Дворец стоял незыблемым символом силы, власти и порядка Релении, омываемый ласковым Южным морем, бьющимся об отвесные скалы, которые служили Рилиандилу подножием. Дворец блистал розовым золотом на восходе и закате, сияя утренней и вечерней звездой, видной издалека.

Иван любил это место. Любил въевшийся в кожу соленый аромат моря, ветви деревьев, тяжелые от лимонов и апельсинов, светлый шум прибоя и темно-стальной грохот шторма, тихий плеск ласковой прозрачной водички у своих ног, смешных морских звезд и медузок, золотой и обжигающий ступни песок,  отшлифованные упорным морем округлые плоские камни, которые Костя ловко пускал по воде и радостно считал, сколько раз они ударятся о водную гладь, прежде чем с булькающим плеском потонуть.

Стоя у кромки воды, Иван прикрыл глаза и ясно увидел, как радостный Костя, одетый в бордовую блузу и свободные темные штаны, оборачивается, сияющий триумфом, увидел, как морской бриз нещадно треплет его темные волосы, а глаза сверкают теплым шоколадом и небесной синевой. Всю его жизнь его принц был на расстоянии вытянутой руки, не дальше. Всю его жизнь его принц был дальше, чем сияющий в небе лик Релена. Не дотянуться, не ухватить, не дотронуться.

Не его.

Костя всегда любил превыше всего две вещи: море и риск. И надо же было такому случиться, что они обе удачно совпали в его новейшем любимом занятии - прыжках со скалы в море.

Нет, в свои шестнадцать лет Константин не был ищущим смерти идиотом. Он учился прыгать с небольшой высоты под беспокойным присмотром своей рыцарской няньки. Кричал “смотри, как я умею!” и прыгал, по пути умудряясь провернуть дикое сальто. Постепенно скалы становились все выше, все более отвесными. Ваня напряженно высматривал его в воде, и Костя всякий раз выныривал через секунду, размахивая руками. Окаменевшие от страха вмиг внутренности Канарда оттаивали, и он выдыхал, качая головой.

- Костя, это опасно. Ты рискуешь жизнью попусту!

Константин пнул ногой камушек. Нагнулся, подобрал, оценивающе покрутил в руках и ловко запустил по гладкой, как черное зеркало, воде. Ночь была тихой, безлунной и удивительно звездной - крупицы серебра были рассыпаны и в небе, и качались в воде. Камешек утонул с плеском. Константин отправился по берегу дальше. Будто и не слышал, что сказал Иван.

В крови что-то вскипело. Обычно спокойный и покорный воле своего принца Канард закусил удила. Он схватил Костю за плечо, с силой разворачивая к себе. Принц не ожидал сопротивления, и потому повернуть его оказалось легко. Так легко. Слишком. В лицо Ивана уперся полный гнева взгляд. Константин резко спихнул с его плеча руку и шагнул ближе, вспыхивая отражением чужого гнева. Иван не отступил и тогда.

- Не смей меня игнорировать.

- Не забывай, с кем говоришь! - Сквозь зубы парировал Константин. Иван сжал руку в кулак.

- Я помню, кто ты такой. Ты единственный законный наследник трона. Ты не имеешь права подвергать свою жизнь опасности. А вот ты каждый день намеренно об этом забываешь!

Константин пренебрежительно фыркнул, отступая. Он вальяжно развернулся и вяло зашагал к Рилиандилу. Такое отступление и вялая походка означала одно - он потерял интерес к этой битве.

- И ты туда же. Наследник… Больше в моей жизни никакой ценности нет. Ни для кого из вас.

Иван тяжело сглотнул, глядя вслед его удаляющейся спине.

“Твоя жизнь была бы для меня бесценнее всего мира, даже будь ты сыном плотника”.

Нет. Нельзя.

Не его.

Наплевав на мольбы, угрозы, аргументы, предупреждения, Константин продолжил нырять. Да еще - будто назло - взял привычку задерживаться под водой. Тренировал легкие, пока Иван сходил с ума на берегу. После чего выныривал, сияя белозубой улыбкой и махал рукой.

Никакие слова не смогли бы описать, какой ужас испытывал Иван в эти шестьдесят мгновений. А Косте было хоть бы хны. Он выходил из воды, проводя рукой по мокрым волосам, со стекающими по крепкой груди и животу каплями воды, улыбаясь и жадно ловя ртом воздух. Иван смотрел на него, сияющего с ног до головы. прекрасного, как бог, и говорил:

- Ты похож на мокрую крысу.

Константин швырялся в него песком и хохотал.

Казалось таким несправедливым, что только один из них постоянно жил с водой в легких, даже на чистом воздухе, когда каждый вдох жжется и причиняет боль, а толща темной воды давит на грудь. А другой даже под водой дышал легко и свободно, уверенный в своем праве на весь окружающий его мир.

Однажды прекрасным и тихим вечером опять поссорившийся с невестой Константин вновь потащил Ивана на скалы - на новое место, выше и страшнее предыдущих. Но едва он отступил назад, готовый взять разбег и нырнуть в прохладную воду, его остановили. Иван стянул через голову свободную белую рубаху и спокойно сказал:

- А теперь смотри, как я умею.

Он не заметил взгляда, которым его наградил Константин - жадного, восхищенного, потемневшего. Просто разбежался и нырнул, войдя в воду почти без плеска - только круги на воде остались. С высокой, почти отвесной скалы.

И не выплыл.

Константин бросился на живот, лег, свесившись головой с обрыва, высматривая светлую мокрую макушку внизу.

Ничего.

Секунды стекали, как густые и тягучие капли меда, медленно, мучительно. Константину становилось все страшнее. Иван же… Никогда не нырял. Он же не умеет задерживать дыхание под водой… А что, если под водой скалы, и он разбил себе голову? Нет, должна быть кровь… А что, если просто ударился о воду и потерял сознание? Унесло каким-нибудь течением? А если…

- Ваня! - Он встал, стащил через голову блузу. Дорогая бордовая ткань легла поверх простой белой. 

- Ваня!!

Разбежавшись, Константин бросился вниз, не успев подумать, насколько хорошая это идея. Он погрузился в прохладную соленую воду, которая обычно давала ему легкость и облегчение, всплеск адреналина в крови. Сейчас же он испытывал только липкий, горячий ужас. Он быстро сориентировался, приоткрыв глаза, и начал искать Ивана под темнеющей водой - лучи уходящего солнца уже не так хорошо пронизывали воду, как днем. Море переставало выглядеть дружелюбным. Легкие уже взмолились о воздухе, но Константин хорошо себя натаскал. Он повернулся в воде, и тут же его схватили поперек ребер сильные руки, вздергивая вверх, к воздуху, к свету.

Вынырнув, Константин быстро откашлялся. Кто-то греб к берегу сильными, ровными толчками, бережно прижимая принца к себе. Кто-то сильный, надежный и теплый. Оторвавшись, Константин поплыл самостоятельно, бросив пару взглядов на мокрого насквозь, полуодетого Ивана, с потемневшими, прилипшими ко лбу волосами.

- Ты сукин сын, Канард!

 - Не трать дыхание, - голос чуть сбившийся, но почти ровный. Подгребая к берегу, Константин гневно отплевался от морской воды.

Едва встав на ноги, Иван, без сомнения представляющий масштаб монаршего гнева, попытался удалиться на безопасное расстояние. Вне себя, Константин схватил первое, что оказалось под рукой - ком мокрого песка. Ком ударил Ивана по виску, безобидно рассыпавшись. Иван рассмеялся и отбежал.

- Догоняй, моллюск!

Константин бросился за ним, продолжая швыряться песком.

- Ты… Подлец!

Иван коротко хохотнул, упираясь руками в колени и наблюдая за принцем озорным синим взором. Константин гневно выдохнул, почти фыркнул, как его любимый непокорный гнедой.

Покорность никогда не была во вкусе Константина Фенсалора.

Улучив момент, когда Иван уже было решил, что сегодня ему больше не прилетит песка, и расслабился, Константин сорвался с места. Иван, не уступающий ему скоростью реакции, тоже. Пробежал он недалеко - запнувшись об корягу, Канард растянулся на земле. Константин навалился на него сверху… И замер, когда с его губами столкнулось горячее, запыхавшееся дыхание лучшего друга.

Сейчас эти слова казались самой жестокой и незаслуженной насмешкой над ними обоими.

Они лежали друг на друге на остывающем песке, который в лучах заката окрасился в темное золото. Прохладная грудь Ивана вздымалась, едва касаясь такой же кожи Константина. Иван смотрел в разноцветные глаза, дрожащие мокрые ресницы, брови с небольшой кисточкой у основания. Константин - на мокрые потемневшие волосы, лоб в каплях воды, твердо-очерченные губы, песок на левом ухе. Они всматривались в лица друг друга, и ни один не мог понять значение взгляда другого, несмотря на проведенные вместе годы, жизнь, полную совместных воспоминаний, доскональное знание привычек, симпатий, антипатий, сокровенных мыслей друг друга. Всех - кроме одной, одной у них на двоих. Слишком много бы изменила эта мысль, произнесенная вслух, разрушила это хрупкое “почти” между ними, когда еще можно было отстраниться назад, в безопасную сень старой дружбы…

- Ты учился нырять без меня?

Они медленно брели по берегу, мокрые штаны облепили длинные ноги, влажные рубашки не спасали от зябковатого бриза. Иван запрокинул голову, глядя на звезды.

- Пока ты спал, хулиганил и был… Занят иным образом.

Константин молча сжал губы. Иван был частью его. Он всегда должен был знать, чем тот занят. Каждую минуту. Он впервые испытал то странное отчуждение, какое испытываешь, когда человек, которого ты знал с головы до пят, каждую его грань, знал так хорошо, что даже не бросал на него лишнего взгляда, вдруг поворачивается к тебе новой гранью. Вдруг начинает жить отдельно от тебя.

- Молодец.

***

- …я знаю.

Они стояли у обрыва. Другой обрыв, у подножия которого плескалось огромное озеро, а не море. Обнаженные, покрытые кровью мечи в их руках. Тяжелая, пропахшая потом и кровью броня на груди. Семнадцать лет пропасти между ними. И впереди - враги. Слишком много для них двоих, а помощь не подоспеет.

Константин оглянулся назад, холодно и трезво оценил шансы на выживание при прыжке. Перевел взгляд на Канарда. Усталое, посеревшее и осунувшееся лицо любимого озарила шальная улыбка.

- Смотри, как я умею.

Крепкая хватка поперек ребер, прыжок и родное тепло под ним.

Иван всегда помещал свое тело между ним и опасностью.

“Смотри, как я умею, мой Костя”.

“Смотрю”.

Тяжелая, ненужная теперь броня бесшумно опустилась на дно, взметнув на поверхность мутное облако ила.