Так быстро стремится ладья моя в зеркале вод,
И взор мой так быстро следит за теченьем реки.
Прозрачная ночь, в облаках, обняла небосвод,
Прозрачная ночь и в воде, где дрожат огоньки.
Чуть тучка, блестя, пред Луной в высоте
промелькнет,
Я вижу в реке, как той тучки скользит хризолит.
И кажется мне, что ладья моя в Небе плывет,
И кажется мне, что любовь моя в сердце глядит.
Ду Фу, «В уровень с водой».
(пер. К. Бальмонта, 1923г.)
Смех. На площади стоял смех, и толпа разодетых людей куда-то неистово бежала. Вдоль улицы по реке проплывали лодочки, украшенные в честь праздника. Мужчины громко говорили, сидя за столиками на улицах и не заходя в павильоны. Мимо проходили красивые девушки — и все улыбались.
Висели связанные между собой монетки, и связку то и дело колыхал ветер — и в этот миг связка монет пела. Или то были колокольчики, повязанные на пояс красавицы, что прошла мимо них, спокойная и строгая? Она прятала лицо, но длинные рукава ее выдавали с головой: быть может, она танцевала или пела и была как раз из дома «Теплого ветра». Поговаривали, будто одна из тамошних девиц всё равно что воплотившаяся хули-цзин.
Красота ее, говорили, способна свести мужчину с ума. Белая кожа сияет даже ранним утром, щеки румяны и губы ярки без всякой косметики, а руки нежны, словно она не касалась в жизни ничего тяжелее лепестков роз.
Глядя на эту женщину, Цзинь Гуаншань был готов поверить и в такую байку, которую ему старательно нашептывал на ухо сын главы. Повернувшись к мальчишке, Цзинь Гуаншань даже одарил его спокойной улыбкой, но лишь рассеянно пожал плечами вместо ответа на какой-то вопрос: на чужом лице так и отразилось нетерпение.
— Глава, — осторожно вступился Хэ Шуи, низко склоняя голову, пусть даже Цзинь Гуаншань твердил ему сотню раз, чтобы так низко не сгибался. — Молодой господин Вэнь спрашивает, не желаете ли вы навестить дом «Цветущих средь горных вершин слив»?
Снова улыбнувшись, Цзинь Гуаншань перевел взгляд со своего советника на Вэнь Чао, потом обратно. Оба ждали ответа, и если Хэ Шуи выглядел безразличным, то Вэнь Чао едва ли не был готов вылезти вон из одежд и из кожи. Неужели так опасался разгневать отца после вчерашней оплошности, что в самом деле всеми силами собирался развлекать Цзинь Гуаншаня?
Если бы Вэнь Чао не перепутал покои, этот вечер бы никогда не случился. Но глава клана Вэнь в качестве извинений попросил Цзинь Гуаншаня задержаться еще на один день. Тот в гневе ответил: «И зачем же? Чтобы меня вновь отвели в покои прислужника и положили на грязную кровать?» Глава клана Вэнь лишь усмехнулся и покачал головой, а Вэнь Чао, низко склонившийся перед отцом, поднял голову и быстро заговорил: «Сегодня в Безночном городе праздник урожая. Позвольте мне проводить вас в лучшие места, что здесь есть, и показать вам, как клан Вэнь может быть гостеприимен!»
Пылкая речь Вэнь Чао его не тронула, но Цзинь Гуаншань сменил гнев на милость лишь по одной причине: он страшно скучал.
Вернувшись в Ланьлин, он должен был заняться неприятнейшим из дел — всё же ответить на письма, связанные с очередным незаконным наследником. А что супруга узнала про всё, он и не сомневался. Первым делом Цзинь Гуаншаня ждал скандал, затем неприятные письма, затем только он сможет наказать дурных лазутчиков — и как можно не узнать, откуда отправили эти ужасные записки?..
Задержаться еще хотя бы на день в Безночном городе — это выглядело отличным вариантом, чтобы, по крайней мере, переждать гнев госпожи Цзинь. Хэ Шуи сопровождал его, конечно, это плохо, ведь больше никому Цзинь Гуаншань не позволял входить в свои покои, а значит от гнева его супруга могла перебить ценные вещи или поломать дорогие сердцу подарки. Но лишь в одном случае: если сумела обнаружить, куда он спрятал ключ от замка на дверях.
— Глава клана Цзинь?.. — осторожно позвал Вэнь Чао.
Цзинь Гуаншань стряхнул с себя лишние мысли и вдруг заметил, что изо рта Вэнь Чао вместе со словами вырвалось облачко пара. Затем глянул на свои руки: кожа покраснела. Укутанный в зимнюю накидку, Цзинь Гуаншань всё равно замерз. Возможно, от близости воды…
— И что там? Что в том доме? — Кивнув, Цзинь Гуаншань повелел их небольшой процессии продолжать путь. Прислужники Вэнь Чао поспешили за ним, и тот чуть обогнал Цзинь Гуаншаня, стараясь действительно сделаться его проводником.
Они пошли по мосту.
— О! — тут же заговорил Вэнь Чао, весело улыбнувшись: кажется, он и сам любил это заведение. — Там собраны самые прекрасные женщины, которых госпожа Сюй сумела найти в Цишане. Каждая умеет танцевать, петь, играет на цитре, читает стихи…
О нет, опять стихи и цитры… Цзинь Гуаншань едва сдержался, чтобы не закатить глаза, натянуто улыбнулся и покачал головой.
— Этим никого не удивишь. Сейчас каждая шлюха из самого захудалого борделя станет читать Ли Бо!
Воцарилась тишина. От растерянности лицо Вэнь Чао вмиг вытянулось и стало выглядеть так смешно, что Цзинь Гуаншань кашлянул в кулак. А вот Хэ Шуи фыркнул от смеха — и вдруг все захохотали. Даже Вэнь Чао стал смеяться, пусть в глазах его отражалось непонимание.
— Молодой господин Вэнь еще слишком молод и думает, будто умная женщина хороша.
Снова все захохотали. Цзинь Гуаншань зябко поежился, когда они сошли с моста. Вроде бы не Юньмэн, а так холодно от воды!
— Тогда, быть может, — попробовал вновь Вэнь Чао, — наведаемся к госпоже Юн? Там подают самое вкусное вино.
— Вкуснее «Улыбки императора»? — прищурившись, спросил Цзинь Гуаншань.
— В дом «Прибрежного рассвета»?
— Что там? Красавицы и вино?
Вэнь Чао понуро опустил голову, но шевелил губами: думал.
Приблизившись к Цзинь Гуаншаню, Хэ Шуи покачал головой и с улыбкой заметил:
— То ли ты сегодня особенно капризен, то ли на старости лет потерял интерес к красавицам и вину?
И хотя слова его прозвучали глухим шепотом, кажется, Вэнь Чао всё равно услышал и вскинул голову.
— Я просто желаю познать что-нибудь новое. Красавиц и вино я без того пробую каждый свой визит в Цишань Вэнь.
И вновь все захохотали, но Вэнь Чао просиял. Он обогнал Цзинь Гуаншаня и Хэ Шуи, встал перед ними и, стукнув себя по груди, громко произнес:
— Я такой невежда. Совсем не подумал, что главе клана Цзинь будет интересно кое-что особенное.
Цзинь Гуаншань приподнял брови в ожидании, и сердце пропустило удар. Как бы ни хотелось ему думать, что Вэнь Чао свою задачу провалил, тот выглядел слишком уж хитрым и довольным собой.
— Я слушаю, — сказал Цзинь Гуаншань. Скука стремилась рассеяться в воздухе.
— Туда пойдем. — Вэнь Чао махнул рукой направо. — Там в павильоне сегодня играет труппа актеров. Ставят знаменитейшую в Цишань Вэнь пьесу. «Волею небес». Господин Цзинь, вам следует это увидеть.
— Опера?.. — спросил Цзинь Гуаншань и посмотрел на Хэ Шуи.
Тот лишь пожал плечами — решай сам.
Поклонником театрального искусства Цзинь Гуаншань никогда не являлся, хотя его супруга то и дело приглашала актеров в Башню Золотого Цилиня. Они замечательно развлекали гостей, пока Цзинь Гуаншань скучал: ему понравилось слушать «Распустились лотосы в пруду» только в первый раз. Остальные сотня ужасно наскучили. Но госпожа Цзинь любила именно эту пьесу и желала, чтобы ее играли всегда, когда приезжали высокие гости.
— Там будет играть лучший во всей Поднебесной дань, — вдруг произнес кто-то… со стороны.
Удивленные Цзинь Гуаншань, Хэ Шуи и Вэнь Чао обернулись на голос.
В десятке шагов от них стоял старик, судя по виду, аптекарь. Он держал в руках несколько мешочков и улыбнулся.
— Откуда знаете, отец? — спросил тут же Хэ Шуи.
Старик усмехнулся и пожал плечами:
— А много вы знаете цинъи, которые бы сейчас взялись играть эту пьесу в оригинале? Даже им что полегче хочется. Уж слишком сложный и устарелый тот язык, которым она написана.
Цзинь Гуаншань и Вэнь Чао переглянулись.
— Хорошо, — кивнул Цзинь Гуаншань. — Веди. Посмотрим на эту пьесу.
Через четверть часа они уже сидели за низкими столиками, заставленными блюдцами: виноград, свежие фрукты и ягоды. Рядом лежали чистые палочки для еды, стоял кипящий чайник, распространяла запах сандала и кедра забавная курильница, похожая на жабу. Самое важное: здесь было тепло, и понимавшая всё госпожа Мэй старалась всем Цзинь Гуаншаню угодить.
Как именно Вэнь Чао расстарался и уговорил ее впустить их к другим гостям, Цзинь Гуаншань не думал — возможно, он недооценил младшего из сыновей Вэнь Жоханя, и власти у того было не меньше, чем у первого. Пусть величием Вэнь Чао ему и уступал.
Цзинь Гуаншань поднял чашу с вином и, приложив одну руку к другой, легко поклонился смотревшему в его сторону Хэ Шуи, а потом — Вэнь Чао, пусть тот уже увлекся одной из здешних девиц. Цзинь Гуаншаню не пришлось бы отвлекаться: его обслуживала сама госпожа Мэй и даже усадила поближе прочих.
— Если что-то будет нужно, — шепнула она, наливая в чистую чашу свежий чай, — только махните мне рукой. Ох…
Заиграли цитры. Мгновением позже их хор подхватили баньху. Кажется, даже заиграла флейта, но ее высокое пение слилось с зазвучавшими фальцетом словами: в давние-давние годы…
Откинувшись назад, Цзинь Гуаншань сел удобнее и замер, прислушиваясь.
— В давние-давние годы, лорд Тань У велел построить дивный город — и когда строительство кончилось, а город заселили люди, и началась торговля, и процветали лавочники да аптекари, и звон монет звучал здесь громче уличных песен…
Цзинь Гуаншань ждал: долгая присказка казалась ему не слишком интересной. К тому же на сцене сейчас находилась лаодань, а старухи его не интересовали.
Лаодань всё рассказывала и рассказывала: как город сделался закрытым от мира и как стали в нем практиковать тайные искусства. Все мужчины и женщины теперь готовились стать великими воинами и убийцами. Цзинь Гуаншань вновь выпил вина и окинул комнату задумчивым взглядом. Клубился белый дымок. Хэ Шуи безразлично смотрел на сцену, а Вэнь Чао обнимал приставленную к нему девицу. Цзинь Гуаншань посмотрел на госпожу Мэй и вытянул руку. Госпожа Мэй неловко улыбнулась, чуть порозовела, но, кивнув, подобрала полы своих платьев и села рядом с ним.
На моменте, когда история, наконец, свернула на современность, и среди прочих показался главный шэн, Цзинь Гуаншань приобнял госпожу Мэй и уже принялся поглаживать ее теплое колено. Он даже собирался сказать ей, какие длинные и упругие у нее ноги — но тут вновь зазвенели единым хором все инструменты, собравшиеся под крышей павильона, и на сцене, мягко ступая, закрытая длинными рукавами, появилась цинъи.
Все вдруг вытянулись и устремили взгляд на сцену, и Цзинь Гуаншань, далеко не поклонник оперы, тоже поддался этому порыву.
Музыка продолжалась или смолкла, всё пошло цветными пятнами, и очертания стен и предметов размылись, теряя свои великолепные узоры буйных цветов, Цзинь Гуаншань этого бы не заметил. Он следил за плавными движениями и царственной осанкой.
Скромная цинъи остановилась посреди сцены, став спиной к зрителям. Потом медленно опустила обе руки. Шорох ее одежд и звон вплетенных в высокую прическу украшений зазвучали новой музыкой.
А потом она повернулась, открыв рот, и запела свою партию — сквозь фальцет слышался чуть более мужской голос, чем если бы пела женщина, но этот крошечный недостаток уже никто не заметил, тем более Цзинь Гуашань, не слишком разбиравшийся в особенностях оперного пения. Сердце его ухнуло в груди и замерло в тот момент, когда цинъи, перекатив плавным движением голову от одного плеча к другому, позволила ему рассмотреть свое лицо.
Все вдохнули — и выдохнули одним восхищенным шумом.
Послышались шепотки:
— До чего красива…
— Безупречна!
— Смотри, смотри, как она движется, как ходит!
Цзинь Гуаншань сглотнул, не зная, что сказать.
Под плотным слоем макияжа и в одеждах цинъи выглядела небожительницей, случайно оказавшейся среди никчемных земных мужей, вроде него. Тонко очерченный нос, красные губы и темные, весело блестящие глаза. Нежные руки с гибкими пальцами. Тонкая бледная шея, едва-едва выглянувшая из многослойных одежд.
Сколько она двигалась и сколько Цзинь Гуаншань ее рассматривал, забыв о сюжете и тех, кто еще был на сцене, он сам не понял. Но вдруг услышал голос Вэнь Чао совсем рядом и понял, что до сих пор прижимает к себе госпожу Мэй, что гладила его по плечам:
— Что скажете, господин Цзинь?
— Я… — начал было он и запнулся, не найдя слов.
Вэнь Чао понимающе усмехнулся.
— Понравилась цинъи? Или что скажете о ней?
Отпустив госпожу Мэй, Цзинь Гуаншань опрокинул в рот чашу вина, прикрыл глаза и постарался собраться с мыслями.
— Скажу, — рука подрагивала, когда он ставил чашку на столик, — что она совершенна.
Кто-то подошел к Цзинь Гуаншаню и упал на пол, склоняясь в поклоне. Сморгнув удивление, Цзинь Гуаншань узнал человека: старик, которого он принял за аптекаря!
— Слышать мне, старому наставнику этих паршивых актеришек, такую похвалу от великого главы сильнейших из кланов…
Он не успел окончить речь. Усмехнувшись, Цзинь Гуаншань расслабленно выдохнул и покачал головой:
— Твоя уловка отлично сработала, старик. — Наставник труппы улыбнулся слишком самодовольно для того, кто обманом заманивает себе зрителей. Хорошо, что Цзинь Гуаншань чувствовал себя просто прекрасно. Он прищурился и подался чуть вперед так, что столик пошатнулся. — Ну-ка, скажи мне, старик, о чем была пьеса?
Чего-чего, а уж удивления в его взгляде Цзинь Гуаншань не ожидал. Сидевший поблизости Вэнь Чао сдержал улыбку, очевидно, заметив, как глава клана Цзинь теряет всякую спесь.
— Если глава клана не распробовал историю, — осторожно начал старик, — то мы готовы пригласить вас бесплатно на следующее представление.
Хороший ход, подумал Цзинь Гуаншань. Старик этот был неглуп, раз не стал при всех откровенно его выдавать — уж он-то догадался, что Цзинь Гуаншань не просто не распробовал историю, а вовсе упустил всё происходившее на сцене из виду.
— Только если ты будешь сидеть рядом и ответишь на каждый из моих вопросов. Уж больно сложный и устаревший язык используют твои актеры.
На губах старика мелькнула улыбка.
— Как скажет глава клана. — Он вновь поклонился. — Я привезу нашу труппу в Ланьлин через месяц.
— Я прикажу, чтобы вам отдали лучший из павильонов. — Цзинь Гуаншань расправил плечи и махнул рукой. — А теперь иди.
И тут же Вэнь Чао сел еще ближе, оторвал одну из виноградин и положил себе в рот. Невоспитанность…
— Как господин Цзинь провел свое время? Лучше, чем с вином и красавицами?
Цзинь Гуаншань повернул голову вбок и скользнул долгим взглядом по госпоже Мэй, прощавшейся с остальными гостями. Та, словно почувствовав на себе его взгляд, обернулась и улыбнулась как можно скромнее.
— Пожалуй, следует закончить этот вечер вином и красавицами, — сказал он как можно громче.
Сидевший на своем месте Хэ Шуи усмехнулся и пожал плечами. Госпожа Мэй коснулась плеча.
— Сейчас я провожу последних из гостей и вернусь к вам.
И не обманула.
Утром Цзинь Гуаншань чувствовал приятную ломоту во всем теле: он не лег бы спать этой ночью, возможно, не начни Мэймэй жаловаться, что он ей уже всё натер и что болеть будет еще месяц. Хотя сейчас он понимал, что Мэймэй права: ведь сам не ожидал от себя такой прыти. Однако образ цинъи, всплывавший раз от раза в голове…
На рассвете Цзинь Гуаншань взял Мэймэй еще раз. Несмотря на ночные протесты, она оказалась вовсе не против и даже обрадовалась — щедрости даже больше, чем ему самому. Ну а Цзинь Гуаншань был готов приплатить в этот раз чуть больше, чем госпожа Мэй на самом деле стоила — хотя бы потому, что она согласилась на макияж.
— Хорошо себя чувствуешь? — спросил Хэ Шуи, садясь на лошадь.
Цзинь Гуаншань усмехнулся:
— Спокойно. И буду спокоен еще месяц так точно.
Выражения сомнения на лице Хэ Шуи, своего советника и ближайшего друга, Цзинь Гуаншань не разглядел — тронулся с места, больше не желая попусту тратить время в Цишань Вэнь.
Труппа актеров уехала отсюда еще до рассвета.