Ломбард - Не успел я сказать до свидания

Не успел я сказать до свидания

Ноги игриво пролетали через ступеньку вниз стремясь в короткий путь на первый этаж. Руки беззаботно покачивали моющее средство и тряпку в такт музыке из радио, что стояло у барной стойки. Подпевает песне, назойливый припев помогает вспомнить, что нужно попросить новые батарейки на микрофон и уточнить у шефа, когда будут снимать новый клип, ступни почти пролетели последний рубеж навстречу мраморному полу. С ремней штанов упала монетка. Он никогда не полюбит этот вычурный дизайн униформы.

Терять часть костюма нельзя, каждый элемент может стоить как его печень. Если начальство узнает...Впереди оказался знакомый силуэт в плечистом темно малиновом пиджаке. Глаза поднимать не хотелось, любые вопросы, что кружились в голове "до" боязливо замерли и дали дёру. Дрожащая от предвкушения белая пустота сладкой паранойей заткнула уши.

Тело впереди дикой кошкой грациозно, обманчиво добро, приблизилось ближе. Руслан так порой жалеет, что не родился псом. Конечно, это глупое желание не только связано с наивным стилем жизни, вечным запахом теплой еды с кухни и любящими людьми вокруг. Для него главным аспектом была пресловутая чуйка, четкий аналитический склад ума на распознавание опасности. Эта молниеносная реакция на смену настроений. Он часто мог хвалить себя за способность подмечать мелочи поведения у собеседников, но до друзей c лапками далеко.

Лаконично, плавно скользит по интерьеру острый точечный взгляд. Кондиционер прибавил пару градусов вверх, холодильники с алкоголем пустили душные капли на пол, должен был заметить и чужую смену настроения. Тренировался сидя на ночных перекурах с помощью виртуозной борьбы с комарами. Начальник ухватил под шею размазанной тенью ладони, большим пальцем надавил на нижнюю челюсть вверх. Сняли очки с лица, рывком отрывая последнюю собственную отличность.

— Ты, сука такая, скажи мозги есть — холодный, ровный бархат грохочет больно по барабанам. Ничего общего с жестокостью хватки тон не имел. Если бы кто-нибудь осмелился пройти мимо них имея скверное зрение, подумал бы, что друг делиться яркими переживаниями. Рассказывает, как гнусно с ним поступили и ждет слова поддержки, но слышит только скольжение плотной слюны вниз по горлу. — Какого хуя лицо подставляешь, ни один кошелёк не откроется, и лавочка для ТЕБЯ благополучно прикроется на этом.

Тот поиграл чужим лицом в пинг-понг между ладонями и быстро хлопнул в них перед глазами. Напоследок щёлкнул пальцами возле ушей. Ему никогда не хватало подчинения в глазах, никто не мог ответить космическим стандартам.

— У тебя косметичка закончилась, решил разукраситься попросить? Могу помочь по старой дружбе.

Покоится рука не перестала на пострадавшей шее. Наоборот, ногти стали опасно гладить загривок, пальцы передавали вибрацию по плечам и теперь музыка перестала быть такой весёлой. Звук проходил через забитую, пыльную вату в замедленном темпе. Люди, которые только и делали, что мельтешили по своим делам появляясь, то тут, то там — исчезли в пустыне. Ему казалось, что всё вокруг хотело выдавить, как можно больше яда с каждой издевки растягивая ливер с его тревоги в животе по полу.

—Добрый вечер, Пётр. — музыкант сухо, отчего тихо мышью ответил, каждая беседа изымала невероятное количество сил — Случайно получи…

Певец уже привык в каком-то смысле, уж слишком часто бывали вычитки. Фортуна была достаточно, скорее даже по-матерински, заботливой к его судьбе. Под шипастую перчатку голова Руслана попадала исключительно с кем-то за компанию, за свои косяки было пару раз. Это совершенно не изымало того факта, что процесс всё еще пугал. Он научился переживать стресс в оцепенении. Рядом с бандитом работали только инстинкты, вся голова забита стратегиями отступления, от чего, даже при желании, адекватному диалоге состоятся не суждено. Мужчина расцепил тиски с уязвимого места, опасно задержал взгляд на деталях внешнего вида. Цепко заметил крупную монету из костюма в белых от хватки на предмете ладонях. Акулой обходит силуэт, поднялся на равную ступеньку с музыкантом.

— Тебя никто не купит, пока выглядишь, как серая хуйня из далека с фонарями. У тебя фантазии хватило только желто фиолетовым разукрасится. — больной тычок в грудь — Я смотрю, давно тебя к тварям надо было скинуть. Только опоздал, сам полез — бандит медленно, нарочно аккуратно, поднялся сначала на одну ступеньку выше, прилегая близко к чужому плечу, буквально нависнув над работником клуба, вторая ступенька вжала бедолагу в перила — Указания такие: глаза подведи карандашом или еще чем, их не видно, разукрашку, чтобы закрасил. Монету пришить на место, пол часа даю.

Ступенька вверх, мерзкий силуэт забрал за собой страшенную своими садистскими желаниями тень, исчез полностью огибающей змеей за спиной. На плечо упала тяжёлая ладонь, скинула пылинки, ухватилась за кончик плечика пиджака и скрутив притянули к себе. Так, чтобы сказать на ухо.

— И веселее, блять, ходишь с ебалом, как у утопленника, никто денег из-за одного тебя только не даст. Ты помнишь, что было в прошлый раз за недостачу?

Гаражи и мокрая от дождей склизкая листва, в которой уютно копошатся черви и норовят залезть под подошву. Лай собак, крики людей, бесконечное количество ступенек вниз и пустота. Гремящие шокеры, полуоткрытые темные помещения. Он никогда не вспомнит, что там происходило.

Надо бы ответить? Нужно ли вообще кидать свой ответ директору клуба, скорее всего это бесполезно. Перед лицом щелкнули и накрыли пальцами щеку, сжали больно кожу и потянули вверх к себе:

— Оглох, тебе повторять нужно?

— Нет, я всё понял, сейчас пойду в гримёрку.

На него смотрели как на истукана. Расставили выжидающе руки и надменно нахохлились, приподняв одну бровь. Больше ему ничего не скажут, но бесить не стоит. Хлопнули слегка по щеке и толкнули вперед в плечо прибавляя скорости.

Казалось, прошли секунды, хватило сказать два раза 1001 и 1002, Миссисипи в количестве 1 штука. Однако, длинные витиеватые пути пролетели стаей грачей. Надпись на двери большими, обшарпанными буквами гласила "гримерное помещение". Хотел бы он понять, как так быстро оказался у себя в каморке в придачу, не встретив ни одной души.

Свет в помещении был теплым, такие лампочки горели только в детстве. Когда после школы зимой за столом дымит горячий гороховый суп с копченными косточками, а сбоку тихо лежат пару кусочков вчерашнего хлеба. Мнимое, до обиды инфантильное чувство держалось в этих 5 квадратных сантиметрах пространства, которое обрастало длинными шипами. Становилось трудно дышать, с каждым днем стены обрастали всё новыми и новыми петлями вокруг головы. Мысли путались только пальцы касались выключателя.

В зеркале было действительно не здоровое зрелище. Товарного вида можно было достичь только чудом. Разбитая, потресканная от постоянных истязаний стрессом губа от чего открывать рот было особо неприятно после молчания больше 5 минут. Горбинка на носу припухла и жалобно просила приложить холодненького с морозилки. Живот активно поддакивал, невзначай намекал, что пельмени очень замечательно для этого случая подойдут. Длинная, очень тонкая царапка от уха по щеке гуляет. Топ модель, одним словом. Работы непочатый край. Когда-то ему давала совет местная певица:

— Царство ей небесное.

Дело привычки упомянуть в таком ключе усопшую талантливую душу. Про веру речь не шла, он перестал заниматься ерундой уже слишком давно, чтобы помнить детали почему это глупо. Совет был в прочем прост, всегда держать в косметичке: йод, ватные диски и палочки, нитки с иголкой, пластыри и бинты, спирт, тоник или молочко, тональный крем пудру и-и-и...

Руслан выдвинул один из мелких ящиков, чтобы добить до совершенства воспоминания о заветном списке.

Вот!

И-и подводку, карандаш, губную помаду или бальзам. Невольно он глянул на вешалку с сумками, рюкзаками работников. Хлопковая, грязная, заштопанная и перештопанная сумка погибшей подруги. Он до конца так и не мог в это поверить, как и многие коллеги. Посмотреть содержимое, выбросить, пройти этот этап жизни и начать строить новый. Так просто пройти по чужой голове, когда-нибудь он сможет. Ему хочется верить, что в один день, последнее обещание, пункт в контракте сбудется и сердце перестанет ныть.

Закончив наносить тональный крем на незажившие синяки на шее и лице, мужчина раздраженно замечает — крыло татуировки летучей мыши уже изрядно смазано плотным слоем косметики. Придётся полностью перекрывать. На секунду промелькнула идея смыть тоником ошибку, скрутив ватный диск в острый конус, но это чересчур ювелирная работа. Не для таких рук. Последнее время он не мог договориться с ними.

Вся косметика по-строгому расположена в отдельных маленьких выдвижных шкафчиках, где в каждом, томится в ожидании набор любого уважающего себя работника скорой помощи и немного вещей на случай "припудрить носик". Про себя певец крайне накручен, обижен и просто по-детски дуется от того, что тату придётся скрыть. Хоть капелька вины за свой внешний вид лежит на собственных плечах, он упрямо изрыгает ядом на небезопасный процесс концертной деятельности в клубе.

Рука замирает, спазмируют пальцы на дереве кисточки в мгновение осознания своей ошибки, не признал в зеркале скачущие зрачки. Оглянулся, боясь шороха у дверей, ложной тревоги. Мелкими шагами проверяет закрыта ли, метнется к окну и глянет косо нет ли кого. И снова припадёт к зеркалу. Мужчина несмело потянул уголки теперь гранатовых губ вверх.

С И М Е Т Р И Ч Н О

По человечному, как и положено его возрасту добрые мешочки под каждым глазом, лук амура толстым котом растянулся по кроне зубов. Руслан ненавидел как дёшево согласился продаваться дальше. Улыбка, превращалась в оскал, ползла вниз, пока веки стыдливо прикрывали плотные зеркальца. Сдержать подступающий ком в горле успел, нужно держаться. Пока он в воротах сада, его сладко будут дурманить лавандой, кипящими иглами править здоровье. Пока он будет нужен и по куда следует правилам.

Было слишком поздно, закусанное ребро ладони, подъем со стула, сбитом дыхание и судорога пронзает тело. Он усомнился и поддался соблазну. Голова. Нужно срочно остыть и занять руки. Кто же тогда так часто задышал ему в спину, ноги стали такими ватными, а костная коробка пустая как снежный шар, где слышно только шуршание пластиковых шариков. Никто его не заставлял выходить в зал к упырям, он сам увлекся и пустился в голодную толпу. В пучине показался знакомый до боли отблеск, родные просторы свободного вздоха между куплетов. Этого же просто не может быть. Ни один адекватный человек не пойдёт...

Ну, да — человек!

— Чтоб его переебало!

Хорошо, что тогда были официанты старожилы, которым не в первой спасать увлекшийся персонал, помогли вырваться оттуда. Правда, теперь поползли слухи разного характера. Но ему насрать, тем более что интриги ненамного хуже реальности.

Рабочий день только недавно начался, 3 часа назад, если быть точным. А у него было такое настроение, только дай увидеть один косой взгляд и цепь моментально станет старой, ржавой. Она специально рассыпется трухой дабы лицезреть своим прахом бойню. Хотелось выместить на ком угодно накопительный процесс ужаса от происходящего, зависти и гнева одиночества. Руслан, тем ни менее, несмотря на разрушительные настроения, успел помочь убрать главный зал, протереть пыль на втором этаже и натереть бокалы — застой. Клиентов нет от слова совсем, что не удивительно начало недели.

Во вторник бандосы еще пытаются встроить себя в функционирующий механизм социума и усердно зарабатывать свою гвалу. Люди начинали гулять со среды, после, всегда берут тайм-аут на придумку стратегии в четверг и возвращаются на танцпол в пятницу вечером. Суббота и воскресенье помечены всегда красным цветом в рабочем графике. Каждый сотрудник заведения укоризненно пробормочет что эти дни смазанный парад безумия и слепоты к нравственности любого слоя общества.

Как же хочется домой, не выходить оттуда и забыть всю эту канитель. Был бы только смысл там бывать. Только двери слышать вой ключей как тишина ударно бьет в сердце точным выстрелом. Он пытался достать стрелу, но только сильнее раздалбывал рану, конец оружия был явно отравлен. Каждый шаг в помещении отнимал жизненные силы из тела, он просто падал на диван, не доходя до спальни. Смотрел в потолок с полчаса невольно слушая возню соседей и срывался с места, чтобы писать сиихи на мелодии, снимать клип и не быть в проклятых четырёх стенах. Вырвать, отрезать, стереть всё что он видел и пережил здесь. Музыкант готов был даже скинуть на другого человека все что тоннами померло на плечах если бы можно было.

Да, Руслан не спорит карьера, и музыка в целом обрели новый виток и обросли шармом, стилем, но сейчас, когда ногам так тяжело заставить себя выйти из этой коморки, воздух пахнет пряной пахлавой... Вернуться во времена до контракта, до того разлагающегося окружения. Может во второй раз его действительно попытаются остановить. Тушенцов осматривает помещение гримёрки на наличие забытых предметов, полный порядок на вид, гасит желтую лампу. Но разве он готов вернуться туда?

Лакированные туфли, вместо привычных кроссовок, смело шагают обратно, пока кто-то кубарем не рухнул в нутро и не забил тревогу, разъезжая на колесе смерти. Они разворачиваются на каблуках вглубь ветвистых коридоров служебных помещений. Мужчина думает, что действительно нет смысла возвращаться, если только скука не оборзеет настолько, что скажет идти помогать работать другим и дальше. Пальцы покалывают от резкого желания покурить, что-то сегодня подводят нервы. Стоило захватить таблетки перед уходом из гримёрки. Но всё потом, только бы добраться к свежему воздуху и поскорее разукрасить пространство изящной поволокой от дымки. Ничего, кроме тревожных больших букв. Перед глазами лозунги приглашают отвлечься от назойливых мыслей и побаловать себя серотонином. На улице идёт дождь, март выдался на удивление холодным в этом году. В отличие от предстоящей компании.

Кивнул знакомому старичку в форме, тот обратил внимание на мужчину, протянул открытую теплую ладонь, мягко сжал. Особо не отреагировал на образованную компанию, он откровенно отдыхал. Понимая, что долгих серенад, бесед тут не будет певец, смакуя, закурил. Здесь пахло кофе и крепкими сигаретами, влажность до боли сжимала гортань не разрешая вздохнуть столько сколько хочешь, опасно играла большими грузными ладонями по ребрам. От насыщенности пространства кружилась голова. Ему это совершенно нравилось, маленькая назойливая ранка в голове переставала чесаться от такого поведения над собой. Может и правильно поступил?

Не торопясь, устроил мягкое место на стуле, снял красный пиджак, достав монетку и нитки с иглой. Деловито, нарочно внимательно и скрупулёзно принялся за дело. Здесь его не достанут лапы бандита, здесь голова музыканта уверена об относительности понимания времени. Что есть полчаса для потустороннего существа, обремененного вечным существованием— секунда. Они никогда не ориентируются: прошло ли полгода или пять минут? Он надеется, что такого рода часовая деменция захватит мозг начальника крепкими корнями. Может, и костюм подождёт. Не хватало чтобы ещё пепел прожёг ткань.

—Крысы с помоек разожрались, небось под тонну вон та весит — тыкая на чудо живность остатками сигареты, бездумно сказал мужчина пожилому охраннику.

У чёрного входа в "Розу ветров" было удивительно комфортно, этому способствует мощный высокий забор, отделяющий место курилки для персонала и бурную жизнь посетителей за бетонной оградой.

По ту сторону стены обстановка противоположная мирным, почти домашним посиделкам. Она грязная во всех возможных смыслах. Из любых размеров трещин и щелей сочится прелестями болезней живая гниль. Льются под ноги слухи, интриги из мелких дырок от пуль в стене, мокрые врезания в плоть острия и неприличные охи бьют в такт глухим битам заведения. Конский несмолкающий гогот мужчин и высокие флирт волны дам, белым шумом без умолку играют рядышком всю ночь. Единственная поправка в принадлежности этих звуков. Всё это бандитские рожи, смеются у клуба. Людьми их считать мерзко, заставляет разочароваться в край возможного. Только такие посетители имеют право на вход в неприметное здание у окраины города. Раньше была библиотека у посёлка...

Вазоньчики растений в уже домашних квадратах курилки уставлены на карантине по полу. Под навесом, пожелтевшие от солнца белые пластмассовые стулья с подушками, стеклянный столик, заляпанный чаем, кофе и вид на мусорные цветные баки в паре метров. Хорошо, что они плотно закрывались и во время обеда детали пейзажа оставалась предметом смазанного вида.

— Да-к, развели грязь по городу, а им то что? Сами в золотых районах живут, там что такое мусор не знают, а ты говоришь. — подкрутил усы, дёрнул холодного кофе — хотя знаешь, какому-то бомжу барский ужин, ха-ха!

Пока существует не рыбный день, стоит ловить момент и дать себе передышку. Всегда приятно выпить кофе и поболтать с охранником ни о чем или посплетничать в шутку про всех, о ком допустимо говорить. Они правда и это обошли спустя пару разговоров, придумав на существующие клички новые. Всё лучше, чем тынятся с официантами по залу. Так можно ненароком попасть на глаза начальству, и что ещё хуже честолюбивым воображалам, возомнившим себя хозяевами жизни.

— Так, а правду говорят... — выпускает последнее горькое облако в бок, цедит сквозь зубы и тушить бычок о полированною туфлю. Крысы разбежались. — На пенсию?

Мужчина цыкнул в ответ, решил вылить остатки кофе в зажелтевший цветок. Настроение как не было, так и не появилось.

— М-да, Руслан, умеешь разговоры стелить! Месяц ещё отходить надо, — Тушенцов удивленно глянул на мужичка. Конечно, доверять слухам он изначально не думал, но узнать, что они правдивые, хоть и частично, было настоящим шоком — Уже паренька вместо меня нашли, не помню, как звать. Здоровый зато, вчера днём познакомились! Теперь не страшно, если банда желтомордого улетит опять в пьяном угаре.

С их уклоном в бизнесе вряд ли человек с высокой моралью за километр вообще подойдёт к этому заведению. Музыкант удручённо вздохнул, он уже так привык к старичку, который закрывал глаза на вынос выпивки или обедов с кухни и всегда был в хорошем настроении, что чувствовал, как действительно жаль, что человек уйдёт.

— Устал нести этот тугой ошейник— брезгливо поднимает пальцами шипастый широкий ошейник. — Кто только придумал?

Как себя покажет новенький? Этот..."здоровый", хоть бы адекват попался. Не хватало ещё одного минуса в длинной переписи неудач последних поступков за пару лет.

— Ох, иди уже балбес, пока Пётр не заметил, что птичка улетела. — охранник и сам недовольно поджал седые усы, пора возвращаться в свою кибитку. Размял плечи и тяжело встал, приобнял мужчину за плечи, повел их обратно в клуб.

При одном упоминании имени главного головореза города свело судорогой вены в синие трещины в льдинах. Настолько животная паника скользит мурашками по спине, вряд ли при наколенной ситуации из трещин польётся хоть что-то, замрет всё. С этим человеком опасно находиться рядом, работать, общаться и дышать, тоже, нежелательно. Жалеть, о том, где он сейчас работает и в каком положении смысла совершенно нет. Может, появилось бы такое эгоистичное желание. Но для такой роскоши нужна залатанная цветным временем жилетка.

За знакомой крепкой, старой дверью с громкими белыми буквами: "Заходи не бойся, уходи не плачь" горят мелькающие софиты, шальные вспышки вульгарно красного цвета под которыми развязно ходят сортовые развлечения на раз для любого господина с кошельком по жирнее. Официанты от безделья давно спрятались на кухне, главный зал пустовал в ожидании клиентов.

— О-па.

Вдалеке у бара стоял знакомый жиголо и старый приятель. Его крупный силуэт на редкость украшал строгий костюм — он сегодня свободен от цепких пальцев шефа. Надетая официальная форма заведения тому свидетельство. Всегда широкая, счастливая улыбка. Дружелюбный, заведомо родной голос поддерживал любые темы. Окружение редко разбегалось от эскортника , всегда в толпе и в ней ни минуты без кого-то.

Единственное, что отличало его от остальных одноразок серьга с жемчугом и маленьким синим алмазом внутри круга. Это был знак, предупреждающий всех, что это игрушка ценная и обращаться с ней нужно очень аккуратно. Опасность не уходила полностью от данного наблюдения, всё-таки крыс развелось достаточно, чтобы придумать интересный сюжет и накормить им отбитого начальника в сласть. Руслан готов был рискнуть и пообщаться с единственным адекватным аксессуаром здесь.

— Антон!

***

Помещение не было убрано уже давно, он перестал отмечать...кажется, на второй неделе. Единственное не пыльное место это кабинет, где теперь каждый день мужчина ведёт трансляции и пишет треки для альбома.

Сам музыкант никогда бы бардаком не обозвал антураж жилого помещения. Он ласково обзывал местечко пыльной берлогой. Ступни с детской шустростью бегают по комнатам, заботливо помогают больной от идей голове. Руки, верхние конечности отдельный организм. Даня слышит, как что-то шуршит, гремит, тыкает и клацает, активно общается с главным центром дум и только тогда, когда ладони становятся слишком активными, вспоминает участно — уборка...

С другой стороны? Времени не было! Конечно, ведь это был ценный ресурс, подмечал про себя музыкант, погружаясь в гневную фрустрацию и бичеванию о всём возможном в паузе между творческой гонкой. Время всегда должно оставаться на короткой привязи, будь-то распитие чаепития или подпись важных бумаг. Почему-то у людей так было заведено и давно.

Кашин назвал бы себя не просто человеком, а успешной персоной. Только от этого тиканье над головой превращается в забег на смерть. Всё из рук льётся хуже обычного, он замечает, что они сами друг друга перестали контролировать. Паранойя продолжает цепляться липкими соплями и тянет обладателя целей все ниже в пучины страха. Вообще, это должно быть хорошо, когда организм знает всё о тебе. Иногда хочется, чтобы тело поделилось мудростью о жизни. Но организм просто урчит, иногда дёргается и снова замолкает. Чего хотел-то? А чего бы узнать от организма, когда вроде всё по местам и полочкам, а чихаешь каждые пять минут на это самое всё? К сожалению, можно выбросить эту мысль к другим скомканным бумажкам у доски "Планов". Потому что телу совершенно скучно слушать, всё что не связано с организмом. А жаль, спросить больше не у кого.

Идея бросить социальные сети и в отшельничестве от медиа поискать изумруды своего талантливого эго, крутилась в голове уже давно. Покоилась тихонько около мусорки и в один день сквозняком потерлась дворовой кошкой о ногу. Как такую не приголубить? Но только на время, единственное, о чем мог помнить прыткий усталый ум, ведь блох очень тяжело вывести. Он не мог решиться так поступить, все трясётся, что потеряет крупицы заработанного успеха.

Даня стримит 6 дней в неделю, пишет новые треки и сценарии на клип, выжимает последние капли фантазии в бессмысленную эссенцию от червяка в голове. Каждое утро музыкант начинал с того, что сдирал с себя три шкуры в кипятке из душа, а затем наматывал круги от безысходности по диагонали комнаты, день проходил в продуктивно-агрессивном тумане.

Всея траурная поволока была ничем иным как капризом души. Пресность, которую могла бы разбавить родная душа приглашала плесень и черствость. Она гнусно ждала, когда закроется на последнем повороте ключи в скважине, а курточка уйдет на покой к крючкам в шкафу, чтобы наконец, сцепить клешни на сжатых плечах и накричать тревожно в уши. В тени всего выше готовность сдаться яро боролась за первенство с чувством собственного достоинства. Он не слабый, справиться и сам.

— Без никого.

Музыкант повторял набатом эту фразу слишком часто. Перестал предавать значение, может забыл. Как это бывает с остановкой маршрутки, когда так часто повторяешь заветные пару слов, что значение по просту исчезает. Сомнения вгрызались слишком больно в привычный образ жизни. А губам на это всё равно, они пляшут и поют под минор. Редко плывёт мажор, если солнце выйдет.

—Без никого!

Вечером он сидит за столом и пялит в полную тарелку ужина, перебирает вилкой по плотным извилинам. Всё думает, что конкретно ему приелось. Как так случилось, что любой лай в его сторону, кажется, громким нападением, которое нельзя спустить игнорированием. А игнорирование к нему, кажется, трагедией, фатальным крахом. Чего-то остро не хватало. Ощущение злопакосное. Оно именно такое, ибо никогда не говорило, что ему конкретно нужно. Хотя голова услужливо придумывала варианты. Подкидывала идеи, вроде: Смена жилья? Отпуск? Выходной? Человек? Удариться башкой об стенку в подъезде и упасть с лестницы?

Отношения не лезли в голову, не хотелось как-то ввязываться в еще одну нагрузку сейчас. Разве что... может, немного хотелось найти опору, тёплые руки. Человечка, который сам спросит у него: "Что с ебалом, мать жива?" И под этими словами по-настоящему захочет узнать, что случилось. Он жаждал сюжетов, ритмов, сочных битов и удара по лицу с приходом рассвета, чтобы наконец написать, хоть что-нибудь оригинальное. Но всё настолько поверхностно проходило над ним, что ничего особо не блестит на глазах. Он чувствует радость, веселье от встреч со знакомыми. Грустит от конфликтов и от пустой пачки сигарет в кармане. Но это так быстро проходить сквозь, что ощущается одно большое ничего. Недавно, все за тем же столом, в сопровождении гробовой тишины его начинало посещать просветление, в каком-то роде. В воздухе витала мысль устроиться на официальную работу. Даня может справиться в одиночку с этим состоянием, нечего втягивать лишние плаксивые глазки.

Любая должность, желательно, чтобы без прямого взаимодействия с людьми. В целом даже было одно место, где ему и место. По старым знакомствам за милу душу возьмут под белы рученьки и запихнут на мизер зарплаты. Ему больше и не надо, денежная подушка пока позволяет. Но есть всегда хоть один да нюанс.

Маленькая тайна с огромным багажом скелетов. Открыв который, можно не хило испугаться, что выпустил все содержимое ящика Пандоры. Но, взгляды через призму лет, хоть и малых, меняются. Правда, тяготы от тех минут скорби все остаются. Там работает его слабое место, открытая рана, которую, как не штопай и не прижигай, она заново раскроется. Поэтому легче отвлечься от неё любой другой важной ранкой.

Когда других активностей и завала не было, тот самый организм, не предупреждая расчетливо ломался от нагрузки. Выхода не оставалось, кроме как остаться в закрытой пыльной комнате с этим воспоминанием. Он потерял лучшего друга. Конечно, по своей вине, теперь Даня это прекрасно осознает. Что грузит плечи, тянет спину быстрее вниз. Ближе к разгорячённой сковороде полной свежего лука, чтобы было легче расколоться и громче рыдать.

Помнит, кричал в лицо об опасности места, куда сам сейчас планирует пойти, что только отмороженные пойдут работать туда, что там умереть легче, чем выйти на перекур дома. Догонял, хватал, махал руками. Шептал, держа крепко за горячую ладонь, умолял одуматься и не связываться. Раньше он на распев причитал— успех того не стоит. Как лицемерно вышло... Ему тогда плюнули на кроссовок вместо слов и злостно смотрели вглубь. Драка была несильная, однако, до чего точечная. Каждое слово крюком застревает под шкурой и забивает выход крови, создавая гематомы, шишки без шанса простого заживления.

Они гордые, цену себе каждый знает, пока ночами кусали подушку, зажимая с силой зубами, чтобы перестать рыбой хныкать по воздух от затяжной истерики, немо кричать о несправедливости. Правда, вот интерес... после устройства на работу в "Розу ветров" любой человек взлетал в течении полугода, вряд ли это случайность. Руслан не стал исключением, хотя сам процесс съёмок, написание треков и в целом личность обросла немалым слоем толстого мха. Загадочность, обволакивающая образ, предала особого шарма, от чего фанаты только сильнее разгорались.

Даня всегда им гордился. Гордиться. Неважно кричал он об этом по пьяне в чужую улыбку напротив, стеснительно приобнимал, сжимал плечо или присылал мем поздравление. Даже в таких условиях и после ссоры, он безмерно счастлив, что его друг...то есть…? Человек творит и развивается. Остаётся только пожелать, может, надеяться, что музыкант выбрался из змеиного клуба и теперь творит самостоятельно. Хотя бы за этим стоит сходить туда. Убедиться.

Петр словно настоящий аспид, раскидал конечности километрами по городу. Он знает каждый вздох и распознает от кого он. Иначе не скажешь, как они встретились в обычном киоске спального района в час ночи. Где, кажется, был молодой студентик кассир. В глазах мужчины очень интересно, зазывающе ярко, кто-то кокетливо гипнотизировал музыканта. Не поддаться такому напору было бы как минимум грубо.

Аудитория со скрипом, но согласилась отпустить музыканта в "отпуск" с условием стримов раз в неделю. Правда, это не делает творческую жизнь легче. Мужчина нервно обкусывает серединки губ, перетирает сухое мясо в кровь, на что капилляры возмущённо больно бьют по нервам в ответ на последний укус. Он обиженно на них огрызается, пытается оправдаться. Мол, а что ещё делать, я нервничаю!

Сегодня был марафон в 12 часов стрима, перед "уходом", захотелось пообедать и на свой страх и риск разогреть еду в шайтан машине. Пока насыпал тарелку, пришла идея, как облегчить себе и людям жизнь.

— Шо, если голосование для программы стрима сделаю? Ну, там фильмы, сериалы школьников, другие ве-щи-чки? Бесплатно между прочим! Вы же готовку хотели, вроде? Суши уже готовили!

Только закрылась дверка, как вай фай снова начал нещадно падать, пошел настраивать слетевшую картинку от проклятых волн микроволновки.

Донаты один за другим дополняли идею друг друга сводя мосты между экранами зрителей. Пару предложений он под видом все тех же ухищрений настроек трансляции записал ничком в черновики несколько ярких фраз, чтобы не забыть. В целом процессия потока идей пришла к самоповтору и шизофрении запущенного характера. Что неудачей в целом не назовёшь, на руках имелся чёткий план на ближайшие 2 трансляции.

Остатки стрима прошли в напряжённой обстановке, в последнее время морально становилось тяжело от любого взаимодействия с аудиторией. С людьми в целом. Это не вина общества, просто так получается. Вылавливать эмоции казалось невозможным подвигом, который требует Гераклических усилий. Что только подкидывало дров в кострище сомнений:

" Выпущу ли я альбом, если да, то он будет на уровне или это очередная жвачка попсовая...?"

Все это оседает на корешке языка и брызжет со львиной щедростью ядом на любые "НО" в его сторону. К тому же назревает новый, скорее очередной, конфликт в сети. Ему точно нужно уйти, бросить это болото из вечных повторов и отражений, поискать чего-то стоящего. Под конец стрима досмотрел серию "Не Ври Мне", настроение немного улучшилось от поднятых ностальгических чувств и завершить трансляцию удалось на приятной ноте.

— Ну, сегодня, че-то, короче...ну, не знаю, может, я какое-то значение этого стрима придал, но сегодня было... Почему-то! В двойне лампово, хотя, я говорю, что прям очень хотел сегодня по...ну…поугарать или ещё что-то, но сегодня так мило посидели, шо прям, аж настроение сижу лыблюсь, поэтому надеюсь у вас все тоже самое. — завис, от того, как бездумно и быстро были сказаны слова, стушевался от усталости мозг, но опомнился, больно ущипнув себя за бедро — Пишите предложки в телегу постараюсь все варики прочитать, выберем что по козырнее... Все господа пошёл отдыхать, я подустал за последнее время, постараюсь сегодня пораньше лечь, а не в четыре утра, хаха!

Нужно проверить напоследок в третий раз... ну, ладно в четвёртый! Всё ли выключено после завершения стрима и можно спокойно отправляться в путешествие личных дел.

Угрызения совести до сих пор пираньими зубами обгладывали сердце по десятому кругу. На пальцах уже не осталось живого места, чтобы сбить немного тревоги в стол. Неправильно он все это затеял, так не должен поступать самодостаточный, адекватный и гордый человек. Но про уставшего и забитого своими же ожиданиями речи не шло, так ведь? Надо бы сходить сначала в душ и лечь спать, а утром черкануть пару строк.

Нет, совсем по-другому сначала написать, потом пойти в душ и спать.

Да, так будет поспокойнее. Руки тянутся быстрее выстроенной цепочки размышлений к записке над столом, где спешными прыгающими цифрами выведен очередной новый номер телефона.

Привет, извини, что так появляюсь неожиданно. Хотел спросить в Розу ещё охранника ищете?