверь доверял Василю, то человек не доверял никому. Следил за всем настороженными глазами, спал мало, ел неохотно. Но когда все же спал, Василь часто застывал, глядя ему в лицо. Долго, задумчиво смотрел спокойным взглядом. Мотал головой, очнувшись, как пёс, попавший под дождь, и отходил.

Порой Велир замечал, что щеки мальчика будто сами по себе розовели каждый раз, когда хворый с именем и глазами давно сгинувшего короля обращался к нему с какой-то просьбой. Трудно было понять, замечал ли то же самое Константин, потому что он ничем себя не выдавал, вел себя крайне сдержанно.

Однажды прохладным утром, когда туман ещё протягивал белые пальцы сквозь траву, а сероватое небо только сонно промаргивалось от ночной тишины, Константин вышел из дома знахаря, натягивая на голову черный капюшон. Перехватил сумку поудобнее. Вдохнул холодный сонный воздух и остановился, почувствовав, что его резко, сильно схватили за край плаща.

Василь, сын знахаря. Зверь внутри заворчал - свой, не серчай. Дрожит от утренней прохлады, босиком, в старой рубашке Велира и залатанных штанах. В карих глазах - ни капли сна, один только страх. Чего он боится, суровый парень, уже не раз видевший смерть?

- Куда вы.

- Не твое это дело, малец. Будет, оставь. Возвращайся к отцу.

Голос мягкий и тихий, как звук ползущего через траву тумана. Не сердился. Но рассердится вот-вот, если не отпустить.

Василь сжал плащ сильнее. Ступил ближе. Жадно всмотрелся в короткое движение темных нахмурившихся бровей.

- Оставь. Я дважды повторять не стану.

- Уже повторили.

Василь не успел и вздохнуть, как руку оторвали от плаща и больно заломили за спину. Обожгло теплом тела Константина, дыханием на ухо:

- Чего ты добиваешься? Думаешь со мной уйти? Думаешь, там геройство и приключения? Ты ошибешься жестоко и за ошибку расплатишься жизнью. Вернись домой и живи мирно, пока можешь. Скажешь кому обо мне - и головы всей деревни на частоколе окажутся.

Василь с усилием расслабился в болезненной, сильной хватке. Откинул голову назад, будто пытаясь взглянуть в лицо. Хоть какое-то бы прикосновение урвать...

Горячие губы коснулись уха. Константин оттолкнул Василя и зашагал прочь.

Солнце встало, но высокий и крепкий парнишка зябко обхватил себя руками.

Константин вернулся через полгода. Достигнув семнадцатилетия, Василь вытянулся ещё и почти сравнялся ростом с Константином. Тот ничем не выдал, что даже знаком с Василем. Почти все время проводил у Ивана. Познакомился с его сыном. Василь внимательно слушал рассказы друга о странном мужчине с повязкой на глазу и вспоминал немо молящие разноцветные глаза. Вспоминал теплые губы у своего уха.

Оставшись один, накрывался худым покрывалом с головой и ласкал себя, закусив губу и почти больно сжимая член. Жмурился, задыхался, кончал. Утром стояк унимался только мыслями о Константине. Вечером - тоже. Василь всегда дрочил себе грубо - казалось, что Константин, если бы взял его, то именно так - резко, грубо, больно шлепая тяжёлой ладонью за непослушание и оттягивая за волосы.

Василь не думал, что странно было влюбиться в мужчину, годившегося ему в отцы, да ещё в короля. Не думал, что эта слепая любовь никуда его не приведет, кроме тупика, в конце которого поджидала железная дева с огромным шипом на уровне сердца, а путь до этого тупика будет болезненным. Он вообще ни о чем не думал - просто молча смотрел, ловя прищуренный взгляд, движения твердо очерченных губ и длинных, обхвативших кружку пальцев. Не анализировал, даже себе не задавал вопроса "а что дальше". Любил и хотел с упрямством молодого бычка, но если бы даже Константин сам пришел к нему и предложил себя, Василь все равно не знал бы, что делать.

Однажды тихим и теплым вечером Велир ушел принимать роды. Ушел надолго, оставив Василя приглядывать за домом. Константин спокойно точил в углу огромный двуручный меч. Василь с равномерным шуршанием подметал пол.

- Долго собираешься сверлить меня глазами из-за угла?

Василь даже не вздрогнул. Лишь крепче сжал рукоять веника и упрямо опустил голову. Ну чисто бычок, подумал Константин. Усмехнулся горько. Он знал, чего стоит первая дурацкая влюбленность - тает быстрее летних снегов в далёких северных пустошах. И потакать этой влюбленности он уж точно не собирался.

- Молчишь, Василь?

Пробило - вздрогнул от своего имени этим голосом. Покраснел, но отвёл лицо, уже несколько минут подметая один и тот же угол.

- А чего говорить...

- Это пройдет.

Василь замер. Бросил веник. Судорожно вздохнул, расправляя плечи. Повернулся и, в пару шагов преодолев расстояние между ними, в мгновение ока оказался на коленях Константина. Оттолкнул меч, попав ладонью на лезвие.

- Василь!..

Грохот упавшего на пол меча заглушил  резкое болезненное шипение. Константин перехватил руку Василя. Всю ладонь, линию жизни и линию сердца, пересекал длинный, глубокий порез, заканчиваясь на запястье. Вся рука была залита кровью.

Константин спихнул Василя с колен. Бросился к ящику, где помнил, хранились бинты. Схватил кружку, зачерпнул воды. Все быстро, но не суетливо, отточенно. Василь молча сидел возле меча, заливая пол кровью и смотрел на Константина во все глаза. Боги, и чем он заслужил этого дурашку!.. Зачем?

Константин бережно перевязывал руку. Василь молчал, вглядывался в голубой глаз. Здоровую руку положил на небритую щеку. Король дёрнул головой.

- Я не сплю с детьми.

- Я не ребенок.

- Так не веди себя, как ребенок, которому запретили хватать горящий фитиль, а он все равно тянет руку, пока не обожжется.

Василь глухо замолк. Отвёл глаза.

- Пустите тогда. Пол вытру, а то отец решит, что мы здесь друг друга поубивать пытались.

Смешок бархатным голосом.

- Пожалуй.

Василь старался больше даже не смотреть. Похудел и осунулся, серая кожа обтянула скулы, и как Велир ни ругался, ни причитал и ни пытался впихнуть в Василя скудеющей с каждым днём еды, сын лишь упрямо худел.

Во время войны это ему не помогло. В истощенном никому не нужной любовью теле едва хватало сил, и Василь часто замирал на секунду посреди госпиталя, мотал головой, отгоняя пляшущие серо-цветные круги перед глазами (как в игрушке, которую они с Максом видели на ярмарке целую жизнь назад; с Максом, оказавшимся сыном Константина). Василь проглатывал вязкую слюну, слышал, как сквозь толщу воды, голос отца и несся выполнять приказание.

Сознание Василь потерял прямо во время операции, пытаясь всадить крюк в край раны, чтобы раскрыть ее как следует и вынуть наконечник обломившейся стрелы; раненых было так много, что людьми они давно быть перестали, став ранами, проблемами, гангренами и ампутациями.

Василь провалился в темноту, не почувствовав, что его подхватили и прижали к груди. Он болел долго, упрямо и тяжело, основательно - как все, что он делал. Не чувствовал на своем лбу теплую руку. Не видел и не знал, кто сидел с ним рядом и поил холодной водой, лишь глотал жадно и снова опускался на подушку (откуда подушка?.. в госпитале их ни у кого не было...)

Василь открыл мутные после болезни глаза. В плавающем сознании зафиксировал образ - склонившийся над ним Константин. Осунувшийся и бледный, как смерть, с густой щетиной на впалых щеках и отросшими волосами.

- Вы чего тут?.. - язык плохо слушался. Константин положил ему руку на лоб. Под его усталыми глазами пролегли синие тени.

- Понял, что меня тебе не получить и решил, что игра в принципе не стоит свеч, Василь?

Василь попытался убрать руку - ласковое прикосновение жгло хуже клейма.

- Я ведь сказал тебе - это пройдет.

- Сколько ещё ждать, чтобы "прошло"? Аль травку какую посоветуете? - голос Василя сочился горечью яда и полыни. - Это понос, что ли, чтобы "прошло" или оспа, чтоб от нее помереть и не мучиться? Не могу я так больше. С шестнадцати лет сидите у меня, как заноза в... А мне осьмнадцать уж скоро. Наверное. Задрало... Не хотите меня, так научите, как из сердца вас вырвать. Болит же, сука...

Константин молча слушал, болезненно сведя на переносице темные брови. За все время, что он знал парня, Василь никогда за раз так много не говорил. Король медленно опустил руку с его лба. Взял за ладонь, повернул к себе. Поднял, рассматривая длинный шрам. И неожиданно прижался к нему тёплыми сухими губами.

Василь вдохнул. Выдохнуть так и не смог. Боялся даже моргнуть, вдруг бы движение век спугнуло Константина, и он опять бы оттолкнул, начал заливать свои "нет", "не буду" да "пройдет". 

- Дыши, Василь.

Василь вздрогнул от горячего дыхания. Послушно задышал, чувствуя осторожные прикосновения к шраму на ладони от пальцев до запястья.

Зашуршало покрывало. Не выпуская его ладони, Константин лег рядом, поверх покрывала, прямо в сапогах и закрыл глаза. Василь лежал и пялился на длинные ресницы. Лежит... Рядом лежит... Хотелось... Чего-то хотелось...

Константин перехватил костлявое запястье на своем паху. Слабо улыбнулся и покачал головой.

- Нет. Пока не окрепнешь - нет.

- Опять "нет"! Я уже зае...

- Василь.

Василь замолчал. Перекатился на бок и уткнулся Константину в грудь. Вдохнул запах табака, дыма пожаров и металла. Тук. Тук. Сердце... Притиснулся ближе, почувствовав руку на своих плечах.

"Щас бы и помереть, вот так... Лучше уже все равно не будет... Не. Сначала потрахаться. Потом умереть. Или не. Сначала..."

Засопел сонно. Константин медленно провел рукой от шеи до поясницы. Ещё раз. И ещё раз. Спи, маленький дуралей. К лучшему тебя мне боги послали или к худшему - придется нам с тобой вместе это узнать, раз так.

Видимо, не летними снегами оказалась эта влюбленность, а вечной толщей снега на вершинах кильгараадских гор. Впрочем - увидим, когда солнце встанет.